Шифры и революционеры России
Глава девятая. Партия «Народная воля»
жүктеу/скачать 3.51 Mb.
|
Глава девятая. Партия «Народная воля»Судьбе этой революционной организации посвящены десятки воспоминаний современников, сотни книг и статей историков. История – наука достаточно конъюнктурная. И то, что вчера она считала добром, сегодня трактуется как абсолютное зло... И это очень удобно – ничем не рискуя обсуждать поступки давно ушедших от нас людей, обвинять их в наших нынешних проблемах и думать, что мы и есть последняя историческая инстанция. Сегодня деятельность «Народной Воли» окрашена черной краской. Впрочем, то же самое можно сказать и про всю революционную историю. Пусть так... Но все, что произошло когда-то в России, совершенно закономерно. Прошлого не зачеркнуть, а можно только понять. И кровавого взрыва на Екатерининском канале вряд ли удалось бы избежать. Этот трагический факт русской истории логически вытекал из всей предшествующей борьбы революционеров. 1879 год – целая эпоха для подпольной России. Для общества «Земля и воля» он стал роковым. Казавшийся таким удачным план народного восстания через организацию революционных поселений совершенно себя не оправдал. Репрессии правительства усиливались из месяца в месяц. В стране гремели выстрелы. И все чаще палачи строили виселицы. В 1878 – 1879 годах в различных судебных процессах приговорили к смерти 29 человек. 18 приговоров были приведены в исполнение. Среди повешенных – ближайшие друзья землевольцев - Валериан Осинский, Александр Соловьев, Дмитрий Лизогуб. Для А. Михайлова и его товарищей наступило время выбора. Еще совсем недавно, в сентябре 1878 года, он ратовал за «непременное и скорейшее отмщение оскорблений и мучений наших лучших товарищей». 1879 год усилил эти чувства в неимоверной степени. Друзья всходили на эшафоты. В Петропавловской крепости шла смертельная борьба революционеров с бесчеловечным режимом их содержания. Этому отдавались последние силы. Алексею Оболешеву не суждено было выйти из тюрьмы, Ольге Натансон разрешили умереть на руках у родственников, Александра Малиновская сошла в крепости с ума. Оставшимся на воле выход виделся один – мстить. Сначала возникло чувство. Под него оставалось подвести теоретическую базу. Но сомнений уже не было. 2 апреля 1879 года в самом центре Петербурга Александр Соловьев стрелял в императора Александра II. В столице началось настоящее ошаление властей. Деятельным помощником Соловьева оказался Александр Михайлов. Глубоко потрясенный неудачей и бесполезной гибелью товарища, преследуемый полицией, он покидает Петербург. Путь его лежал на юг. Он курсирует между Киевом, Одессой и Черниговом в надежде спасти деньги Дмитрия Лизогуба. 14 мая 1879 года, в день отъезда Михайлова из Киева, в городе происходит казнь другого его друга Валериана Осинского. Александр направляется в Чернигов к управляющему делами Лизогуба Владимиру Дриге, не подозревая, что тот уже встал на путь предательства. Затем он объявляется в Одессе, чтобы попытаться связаться с Лизогубом и через тюремные стены получить от него приказ Дриге – отдать все состояние Михайлову. Одновременно без остановки идет подготовка к землевольческому съезду. И Михайлов неустанно ищет сторонников террористической борьбы. По рекомендации Арона Зунделевича и Михаила Фроленко на его горизонте появляется Андрей Желябов. Так встретились два будущих вождя террора. А события приближаются. Еще в мае 1879 года в недрах «Земли и Воли» образовалась террористическая группировка «Свобода или смерть» во главе с Александром Квятковским. Все было готово к решительным действиям. 