Шифры и революционеры России



бет7/34
Дата25.06.2016
өлшемі3.51 Mb.
#157040
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   34
таблицу 3).

Применяя указанный ключ, нетрудно прочесть: «Мы имеем в своем распоряжении только рятерых».



Совершенно очевидно, что авторами при шифровке допущен небольшой сбой (обычное дело при подобных системах) и текст следует читать как «пятерых». Это несомненно так и в доказательство приведем указание Александра Михайлова. Выше уже говорилось о том, что ему «энергичными усилиями 4 - 5 человек в короткое время удалось поставить дело на прежнюю высоту». В другом случае он более конкретен. В январе 1881 года Михайлов из тюрьмы умудряется переправить письмо, где сообщает товарищам данные к своей биографии. В нем он совершенно определенно пишет, что «с пятью человеками вел петербургские дела и «Землю и Волю» осенью и зимой» 1878/79 года (57).
Кто же были эти революционеры? Различные мемуаристы противоречат друг другу. Осип Аптекман утверждает: «Благодаря энергии... Михайлова, с одной стороны, и деятельной неутомимой работе Плеханова, Зунделевича, Кравчинского (до отъезда его за границу), Александра Квятковского (вскоре затем прибывшего в Петербург) и других – с другой, общество «Земля и Воля» вступило в 1879 год... готовым к бою» (58).
Но письмо Михайлова датировано январем 1879 года, а Кравчинский покинул Россию в ноябре 78-го. Квятковский же вернулся из Воронежского поселения только в марте 79-го.
Другой современник событий, Лев Дейч, ставший членом «Земли и Воли» в самой последней фазе ее существования, указал много лет спустя: «Кроме Плеханова и Александра Михайлова, являвшихся старыми членами организации, ... к ним присоединились всего четыре - пять новых лиц – Д. А. Клеменц, Н. А. Морозов, О. С. Любатович, Л. Тихомиров, С. Л. Перовская, С. М. Кравчинский (осенью того же года... выпровожен за границу... За ним туда же отправилась Ольга Любатович)» (59).
То же самое. В январе 1879 года Кравчинского и Любатович уже не было в России, а Перовская еще не была членом «Земли и Воли».
Ближе всех к истине стоит Лев Тихомиров. Историки давно отметили точность его воспоминаний, хотя трактовка многих событий дана им с ренегатских антиреволюционных позиций. Он писал:
«Когда я приехал в СПб., в городе было мало членов кружка. Помню только: Александр Михайлов, Клеменц, Морозов Николай, Георгий Плеханов, Зунделевич, да, кажется, еще был Квятковский» (60).
Но, как мы говорили, Квятковский появился в Санкт-Петербурге только весной 1879 года. И если мы поставим в список вместо него самого Тихомирова, то получим исчерпывающий состав нового Центра – Александр Михайлов, Дмитрий Клеменц, Арон Зунделевич, Георгий Плеханов, Николай Морозов и Лев Тихомиров. Зунделевич часто бывал в отъезде, но будем считать и его. Ведь Михайлов писал, что он «с пятью человеками» вел дела Центра. Значит, вместе с ним всего было шесть человек.
 
Лев Тихомиров прибыл в Петербург поздней осенью 1878 года – видимо, в конце октября – начале ноября. Очень скоро он, как бывший чайковец, без проволочек был принят в Общество. После процедуры формального принятия «Михайлов сообщил мне имена всех членов кружка, дал отчет о состоянии его дел, о его средствах и, наконец, сообщил шифры, условные знаки и квартиры» – так описал Тихомиров свое вхождение в «Землю и Волю», но о шифрах более ничего не прибавил (61).
Если мы рассмотрим теперь состав нового Центра организации, то увидим, что фактически руководил им  Михайлов. Зунделевич ведал финансовыми делами Лизогуба и связями с контрабандистами на западной границе. В Петербурге он бывал только наездами. Клеменц, Морозов, Тихомиров и Плеханов большей частью занимались редактированием и выпуском газеты «Земля и Воля». И параллельно с этим: Плеханов держал связи с рабочими кружками, Тихомиров с учащейся молодежью, а Клеменц и Морозов общались с либералами. Но над всем стоял Александр Михайлов. И было ему тогда всего 23 года. Потрясающее сочетание молодости и опытности в одном человеке. Он настойчиво внедрял в практику конспиративные принципы работы. Михайлов составил подробнейший топографический каталог проходных дворов Петербурга (около 300 мест) и заставлял товарищей их изучать. Сам он как никто иной умел уходить от филеров. Кличка «Дворник» удивительно подходила натуре этого выдающегося революционера. Михайлов был долгое время просто неуловим для полиции, став символом надежности и безопасности. Но в шифровальное дело он, вопреки сложившемуся стереотипу, ничего нового не привнес. Системы шифров оставались прежними весь период существования «Земли и Воли». Да и поменять их было бы сложно – большинство землевольцев работали вне столицы и связи с ними были эпизодическими.
И еще одна удача ждала Михайлова. В конце 1878 года он познакомился с Николаем Клеточниковым и сумел внедрить его в центр политического розыска империи – III отделение! В течение двух лет этот бескорыстный и мужественный революционер отводил удары полиции от своих товарищей. Уникальный факт из истории революционного движения России.
 
