Сидни Шелдон Незнакомец в зеркале

30

Замужество Джилл Касл стало самым потрясающим событием в жизни Голливуда после изобретения кинескопа. В киногороде, где все играли в восхваление платья императора, Джилл работала языком, словно косой. Там, где лесть была повседневной расхожей монетой, Джилл бесстрашно высказывала собственное мнение. У нее рядом был Тоби, и она пользовалась его могуществом, словно дубинкой, атакуя всех высших должностных лиц на студиях. Им никогда еще не приходилось иметь дело ни с кем подобным. Они не осмеливались задевать Джилл, потому что боялись обидеть Тоби. Он был в Голливуде ценностью, приносящей самый высокий доход, он был нужен им, необходим.

Темпл был в зените популярности. Его телевизионное шоу все еще шло на первом месте по еженедельному нильсеновскому рейтингу, фильмы с его участием давали колоссальные кассовые сборы, а когда он выступал в Лас-Вегасе, все казино удваивали свои прибыли. На Тоби Темпла был самый большой спрос во всем шоу-бизнесе. Все хотели заполучить его – для гостевых снимков, альбомов, пластинок, персональных концертов, рекламы товаров, бенефисов, фильмов и еще многого другого.

Самые важные в городе люди лезли из кожи вон, чтобы угодить Тоби. Они быстро поняли, что угодить Тоби можно, угождая Джилл. Она сама стала расписывать все его встречи и организовывать его жизнь таким образом, что в ней находилось место лишь тем, кто получал ее одобрение. Она окружала его непроницаемым барьером, через который разрешалось проходить лишь самым богатым, самым знаменитым и самым могущественным персонам. Она была хранительницей огня. Когда-то бедная польская девушка, она теперь принимала у себя и приглашалась губернаторами, послами, артистами с мировым именем и Президентом Соединенных Штатов. Этот город творил с ней ужасные вещи. Но больше такого никогда не будет. Во всяком случае, пока у нее есть Тоби Темпл.

– Милый, я тебе когда-нибудь рассказывала о том времени, когда я искала агента и попала к этой женщине – как же ее звали? – ах, да!.. Роз Даннинг. Она сказала мне, что у нее есть для меня роль, и уселась на кровать, чтобы почитать со мной.

Тоби повернулся и посмотрел на нее, сузив глаза.

– И что произошло?

Джилл усмехнулась.

– Бедная дурочка, я стала читать и вдруг почувствовала, что она щупает меня за ляжку. – Джилл откинула голову и засмеялась. – Я перепугалась до смерти. Никогда в жизни я так быстро не бегала.

Десять дней спустя городской лицензионный комитет навсегда аннулировал лицензию, ранее выданную Роз Даннинг на открытие агентства.

Конец следующей недели Тоби и Джилл проводили в своем доме в Палм-Спрингс. Тоби лежал на массажном столе во внутреннем дворике, на толстом мохнатом полотенце, ватные тампоны защищали его глаза от жгучих лучей солнца, а Джилл делала ему долгий расслабляющий массаж.

– Ты прямо глаза мне открыла на Клифа, – возмущался Тоби. – Он был просто паразит, доил меня. Я слышал, он бегает по городу, ищет, не возьмет ли кто его в компаньоны. Никому он не нужен. Без меня он даже за решетку не может попасть.

Немного помолчав, Джилл сказала:

– Мне жаль Клифа.

– В этом, черт побери, вся и беда с тобой, дорогуша. Ты думаешь не головой, а сердцем. Тебе надо научиться быть пожестче.

Джилл мягко улыбнулась.

– Я ничего не могу с этим поделать. Я такая, какая есть.

Она занялась ногами Тоби, медленно продвигая руки кверху, по направлению к бедрам, легкими, возбуждающими движениями. У него началась эрекция.

– О Господи! – простонал он.

Руки ее двигались еще выше, приближаясь к паху Тоби, и эрекция усилилась. Она просунула руки у него между ногами, подвела их под него, а смазанный кремом палец легко скользнул в анус. Его огромный пенис стал твердо-каменным.

