История России в XX веке, начало и конец которого ознаменовался для нашей страны двумя революциями,то есть полными оборотами, переворотами уклада, политики, экономики, образа жизни, идеологии, мировоззрения и т. п., представляет собой уникальный материал для лингвистов, историков, антропологов и культурологов, занимающихся динамикой, развитием процессов в языке, культуре и обществе. Действительно, радикальнейшие изменения в кратчайшие сроки в масштабах громадной страны — эти уникальные эксперименты могли бы осчастливить любого ученого (никакой «насильник над изучаемым предметом» о такого рода ломке и насилии не мог и мечтать), если бы этот ученый не был сам частью этого общества, носителем этого языка и продуктом этой культуры и если бы его собственное мировоззрение не претерпевало такого же насилия и ломки.
Коренные изменения русского языка после революции 1917 года изучались и описывались неоднократно, поэтому в настоящей работе они будут упоминаться лишь попутно — как фон или сопоставительный материал по отношению к постсоветскому русскому языку, языку наших дней. Обстоятельный итог советскому русскому языку подвел Андрей Синявский в своей работе «Советская цивилизация. История культуры» 15. Ниже приводится краткий обзор современных тенденций в развитии русского языка в постсоветской России.
Внезапные и радикальные перемены общественной жизни России немедленно были отражены языком. Часто именно через язык люди узнавали о переменах в общественной жизни. Никогда не забуду свою реакцию на слова таксиста в самом начале девяностых годов о том, что в таксопарке повесили транспарант:
Господа таксисты! Желаем вам удачной работы!
Обращение господа таксисты резало слух, звучало как оксюморон.
Таксист тоже был настроен скептически и говорил, что таксисты смеются над этим приветствием.
Итак, перемена первая — обращение. В начале постсоветского периода это была самая резкая и самая чувствительная перемена: уходило привычное слово товарищ, на смену возвращались старые — господин, госпожа.
Тенденция первая — возвращение старых слов. Кардинальная переоценка ценностей, поклонение всему, что сжигали, и сжи-
15 A. Sinyavsky. Soviet Civilization. A Cultural History. New York, 1988.
102
гание всего, чему поклонялись, привели к массовому возвращению реалий, понятий и слов: гимназия, лицей, губернатор, голова, глава администрации, войсковой атаман, казачий круг, благотворительные вечера (концерты, мероприятия, общества), меценат, меценатство, милосердие 16. Большинство этих слов имели в словарях советского времени пометы «ист.» или «устар.».
Эта тенденция прямо противоположна переименованию очень многих понятий в советское время, особенно в ранние, двадцатые годы, когда Новый мир и Новая эпоха не мыслились без новых слов. В то время тенденция была — отделаться от старых реалий, отречься от старого мира и отрясти его прах (читай — слова) с наших ног (из нашего языка). Наркомы сменили ненавистных министров, милиция — полицию, товарищи — господ и т. п.
Министры вернулись еще в начале пятидесятых, после войны. Полиция потихоньку возвращается — налоговая полиция звучит страшнее, чем если бы это была налоговая милиция. Господа за последние десять лет практически вытеснили товарищей. Впрочем, в расколотом и политически, и экономически современном российском обществе сосуществуют оба обращения. В официальных средствах массовой информации — газетах, радио, телевидении — есть только один вид обращения и титула — господа (не считая, разумеется, оппозиционной прессы — газет «Советская Россия», «Правда», «Дуэль», «Завтра», но ее удельный вес — в плане тиражей — не велик). То же самое в деловых и официальных кругах.
На протяжении последних десяти лет жители России стали свидетелями и участниками процесса изменения и стилистических коннотаций, и сфер употребления, и частотности использования слов товарищ и господин (госпожа, господа)17. Слово господин в течение всей предшествующей жизни имело отрицательные коннотации и употреблялось только по отношению к иностранцам из капиталистических (то есть чуждых и враждебных) стран, подчеркивая их чуждость и враждебность.
Вспоминается эпизод из теперь уже далекого прошлого. В 1977 году во время визита в Лос-Анджелес наша делегация была приглашена на вечер в семью русских эмигрантов, представителей так называемой старой эмиграции (или эмиграции первой волны), уехавших из России после революции 1917 года. Хозяева дома называли нас господа. Когда мы вернулись в гостиницу, один из нас, вполне правоверный (как, впрочем, и мы все) советский человек сказал: «А знаете, мне понравилось — господин Петров! Как-то возвышает и звучит приятно». Помню свою реакцию на его слова: я была тайно согласна с ним, но удивилась его смелости и приписала ее расслабленности после хорошего ужина...
