§ 8. Язык как хранитель культуры

§ 8. Язык как хранитель культуры

of those who speak it is enshrined.

Oliver Wendell Holmes.

Каждый язык — это храм, в котором бережно хранятся души говорящих на этом языке. Оливер Уэндел Холмс.

Язык не просто отражает мир человека и его культуру. Важнейшая фун­кция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет столь значитель-

79

ную, чтобы не сказать решающую, роль в формировании личности, на­ционального характера, этнической общности, народа, нации.

В идиоматике языка, то есть в том слое, который, по определению, национально специфичен, хранится система ценностей, общественная мораль, отношение к миру, к людям, к другим народам. Фразеологизмы, пословицы, поговорки наиболее наглядно иллюстрируют и образ жиз­ни, и географическое положение, и историю, и традиции той или иной общности, объединенной одной культурой.

На эту тему написано много научных трудов. Именно в силу своей явной культуроносности, национальной и стилистической окрашенно­сти идиоматика всегда привлекала повышенное внимание как ученых-лингвистов, так и изучающих иностранные языки. Интерес этот отнюдь не пропорционален той реальной роли, которую фразеологизмы игра­ют в производстве речи. Роль эта весьма ограниченна, идиомы можно уподобить специям, которые добавляют в кушанье осторожно, щепот­кой, на кончике ножа, а само кушанье, то есть речь, состоит из совсем иных, менее острых и ярких, нейтральных компонентов — слов и сло­восочетаний неидиоматического характера.

Очевидна и многократно исследована непосредственная связь (че­рез образ, метафору, лежащие в основе идиомы) между языковой еди­ницей и культурой, образом жизни, национальным характером и т. п. Так, «морские» идиомы английского языка проистекают из островного мышления, из прошлой жизни, целиком зависящей от окружающего ос­тров Великобританию морского пространства, из самой распространен­ной профессии нации мореплавателей.

Язык хранит культуру народа, хранит и передает ее последующим поколениям. Рассмотрим способность языка отражать и, главное, со­хранять реальный и культурный мир своего речевого коллектива на кон­кретной теме: монархия и отношение к ней народа. Иными словами, посмотрим на нарисованную русским и английским языками картину или, вернее, на ту ее часть, где создан образ монарха, правителя госу­дарства, и его правления.

И в России, и в Англии именно монархия в течение многих веков была главной и единственной формой правления. Особенно интересно то, что и там, и там практически монархия как способ управления госу­дарством перестала существовать. В России это произошло в 1917 году внезапно и насильственно, в Англии формально монархия еще сохра­няется, но фактически это уже только некий декоративный анахронизм, сувенир, то есть воспоминания прошлых лет, так как монарх не имеет в настоящее время никакой политической власти.

Язык, разумеется, и отразил — как зеркало — эту важнейшую сто­рону социального и культурного устройства общества, и сохранил — как копилка и сокровищница. Посмотрим, как оба языка выполнили эти функции, запечатлев все образы в словах, словосочетаниях, послови­цах и поговорках.

При изучении языкового материала, относящегося к теме (семанти­ческому полю) «монарх и монархия:; (слева царь, царица, царский, king,

80



queen, royal), сразу бросается в глаза преобладание позитивных конно­таций, положительных оттенков у языковых единиц. Оба языка — и английский, и даже русский, несмотря на несколько десятилетий воин­ствующего антимонархизма советской России, единодушно свидетель­ствуют (отражают в зеркале слов!) прославление монархии, ее власть, неделимость царства/королевства, превознесение монарха.

Английский язык

The King can do no wrong [Король не может быть не прав].

The King's word is more than another man's oath [Слово короля больше,

чем клятва простого человека]. God save the King [Боже, храни короля]. The faith's Dеfепder [3ащитник веры (король)]. Kingdoms divided soon fall [Царства, разделенные на части, скоро падут].

И английский, и русский язык наделяют монарха наивысшими дос­тоинствами: он самый великий, всемогущий, благородный, сильный, выгодно отличающийся от всех и всех превосходящий.

Cooтветсвенно, прилагательные royal, царский также прославляют монархию, так как обозначают 'достойный царя', 'роскошный, велико­лепный'.

растворяющая золото). Принять по-царски. Наградить по-царски. (Не) царское дело. Царские кудри (красная лилия).