– Скорее, бэби, – проговорил он, задыхаясь, запрыгивай на меня!

– Это был самый лучший отпуск за всю мою жизнь, – сказал Тоби. – Так не хочется возвращаться к работе.

– Это шоу такое замечательное, – произнесла Джилл. – Мне так хорошо было работать в нем. Все так мило относились ко мне. – Она секунду помолчала, потом тихо добавила: – Почти все.

– Что ты имеешь в виду? – Голос Тоби прозвучал резко. – Это кто же плохо к тебе относился?

– Никто, милый. Мне не стоило вообще упоминать об этом.

Но под конец она позволила Тоби выпытать у нее это имя, и на следующий день Эдди Берригэн был уволен.

В последующие месяцы Джилл рассказывала Тоби свои маленькие сочинения о других режиссерах, внесенных в ее список, и они последовательно исчезали. Все, кто когда-либо использовал ее, заплатят за это. «Это что-то вроде обряда спаривания с пчелиной маткой, – думала она. – Они все получили удовольствие и теперь должны быть уничтожены».
Она охотилась и на Сэма Уинтерса, человека, который сказал Тоби, что у нее нет таланта. Она ни разу не сказала о нем худого слова, напротив, хвалила его в разговорах с Тоби. Но всегда чуточку больше хвалила других руководителей студий… На других студиях снимали фильмы, которые больше подходили для Тоби… работали режиссеры, которые по-настоящему понимали его. Джилл не забывала добавить, что Сэм Уинтерс, как ей все время кажется, не ценит талант Тоби по достоинству. Вскоре и сам Тоби стал думать точно так же. Теперь, когда рядом не было Клифтона Лоуренса, у Тоби не было никого, с кем он мог бы поговорить, кому мог бы довериться, кроме Джилл. И когда Темпл решил снимать свои фильмы на другой студии, то считал, что эта идея принадлежит ему. Однако Джилл постаралась, чтобы Сэм Уинтерс узнал правду.

Возмездие!

Быть приглашенным к Темплам стало в городе вопросом престижа. Если вы среди приглашенных, значит, вы что-то собой представляете. Актеры общались со светскими знаменитостями, губернаторами и главами могущественных корпораций. Пресса всегда находилась в полном составе, и это было дополнительным призом для тех, кому посчастливилось оказаться среди гостей: мало того, что они побывали у Темплов и чудесно провели там время, но еще и всем становилось известно, что они побывали у Темплов и чудесно провели там время.

Когда Темплы не принимали сами, они ходили в гости. Приглашения сыпались на них лавиной. Их приглашали на премьеры, на благотворительные обеды, на политические мероприятия, на церемонии открытия ресторанов и отелей.

Тоби был бы рад посидеть дома вдвоем с Джилл, но ей нравилось везде бывать. Случалось, что им надо было пойти в три или четыре места в один вечер и она тащила Тоби из одного в другое.

– Боже мой, – смеялся Тоби, – тебе бы заведовать отделом общественной жизни у Гроссинджера.

– Я стараюсь для тебя, милый, – отвечала Джилл.

– Неужели мы опять куда-то идем, бэби? Мы же не посидели дома ни одного вечера за целый год, черт побери!

– У Дэвисов юбилей. Они страшно обидятся, если мы не придем.

Тоби тяжело сел на край кровати.

– А я-то мечтал полежать в горячей ванне и скоротать тихий вечерок. Вдвоем с тобой.

Но Тоби пошел на званный вечер. Ему всегда приходилось быть в форме, находиться в центре внимания, и, черпая новые силы из своего огромного энергетического ресурса, он развлекал гостей так, что все хохотали, и аплодировали, и говорили друг другу, какой Тоби Темпл блестящий комик.

Поздно вечером, лежа в постели, Тоби не мог уснуть: тело его было разбито, но в мыслях он заново прокручивал успехи прошедшего вечера, фразу за фразой, один взрыв смеха за другим. Он чувствовал себя очень счастливым человеком. И все благодаря Джилл.