15 июня в Липецке собрались одиннадцать человек, чтобы накануне съезда землевольцев согласовать свои террористические планы. Здесь встретились А. Михайлов, А. Желябов, А. Квятковский, Н. Морозов, Л. Тихомиров, М. Фроленко, С. Ширяев, А. Баранников, М. Ошанина, Н. Колодкевич и Г. Гольденберг. Решение съезда единогласное – продолжение борьбы с правительством через организацию прямого покушения на царя. 18 июня в Воронеже открывается очередной съезд «Земли и Воли». С зимы – весны 1878 года народники не собирались в таком представительном составе. Принимается значительное количество новых товарищей – Основной кружок был изрядно опустошен правительственными репрессиями. В съезде участвовало 19 человек, представляющих 40 землевольцев. Шли отчаянные споры, но раскола не последовало. Лидер мирной работы в деревне Георгий Плеханов демонстративно покидает съезд. Но остальные товарищи еще держатся друг за друга. Половину июля 1879 года Михайлов вновь провел в Одессе, но 14 числа выехал в Чернигов. Он еще не знает, что вместе с Дригой его ждет там полиция. В своде «Показаний... по делам о государственных преступлениях» читаем: «В июле 79 года состоящий под надзором полиции в Чернигове Владимир Дрига дал указание на лицо, известное под псевдонимом Безменова, приехавшего в Чернигов в том же июле 79 года перед самым заявлением Дриги с целью получить деньги. Сам Безменов сумел скрыться, в оставленных им вещах – вексельный бланк, химические чернила, какие-то порошки, склянки с различными составами и машинка для штемпелей. Безменов среднего роста, носит рыжую бороду, заикается, приезжал 9 мая 1879 года из Курска в Киев и останавливался в гостинице «Заря» по Безаковской улице в доме Фидлера, а через пять дней обратно выехал в Курск. Проживал под именем Михаила Дмитриевича Михайловского. 13 июня был проездом вместе с дворянином Василием Андреевичем Чернявским в Липецке Тамбовской губернии, где останавливались на постоялом дворе Голикова» (93). Жандармы пока не догадываются, что скрывшийся от них Безменов есть Александр Михайлов, а дворянин Чернявский – Андрей Желябов. Но сыщики уже взяли первый след. В своих содержательных автобиографических записках Михайлов рассказал, как чудом избежал ареста в Чернигове и, бросив в гостинице все вещи, ночью скрылся из города. Неудача! А деньги нужны срочно. В Петербурге по решению Липецкого съезда Степан Ширяев начинает производство динамита. Это требует немалых средств. Десятки революционеров живут нелегально, снимают квартиры. И только на содержание конспиративных явок в Петербурге ежедневно тратилось двести рублей. По тем временам – огромные деньги. Михайлов проявляет просто гениальную распорядительность. В конце июля – начале августа он в Москве, затем в Петербурге, через две недели снова в Москве. Параллельно «Дворник» определяется с местом взрыва царского поезда. Но перед этим, 15 августа, в пригороде Петербурга прошел последний съезд «Земли и Воли». Разрыв стал неизбежен. Родились две новые организации – «Народная Воля» и «Черный Передел». «Земле и Воле» так и не суждено было пасть под ударами царской полиции. Навсегда она осталась образцом подпольной организации для всех поколений российских революционеров. Но трагическая судьба ждала прямую наследницу общества землевольцев – «Народную Волю». Программа новой партии была проста: подготовка заговора и восстания при сочетании террористических актов с пропагандистско-организационной работой во всех слоях российского общества. В конце лета 1879 года был окончательно утвержден новый устав организации, принятый еще на Липецком съезде. Долгое время этот важнейший документ считался утраченным и судили об уставе только со слов уцелевших народовольцев. Но, видимо, рукописи действительно не горят. В 1924 году в заграничном издании В. Л. Бурцева «На чужой стороне» был опубликован устав легендарной «Народной Воли», обнаруженный историками в бумагах известного жандарма генерала Новицкого. Устав содержит 77 параграфов и подробнейшим образом регламентирует всю структуру «Народной Воли». Он не датирован, но, по косвенным признакам, несомненно, относится к осени 79 года – к моменту разворачивания деятельности новой организации. Принцип построения «Народной Воли» был в общих чертах схож с «Землей и Волей». И не удивительно – обе организации основали одни и те же люди. Во главе общества землевольцев мы видим Основной кружок. Вокруг него формировались различные специализированные группы и поселения. Во центре Основного кружка стояла выборная Администрация. Подобную картину нетрудно проследить и в «Народной Воле». Вместо «Основного кружка» существовал «Исполнительный комитет» (ИК), название которому придумал еще Валериан Осинский. В разное время в него входило (по март 1881 года) около трех десятков человек. Большинство его членов были очень молоды, а самому старшему исполнилось