Содержание: от составителя

конца XIV в.), юридическая (приблизительно XV-XVI зв.) и абсо-

лютистская. Они концентрируют свое внимание на изучении вто-

рого из этих периодов.

следователей^, прежде всего их представление о том, ч' 'о ритуаль-

ный язык представляет собой некую "трансцендентную форму",

предшествующую политической практике. Он возражает против

такого упрощенного, по его мнению, подхода к политическому

средневековому ритуалу. Прежде всего, отмечает Буро, поскольку

политические ритуалы (функционируют и развиваются в некоей

социально-культурной глобальности, то при всем их своеобразии

и собственных ритмах развития, им присущих, они вряд ли обла-

дают самостоятельной историей. Более того, даже взятая в своем

историческом развитии, любая ритуальная церемония существен-

но меняет свое содержание с течением времени. Если американ-

ская школа рассматривает ритуал как изолированный, самодоста-

точный текст, замкнутый в себе и обладающий окончательным

смыслом, то Буро, высказываясь за усложнение исследователь-

ских подходов к изучению ритуала, перемещает внимание с его

статической структуры на процесс смыслообразования. Для Буро

рчтуал - не структура, а функция, постоянный процесс порожде-

ния смыслов. Это беспредельно открытый текст, вступающий в

разнообразные связи с окружающим его культурным пространст-

вом, способный трансформировать его и сам трансформироваться

под его влиянием: текст, который перестает быть равным самому

себе. Строго структурированной, гомогенной системе ритуала

американской школы Буро противопоставляет свою систему от-

крытую вовне, комбинаторную, объединяющую многочисленные

разнородные элементы. Пространство ритуала - не просто вме-

стилище извне заложенных смыслов, а само по себе смысловой

генератор. Таким образом, каждый ритуал обладает множеством

кодов и может быть дешифрован в различных регисграх. Буро

полагает, что расчленяя семиологическое единство церемонии,

исследователь может обнаружить новые, более сложные формы

языка. Неоднозначность и множественность интерпретаций ри-

туала он считает вполне естественным явлением.
Коронационная церемония относится к особому виду ритуалов

- к так называемым "ритуалам перехода". А. ван Геннеп, еще в

начале века посвятивший им специальное исследование"', пред-

лагал считать "ритуалами перехода" (rites de passage) те, которые

сопровождают всякую перемену человеческого состояния, соци-

ального положения или статуса. Ле Гофф особенно поцчеркивает

характер коронационной церемонии как "rite de passage" в боль-

шей степени, чем просто "inauguration". Он выделяет ь структуре

церемонии фазы, характерные для "rite de passage": фаза откреп-

ления от занимаемого ранее места в социальной структуре (se-

paration), "пороговая" фаза (marge) и фаза воссоединения (aggre-

gation), т.е. обретения стабильного состояния на качественно

ином, более высоком уровне. В конце церемонии, как показывает

Ле Гофф, король получает новое качество, существенно повышая

свой статус: в результате обряда миропомазания королевская

власть обретает черты священства, происходит причисление ново-

го суверена к небесной иерархии.
Существуют три вида источников, содержащих информацию о

коронационных ритуалах. Это ordines - наиболее полные описа-

ния ритуала, вплоть до текстов молитв, гимнов и антифонов: так

называемые modus, т.е. более краткие руководства нормативного

характера, предписывающие то, что должен включать в себя ко-

ронационный обряд; и, наконец, описание современниками ви-

денных ими коронационных церемоний.
Остановимся на первом из них. Ordines - чрезвычайно ценный

источник для уяснения сущности института королевской власти

и ансамбля представлений о нем современников. Однако, позна-

вательный потенциал ordines еще недостаточно оценен. Немного-

численные исследования посвящены отдельным ordines (см. рабо-

ты Дж.Нельсон о коронационных программах Раннего 0'редневе-

ковья^) или отдельным сюжетам (см. статью А.Хидемдн, изучав-

шей механизм рождения мифа о коронационной церемонии на

примере фамильного манускрипта ordo^). Р.Джексог одним из

первых в своей монографии "Vive ie roi!"^ предпринйл попытку

рассмотреть комплекс французских коронационных программ в

их развитии на протяжении значительного периода времени

(XIV-XIX вв.). Такой анализ позволяет npo'-.'i^/iiiTi. энолюцию

представлений о королевской власти, смену [):'. шчпых моделей,

на которые она должна была ориентирован.с.я. ('vinpcTBvci' и дру

гой подход - всестороннер (с привлечением иллюстраций мануск-

рипта) изучение одного единственного ordo в его кош; х^тпо-исго-

рической закрепленности, как это сделали Ле Гофф и lit.-It. Бонн

в отношении ordo 1250 г.'*. Тогда оказывается возможным уви-

деть, как церемония в неповторимой конкретной п(торической

бым уникальным смыслом.