Все сказанное о царе и короле относится к царице и к королеве: они также превосходят всех в своих достоинствах.

В отношении темы монархии особый интерес представляет русский язык, долгие годы хранивший то, что уже не «отражалось». Монархия в России была свержена, вся идеология, воспитание были резко антимо­нархическими, но над языком не властны ни режимы, ни правитель­ства, ни идеологии. Язык сохранил почтительное и уважительное отно­шение к царю и его власти. Человек без царя в голове — это человек глупый и никчемный. Одной этой поговорки вполне хватило бы, чтобы сохранить хорошее отношение к царю и царизму. А все эти царские по­дарки, угощения, милости демонстрируют щедрость и всемогущество царя. Если когда-нибудь в России реставрируется монархия, можно счи­тать, что язык уже сыграл в этом свою положительную роль.

Однако оба языка сохраняют и критическое отношение народа к монарху. Следующие контексты отмечают недостатки монарха, воз­можность его недостойного поведения, он внушает недоверие и страх:

83

Английский язык

King Harry robbed the church, and died a beggar [Король Гарри ограбил церковь, да умер нищим].

King loves the treason but hates the traitor [Король любит предательство, но ненавидит предателя].

Kings and bears often worry their keepers [Короли и медведи часто бес­покоят своих сторожей. (Keeper — лорд-хранитель большой пе­чати)].

Kings have long arms (hands), many ears and many eyes [У королей длин­ные руки, много ушей и глаз].

Русский язык

Приводимые ниже контексты также имеют отрицательные коннота­ции, показывая, что власть монарха ограничена, что он далек от народа и ничем не лучше человека из народа:

Английский язык

King can (may) make a knight, but not a gentleman [Король может сде­лать человека рыцарем, но не джентльменом].

Heaven is above all yet; there sits a judge

That no king can corrupt (Shakespeare. King Henry VIII)

[Над миром небо есть. Там судия,

Он неподкупен и для королей (У. Шекспир. Генрих VIII. Пер. Б. Тома­шевского)].

I think the king is but a man, as I am: the violet smells to him as it doth to me (Shakespeare. King Henry V) [Король такой же человек, как я. Фи­алка пахнет для него так же, как и для меня (У. Шекспир. Ген­рих V. Пер. E. Бируковой].

Now the king drinks to Hamlet [Король пьет здравье Гамлета (У. Шекс­пир. Гамлет. Пер. М. Лозинского)] — эта цитата из «Гамлета» стала крылатой для выражения лицемерия.

Русский язык

Интересные данные о сложностях, вызванных культурным фоном рус­ского слова царь привела 0. Д. Митрофанова. Исторический роман дву­язычного азербайджанского писателя Чингиза Гусейнова «Фатальный Фатали» был написан сначала на русском, а потом переведен на азер­байджанский самим автором. Но перевод не получился из-за «сопро­тивления русскоязычного текста». Сказалось то, что и герой романа — Мирза Фатали Ахундов, и сам автор — Чингиз Гусейнов сформирова­лись как бы на стыке двух культур: русской и азербайджанской.

Ч. Гусейнов вынужден был отказаться от идеи перевода. Вот как он сам объяснял это: «Мог ли я допустить, чтобы произведение азербайд­жанского народа и адресованное азербайджанскому читателю звучало как переводное с русского? Оставалось создать новый оригинал, сле­дуя тому, что уже было написано... Когда же организованный в сюжетно-композиционное и концептуальное целое первоначальный ориги­нал стал воспроизводиться по-азербайджански, и сказался диктат язы­ка: русский, на котором изначально рождался текст, естественно, не­вольно, «стихийно» включил в структуру, содержание романа русско-европейские реалии, материалы, фигуры и судьбы. При этом даже вос­точный материал в оболочке русского языка был интерпретирован и эмоционально окрашен опять-таки в русско-европейском духе и тра­дициях» ²⁸.