только 30 лет. Однако все они являлись опытными подпольщиками со значительным стажем нелегального существования. Революционеры прекрасно отдавали себе отчет, что впереди их ждет, в лучшем случае, каторга. Народовольцы отказывались от любого имущества в пользу своей партии, не имели права самостоятельно покинуть организацию, клялись хранить абсолютную тайну, а обязанности перед товарищами ставились выше любых личных проблем. Главная роль в «Народной Воле» отводилась общему собранию, но все текущие дела решала Администрация (или Распорядительная комиссия) из трех человек. Вот пункт устава, интересующий нас в первую очередь: «§ 29. Администрация устанавливает пароли и шифры, обязательные для всех членов Исполнительного комитета. Только [выделено мною – А.С.] этими установленными способами члены комитета могут вести деловую комитетскую переписку и записывать секретные сведения, адреса, фамилии и пр.» (94). Вокруг Исполнительного комитета формировались группы и агенты с жесткой привязкой к Центру. Организация объявила настоящую войну самодержавию, и отношения внутри нее были тоже военные. В течение двух лет героического поединка с правительством «Народная Воля» приобрела невиданный ранее авторитет революционеров в российском обществе. И уже будучи разбитой физически и морально, она еще долгое время наводила страх на царя и его окружение. Существование Исполнительного комитета было тщательно законспирировано. Никто не знал его членов. При своем аресте они не имели права объявлять о своей принадлежности к комитету, а назывались его агентами 3-ей степени. Каждый пункт устава исполнялся очень тщательно и безусловно. Поэтому не позднее августа 1879 года Администрация должна была уже утвердить шифры новой организации. Это обстоятельство очень важно и имеет решающее значение для наших дальнейших выводов. Но об этом позже. А пока продолжим листать героические страницы «Народной Воли». Производство динамита шло полным ходом. Во главе стоял член ИК Степан Ширяев, помогали Анна Якимова, Николай Кибальчич и Владимир Иохельсон (первая – член ИК, двое последних – агенты 2-й степени). В конце сентября работа была успешно окончена и чемоданы с динамитом потянулись в разные концы России. Для покушения на Александра II выбрали три места – под Москвой (А. Михайлов), под Александровском (А. Желябов) и под Одессой (М. Фроленко). И во всех трех случаях планировался взрыв царского поезда во время возвращения императора с летнего отдыха в Петербург. Александр Михайлов окончательно осел в Москве в конце сентября 1879 года. Он хорошо знал этот город, имел здесь много знакомых и близкую родню. Но в этот раз соблюдал сугубую осторожность. На самой окраине Москвы, в сущности – уже пригородной деревне, был куплен частный дом рядом с железнодорожным полотном. Хозяевами его стали Лев Гартман и Софья Перовская. Совсем недавно мирные пропагандисты, теперь оба превратились в отчаянных террористов. В ночь на 1 октября из подвала дома в сторону железной дороги начал копаться грандиозный подкоп. Направление его было выбрано самым кустарным способом – отвесом, компасом и ватерпасом. Галерея велась с огромными трудностями. Через год, будучи арестованным, Александр Михайлов подробнейшим образом расскажет жандармам, как все это происходило. В ужасной тесноте (высота галереи составляла 80 сантиметров), при постоянной угрозе обвала (толщина земляного пласта над галереей не превышала 90 сантиметров), в постоянной грязи и холоде (снизу вплотную подпирали грунтовые воды) – таковы были условия подкопа. Работали с семи утра до девяти вечера, но успевали прокопать в день не более полутора – двух метров. В начале ноября зарядили дожди. Условия стали невообразимые. Добавить сюда почти полное отсутствие вентиляции – и картина приобретет законченный вид. Это был каторжный труд горстки террористов. И какую силу воли нужно было иметь, чтобы выдержать подобное. Предоставим слово самому Михайлову: «Чтобы как-нибудь избавиться от воды и осушить хоть конец галереи, мы устроили на сажень от конца плотину и переливали воду за нее. Сверху плотины было оставлено отверстие, чрез которое можно было только просунуться. Это сделало конец галереи подобным могиле... Для работы мы влезали