Но вернемся к шифрам. Что же это был за ключ «АКЛ», которым Михайлов зашифровал свое послание от 15 января 1879 года? Данное буквосочетание получено из другого ключевого слова землевольцев – «Байкал». Если мы выпишем из него каждую четную букву, то и получим «АКЛ» (бАйКаЛ).
В Архиве «Земли и Воли» отложилось только одно письмо, зашифрованное по этому полному лозунгу. Им является послание Дмитрия Лизогуба из одесской тюрьмы. Он был арестован полицией случайно и искусственно «пристегнут» к делу одесских революционеров, большинство из которых даже не знал. Тем не менее жандармам до многого удалось дознаться. Подозревая в этом богатейшем помещике опасного заговорщика, но, не имея на этот счет убедительных улик, полицейские подсадили к нему в камеру своего информатора. Им оказался бывший товарищ Лизогуба Федор Курицын. Одно время он даже скрывался в имении Дмитрия от преследования полицией. Арестованный в апреле 1877 года за содействие в покушении на предателя Гориновича, Курицын быстро встал на путь сотрудничества с жандармами. Здесь он многого достиг, но возмездие нашло предателя только в 1906 году, когда он был убит эсерами.
Сохранился и опубликован обширный отчет Курицына о его беседах с Лизогубом (62). Полиция, наконец, подробно узнала о существовании доселе неизвестного им революционного общества, о причастности ко многим преступлениям членов этой организации, о роли в ней самого Лизогуба. Но он не назвал Курицыну имен своих товарищей, говорил только о прошедших событиях. Но и этого было достаточно, чтобы суд приговорил его позднее к смертной казни.
   Узнал Курицын и о том, что, находясь за толстыми стенами тюремного замка, его сокамерник не прекращает общение с волей. И даже тогда, когда Лизогуба поместили в специальный изолятор, связь с ним не нарушилась. От имени Дмитрия ее поддерживал Василий Кравцов, проходящий по одному делу с Лизогубом и содержащийся в общей камере с Курицыным. И тот имел возможность видеть некоторые письма с воли. Как указал провокатор в своем отчете, одно из писем «было зашифровано незнакомым для Кравцова шифром и не тем, что он переписывался с Валерианом – не циферным, а состоящим из букв. Лизогуб отвечал товарищам зашифрованным от начала до конца письмом». Валериан, как указал Курицын, был к тому времени уже арестованный землеволец Осинский. Часть переписки Лизогуба из тюрьмы дошла до наших дней среди бумаг организационного Архива. И зашифрована она именно буквенным гамбеттовским ключом по слову «Байкал».
 
 Идентичность шифра Лизогуба (от 23 июня 1879 года) и шифра Михайлова «АКЛ» (производное от «Байкал») позволяет утверждать, что это ключевое слово являлось общим для членов Основного кружка «Земли о Воли». Условлен он был, вероятно, весной 1878 года, когда находящиеся в Петербурге землевольцы (в том числе и Лизогуб) готовились разъехаться по России. Но почему применялся общий ключ в различных вариантах до конца неясно.
Кроме буквенного вида криптограммы, Лизогуб использовал, как явствует из доноса Курицына, и цифровой. Но какой именно? На этот вопрос есть ответ в другом заявлении предателя:

«Теперь я сообщу все шифры, которыми велась переписка и на воле, и в тюрьме, некоторыми из этих шифров на воле переписываются до сих пор. Шифр № 1: 1. Шпионы; 2. суть; 3. безхвостые; 4. собаки; 5. имеющие; 6. людскую; 7. фигуру; 8. живут; 9. царской; 10. подачкой.