В качестве примера приводится русское слово царь. Оказалось, что, когда в русском тексте «возникала интонация критико-иронического отношения к российскому царю, столь привычная и не заключающая в себе ничего противоестественного в стихии русского слова, фраза в целом оказывала сильнейшее внутреннее сопротивление, царь от­торгался текстом, иная языковая стихия противилась. Но стоило, вы­бирая окольные пути, заменить царя иным, более общим обозначением царственной особы (государь, например), язык переставал сопро­тивляться и критическое отношение естественно включалось в текст. В чем дело? Оказалось, азербайджанский язык просто-напросто не име­ет традиций негативного изображения белого царя-самодержца. Это для него непривычно, неестественно» ²⁹. Похоже, что азербайджанский язык сохранил еще большую верность русскому царю, чем русский язык.

Ярким примером того, как в языке хранится культурная информа­ция, служат термины университетского управления. И русские, и анг­лийские названия высших должностей руководства университетом — ректор, декан — хранят память о том, что во многих европейских стра­нах образование как социальный институт зародилось в монастырях и первоначально было чисто церковным. Затем образование разделилось на духовное и светское, и последнее распространилось гораздо шире, чем первое. В советской России церковное образование почти сошло на нет, и ни преподаватели, ни студенты, ни их родители уже не помнят о том, что много столетий назад образование принадлежало исключи­тельно духовенству.

В Англии об этом напоминает архитектура. Старейшие университе­ты по-прежнему располагаются в своих старых монастырских зданиях XIII, XIV, XV и последующих веков, с их кельями для монахов и знамени­тыми галереями (cloisters) для прогулок, медитаций и молитв. И даже более поздние, «краснокирпичные» (red brick) здания университетов часто строились с элементами монастырской архитектуры.

Однако и в английском, и, особенно, в русском языке хранится куль­турный слой, раскрывающий исторические корни университетского образования:

Еще один пример из русского языка — непосредственно из жизни Московского университета. Главное здание МГУ, величественное и мо­нументальное, делится на части, которые все называют зонами. Цент­ральная часть здания, где расположен ректорат и некоторые факульте­ты, — это зона А, поликлиника — в зоне E, квартиры для преподавате­лей — в зонах И, К, Л, Н, общежития — в зонах Б, В, Г и др. Все попытки заменить зону на сектор оказались безуспешными: слово зона слиш­ком прочно вошло в язык, устоялось, прижилось. За этим словом — стра­ница истории России: здание МГУ строилось в 1948-1953 годах, вскоре после победы и одновременно с послевоенной волной репрессий. Как и большинство крупных объектов того времени, университет строили заключенные, которые жили в зонах. Зона — термин из жизни концла-

герей, который свидетельствует о не слишком далеком, но уже забы­том прошлом.

Таким образом, язык не только отражает культуру своего народа, его социальное устройство, менталитет, мировоззрение и многое, мно­гое другое, но и хранит накопленный им социокультурный пласт, кото­рый служит важнейшим и эффективнейшим способом формирования следующих поколений, то есть инструментом культуры.

Однако язык — это не копилка или склад, в котором хранятся вы­шедшие из употребления слова-понятия. В идиоматических выраже­ниях, действительно, сохраняются «мертвые», давно вышедшие из упот­ребления слова, вроде зги (ни зги не видно) или баклуши (бить баклу­ши), но это те самые исключения, которые подтверждают правила.

Язык — живой, непрерывно функционирующий и непрерывно из­меняющийся организм. Метафора «живые и мертвые языки» отнюдь не случайна. Все языки когда-то родились, и одни из них умерли дав­но, некоторые недавно, а некоторые умирают сейчас. Языки умирают, когда исчезает народ, говорящий на этих языках. С народом исчезает и его культура, а без культуры, без ее движения и развития язык тоже перестает жить и становится мертвым, хранящимся в письменных па­мятниках.

Интересно, что культура для жизни языка важнее, чем сам на­род, его носитель. С падением Римской империи остановилось разви­тие римской культуры и умерла латынь, хотя потомки римлян и сейчас живут в Риме. Но это уже другая культура, другой язык. То же самое с древнегреческим и с древнерусским языками: потомки народов, гово­ривших на этих языках, живы, но ни современные греки, ни современ­ные русские не могут понять мертвых прародителей своих языков — древнегреческого и древнерусского — без специального их изучения.

Далее вопросы отражения культуры в языке будут рассмотрены в динамике, а именно: каким образом язык реагирует на изменения в общественной и культурной жизни, как идет сам процесс развития куль­туры, а вместе с ней и языка как ее зеркала.