в образовавшийся в конце склеп и, лежа по грудь в воде, сверлили, упираясь спиной и шеей в плотину, ногами в грязь. Работа была медленная, неудобная и... Но для полной характеристики я не могу подобрать слов! Положение работающего там походило на заживо зарытого, употребляющего последние нечеловеческие усилия в борьбе со смертью. Здесь я в первый раз в жизни заглянул ей в холодные очи и к удивлению и к удовольствию моему остался спокоен» (95). Потрясающие показания! Прошел уже год (!!!) после описываемых событий. И каковы же были впечатления Михайлова, Гартмана, Баранникова и других участников покушения непосредственно после его окончания? 10 ноября 79 года подкоп, наконец, был завершен. Он составил около 45 метров туннеля и 5 метров просверленной земляным буравом минной галереи. Неимоверные усилия по проталкиванию в узкое 15-сантиметровое отверстие цилиндрической мины не увенчались успехом – она застряла под соседней парой рельс. Оставалась надежда, что силы взрыва хватит разворотить все полотно. Но не хватило. 19 ноября 1879 года Степан Ширяев по сигналу Софьи Перовской взорвал заряд под проходящим мимо поездом. Состав сошел с рельс, но никто серьезно не пострадал. В нем оказалась только царская свита, сам император проехал мимо раньше в другом поезде. А перед этим также безрезультатно окончились подкопы на юге – под Одессой он был отменен, а в Александровске мина просто не взорвалась. 28 ноября 1879 года Михайлов покинул Москву и выехал в Петербург. А там тоже началась полоса тяжелых неудач. 24 ноября были неожиданно арестованы Александр Квятковский и Евгения Фигнер. В засаду на их квартире попала и госпожа Хитрово – Ольга Любатович, жена Николая Морозова. Но супругам удалось благополучно скрыться от полиции. В ночь с 3 на 4 декабря схватили Степана Ширяева и Сергея Мартыновского. У последнего изьята «небесная канцелярия» – паспортное бюро, основанное некогда Оболешевым. А еще раньше, 28 октября, прямо в Публичной библиотеке попал в засаду Арон Зунделевич. Террористы понесли серьезные потери. И, главное, то были случайные аресты. Клеточников о них ничего не знал. Сгустились тучи и над «Алхимиком». Так народовольцы называли Льва Гартмана за его страсть к химии. После московского взрыва полиция начала опрашивать всех соседей четы Сухоруковых. Под этой фамилией скрывались Гартман и Перовская. Наконец, к середине декабря 79 года, «Сухоруков» был опознан, о чем Михайлов был немедленно оповещен Клеточниковым. Во всех газетах и уличных афишах появилось сообщение, что одну из главных ролей в московском подкопе играл архангельский мещанин Лев Николаевич Гартман. Там же давались приметы террориста и приводилась его фотография. Ситуация осложнилась до крайности. Всегда жизнерадостный Гартман впал в мрачное уныние. Им овладела навязчивая идея – не даться живым в руки полиции. Обитал он в частной гостинице, и любой ничтожный инцидент мог кончиться пальбой Гартмана. Исполнительный комитет принял решение о его немедленном отъезде за границу. В конце декабря 79 года Лев Гартман, агент ИК 2-й степени, тщательно загримированный, в сопровождении Владимира Иохельсона, отправился на западную границу, где контрабандисты перевели его за кордон. Больше Гартман никогда не увидел родины. Перед своим отъездом он был тщательно проинструктирован Михайловым. Был ими условлен и шифр для конспиративной переписки. Через год после описываемых событий Лев Гартман стал официальным представителем «Народной Воли» за рубежом. К тому времени он получил там громкую известность. Находясь в Лондоне, Гартман вел через подставные адреса обширную переписку с ИК. На его послания отвечала Вера Фигнер, с осени 1880 года ставшая секретарем Исполнительного комитета. Сохранился ряд подлинных писем Гартмана – они отложились в бумагах дошедшего до нас народовольческого архива. Одно из них, в частности, содержит два зашифрованных лондонских адреса, служивших передаточным звеном в переписке народовольца. Криптограммы так и остались не разобранными при публикации. Теперь их прочтем мы. Но предварительно приведем фрагмент письма Гартмана, выполненного им химическим способом между строк нейтрального текста. «14 октября 1880 года. Лондон. Друзья! В виду того, что теперь