Сейчас, в 1999-2000 годах, обращение господин стало почти привычным официальным обращением, и смелость теперь нужна для употребления слова товарищ. Революция — revolution — полный поворот, оборот, круг...
16 По свидетельству профессора В. Г. Гака, его жена преподавала испанский язык в советское время учителям русского как иностранного. Когда она дала им в качестве лексического материала слова добродетель, милосердие, благородство, некоторые возмутились: «Зачем нам эти устаревшие слова?!»
17 См. подробнее об этом: L Minaeva. From Comrades to Consumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transition in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amsterdam, Philadelphia, 1998, p. 87-94.
103
Реально все еще сосуществуют оба обращения, но употребление того или иного стало социально различительным признаком. Господин — обращение официально принятое и поэтому обозначает поддержку существующего режима и согласие с ним. Товарищ может обозначать как политическую оппозицию, принадлежность к коммунистической партии или приверженность к старому режиму, так и просто привычку людей старшего поколения, выросших при советской власти.
Пожилые люди и многие из тех, кого называют «простой народ», привычно используют обращение товарищ и устно, и письменно. Объявления в «простых», народных учреждениях (магазинах, поликлиниках, больницах и т. п.) до сих пор еще часто начинаются обращением товарищи. Особенно это распространено в провинции, а провинция — это вся Россия, за исключением Москвы и Петербурга.
Интересные данные приводит Л. В. Минаева, профессор факультета иностранных языков МГУ. Опрос, проведенный центром социологических исследований «Останкино», дал следующие результаты:
22% процента москвичей предпочитают в качестве обращения слово товарищ,
21% — слово гражданин,
19% — слова мужчина, женщина,
17% — слова сударь, сударыня,
10% — слова господин, госпожа 18.
Возвращение старых названий, топонимов — заметная черта общественной жизни и культуры современной России. На смену переименованиям советской эпохи сейчас пришли пере-переименования: Петербург вместо Ленинграда, Екатеринбург вместо Свердловска, Воздвиженка вместо Метростроевской, Лубянка вместо площади Дзержинского. На первом этапе переименования проходили вполне демократически: путем голосований и народных референдумов. Поэтому, например, получилось, что город Петербург стоит в центре Ленинградской области: жители северной столицы захотели вернуть старое, историческое название города, а жители области остались верны Ленинграду.
Почему-то в Москве одной из первых переименовали станцию метро «Лермонтовская» в «Красные ворота». Народ удивился: Лермонтова-то за что обидели?
В настоящее время старые и новые названия сосуществуют. Поколение наших родителей переучивалось — мучилось со старыми (привычными) и новыми названиями. Теперь пришла наша очередь переучиваться. Язык — зеркало культуры.
Тенденция вторая — заимствования из иностранных языков, главным образом из английского. По своим масштабам, по обеспокоенности общественного мнения и опасности для русского языка и русской культуры эта тенденция должна быть первой, а не второй.
Открытие России миру и миром ознаменовалось, в первую очередь, лавиной иностранных, почти исключительно английских слов, которые массово ворвались в наш язык и нашу жизнь вместе с реалиями западной жизни (иногда после них, иногда — до), с бизнесом, компьютерами,
18 L. Minaeva. From Comrades to Consumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transition in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amsterdam, Philadelphia, 1998, p. 93.
104
Интернетом, фильмами, телевизионными сериалами, песнями, видеопродукцией. Издаются «Словари новых слов», «Словари перестройки», словари заимствований, одновременно растет поток огорченных, возмущенных, умоляющих призывов охранить русский язык от половодья, пожара, угара, лавины (выберите подходящее слово) заимствований.
Бартер, дайджест, данс-хит, диджей, эксклюзив, мониторинг, дилер, триллер, плейер, фрустрация, армрестлинг, лизинг, рэкет, андеграунд, шейпинг, тинейджер, хеппенинг, попса, поп (в Москве на Ленинском проспекте большая афиша «Королева попа» и фотография популярной певицы. Люди постарше, в том числе и автор этих строк, стояли ошеломленные: что бы это значило?! А это всего лишь родительный падеж от поп), скейтборд и т. п. — на целые словари хватает. Выдержки из прессы.
