Глава вторая. Революционеры 1860-х годов

Глава вторая. Революционеры 1860-х годов

Первые реальные сведения о шифрах подполья приходятся на начало 1860-х годов. Вступивший на престол царь Александр II в 1861 году отменил крепостное право. Начало царствования нового императора вызвало в российском обществе небывалый энтузиазм и породило надежды. Свежее дыхание обрела существующая со времен Николая I русская политическая эмиграция. Усилились крестьянские и национально-освободительные движения по периферии российской империи. Из-за границы на родину (и обратно) потянулись эмиссары для налаживания подпольных связей.

В ноябре 1861 года в Лондоне к Александру Герцену явился посланец русских старообрядцев по имени Поликарп. Нужно сказать, что русский раскол всегда вызывал у революционеров неослабный интерес. В раскольническом движении они мечтали обрести опору своим идеям и получить мощного союзника в революционной борьбе. Поэтому Поликарп вызвал огромное любопытство лондонских эмигрантов.

Особенно это проявилось у одного из активных помощников Герцена по изданию «Колокола» Василия Кельсиева. Прошло не так уж много времени, но уже к 1867-му году у него наступило полное разочарование не только в раскольниках, но и во всем революционном движении. И Кельсиев добровольно отдался в руки российской полиции. Находясь в III Отделении Собственной его императорского величества канцелярии, раскаявшийся эмигрант написал подробную исповедь своей прошлой деятельности, в которой Кельсиев привел и шифр, примененный в тайной переписке старообрядцами.

Находясь в Лондоне, Поликарп ждал из России поступления денег на свои нужды. Через несколько лет Кельсиев вспоминал: «Наконец, пришли ему деньги из Москвы. Вексель был обернут в клочок бумаги, на котором стояли цифры: 80 100 10 5 7 7 1 8 300 5 / 200 20 70 100 5 8 / 2 40 70 200 20 2 400. - «Понимаете этот счет?» - спросил он меня. Я подумал, подумал, и догадался, что эти цифры должны означать церковные буквы. Выходило: «Прİеззаите скореи в Москву». Поликарп стал собираться и прощаться» (6).

Вот так быстро и просто дешифровывались в те времена секретные послания. Подумал, подумал и догадался... Перед нами простейший шифр замены. В старославянской азбуке буквы несли определенную числовую нагрузку, и знакомому с этим фактом Кельсиеву оказалось совсем не трудно прочитать криптограмму (7).

19 февраля 1861 года Муравский отправил в Петербург очередное письмо. Конец его оказался испещрен какими-то точками и черточками. Очевидно, это и был шифр, предложенный Муравским (8). Впоследствии он сделает солидную революционную карьеру и уже как народник-семидесятник окажется на каторге.

Весной 1862 года на пароходе, сразу же по прибытии в Петербург, был арестован связной лондонских революционеров некто Ветошников. При нем, в частности, оказались письма Михаила Бакунина к Михаилу Налбандову (он же Налбандян, впоследствии - известный писатель и демократ). В своих обширных посланиях Бакунин изложил целый «зашифрованный лексикон» для переписки с ним. В нем присутствует свыше шестидесяти терминов – псевдонимы разных лиц, городов, географических областей, национальностей и т.п. Например: Правительство – Дурнов; Тайная полиция – Слепнев; Армяне – жиды; Греки – татары; Турки – сапожники; Грузия – Тула; Сослан – поехал по делам; Восточная Сибирь – Крым; Ю. М. Квятковская (теща Бакунина) – Анна Андреевна; Семья Квятковских (проживала в Томске) – Пантелеевы...

Бакунин познакомился с молодым Налбандяном в Лондоне вскоре после своего бегства из Сибири. Он являлся участником так называемой «Революционной организации армян». Арест Ветошникова и его откровенные показания привели к провалу Налбандяна. При его обыске полиция изъяла куда более содержательный кодированный словарь. Вот только небольшая часть его, но весьма характерная: Открыть торговый дом – сосредоточить и умножить войска; Покупать лен – с горцами начать переговоры и заключить союз; Иметь кредит – издавать газету; Для покупки товара – для восстания; Хронометр – пушка; Часы – штыковое оружие; Мука – порох; Пшеница – ядро... Судя по такому жаргону, намерения у армянских революционеров были самыми серьезными (9).
 