тории значительные изменения. Различные символы получали

актуализацию и начинали доминировать в определенлыс перио-

ды, и это не случайно, т.к. в каждую эпоху ритуал - это не про-

сто повторение традиционных формул, а результат гворческой

деятельности, некой селекции, осуществляемой его участниками.

Изменения, вносимые в ритуал, приводят его в соотвечствие с ис-

торическим контекстом, всякий раз особым.

ционных ordiiies. По мнению Ле Гоффа, в середине XIII в. во

Франции сложилась уникальная ситуация баланса сил королев-

ской власти и церкви. В середине XIII в., пишет он, коронация в

Реймсе приобрела три функции:
- выражала баланс королевской власти и церкви;
- объединяла в одном ритуале и заставляла взаимо/.ействовать

представителей трех религиозных центров, исторически оспари-

вавших друг у друга право коронации монарха;
- утверждала автономность французской монархш и ее пре-

восходство над другими христианскими королями'''.

воспроичводили модель коронационного ритуала, расгространен-

ную на всем христианском Западе. Именно в царствование св.

Людовика коронационный ритуал приобретает ярко выраженный

французский колорит и становится одной из форм "королевской

пропаганды". В так называемом Реймсском ordo (ок. 1230 г.)

впервые появляются пэры Франции и впервые фигурирует леген-

да о св. Сосуде. Согласно этой легенде, во время крещения Хло-

двига св. Ремигием, архиепископом Реймса, с неба спустился го-

лубь, державший в клюве сосуд со св. миром. Кроме того, среди

других нововведений указание на причащение короля под дву-

мя видами (хлебом и вином) но образцу священника. Настойчи

вое подчеркивание политико-религиозного имиджа французского

короля как короля-священника (параллельно которому выступа-

ют ветхозаветные цари) должно было поставить его в ")олее неза-

висимое положение по отношению к церковным иерархам. Коро-

левские лилии (символ французского королевского дома), впер-

вые упоминаемые именно и Реймсском ordo, а также и культ св.

Ремигия, были призваны подчеркнуть национальный характер

церемонии.

коронационном ритуале, король Франции подчеркивает свое пре-

восходство над другими монархами, приобретаемое им вследствие
его исключительной привилегии использовать священное миро

при миропомазании. Знаком особого статуса французского монар-

ха, приобретаемого им после миропомазания, является способ-

ность исцелять золотушных больных, которую короля Франции

разделял лишь с английским королем.
Вышеупомянутые инновации Реймсского ordo нашли свое ло-

гическое развитие и были закреплены в ordo 1250 г. Сама пред-

полагаемая дата создания ordo (1250 г.) свидетельстьует о том,

что оно не предназначалось ни для какой конкретной коронации

(очевидно, ordo не могло быть использована при коронациях Лю-

довика Vlll в 1223 г. или Людовика IX в 1226 г.^). Но именно

благодаря этому обстоятельству, являясь некой идеальной коро-

национной программой, как ее представляли себе сосгавители п

середине XIII в., оно наложило печать на тер;сты погледующих

коронационных ритуалов.

ответа на вопрос о том, кто именно занимался составлением тек-

стов коронационных программ. Вероятно, это связано с тем, что

как 110 поводу датировки отдельных ordine.s, так и по поводу оп-

ределения места их составления существует много неясностей.

Что же касается их авторства, то косвенным образом помочь ус-

тановить его, по-видимому, должен анализ самих текстов. В слу-

чае с коронационными программами Людовика Святого, содержа-

ние ordines не оставляет сомнений в том, что их авторы принад-

лежали к окружению короля и, возможно, действовали по его не-

посредственному распоряжению.
Ле Гофф показывает, как тщательно - через обозначение мест,

занимаемых внутри Реймсского собора участниками церемонии,

через тексты королевских клятв и литургических песнопений,

через жесты и символику одежды - текст ритуала как бы исклю-

чает возвышение кого-либо одного из главных протагонистов це-

ремонии. Лишь к концу ритуала, в момент, когда король торже-

ственно занимает свое место на троне, он начинает доминировать

над прелатами и светскими пэрами. Поцелуй, которыИ они при-

носят королю, становится символическим выражением верности

новому сюзерену.