половина октября и, следовательно, остается у меня пять недель до отъезда в Америку, прошу вас поторопиться с ответом на мои два большие последние письма. Получили ли вы их и разобрали ли? В виду того, что письма шлете вы все по одному адресу гренвилевскому, тогда как я дал еще адрес, повторяю этот второй и прибавляю еще третий адрес. Первый адрес: Мистер япупьт юрр хщхуыкяю Crownfield Road,Stratford E. Второй адрес: Мистер нщепьу ноздкщб тофомвшгьи Clarence Street, Essex Road. N.» (96). Ключом к шифру письма Гартмана являлась фраза «Могила любви». Система же шифра гамбеттовская, совершенно аналогичная землевольческой практике. Полный ключ представлен в таблице 4. (см. Таблицу 4) Таблица 4. Пользуясь ею, криптограмму нетрудно прочесть: «...Первый адрес: Мистер Саперс, сто тридцать… Второй адрес: Мистер Алберт Бребант, одиннадцать…» Через две недели, 30 октября, Лев Гартман, видимо с оказией, отправляет в Россию еще одно письмо уже без всякой химии. В нем он упоминает и фамилии двух англичан, выше расшифрованные нами. Причем адрес Саперса «Алхимик» отменяет и дает новый. Всего в письмах Гартмана есть указания на пять подставных адресов, используемых для тайной переписки с Россией. Так что дело народовольцами ставилось профессионально. Но вынужденное разделение криптограммы на фрагменты, соответствующие зашифрованным словам, влекло к понижению прочности шифра. Гартман просто опасался здесь ошибки. Это обстоятельство в значительной мере облегчило поиск ключа к шифру. Шифр «Могила любви», конечно же, был условлен народовольцами еще в России. Но Гартман не был членом Исполнительного комитета. Поэтому он никак не мог знать комитетского ключа. Это категорически запрещалось уставом ИК, который Михайлов сам никогда не нарушал и требовал того же от товарищей. Очевидно так же, что ключ этот был условлен непосредственно перед отъездом Гартмана из Петербурга. И если мы вспомним здесь московский подкоп и ужасные условия, в которых он велся, то слово «могила» обретет для нас определенный смысл. Понятия «подкоп» и «могила» с осени 79 года для народовольцев встали рядом. Их минная галерея сотрясалась от проезжающих мимо поездов, в любую секунду мог случиться обвал – а это конец всему: делу, жизни и любви. Они ведь были очень молодыми людьми – все эти страшные фанатичные террористы. И на краю жизни и смерти тоже любили. Здесь мы вторгаемся в весьма деликатную сферу симпатий народовольцев друг к другу. Исполнительный комитет был чрезвычайно замкнутой структурой революционной партии. Никто не мог знать, что происходит у него внутри. Между тем, несмотря на суровый устав, все отношения в нем строились главным образом на основе любви и товарищества. Исполнительный комитет отчетливо делился на влюбленные дуэты, скрепленные узами гражданского брака: Перовская и Желябов, Оловенникова и Баранников, Иванова и Квятковский, Якимова и Ланганс, Лебедева и Фроленко, Любатович и Морозов, Сергеева и Тихомиров, Корба и Михайлов, Гельфман и Колодкевич. Геся Гельфман не была членом ИК, однако, настолько близко к нему стояла, что Лев Тихомиров, очень точный в своих воспоминаниях, считал ее членом центра. Без пары оставалась, пожалуй, лишь очаровательная Вера Фигнер, незадолго до этого порвавшая с законным супругом. Только этот беглый перечень говорит нам о том, что любовь чрезвычайно много значила для народовольцев. Все они знали, что очень скоро погибнут. И от этого их взаимные чувства разгорались только сильнее. Но плоды их были трагичны. Софья Иванова, Геся Гельфман, Ольга Любатович и Анна Якимова потеряли своих новорожденных детей в катаклизмах террористической борьбы. Только Екатерина Сергеева, уехавшая с мужем за границу, смогла обрести семейное счастье. Но и им это стоило огромных физических и моральных издержек. «Могила любви»… Простой ключ к шифру, а за ним вся судьба народовольцев! Новый 1880 год подпольщики встретили с надеждой. Казалось, все свои неудачи они оставляли в прошлом. Опять шла изматывающая охота на императора – в Зимнем дворце Степан Халтурин готовился взорвать свою бомбу. Работала день и ночь динамитная мастерская Кибальчича, тайная типография печатала очередные номера «Народной Воли», а все российское общество с замиранием ждало развязки кровавой схватки революционеров и царя. Но беда снова стояла на пороге. 