На приведенных примерах ясно видно, что тайнопись тех лет была достаточно примитивной. Очевидно, чем проще шифры, тем легче ими пользоваться. Понятно, что революционеры мало опасались возможной дешифровки их переписки в полиции. Иначе они были бы более осмотрительны. Но не все выглядит так просто. И не все были так наивны.
В конце 1861 года в Петербурге возникла организация революционеров «Земля и Воля». Непосредственными создателями общества стали Н. Серно-Соловьевич, Н. Обручев, В. Курочкин и А. Слепцов. Организация с первых дней своего возникновения была строго законспирирована и имела структуру изолированных пятерок. Просуществовала она, однако, недолго и уже к концу 1863 года самоликвидировалась. Не сохранилось никаких официальных документов ее существования. Но один из членов этой подпольной организации Лонгин Пантелеев оставил любопытные воспоминания о ее деятельности. Из них мы узнаем, что «возникнув по инициативе кружка Н. А. Серно-Соловьевича, она скоро очутилась главным образом на плечах одних студентов, да и то лишь тех, которые побывали в крепости или были исключены из университета (как немалая часть провинциальных членов)».
Из воспоминаний Пантелеева известно, что в практике «Земли и Воли» использовались для переписки симпатические чернила и шифры: «У одного из арестованных... нашли письмо офицера из провинции (А. Н. Столпакова); письмо заканчивалось рядом шифрованных строк в виде дробей. Шифр оказался настолько хитер, что даже специалисты министерства иностранных дел по чтению шифров отказались разобрать его. Он был несколько сложен для письма и чтения, но действительно без ключа не представлял никакой возможности к прочтению, а, собственно, был очень прост: уславливались в странице какой-нибудь книги; на этой странице произвольно выбирались строки и буквы, числитель означал строки, а знаменатель буквы в ней» (10).

Пантелеев начал писать свои воспоминания в 1900-м, а в 1905-м году они вышли отдельным изданием. Как раз в указанный период (1900 – 1905 годы) книжный шифр занял в практике тогдашних подпольщиков ведущее место. И если мемуарист правдив (а у нас нет причин в этом сомневаться), то подобную систему тайнописи революционеры применили впервые очень рано. Но это, однако, было только редким исключением из правила. Шифры подполья долгое время оставались еще очень простыми.

Одна из них связана с именем Сергея Нечаева и стала черной страницей в истории русского революционного движения. В марте 1869 года Нечаев, участник петербургских подпольных кружков, уехал за границу к Бакунину. Пользуясь его открытой поддержкой, Нечаев вернулся на родину и, прибегая ко лжи и мистификации, стал создавать в Москве заговорщическую группу, названную им «Народной расправой». При этом Нечаев именовал себя представителем мнимой широко разветвленной революционной организации. О ней никто не слышал, но Нечаеву верили. Но опять же не все. Прибегнув к убийству студента Иванова, заподозрившего Нечаева в обмане, тот «похоронил» не только «Народную расправу», но и свое имя русского революционера. Последовали многочисленные аресты, сам Нечаев успел скрыться за границу. В руки властей попали не только обманутые студенты, но и многочисленные документы организации. В том числе так называемый «Катехизис революционера», где Нечаев с предельным цинизмом изложил задачи революционеров по уничтожению ненавистного ему строя. Методы, указанные в «Катехизисе», могли вызвать лишь гнев и возмущение российского общества.