Шифр № 2, сочиненный Лизогубом в тюрьме после рождественских праздников: 1. Месть; 2. фарисеям; 3. голос; 4. страшный; 5. прокричал; 6. жаждущих; 7. свободы; 8. толпу; 9. целую; 10. созвал.
Нужно сначала отбросить иногда две, иногда три, а иногда и более цифр, поставленных для конспирации. Вообще же буква состоит из двух цифр – первая означает слово, из которого взята буква, а второе букву» (63).

Перед нами все те же знакомые квадратные шифры, которыми заполнены обвинительные акты процессов 50-ти и 193-х. Анализ доноса Курицына показывает, что шифр №1 принадлежал, видимо, революционерам юга России. Но второй ключ придумал, несомненно, сам Лизогуб. Однако о гамбеттовском шифре землевольцев провокатор не узнал ничего. Поэтому возможно, что «цифирный шифр» Лизогуба не имеет ничего общего с информацией Курицына. Ведь им шла переписка с Осинским, а тот, в свою очередь, общался с петербургским Центром по цифровому «гамбетту». В случае с криптограммами Лизогуба могло быть то же самое. Разное написание (буквенное или цифровое) делало их для Курицына совершенно непохожими, но фактически суть шифра оставалась одинакова.


 
Ключ «Байкал» был не единственным в переписке землевольцев. Так в их архиве сохранилась обширная группа тайных записок из казематов Петропавловской крепости, принадлежащих Л. Бердникову и М. Коленкиной. Все они тщательно перекрыты гамбеттовским буквенным шифром уже по иному лозунгу - фразе «Максим Грек».
Под этим именем вошел в историю России знаменитый грек монах Михаил Треволис. В 1518 году он по приглашению московского великого князя Василия III прибыл в Россию для сличения греческих религиозных книг с их переводами на церковнославянский язык. В короткий срок Максим Грек приобрел огромное влияние при дворе великого князя и среди высшего духовенства. Однако его сближение с церковной оппозицией привело монаха в монастырскую тюрьму, а затем в ссылку, где он содержался в очень тяжелых условиях с 1525 по 1551 годы. Максим Грек сделал чрезвычайно много для русской православной церкви. Он обогатил нашу культуру переводными сочинениями и собственными оригинальными трудами, за что уже в наше время, в 1988 году, был канонизирован. А землевольцев не могла не волновать его трагическая судьба и то упорство, с каким он выдержал свое многолетнее заточение. В стенах Трубецкого бастиона шифрлозунг, выбранный по имени этого выдающегося просветителя, был особенно актуален, хотя он, несомненно, возник в арсенале землевольцев весной 1878 года. А идея его, вероятно, принадлежала А. Михайлову, который на рубеже 1877-1878 гг. ревностно изучал сложную историю русской православной церкви.
Возвращаясь к переписке землевольцев важно отметить, что после каждого прерывания криптограмм открытым текстом, новая их часть опять шифровалась с самого начала ключа. И это правило практиковалось во все времена существования «Земли и Воли», а затем и «Народной Воли». Не было отвергнуто оно и много позже. Между тем это было очень опасно и значительно облегчало труд жандармских дешифровщиков. Но революционеры не придавали данному обстоятельству должного значения. Так им было гораздо удобнее использовать шифр. Можно было без труда читать письмо с любого места криптограммы, не высчитывая, на какой букве ключа закончился предыдущий шифрабзац.
В «Архиве» воспроизведено три (из шести сохранившихся) записки землевольцев из недр Трубецкого бастиона (64) и все они зашифрованы ключом «Максим Грек». Наряду с ключом «Понизовая вольница», это самый употребительный ключ к документам революционеров. Пользовались им не только в Петербурге. По той же самой фразе из Киева в Центр писал не раз уже упомянутый Валериан Осинский, человек-легенда той сложной и кровавой эпохи.
 