18 января 1880 года полиция нагрянула в Саперный переулок, где находилась знаменитая «тайная печатня» народовольцев. Обычная по-началу проверка паспортов кончилась пистолетной пальбой революционеров. Началось настоящее ночное сражение, под гром выстрелов которого пылали секретные архивы, бумаги Клеточникова, нелегальная литература. В числе прочих была арестована член ИК Софья Иванова, ставшая гражданской женой Александра Квятковского. Народовольцы потеряли свою крупнейшую типографию, опытных печатников и близких друзей. В редакции «Народной Воли» также было неспокойно. Между двумя ее основными членами Тихомировым и Морозовым развернулась жаркая дискуссия, грозящая опрокинуть все теоретические постулаты народовольчества. Не желая являться причиной раздора, Николай Морозов решает временно покинуть Россию. Михайлов тяжело соглашается с этим, но торопит Морозова и его супругу с отъездом. 22 января из Парижа приходит новое трагическое известие – по требованию русского правительства там арестован некий Эдуард Майер, оказавшийся на деле разыскиваемым Львом Гартманом. На этом фоне Морозов и Любатович пересекают границу, а 5 февраля в самом центре Петербурга – в Зимнем дворце – раздается мощный взрыв. Попытка взорвать царскую столовую обернулась страшной неудачей – вместо царя погибают одиннадцать солдат караула и пятьдесят шесть получают ранения. Такова цена покушения на Александра II. Русское правительство начинает упорную борьбу за выдачу Гартмана России. С этой целью в Париж выезжает специальный посланник Н. Муравьев, будущий прокурор на процессе первомартовцев. А в Женеву, в колонию русских политэмигрантов, летит письмо от Исполнительного комитета. Ольга Любатович впоследствии вспоминала: «Старые товарищи наши по Исполнительному комитету, взволнованные вестью об аресте Гартмана в Париже, прислали мне деньги и письмо с просьбой съездить в Париж и похлопотать там перед французским правительством об освобождении Гартмана. Первым министром Франции был тогда знаменитый Гамбетта. Поручение ИК я лично, по болезни, исполнить не могла и передала его Сергею Кравчинскому» (97). Все так и было. Только Гамбетта тогда еще не являлся премьер-министром. Сохранилось и письмо Исполнительного комитета к Ольге Любатович и ее товарищам. Находится оно в фонде С. М. Кравчинского в Центральном государственном архиве литературы и искусства. Биограф писателя-революционера, Е. А. Таратута, привела выдержки из упомянутого письма в своей монографии. Повторим их и мы. «Сердечный привет вам, дорогие товарищи, и поручение от нас! Судьба Гартмана – вот что в данный момент нас крайне озабочивает..., озабоченные вопросом, что можем сделать мы отсюда, как организация, мы положили: 1) отправить сегодня же в редакции органов французской прессы копии прилагаемого воззвания к французам, и во-вторых, уполномочиваем Сергея, Ольгу или Веру [Засулич – А.С.] ходатайствовать по этому делу от имени Исполнительного комитета официально. В более подробной инструкции нужды нет. Мы верим в успех ваших стараний... Посылаем сто рублей на путевые издержки. В крайнем случае постарайтесь ытжпкчтмькр... Сообщите Судзиловскому и Ивановскому дутушпайпьй... Действуйте, товарищи, поэнергичнее. С(ергея) обнимаю. М(ихайлов)» (98). Как видим – письмо закрыто буквенным шифром. И очень жаль, что в свое время Евгения Таратута привела только обрывки текста, ибо сейчас ключ к нему известен. Немного странно, на первый взгляд, что письмо не адресуется Н. Морозову. Но тот сам был активным участником подкопа и его вполне могла постигнуть участь Гартмана. В то же время здесь несомненно присутствует и обида народовольцев на Морозова, покинувшего «поле боя» и скрывшегося в благополучной Европе. Ключом же к шифру народовольцев (а точнее – Исполнительного комитета) была фраза «Магазин вин». Что она означала – неясно. Но если вспомнить, что собрания революционеров для конспирации зачастую проводились под видом пикников (например, знаменитый Липецкий съезд), то «магазин вин» вполне мог стать какой-то их деталью. Ключ к шифру приведен в таблице 5. (см. жүктеу/скачать 3.51 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|