Мама просто обожала бы ее!

– Нет уж, дудки, – заявил Тоби, когда Джилл показала ему приглашение. – Меня хватит только на то, чтобы доползти до унитаза в собственном туалете. Я устал, родная! Работал так, что вся задница стерлась.

Джерри Гутман, ведавший связями Темпла с общественностью и прессой, сказал Джилл, будто есть неплохой шанс на то, что фильм Тоби получит премию за лучшую киноленту, и его присутствие будет полезным. Он считал, что Тоби надо поехать, это важно.

В последнее время Тоби жаловался на постоянную усталость и бессонницу. На ночь он принимал снотворное, от которого утром чувствовал себя разбитым. В качестве средства, снимающего усталость, Джилл за завтраком давала Тоби бензедрин, чтобы он мог продержаться в течение дня. И вот теперь этот цикл подстегиваний и расслаблений начал на нем сказываться.

– Я уже приняла приглашение, – разочарованно произнесла Джилл, – но это можно переиграть. Ничего сложного, милый!

– Давай поедем в Спрингс на месяц и просто поваляемся на сале.

Она удивленно посмотрела на него:

– На чем?

Он сидел замерев.

– Я хотел сказать «на солнце». Не понимаю, почему у меня вышло «сало».

Она засмеялась.

– Потому что ты смешной. – Джилл сжала его руку. – Так или иначе, Палм-Спрингс звучит чудесно. Мне нравится быть вдвоем с тобой.

– Не понимаю, что со мной творится, – вздохнул Тоби. – Просто нет больше пороху. Старею, наверное.

– Ты никогда не постареешь. Еще меня переживешь.

Он расплылся в улыбке.

– Ты думаешь? Наверно, мой дух будет жить еще долго после того, как я умру. – Он потер затылок и сказал: – Пожалуй, пойду посплю немного. По правде говоря, что-то я себя не особенно хорошо чувствую. Надеюсь, у нас ничего не запланировано на сегодняшний вечер?

– Ничего такого, чего нельзя отложить. Я отпущу прислугу и сама приготовлю сегодня ужин. Будем только мы с тобой.

– Ну, это будет замечательно.

Он смотрел ей вслед и думал: «Господи, я же самый везучий парень на свете!»
Поздним вечером в тот день они лежали в постели. Джилл сделала Тоби горячую ванну и расслабляющий массаж, размяла его уставшие мышцы, мягко сняла напряжение.

– Ух, какая красота, – пробормотал он. – И как это раньше я обходился без тебя?

– Не представляю себе. – Она теснее прижалась к нему. – Тоби, расскажи мне про Каннский кинофестиваль. Я ни на одном еще не была.

– Это просто толпа ловкачей, которые съезжаются со всего мира, чтобы продавать друг другу свои паршивые фильмы. Это самое большое мошенничество в мире.

– Ты так говоришь, что становится интересно!

– Да? Вообще-то это действительно интересно в своем роде. Там полно всяких персонажей. – Он с минуту изучающе смотрел на нее. – Тебе в самом деле хочется поехать на этот идиотский кинофестиваль?

Она быстро покачала головой.

– Нет. Мы поедем в Палм-Спрингс.

– Черт возьми, в Палм-Спрингс мы можем поехать когда угодно.

– Правда, Тоби, это не имеет значения.

Он улыбнулся:

– Знаешь, за что я тебя так безумно люблю? Любая другая женщина стала бы приставать ко мне и проситься на фестиваль. Тебе до смерти хочется поехать, но разве ты говоришь хоть слово? Нет. Ты хочешь поехать со мной в Спрингс. Ты уже аннулировала наше согласие?

– Еще нет, но…

– Не делай этого. Мы едем в Индию. – Его лицо приняло озадаченное выражение. – Я сказал «в Индию»? Я хотел сказать «в Канны».

В Канне собрался весь мир.

Здесь был Голливуд, и Лондон, и Рим, перемешавшиеся в одной великолепной многоязычной какофонии, снятой в системах «Техниколор» и «Панавижн». Кинематографисты со всего света стекались на французскую Ривьеру с коробками грез под мышкой, с мотками целлулоидной ленты на английском, французском, японском, венгерском и польском языках, которые за одну ночь должны принести им богатство и славу. Яблоку негде было упасть среди профессионалов и любителей, ветеранов и новичков, подающих надежды и сошедших со сцены – и все боролись за престижные награды. Получить премию Каннского кинофестиваля означало деньги в банке; если лауреат не имел контракта на прокат, он мог заключить таковой, если же контракт уже был, то он мог улучшить его условия.

Все отели в Канне были переполнены, а те, кому не досталось места, растеклись вверх и вниз по побережью до Антиба, Болье, Сен-Тропеза и Ментоны. Жители маленьких деревушек смотрели, открыв рот, на всем известные лица, заполнившие их улицы, рестораны и бары.

Все гостиничные номера заказывались за много месяцев вперед, но Тоби Темпл без труда получил большой люкс в «Карлтоне». Где бы Тоби и Джилл не появились, всюду их ждал праздничный прием. Непрерывно щелкали камеры фоторепортеров, и фотографии рассылались по всему миру. «Золотая пара», «король и королева Голливуда». Журналисты брали интервью у Джилл и хотели знать ее мнение обо всем, начиная с французских вин и кончая африканской политикой. Как далеко она ушла от Жозефины Чински из Одессы, штат Техас!

Фильм Тоби не получил премии, но за два дня до закрытия фестиваля жюри объявило, что награждает Тоби Темпла специальной премией за его вклад в эстрадное искусство.

Это был торжественный вечерний прием, и большой банкетный зал отеля «Карлтон» был полон гостей. Джилл сидела за столом на возвышении рядом с Тоби. Она заметила, что он не ест.

– Что с тобой, милый? – встревоженно спросила она.

Тоби покачал головой.

– Наверное, я сегодня перегрелся на солнце. Чувствую себя немного не в своей тарелке.

– Завтра я позабочусь о том, чтобы ты отдохнул.

На утро Джилл запланировала для Тоби интервью «Пари Матч» и лондонской «Таймс», потом официальный завтрак с группой тележурналистов, затем коктейли. Она решила, что отменит все менее важное.

В конце обеда мэр города встал и торжественно произнес: «Дамы и господа, уважаемые гости! Мне выпало большое счастье представить вам человека, чья работа доставляет удовольствие и радость всему миру. Я имею честь вручить ему эту особую медаль в знак нашей любви и благодарности». Он показал всем золотую медаль на ленте и поклонился Тоби: «Мосье Тоби Темпл!» Публика бурно зааплодировала и все, кто находился в банкетном зале, поднялись со своих мест и стоя устроили овацию. Тоби остался сидеть и не пошевелился.

– Встань, – прошептала Джилл.

Тоби медленно встал, он был бледен и покачивался. Секунду постояв, он улыбнулся и пошел к микрофону. На полпути он споткнулся и рухнул на пол, потеряв сознание.

Тоби Темпла перевезли в Париж на транспортном самолете французских ВВС и спешно направили в американский госпиталь, где его поместили в палату интенсивной терапии. К нему вызвали лучших во Франции специалистов, а в это время Джилл сидела в одной из комнат госпиталя и ждала. В течение тридцати шести часов она отказывалась есть, пить и отвечать на бесконечные телефонные звонки со всех частей света.

Она сидела в одиночестве, уставившись на стены, не видя и не слыша окружавшей ее суеты. Мысли ее были сфокусированы на одном: Тоби должен поправиться! Он был ее солнцем, и если солнце погаснет, то тень умрет. Она не могла допустить, чтобы это случилось.

Было пять часов утра, когда главный врач доктор Дюкло вошел в комнату, которую частным образом занимала Джилл, чтобы быть ближе к Тоби.

– Миссис Темпл, боюсь, что нет смысла пытаться смягчить удар. У вашего мужа случился обширный инсульт. По всей вероятности, он никогда уже не сможет ни ходить, ни говорить.