Родился он в 1853 году. Учился в Петербургском институте путей сообщения, из которого в 1872 году был отчислен. В конце 1876 г. начинающий нелегал Осинский становится учредителем «Земли и Воли». Одно время Валериан вел сношения с петербургскими тюрьмами. А в марте 1877 года он вместе с Михайловым неожиданно оказался арестованным полицией. Оба явились по фальшивым билетам на одно из заседаний «процесса 50-ти». Приключение прошло без осложнений, и двух друзей так же неожиданно отправляют на все четыре стороны. О! Если бы власти знали, кого они выпустили из своих рук. И сколько сил они потратят в ближайшем будущем для розыска этих молодых людей.
Осенью 1877 года Осинский объявился в Киеве. Цель – освобождение арестованного Стефановича и его компании, которую никогда до этого не знал. Но имя Стефановича, Дейча и Бохановского гремело в революционных кругах. Именно в Киеве, пообщавшись с местными «бунтарями», Осинский совершенно отказывается от мирной деятельности в народе. На первое место он выдвигает террор. Киев становится отныне пунктом его постоянного местопребывания. С Петербургом же он поддерживал регулярные сношения и служил связью центра с южными кружками.
Очень тесно Осинский сходится с южанином Лизогубом и находит в нем единомышленника. Отныне с материальным обеспечением своих опасных проектов проблем у него не было. Зато с питерскими товарищами скоро возникли серьезные недоразумения, почти неприязнь и разрыв. Кружок Осинского все более обособлялся от землевольцев и начал свою террористическую деятельность. Всего в кружке Валериана было не более 13 человек, но шуму они наделали на всю Россию. Целая серия вооруженных нападений подняли на ноги всю киевскую жандармерию. Спасаясь от преследований, Осинский и его группа перебираются в Одессу. Но и там было неспокойно. А арест Лизогуба понуждает Валериана вернуться в Киев. Как написал он в одном из писем в Петербург, «галантность моя, если она и была, все более и более уступает место озлобленности» (65). Такие настроения Осинского не сулили властям ничего хорошего. Именно он придумал название «Исполнительный комитет» и его устрашающую печать с перекрещенными пистолетом, кинжалом и топором. Жандармы были напуганы по-настоящему, но сама организация существовала лишь в проектах Валериана Осинского.
 Арестовал террориста знаменитый (а тогда - еще начинающий) жандармский сыщик Георгий Судейкин. 20 февраля 1879 года вышел четвертый номер подпольной газеты «Земля и Воля», где коротко извещалось:
«26 января 79 года в 4 часа дня в Киеве в пивной на Крещатике арестован Байков, по догадкам полиции разыскиваемый Валериан... У Валериана взяты бумаги и кинжал...» Ловушка захлопнулась. Землемер Степан Байков оказался Осинским, и полиция это прекрасно знала.
 
Как мы помним, революционер поддерживал непрерывную связь с Петербургом, особенно после того, как во главе землевольцев встал его друг Михайлов. Эта переписка усилилась в связи с арестом Лизогуба. Предстояло срочно спасать его имущество, которое он завещал землевольцам. Одно из писем Осинского попало в руки полиции во время ареста в октябре 1878 года Василия Трощанского. В нем подробно шла речь о «Помещике» (Лизогубе), приводилось его послание из одесской тюрьмы и предлагались различные варианты обмена векселей Лизогуба на деньги. Письмо было очень важным и частично оказалось зашифрованным. Разобрать его при получении было поручено Трощанскому, но он не успел этого сделать. В полицейских протоколах читаем: «Клочок бумаги, исписанный цифрами, Трощанский пояснить не пожелал» (66).
 
Письмо Осинского фигурирует как важная улика в материалах «процесса 16 террористов» за 1880 год. Но зашифрованные фрагменты текста там отсутствуют. Очевидно, что полиции в течение двух лет так и не удалось разобрать их, хотя она этого очень желала.
Кроме того, при аресте самого Осинского были изъяты шифрованные бумаги. Но и они, по материалам его процесса, остались нерасшифрованными. В своем заключительном слове Валериан даже поиронизировал на эту тему над прокурором Стрельниковым, впоследствии убитым народовольцами.
 
Второй номер газеты «Народная Воля» от 15 ноября 1879 года воспроизвел фрагмент его речи:
«В числе вещественных доказательств находится письмо на пяти листах, содержащих, по словам прокурора, одни глупости... Надо быть ребенком, чтобы поверить искренности этого обвинения. Всякий поймет, что прокурор дорого бы отдал за открытие шифра, которым писаны глупости на пяти листах» (67).
В обоих приведенных случаях мы не располагаем образцами конкретных шифртекстов Осинского. Однако в опубликованном «Архиве» сохранилось его письмо от 5 апреля 1878 года – обширный, шифрованный цифрами текст, выполненный на тонкой пергаментной бумаге. Послание отправлено из киевской тюрьмы и предназначалось руководству «Земли и Воли». Один из его абзацев выглядит следующим образом:
 
 «Ужасноскверно 17.12.39.22.21.21.22.32.7.33.30.15.29.29.10.28.22.42.30.20.21.14.
11.41.20.21.16.30.12.25.21.18.37.29.23» (68).
Ключ к криптограмме гамбеттовский, по фразе «Максим Грек», азбука в 30 букв.