в них свидетельство того, что коронация не рассматривается

больше в качестве единственного мистического фундамента коро-
левской власти, скорее, налицо стремление придать официаль-

ный статус национальной традиции, имплантируя ее в ритуал' '.

летий, использование историко-антропологического подхода как

метода исследования "языка" политической символики, при по-
мощи которого выражала себя королевская власть, дает возмож-

ность более глубоко увидеть социально-культурное целое. Анализ

этого "языка" и тех (не обязательно отрефлектированных) пред-

ставлений, которые за ним стояли, в идеале, думается, мог бы

объяснить взаимосвязь между политическими концепциями, с

одной стороны, и событиями, с другой.

^ Simon P. Le inythe i-oyal. Lille, 1987. P. II.

medieval ruler worship. Berkeley, Los Angeles, 1946.

' lii'\tiiil 1. 1..i ccrciUDlllc (lc Гспп-сс ,i Pans .m Mnvcn AJC // Anii>ili:v \.'^^ ' . I'^-Ci. \ ^

' l.l' b l.i till' lie l'l^.llC ^'чш \\il II: l"i

ii.itniii. ^'.. I^Sd
^ Существенные соображения можно, правда, паитн и кн.: Hliii'li М 1.с^

roi\ lll:^^ll]la^^l]gc^^. P.. l^.).'-^: Kini^u'i- 1. 1л caraciciv ^aci'c (lc la rovalitc 41 Fi'aiec // 'Пк' racial

Кш^Ьф. l^culL'n. 1^57: ^{f't!\('r ./ France the hulv land. llie chuscn De^nic and tl'e iiio^t ehi'Mian

Kill^ // Аспоп and coii\)elh)n in eai'l\ iiiodcril Ниго^с. Pi'ineclon. l^b^

' Simon P. Le niyllie roy.il. Lille, 1987.
' Uniiiil 1. ()i1ci[ : ^h.'\^..l^l^k\llllK.\ \i\ele nil' Chapel Hills. IWt: \tll^ll^.^ .l/'l'lieii^aleeiiiuiiali^ii

tile bieneli nniiiaiel^-, s\ iiih^lie stiate^v alul nolineal (1()е111пе//'Лп11а1е^1^,.^(',. I ^Sd. \ ^

lilurgmiie// Aiiiiales b.SX'. 14^1. N h. P. 125(1

" NelKon J. Politics and ritual in early medieval Еигсре. Loiidoii,

1986.
^ Hflicrnun A. The couinieiiioration of Jeaniie d'Evreux's roroiiatioii in

tile Ordo ad Coiisecraiidum at the University of Jllinois /' Proceodings of

tlie Illinois Medieval Association. 1990. Vol. 7.

'" Jackson R. Op.cit.

// Coronations: medieval and early iiiodern monarc.llie ritual. Berkeley, Los

Angeles, 1990: Lc ('off } A coronation program for the ,:ge of Saint

Louis, ibidem.

"ordo de Louis VIII", современные исследователи склоняются к дате

1250 г.. как наибо.чее вероятной. О датировке Ordo 1250 см : Lc (/off -1.

A coronation program...

'' Bonne J.C. Op.cit. P. 70.
Е.Н.Мтиинкино
15. Э. Коэн. ПЕРЕКРЕСТКИ ПРАВОСУДИЯ. Закон и КУЛЬТУРА в

ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВОЙ ФРАНЦИИ.