Татьяна Миронова, автор статьи с подходящим к случаю названием «Плач по русскому языку» («Литературная Россия», 19.02.1993) писала:
Иноземные слова, доселе униженно околачивавшиеся где-то на окраинах русского языка, сегодня нахраписто полезли в хозяева, поперли занимать в языке места повиднее и получше. Заняли, укрепились и заполнили нашу речь. И не то страшно, что много этих слов, а пугает то, что с их нашествием исчезают из обихода родные, исконные наши слова, передающие те самые «неуловимые оттенки душевности», что греют любую русскую душу.
Думать не надо, утруждать душу выбором меткого, выразительного речения, когда вертятся на языке всегда готовые к услугам «сутр», «люкс», «процесс», «адекватно»... С виду умные солидные слова, для души они холодные и пустые, словно мыльные пузыри. Из живой речи лезут они в риторику, литературу, оттесняя слова коренные, навязывая привычку ходить за словами во французский, немецкий или английский словари.
Даже русская интонация подверглась иностранной муштре. Поблекло звуковое многоцветье, гибнет многострунность русской речи. По заученным небогатым интонационными моделям английского языка чеканят свои звуковые тексты комментаторы радио и телевидения, а вслед за ними — велика сила примера — многомиллионные слушатели, в первую очередь дети. Слушать «электронную», будто роботом воспроизводимую речь гадко и страшно. Кажется порой, что служители радио и телевещания сплошь подданные иноземных государств, наспех переученные из английской речи в русскую. А может, и не кажется, может, так и есть? Ведь даже названия программ радио и телевидения теперь не всякому под силу понять, что за иностранец их понавыдумывал: «Телемикст», «Бомонд», «Военное ревю», «Тинко», «Евромикс», «Телетайп», «Поп-магазин».
А вот еще одно свидетельство тех дней, когда лавина заимствований только началась. Газета «Третье сословие» (1993, № 1, без автора) — о Москве:
Обезьяний синдром подражанья выплеснулся на улицы столицы. С откровением дурака «новые левые» демонстрируют свою «образо-
105
ванность». Размалеванные «шопы», «нонстопы», «литл бары», а попросту говоря — лотки, ларьки и забегаловки похожи на купчих, надевших пестрые юбки и вообразивших себя английской королевою.
И там же Сергей Краюхин — о Петербурге:
С некоторых пор я не узнаю Невского проспекта, хотя прожил на нем не один десяток лет. Заезжими гастролерами, иноземцами выглядят на нем дома с появившимися год-два назад вывесками: «ЛАНКОМ», «АЛИВЕКТ», «БАБИЛОН», «Доктор Эткер»... Даже названия английских магазинов подаются не иначе, как в иноязычной аранжировке: «Арт-шоп St. Petersburg».
Шесть лет спустя, в ноябре 1998 года, В. Пшеничных из Курска в статье «Рашен-инглиш» («Советская Россия», 1998, № 139) пишет на ту же тему:
Но откройте газеты и журналы. Их страницы исполосованы «конфронтациями в парламенте», «рэкетом в маркетинге», «менеджментом в бизнесе»... Мол, видали, какие мы умные... Правда, в прессе, как правило, дело не доходит до «приколов», граничащих с идиотизмом, типа вывески на магазине «шоп намбу ван», что по-русски значит всего-навсего магазин N° 1, но от литературного русского языка остается все меньше и меньше.
Действительно, среди заимствований много «изуродованного английского» (выражение того же В. Пшеничных).
В Курске — намбу ван, в Москве на киоске возле метро «Октябрьская» — шоп найт вместо найт шоп, то есть «магазинная ночь» вместо «ночного магазина». Язык-то чужой, от перемены мест слагаемых... Часто заимствование, не изуродованное по форме, изуродовано по содержанию. На окраине города Серпухова на крошечном развалившемся киоске надпись: супермаркет. Это не юмор, это незнание значения слова. Язык-то чужой...
А под городом Боровском Калужской области в чистом поле стоит некрашеный металлический сарайчик с гордой надписью: «Европейский сервис. Шиномонтаж». Язык — зеркало культуры.