Шифр:

17 12 39 22 21 21 22 32 7 33 30 15 29 29 10 28 22 42 30 20 21

Ключ:

М а к с  и м Г  р  е к М а к с  и м Г р е  к  М

 

12 1 10  17 9 12 4 16  6 10  12 1 10 17 9 12  4  16 6 10 12

Текст:

5  11 29 5 12 9 18 16  1 23  18 14 19 12  1 16 18  26 24 10 9

 

д л я  Д м и т р а ч  т о у М  а  р т ы ш  к  и…

Полностью криптограмму нетрудно прочесть как «Ужасно скверно для Дмитра, что у Мартышки нашли мое письмо». Под псевдонимом «Мартышка» значился В. Трощанский, и речь шла об изъятии у него жандармами письма Осинского в октябре 1878 года. Совершенно ясно, что и это послание также должно было быть зашифровано по ключу «Максим Грек»!
 
Итак, мы рассмотрели здесь шифропыт землевольцев с конца 1876 года по весну 1879-го. Теперь нам известны все основные ключи организации: «Понизовая вольница», «Сибиряки», «21» (для текущего архива Общества) и «Байкал», «АКЛ», «Максим Грек» (для переписки). Использовались три основных вида шифровки – системы Гронсфельда и Виженера, а так же гамбеттовский цифровой ключ. Но, в сущности, – все три способа составления криптограмм есть одно и то же. И все они стали носить единое название – «ключ Гамбетта».
Шифры же, основанные на ряде ключевых слов, вписаных в квадратные стоклеточные таблицы, были у землевольцев не в ходу. Справедливости ради, следует указать, что в одном из писем Коленкиной из Петропавловки наряду с гамбеттовским буквенным шифром присутствует и цифровой. Им перекрыто лишь одно слово из обширного текста: «2 2 6 3 4 2 3 3 2 3» (69).
Землевольцы прочли криптограмму как «Мойше» (А. Зунделевич). Однако ключ «Максим Грек» к этому фрагменту не подходит. И возможно, что здесь применен квадратный словарный ключ. Но наверняка это утверждать нельзя. Почему Коленкина зашифровала здесь кличку Зунделевича отдельным ключом, так же не совсем понятно.
Большинство документов «Земли и Воли» при публикации оказались разобранными. Но кто произвел их дешифровку неизвестно. Подготовители сборника вопрос этот оставили без внимания. Возможно, здесь помогли сами революционеры. Но к моменту обнаружения архива в 1917 году из лиц, способных разобрать землевольческие бумаги, оставался в живых только Н. А. Морозов. Однако список подложных паспортов, где фигурирует его собственный фальшивый вид на имя инженера Хитрово, остался не прочитанным! Поэтому я бы роль Морозова здесь не стал преувеличивать.
Может быть дешифровкой текстов занимались подготовители сборника архивисты В. Р. Лейкина и Н. Л. Пивоварская? Однако никто и никогда не публиковал ключей к шифрам землевольцев, как, впрочем, и народовольцев. Да и вообще материалы их обширного и интересного архива, к большому сожалению, так и остались далеко не востребованными. В них есть еще немало белых пятен, чему доказательством служит эта книга.
 