LATE MEDIEVAL FRANCE. LEIDEN, NEW YORK, KOLN,

1993. 208 P. БИБЛ.: P. 209
Книга исследовательницы из Израиля Эстер Ко.чн посвящена

изучению связи, существующей между законодательством, право-

вой практикой и их социокультурной почвой. В отличие от собст-

вкнно правоведов, автор ставит своей задачей рассмот зеть не из-

менения закона как такового, а его бытование в историческом и

географическом, социальном и культурном контекст; х, как со-

ставной части культуры. Закон и культура, по мнению Ко^н, и

любом обществе постоянно влияют Друг на друга и непостигаемы

вне этого взаимоотношения.
Автор стремится изу^чить их соотношение в момент перехода

от устной традиции правосудия к письменной, справедливо пола-

гая, что это позволит ярче высветить их реальную диалектику,

увидеть явление в его трансформации. Коэн избрала предметом

своего исследования правовую практику Северной Франции XIII-

XVI вв., где в эти столетия протекал, в той или иной форме, про-

цесс записи обычного права (т.н. кутюм).
Анализ записи обычного права Коэн сочетает с изучением

внешней, формально-ритуальной стороны судебной практики,

несшей на себе огромную смысловую нагрузку и определявшейся

и уровнем правосознания, и общим культурным контекстом. Та-

кая постановка проблемы определила выбор источников это ку-

тюмы разных областей, записи судебных решений, постановле-

ния парижского парламента, правовые трактаты, с ол.ной сторо-

ны, хроники, агиографическая литература, жесты, фарсы, пого-

ворки - с другой. Она же определила и структуру работы: первая

ее часть посвящена собственно закону, а вторая отдана исследова-

нию ритуала и его значения в контексте судебной процедуры.
Правовые теории, восприятие закона разными слоями и груп-

пами средневекового общества и воплощение того и другого в ри-

туалах судебной практики и публичных наказаний - вот те "пе-

рекрестки" ученой и народной культуры, идеологии и практики,

которые составляют ткань бытия закона в Средние века и. соот-

ветственно, ткань книги Коэн.

всего отмечает многообразие форм и функций> законодательных

систем вообще и средневековых в особенности. (Автор полагает,
что этот факт не до конца осознпн в правовом контексге, однако,

хотелось бы напомнить исторпко-правовед^еские работы конца

прошлого - начала нашего столетия, обозначившие :)ту особен-

ность средневекового права как его "разорванность" - прим. реф.)

две основные традиции - иудаистскую, впитанную с христианст-

вом, и римскую, утверждавшую приоритет писаного закона. На-

ряду с ними чрезвычайно долго сохранялось обычное право (иод

"обычным правом автор понимает, видимо, устное облчное пра-

во: термин "обычное право" в переводе соответствует термину

"custoiiiary law" в оригинале - прим. реф.). Создание варварских

правд, соединивших германское обычное право и письменную

правовую традицию, ^з уничтожило устного обычного нрава, и

средневековое общество по большей части пользовалось именно им.

(на первом этапе она осуществлялась местными судьями и адми-

нистраторами на основе собственного опыта судебных решений).

Запись обычаев не сняла, а скорее закрепила правовы? различия,

присущие разным областям страны, которые составили локальные

подсистемы, связанные воедино королевским законодательством.

бенно в своей практической части, никогда не составллло единой

системы, дробясь на особые установления для разных социаль-

ных групп и территориальных единиц. Существование разных

уровней светского правосудия соответствовало разным уровням

иерархической структуры общества и не создавало особых слож-

ностей, так как был выработан механизм их соподчинения. По-

другому взаимодействовали светская и церковная системы право-

судия, ибо, пишет Коэн, церковная юрисдикция представляла со-

бой "независимую соперничающую систему, основанную на иных

источниках и подкрепленную иными силами"(с.16). Тем не ме-

нее, полагает Коэн, взаимодействие светской и церковной, коро-

левской и сеньориальной, местной и центральной юрисдикции,

не всегда мирное, обогащало их и способствовало развитию всех

этих систем.
Областные записи устного обычного права Х111-Х1"' вв. пред-

ставляли собой промежуточную стадию между устной версией и

письменной законодательной традицией. Впрочем, определение

"писаный обычай", по мнению Коэн, противоречиво в самой сво-

ей сути. Хотя обычай понимался как институт неизменяемый и

древний, все же была осознана необходимость его загнои - фик-

сации с целью сохранения. Стремление создателей эт-ix записей

зафиксировать "древние" обычаи, действительно включавшие ре-

ликты древних верований, сохранившихся в ритуализованной
практике, сочеталось с упоминанием (и записью) недагно возник-