Однако времена меняются, и даже в этой же статье «Рашен-инглиш», даже в «Советской России» автор вдруг начинает как бы оправдываться: да я и не против, я же без крайностей:
Множество иноязычных слов так давно и прочно вошли в русский язык, что уже не воспринимаются как чужие. Наоборот, за чудака посчитают того, кто вздумает называть телефон дальнеговорником или микроскоп мелкосмотрителем! Язык словно тропинка, протоптанная напрямую поперек газона: перегораживай, ходить будут не как приказано, а как удобнее. Ведь не прижились же у нас геликоптеры вместо вертолетов, а вот дельтапланы победили крылолетов и парикмахеры
106
брадобреев. А мотели мирно соседствуют с гостиницами, так же как бары с закусочными... И не буду с пеной у рта доказывать, что магазин (кстати, тоже заимствование, но такое древнее, что уже стало русским) чем-то лучше шопа или бутика. Речь идет о другом: кто-то ведь должен хранить чистоту литературного русского языка! Всего два века назад его фактически не существовало: русский язык считался языком для простолюдинов, «белые люди» общались между собой на чужеземном наречии, читали и писали на языках других народов. Понадобились Ломоносов, Державин, Пушкин, десятки смелых гениев, чтобы создать и сохранить наше сокровище — национальную литературу!
Тем временем заимствования пошли не только вширь, но и вглубь, затронув и морфологию, и синтаксис.
Действительно, такие сугубо английские, вернее, сугубо германских языков модели, как уподобление слову, соположения основ, встречаются все чаще: стресс ситуация (вместо русской структуры стрессовая ситуация), быстросуп.
А вот как выглядит объявление, висевшее на стене в МГУ в 1998 году:
ATTENTION
Потенциальные «мертвые души»!
Пофигически-настроенные-и-безумно-занятые-но-всегда-
многоуважаемые студенты, имеющие право на (бесплатное) место
в общежитии, но еще не зарегистрировавшиеся, столь же
огромная просьба объявиться скорее.
Тенденция третья — проникновение жаргонизмов, вульгаризмов, бранных слов. Эта тенденция совпадает с теми изменениями, которые претерпел русский язык после 1917 года 19. В те годы «язык улицы», грубый, вульгарный, служил подтверждением правильной, «революционной» классовой принадлежности, а правильный литературный язык выдавал «гнилую интеллигенцию» и «проклятую буржуазию». Тогда хоть оправдание было, так сказать, «идеологическая основа».
В наши дни поток жаргонизмов, брани, нецензурных, грязных и грубых слов, заполонивший страницы газет, журналов и художественных (!) произведений, объяснить труднее. Нет сомнений, что это отражение социокультурных изменений в российском обществе. По-видимому, в качестве объяснения можно предположить ложно понятую свободу вообще и свободу слова в частности. Как бы вид протеста против запретов тоталитаризма. С одной стороны. С другой стороны, это может быть влияние «новых русских» или подыгрывание им. Этот новый класс нашего общества, который составили люди, не слишком образованные, но баснословно разбогатевшие на шальных деньгах, не слишком многочислен, но чрезвычайно активен и влиятелен. От их прошлого (да и настоящего) и мода на приблатненный, иногда воровской жаргон.
19 A. Sinyavsky. Op. cit., p. 196-201.
107
В статье «Мат как зеркало нашей жизни» доктор филологических наук Анатолий Журавлев пишет: «Похабщина, льющаяся в наши уши не только на улице, но и с теле- и киноэкранов, с театральных подмостков, обильно публикуемая печатными изданиями, как это ни печально, прямо связана с освобождением общества от идеологических вериг. Эмансипация мата — прискорбные издержки раскрепощения общества» 20.
Действительно, «идеологические вериги» не позволяли самой массовой газете «Московский комсомолец» вот так «припечатывать» членов правительства:
Когда в Думе Жириновский поддерживает Грачева, когда в Думе Ж. поддерживает Г. — это не блажь. Карьера самого военного министра висит на соплях (Выделено мною. — С. T.).
В. С. Елистратов, доктор культурологии, профессор факультета иностранных языков МГУ, констатирует постсоветскую легализацию «сниженного языка» и делает вывод о регулярности этого явления, называя
его вслед за Б. А. Лариным варваризацией 21, сопровождающей конец всякой стабильной эпохи. «Брань, инвективы, сниженный минифольклор и т. п. — весь этот корпус, как правило, устных текстов (и в незначительной мере письменных), «нарабатывавшийся» в течение стабильной эпохи, выходит в литературу, прессу, средства массовой коммуникации, становится объектом многих исследований» 22. По мнению В. С. Елистратова, «в недрах «стабильной эпохи» формируются деструктивные, революционные элементы. Их критическая масса постепенно нарастает, расшатывая устойчивую таксономию общества и языка... На какое-то время создается ощущение, что общество и нация теряют ценностные и нравственные ориентиры и, соответственно, язык — ориентацию в поле стилей» 23.
Наиболее «передовой» и «революционной» в плане размывания языковых норм является молодежь. Молодежный жаргон блистательно представлен в следующем отрывке из заметки «Учите язык тинейджеров» Руслана Шебукова («Аргументы и факты», 1996, № 31):
Какие нынче у молодежи развлечения? Намылиться на булкотряс (сходить на дискотеку), на кашу (вещевой рынок), а если комиксы (каникулы), то в могильник (на пляж). Если идти никуда не хочется, то можно не напрягаться и покрутить жужу (послушать магнитофон), а если родичи против, то просто потусоваться в тамбуре (постоять с друзьями на лестничной клетке) и разрушить мозги (пообщаться), а то и ужалиться (выпить) где-нибудь в офисе, бункере (и то и другое значит подвал) или какой другой нычке (укромном месте). Ну а если шнурки свалили (родители, значит, уехали), то можно и прямо в морге (на квартире) в бутыльбол поиграть (опять же устроить пьянку) с бесплатной шарахункой (угощением).
20 Аргументы
и факты, 1994, № 4.
21 «Историческая эволюция любого литературного языка может быть представлена как ряд последовательных «снижений», варваризаций, но лучше сказать — как ряд концентрических развертываний» (В. С. Елистратов. «Сниженный язык» и «национальный характер» // Вопросы философии, 1998, № 10, с. 57). Из огромного моря литературы о состоянии современного русского языка необходимо упомянуть: В. Г. Костомаров. Языковой вкус эпохи, М., 1994 (3-е изд.: СПб., 1999); Русский язык конца XX столетия. М., 1996; М. В. Горбаневский, Ю. Н. Караулов, В. М. Шаклеин. Не говори шершавым языком. М., 1999,
22 В. С. Елистратов. Указ. соч., с. 57.
23 Там же, с. 58.
108
У девушек есть свое специфическое занятие — ходить сниматься где-нибудь на движении, то есть гулять по главной улице с целью познакомиться с парнями. Парни в свою очередь любят устраивать бучу (драться между собой), мудахера рихтануть (побить бомжей) или какому-нибудь мармыге (пьяному) табло начистить (надавать по морде). Правда, за это можно заскочить (попасть в милицию), а там уж тогда лучше делать бэп (делать, что говорят), а не то какой-нибудь помидор (милиционер) тебе гуманизатором (дубинкой).
Любимую девушку современный тинейджер ласково назовет матильдой. «Моя матильда, — скажет он, — сегодня такую корку отмочила!» (выражение на все случаи жизни; означает все что угодно, часто используется как вступление к рассказу). Просто симпатичная девушка — мурка, ну а если очень красивая, то киска. Наоборот некрасивая — лапоста, сильно накрашенная — штукатурка. Девушек легкого поведения и проституток называют грелками или хорьками. Высшая же похвала для девушки в устах парня: «Ну, ты просто чики!» На что девушка может ответить: «Ты тоже ничего кибальчиш».
В заключение этого раздела о переменах в языке и культуре новой России приведем полностью блестящую пародию А. К. Троицкого «Вылитый Аквариум» (Cosmopolitan, 1997, № 2), где автор воспроизвел стили современного русского языка, представляющие основные культурные слои современного российского общества:
Любимейшие Cosmo-девочки! Наверняка вы что-то слышали о легендарной рок-группе «Аквариум». Так вот, ей исполняется четверть века, в связи с чем выходит альбом ее самых популярных песен. Поскольку население наше сильно атомизировано, а слои его зачастую антагонистичны, я делаю попытку обратиться к каждому слою по отдельности, чтобы в доступных им терминах поведать о том, что же такое «Аквариум».
Рок-фанатам
Чуваки, чувихи! «Аквариум» — едва ли не самая подкованная на предмет торчкового музона команда. В 72-м году они лабали по танцам Sabbath и прочий хардешник, но очень скоро Боря и Гаккель крепко подсели на Дилана и Т. Rex, а потом еще Харрисона и Лу Рида. Они много читали NME и Maker, поэтому в конце 70-х резко въехали в PISTOLS и заиграли что-то вроде панка. Но гораздо клевее у них
109
покатил реггей. В конце 81-го в «Аквариум» пришли Курехин и Ляпин на лидере, и они заиграли полное электричество. А потом Боря спел, что рок-н-ролл мертв, и стал это доказывать на практике. У них вышло еще до фига альбомов, были классические песни — все в основном в таком фолковом стиле типа Донована, Вэна Моррисона, Тома Петти... Короче, есть во что врубиться.
Интеллигенции
Друзья мои! В противоречивом мире рок-музыки не много отыщется исполнителей, творчество которых отмечено печатью высокого интеллекта. «Аквариум» — одна из таких групп. Поэзия Бориса Гребенщикова — яркое явление российской словесности. Как истинный художник, он никогда не шел на поводу у властей предержащих, не ставил свою музу на службу рыночному заказу. Как истинный интеллигент и гражданин, он не раз возвышал свой голос против кровопролития, духовного обнищания народа, коммунистического мракобесия и разбазаривания госказны. Выражаясь лапидарно, «Аквариум» в процессе креативной эволюции адекватно рефлексирует брожение русского пытливого менталитета конца XX столетия.
Новым русским
Дамы и господа! «Аквариум» — один из самых успешных российских музыкальных проектов. Инициированный Б. Гребенщиковым в 1972 году, он первым из советских коллективов наладил (в 1980-м) регулярное производство и дистрибуцию аудиокатушек с записями своих песен. Карьера А. успешно продолжалась и в постсоветский период. В 1995 году был подписан контракт на эксклюзивный выпуск всей архивной продукции А. с фирмой «Триарий». Держатель авторских прав на песни А., Б. Гребенщиков может наряду с А. Макаревичем («Машина времени», «Смак», «Toshiba», фирма «Партия») претендовать на звание самого богатого человека из числа российских рок-исполнителей. Резюме: начав практически с нулевых инвестиций, «Аквариум» благодаря органичному менеджменту вырос в рентабельный музыкальный ансамбль.
Хиппи
Пипл! Ну разве есть у нас рокеры кайфовей «Аквариума»? Ну кого еще вы так любите за божественный стеб, за красоту, высоту и миролюбие? За мальчика Евграфа и Серебро Господа? Зажгите свечи и бал-дейте!
Иностранцам
Леди и джентльмены! В годы агонии коммунистического режима СССР не многие артисты осмеливались бросить вызов властям, и в числе этих отважных был «Аквариум». Свободолюбивые песни и нонконфор-
110
мистская позиция бэнда вызывали гонения со стороны КГБ. Противопоставляя себя тоталитарной системе, они выбирали низкооплачиваемые работы дворников и кочегаров, а свободное время посвящали музыке и альтернативному стилю жизни. Целое поколение иностранных студентов прошло через «Аквариум», оставив музыкантам и их подругам много джинсов, книг Толкиена, кассет и кисетов для марихуаны и увезя домой прекрасные воспоминания об этих русских. Песня «Этот поезд в огне», содержащая аллегорический образ Горбачева, утвердилась как один из гимнов перестройки. То cut a long story short: не поняв песни 212-8506, вам будет крайне трудно постичь загадку русской души.
Братве
Пацаны! (Далее см. раздел «Интеллигенции»). Теперь чисто без базара: крутые песни! Особенно эта — «Долгая память хуже, чем сифилис». Или — «Здесь может спать только тот, кто мертв»... Юноши и девушки! Вы живете активной жизнью, насыщенной новыми реалиями — от «нинтендо» до «экстази», от роликов до презервативов. И песни «Аквариума» практически не имеют точек соприкосновения с вашей жизнью. Под них не потанцуешь, они навевают тоску и полны непонятных заморочек и ненужного пафоса. Сторож Сергеев — просто деклассированный элемент, а сам Гребенщиков — вылитый старик Козлодоев, тщащийся залезть к юной деве в постель со своим очередным компакт-диском. Мораль: разбирайтесь сами, парни и девчата. «Аквариум» полон рыбок: съел — и порядок!
Митькам
Братушечки и сестренки! Кто гавкает? Дык Акваримушка же, елы-палы! Greatest Hits. Только ноженьки торчат... Положи его в воду, сестра. Тельничек потом высуши.
Журналистам
Коллеги! С Гребенщиковым и «Аквариумом» с самого начала все складывается легко. Они доступны, расположены к общению, словоохотливы. Грани облома начинают проступать позже: они отказываются говорить о собственных автомобилях (похоже, их нет), о сексе (возможно, и его нет), гонорарах (неужели и их?..) и не e состоянии прокомментировать высказывания Маши Распутиной, поскольку не знают, кто она такая. Далее по ходу дела выясняется, что собеседник эрудированнее вас и обладает более богатым словарным запасом. В довершение всего он не только не желает оплачивать интервью, но и требует, чтобы его угостили водкой.
«Аквариуму»
Боря, ребята! Вы смогли сделать что-то еще. Спасибо. Спасибо.
111
Достарыңызбен бөлісу: |