Нам предстоит рассмотреть еще один спорный архивный документ периода «Земли и Воли». Речь идет о так называемом «конспиративном письме» Александра Квятковского (70). Публикуя его, подготовители сборника дали пояснение, что они «воспроизводят это письмо, не поддающееся толкованию без ключа – условленного словаря, как образчик конспиративной переписки». К сожалению, письмо очень обширно. Дадим здесь лишь его небольшие фрагменты. Написано оно, судя по всему, из Иркутска от имени некоего купца, рисующего своему петербургскому адресату положение дел на сибирской Верхне-Удинской ярмарке:
«...Вот некоторые из ярмарочных цен, которые вам будет небезынтересно знать. На 1-ое место, как самые выгодные предметы надо поставить – сахар, сало, масло, меха. Сахар сделался очень дорог и простоит в цене очень долго. Дело в том, ... что аглицкий сахар по дороге в море был подмочен и брошен частью еще у берегов Норвегии... Поэтому сахар теперь стоит здесь от 18 до 19 рублей за пуд... Масло русское идет, начиная от 10-12 рублей... Мясо стоит от 2-2,50 за пуд... Я уже договорился с доверенными... г. Трапезникова о доставлении на прииск съестных припасов... Я берусь поставить 1 тысячу пудов овса, покупная цена 1,50 р., оржаной муки 2 т. пуд. (1,50) и 300 пудов крупы (по 5 р.)...» [орфография документа сохранена – А.С.].
 
На первый взгляд письмо с таким избыточным количеством цифр вполне может содержать замаскированный шифр. Однако изучение реальных цен на продуктовом рынке 1880-х годов приводит нас к следующим результатам. По московской губернии цена на сахар колебалась около 9 рублей, а в Сибири была в два раза выше. Ведь там сахар не производили, и доставка его была очень затруднена. Зато совершенно совпадает стоимость масла и в центре России и в Восточной Сибири – 10 -12 рублей. Мясо в Сибири стоило дешевле – два рубля против четырех в Москве, что также легко объясняется развитым там скотоводством. Так же, и в Сибири и в Московской губернии примерно совпадали тарифы на пшеницу, муку, различные крупы (71).
 Из всего этого анализа получается, что за цифрами письма стоят совершенно реальные не придуманные цены на продукты и никакого шифра за ними быть не может. То же касается и возможности условленного жаргона. В таком письме, наполненном реальной информацией, сделать это не просто. Так что же тогда это за послание и как оно вообще очутилось в землевольческом архиве? Возможно, что Квятковский, как член семьи золотопромышленника, оказался посредником в ее торговых делах. Это самое простое объяснение. Но возможно, что текст письма планировалось использовать как «скелет» при написании химического текста. Может, оно и содержит такой текст? Все возможно... А после ареста Квятковского сохранившиеся его бумаги Михайлов решил сберечь для потомков. И чем дальше уходят от нас минувшие события, тем все более разные версии способны появиться из-под пера историка. Жаль лишь, что проверить их становится все труднее и труднее. Да и такие «мелочи» давно уже скрылись за более «весомыми» историческими проблемами.
 
Мы можем сегодня только догадываться, кто, когда и почему вводил в практику русского революционного подполья те или иные виды шифров. Вряд ли это, за редким исключением, можно узнать доподлинно. В этой связи обратимся к книге Т. А. Соболевой «Тайнопись в истории России». В ней она указала на следующий факт: «Следует отметить, что впервые шифр, близкий к шифру двойной перестановки, был изобретен в России народовольцем Михайловым в эпоху царствования Александра II» (72).
Можно вполне уверенно заявить, что здесь автор добросовестно заблуждается. Изучив все доступные мне свидетельства той эпохи, я нигде не нашел указаний о причастности Михайлова к разработке новых систем шифрования. Внедрял их – бесспорно, но сам ничего не изобрел. Да и не в этом суть.
Рассмотрим сам вопрос с шифрами перестановок в принципе. Подобные методы придуманы очень давно. Уже неоднократно упомянутый нами фантаст Жюль Верн еще в 1864 году в своем романе «Путешествие к центру Земли» описал систему одинарной перестановки букв шифруемого текста (правда, в ее простейшем варианте, но сам принцип идентичен).
 
В 1903 году в России вышел очередной 78-й том «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона». Там, между прочим, помимо различных систем шифрования, мы найдем и способ перестановки букв. Суть его следующая. Буквы, входящие в состав письма, остаются те же, но пишутся в ином порядке. Их сначала помещают в клетки квадрата, а потом выписывают из него по порядку, который определяет ключ к шифру. Далее процитируем саму энциклопедию:
«В этой категории шифров самым интересным является так называемый «шифр нигилистов». Нигилисты для нумерации клеток квадрата (по Флейснеру) пользовались определенным словом-секретом; буквы секрета нумеровались сообразно с местом, занимаемым ими в порядке алфавита. Нумера же наносились как на линию языка, так и на секретную линию; числа секретной линии в таком случае обозначали порядок строк, а числа линии языка порядок букв каждой строки. Пусть, например, секретом служило слово «Москва» и требовалось шифровать телеграмму: «Приезжаю завтра в Петербург. Базаров». По «шифру нигилистов» текст, разделенный на пять групп, представляется в следующем виде:

(см. здесь)



или «раоза бругб реенцоквептварв атзюа зежирп»» (73).
 