ших "в народе" обычаев и, более того, с четким осознанием изме-

нения древнего обычая в результате "порчи нравов" пли деятель-

ности судей и появления новых обычаев, выраставших из преце-

дента. Сама запись нисколько не повышала в сознании ее созда-

теля ценности или действенности обычая, проистекавией из его

древности и его всеобщности. Точно так же создание письменного

обычного права не уравнивало его с римским правом или коро-

левскими законодательными актами.
Итак, в писаное право были включены элементь обычного

права, и традиция устного права получила первостепенное значе-

ние в судебной процедуре.
В то же время сама запись вынудила юристов обратиться к по-

иску способов выражения абстрактных понятий и категорий, та-

ких, как закон, правосудие, право. Это повлекло за собой обра-

щение к римской традиции и привело к проникновению во фран-

цузские кутюмы терминологии, типичной для Кодексы Юстиниа-

на или Институций. Римской же традиции обязаны французские

юристы и организацией материалов кутюм; образцом становились

Дигесты или Кодекс. В остальном влияние римского права было

незначительным, и парижский парламент подтверждал, что в об-

ластях обычного права римское право не имеет силы.

рованию юридической теории от судебной практики. На первом

этапе различия между ними были минимальными, ибо тексты

кутюм были "записью" почти в буквальном смысле слова. Одна-

ко, в XV" в. легализация их королевской властью, создание ком-

пиляций в масштабе страны усилили этот процесс, параллельно

которому шли изменения в судебной процедуре и системе доказа-

тельств, провоцируемые центральными судебными органами. Чем

дальше, тем большую роль приобретала королевская законода-

тельная власть. Но и она, как прежде народное сознание, вопре-

ки новым веяниям в юриспруденции, продолжала пс'льзоваться

представлениями о силе закона, основанного на старом добром

обмчае, лежащем в основе правосудия.
Страницы, которые Коэн посвящает представлениям о право-

судии (с. 39-51), - маленькое, но очень яркое самостоятельное нс-

следование. На конкретных примерах автор показывает, как от-

чуждение законодательной и судебной функции сообщества и

концентрация ее в руках должностных лиц, чиновников приво-

дит к разрыву в массовом сознании понятий "суд" i "правосу-

дие". Образ судьи, стряпчего становится олицетворением алчно-

сти, хитрости, лжи, о чем свидетельствуют восходящие к XIII-

XV вв. поговорки, фарсы, фаблио. Если судья и изображался хо-
166
рошим, то лишь умом II компетентностью, но отнюдь не гправед-

ливостью (Святой Ив в этой ситуации - исключение, подгвер

ждающее правило, и связано это, видимо, с его духовной дея-

тельностью в первую очередь). Воплощением же право"удия и

справедливости, как показывает Коэн, н народной Tpa/iiiiuiii <та-

новится король Людовик Святой, котором справед/пиость прг-

суща не в силу знаний или ума, а в силу самой природы королев-

ской власти.

добром законе, который король свято соблюдает "вмес"е со своим

народом", а не навязывает ему. Таким образом, в массовом сред

невековом сознании монарху (функция судьи присуща в большей

степени, чем функция законодателя.
Закон, как продукт культурной атмосферы эпохи, принимал и

формы, ей свойственные. Средневековой культуре, пишет Ко:)н,

вообще присущ образный способ самовыражения. В сфере право-

вой культуры он отлился в форму ритуала, которому посвящена

вторая часть книги. Склонность к ритуалу, характерная для все-

го средневекового права, прежде всего проявляется в судебной

процедуре или, по выражению Коэн, церемонии. На ранних .эта-

пах в ней посредством жестов и слов фиксировались взаимоотно-

шения индивидов между собой и индивидов с космосом. Этот

глубинный смысл со временем меняется, в конечном дтоге усту-

пая место отношениям профессионала-судейского и ис"ца или от-

ветчика как таковых, вне их связи с окружающим миром. Этим

объясняется и изменение роли священнослужителей, и тот факт.

" го судебный ритуал утратил свое значение, в то время как ри-

туалы, связанные с наказанием, сохраняли его еще долгие столе-

тия.
Однако, до XIII в. средневековые судебные процессы носили

ярко выраженный ритуальный характер. Корни этих обрядов

уходят к древнегерманским традициям и позднеримскому вуль-

гарному праву. Когда другие способы доказательств п)авоты той

или иной стороны бывали исчерпаны, дело решалось при помощи

поединка либо ордалии. Индивидуальное и человеческ эе отступа-