В июле 1871 года в Петербурге открылся судебный процесс нечаевцев. Стенографический отчет о заседаниях судебной палаты «по делу о заговоре, составленном с целью ниспровержения существующего порядка управления в России», печатался во многих столичных газетах. Этим процессом правительство сильно надеялось подорвать в стране доверие к революционерам. Вот фрагменты из обвинительного акта, опубликованные в 1871 году в «Правительственном вестнике»:

«Осенью 1869 года, когда Нечаев возвратился в Россию, в Москве было организовано особое общество... под названием «Народной расправы»... Это общество имело своих членов не только в Москве, но и в Петербурге, в Ярославле и Владимире, имело свои денежные средства, свой условный шифр для сношений... Каждый представитель кружка должен был составить шифр из азбучных условных знаков, которые обязан был запомнить и сообщить их в центральный по отношению к нему кружок... Азбука, как видно из объяснений обвиняемых и из найденной у них переписки, писанной шифром, состояла из цифр, одна или две цифры означали букву. Для облегчения памяти, в этой азбуке принималось в соображение сходство цифр с буквами и сходство начальных букв с названиями чисел. Так, например, ноль означал «О»; пять – «П»; десять – «Д»; одиннадцать (11) – «И»; три (3) – «З»; четыре (4) – «Ч» и т.п. Слова записывались в виде счетов по две буквы, и подводился итог» (11).

В связи с описанным выше шифром интересен следующий эпизод. В 1870 году в Киев на имя подставного лица – отставного майора Криницкого – пришло письмо из Женевы. Оно оказалось от Нечаева, благополучно скрывшегося в Швейцарии. Адрес майора был «подставлен» Нечаеву самой полицией. Письмо же содержало некий загадочный коммерческий счет. Киевские жандармы ничего в нем не поняли и посчитали, что Нечаев ошибочно выслал счет Криницкому. Документ на всякий случай отправили в Петербург, где его без труда разобрали специалисты по шифрованным записям (12).

  Кроме рассмотренного шифра в нечаевской организации существовал другой – буквенный. Выше уже говорилось о «Катехизисе революционера», обнаруженном жандармами при массовых арестах. Он представлял собой «печатную в 16-ую долю листа книжку на иностранном языке, как бы на итальянском», – так значилось в протоколе его осмотра. Но во время следствия стало очевидным, что книжка написана шифром. Подлинник зашифрованного «Катехизиса» в 1920-х годах бесследно исчез. И осталась только неважная фотокопия заглавной его страницы, опубликованная в первом номере журнала «Борьба классов» за 1924 год. Обнаружив загадочный шифр, следственная комиссия отправила документ в министерство иностранных дел, прося «поручить сведущему лицу заняться переводом книжки для определения, что именно она в себе содержит». Найденный вслед за этим в записной книжке члена «Народной расправы» Кузнецова ключ к шифру помог прочесть тайнопись. Правительство получило в свои руки главный обвинительный документ на предстоящем процессе (13).

Участник тех событий, 24-летний Алексей Кузнецов, много позже напишет свою автобиографию. В ней он, в частности, указал, что Нечаев поручил ему изобрести и составить шифр для сношения кружков «Народной расправы» (14). Так что не совсем ясно, что именно создал Кузнецов – или цифровой ключ для кружков, изложенный в обвинительном акте, или же буквенный (похожий на итальянский) шифр «Катехизиса». Так или иначе, но здесь особо интересны три момента.

Первое. К концу 60-х годов XIX века шифры революционного подполья оставались такими же несложными, как и в начале десятилетия.

Второе. Еще не были разработаны универсальные методы шифрованного письма, при которых бы система шифра не менялась, а рознился только ключ к нему. Именно такое единообразие шифров мы увидим в практике 1870-х годов.

И последнее. В Третьем отделении не существовало в тот период собственного квалифицированного штата дешифровщиков (или криптоаналитиков, как сказали бы мы сейчас). Все трудные для чтения криптограммы направлялись в министерство иностранных дел, где имелись соответствующие специалисты. На это ясно указывают воспоминания Л. Пантелеева и история с разбором нечаевского «Катехизиса революционера».

«Народная расправа» подвела черту шестидесятым годам XIX столетия. Разоблачение авантюристичности и цинизма нечаевских приемов ведения революционной борьбы вызвало безусловное осуждение со стороны здоровых сил революционеров и всего российского общества. Наступали годы семидесятые – время хождения в народ, создания организаций «Земля и Воля» и «Народная Воля», время беспримерной героической борьбы народников с царизмом и его карательными органами.