Это и есть шифр, именуемый «двойной перестановкой». Дадим свои пояснения к тексту старинной энциклопедии.
Выбирается шестибуквенный ключ «Москва». Делается квадратная табличка по числу букв ключевого слова. Слово-ключ подписывается сверху и сбоку таблицы. Буквы ключа и соответствующие им колонки и строки нумеруются согласно алфавитного порядка. Из одинаковых букв стоящая правее получает более высокий номер. В данном случае слову «Москва» - ошибочно! - соответствует ключ: «546321».
Шифруемый текст помещается в таблицу в соответствии с полученной нумерацией колонок и строк, а далее выписывается из нее горизонтальными рядами. В случае, когда остаются незаполненными клетки, их занимают любыми нейтральными буквами (здесь – «конец»).
 
Александр Михайлов никак не мог быть автором этого красивого шифра! Потому что энциклопедия ссылается на источник получения информации – книгу Флейснера «Руководство по криптографии», изданную в Вене 1881 году. В это время «шифр нигилистов» никто не придумывал. Если он даже и российского происхождения (И. С. Тургенев так назвал своего героя Базарова в романе «Отцы и дети» (1862 г.)), то гораздо более раннего, чем время вступления в революционное движение А. Михайлова.
Упомянутый же нами Флейснер вошел в историю криптографии как автор еще одного шифра перестановки букв – знаменитой «решетки» (или «пробуравленных патронов»). Так он назвал специальную «сетку» – бумажный квадрат с вырезанными на нем окошками. Вот фрагмент всё из того же «Брокгауза»: «При помощи пробуравленных патронов Флейснера достигается большое разнообразие замещений. При пользовании такого рода прибором буквы наносятся на бумагу посредством отверстий патронов. Как только все отверстия использованы, патрон поворачивают на 90°, и тогда вновь можно размещать буквы по свободным клеткам. Отверстия патронов устроены с таким расчетом, что после 4-кратного поворота патрона не могут занять места против клеток, уже заполненных буквами. Письмо в окончательном виде располагается правильной фигурой, но неразборчиво, и может быть дешифровано лишь владельцем точно такого же патрона» (73).
Подобная система, в свое время, произвела большое впечатление на современников. Жюль Верн в романе «Матиас Шандор» писал о ней (1885 год): «Эти сетки, известные с давних пор, усовершенствованы в наше время по системе полковника Флейснера; они остаются лучшим и самым верным способом составления криптограмм, не поддающихся расшифровке». Практически же здесь была развита идея знаменитого итальянца Джироламо Кардано, жившего еще в XVI веке. Именно он в 1556 году первым предложил использовать для тайной переписки особые трафареты, в окошки которых вписывались буквы шифра.
  Очень подробно дал описание «решеток» выдающийся советский популяризатор науки Я. И. Перельман в своей книге «Живая математика». Он указал в ней, в частности, что такой системой пользовались революционеры-подпольщики. Однако этот факт ничем не подтверждается, и его следует поставить под сомнение.
 
Применение революционерами систем перестановок было очень ограничено. Эти ключи позволяли удобно шифровать лишь небольшие сплошные тексты. В качестве редкого примера можно здесь дать воспоминания Н. Морозова, относящиеся к 1874 году – эпохе «хождения в народ»:
«Способ моей записи заключался в том, что я все слова делил пополам, заднюю их половину ставил впереди, а последнюю сзади, и дополнял обе половины какими-либо буквами. Так из деревни Коптево выходило «тево коп», а потом окончательно и «стеволкопаю». Зная, что надо начинать с середины и брать только первый слог, а потом читать в начале без первой буквы, я легко разбирался в написанном и не говорил своего способа ни одной живой душе, так как рассуждал: если я сам не сумею удержать своего собственного секрета, то, какое же право буду иметь требовать, чтобы его хранили другие» (74).
Что же касается Т. А. Соболевой, то она, вероятно, перепутала землевольческие буквенные виды многоалфавитных систем с шифрами перестановок. Внешне они действительно очень похожи, но принципы их глубоко различны.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   34




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет