Содержание: от составителя



бет15/24
Дата19.06.2016
өлшемі1.81 Mb.
#146691
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   24

левств Сицилии, Англии, Франции. Идея "belhim justum" ("спра-

ведливой войны") провозглашалась ради защиты родины и Свя-

той Земли. Крестоносец погибал в борьбе против неверных и сра-

зу отправлялся в небесный рай. Ив Шартрский в своих трудах

"Decretum" и "Paiiormia" собрал все отрывки, где небесное возна-

граждение было обещано тем, кто умирал "за истину веры, спасе-

ние родины II защиту христиан".
Но постепенно происходила секуляризация понятия "patria",

причем терминология заимствовалась из римского права, пере-

полненного патриотической лексикой. Так, в "Дигестах" разли-

чались 'patria propria" (свой город) и communis patrii ("общая

родина"). Легисты использовали символ Рима в качестве patria

coiiiimmis применительно к различным монархиям. TIK, средне-

вековый Париж - это Рим Франции. Франция стала постепенно

patria comiiiuilis для всех французов. Идея суверенитета Рима бы-

ла заимствована всеми национальными монархиями. Верность

новой родине, территориально ограниченной, заменила трансна-

циональные связи фиктивной всеобщей империи. Церковная

идея стала светской. Политики стали использовать силу религи-

озного чувства в откровенно политических целях нового мистиче-

ского тела территориальной национальной монархии.


Во Франции возник культ королевской династии. Француз-

ские "христианнейшие короли" были наследственными защитни-

ками церкви. Политико-моральные идеи смешивались с религи-

озными ценностями. Проповедник требовал от своих соотечест-

венников жертв во имя своего короля. Смерть на поле боя за по-

литический "corpus mysticlini" во главе с королем официально


приравнивалась к мученичеству. Понятие "мистического тела ро-

дины" перекрывало понятие "мистического тела церкви".


Итак, церковная идея "мистического тела" была перенесена на

политические общности. Милость и Юстиция оставались вечны-

ми ценностями, они сыграли свою роль в разработке идеи конти-

нуитета новых монархий, так как идея правителя милостью Бо-

жией обрела новую жизнь в династических идеологиях, а идея

Юстиниана о вечной и бессмертной власти сыграла важную роль

в формировании представлений о неизменном характере королев-

ской власти и короны и континуитете политических тститутов.

Об этом идет речь в следующей, шестой главе "О континуитете и

корпорациях".


За проблемой "дв\"'- тел короля", как полагает Канторович,

стоит проблема континуитета. Аристотелевская концепция "веч-

ности мира" и ее аверроистская интерпретация вопрос о печном

континуитете стала в XIII в. философской проблемой номер

один. С этого времени в западноевропейской политической мысли

начинается процесс, переосмысления доктрины о "вечности ми-

ра". Этот процесс совпадал с процессом формирования представ-

лений о "континуитете" в конституционной и юридикс-политиче-

ской! сфере.
XIII век в истории Западной Европы отмечен как "аристоте-

левский ренессанс". Изучение Аристотеля, по мнению Канторо-

вича, привнесло в культуру новое понимание времени и это ста-

ло одним из факторов активизации западноевропейской мысли.

До этой эпохи время имело, прежде всего благодаря авторитету

Блаженного Августина, плохую репутацию. Противопоставлялось

р^емя, как измерение жизни "земного царства", и вечность, как

категория "небесного царства". С XII в. схоласты пыт.ются пере-

смотреть дуалистическую концепцию времени Августина. Акцент

перемещается на понятие "aevniii" ("век"), которое сокращает

пропасть между вечностью и конечным временем, соединяет их

между собою. Царство земное, земные институты и реалии также

приобрели новое измерение, приобщились вечности, происходила

реабилитация земного мира.


Эти изменения в отношении ко времени привели к (формирова-

нию представления о почти бесконечном континуитете публич-

ных институтов. Максима о неотчуждаемости королевского доме-

на, как и идея бессмертного публичного фиска, стали вехами но-

вой концепции института континуитета, инспирированной рим-

ским и каноническим правом. Новое понимание земного времени

проникает в повседневную жизнь, публичные, финансэвые, юри-

дические и административные институты.


Тогда же формируется и представление о короле как главе

вечного и бессмертного "политического тела". Об ЭТО]У речь идет

в седьмой главе "Король никогда не умирает". Формирование

этой идеи зависело от нескольких факторов - представлений о

вечности династии, бессмертии короны и королевском достоинст-

ве ("dignitas").


Во времена господства литургического типа власти, как из-

вестно, король приступал к реализации своих прерогатив только

после освящения церкви - миропомазания, которое и сообщало

его господству сакральный характер. В эпоху секуляризации всех

сфер общественной жизни ^се западноевропейские монархи стре-

мились разъединить начало реального правления и его церковное

освящение. Так, после смерти Людовика IX Филипп III сразу

взял власть в свои руки и датировал свои указы с момента своего

воцарения, а не с момента церковного освящения. Эдуард 1 после

смерти Генриха III в 1272 г. сразу же стал править, хэтя его ко-

ронация имела место лишь в 1274 г. За церковью остается лишь

право объявления следующего правителя. Из публичного права

заимствуется мысль о том, что на королевском троне преемник и

предшественник есть одно лицо. По мысли ученых юристов, пе-

рерыва в наследовании не могло быть. Истинная легитимность

короля - династическая. Право на трон наследника определяется

Богом. В это время получает распространение представление о

том, что св. Дух уже присутствует в королевской крови, тогда

как ранее считали, что он явлен в выборе епископа, а дары св.

Духа передаются путем церковного помазания. Французские ле-

гисты доказывали, что королевская династия происходит от Кар-

ла Великого, ее представители были святыми королями, по при-

роде и по милости божьей наделенными мистическими способно-

стями. Так династия, "королевский дом" приобретал черты

сверхиндивидуального общества, сходного с "бессмертной корпо-

рацией" ("ulliversitas qui nuiiquam moritur").


Подобные изменения происходят и с представлениями о коро-

левской короне. Представление о "видимой и невидимой короне"

бь:л<.< характерно еще для античности: считалось, что император,

помимо "материальной и видимой короны" диадемы, имел "не-

видимую корону", которой его короновали боги. Об этой невиди-

мой короне можно было сказать, что она вечная ("corona quae

lion moritur"). Во времена классического Средневековья в запад-

ноевропейских монархиях термин "корона" вновь входит в упот-

ребление. Однако он применяется прежде всего для о^означсппя

фискального имущества, собственности королевства. В англий-

ских документах XII в. различают главных держателей, которые

владеют тем, что "принадлежит короне", и тех, кто держит от


короля рыцарский фьеф не по нраву короны, п по npaw баронст-

ва. В трактате английского юриста XIII в. Гланвиля термин "ко-

рона" относится к публичной сфере и общественной пользе. Это

то, что принадлежит королю, а значит является неотчуждаемым.

К концу XIV в. формула о неотчуждаемости имущества короны

была записана во все юридические акты. Король и корона стано-

вятся своеобразными вечными и безличными институтами.
В это же время формируется представление об особом "досто-

инстве" ("digilitas") короны, которое рассматривалось как выс-

шее воплощение суверенитета всего политического тела королев-

ства. Юристы проводили аналогию между королевским достоин-

ством и сказочной птицей Феникс, возрождающейся из пепла.

Эта метафора соответствовала максиме "бессмертное дсстоинство"

королевской власти. Английские юристы также доказывали, что

не сам король бессмертен, а бессмертна его "digilitas". Феникс не

случайно был эмблемой королевы Елизаветы. Король умер да

здравствует король! Король-индивид мог умереть, но король как

представитель суверенной Юстиции, воплощение "digilitas" - ни-

когда^.
К тому же времени относятся первые изображения суверенов.

Начиная с захоронения Эдуарда II в 1327 г. существует обычай

помещать на крышке гроба "изображение" или "королевский

лик" - из дерева или кожи. Демонстрация изображений монар-

хов была связана с новыми политическими идеями, например,

представлением о том, что королевская "dignitas" никогда не

умирает и что через изображение юрисдикция умершего короля

действует вплоть до дня его похорон, когда покойный король в

последний раз представляет персону "digilita.s". Наушная с Людо-

вика XII (умер в 1515 г.) надгробные памятники фраш.узских ко-

ролей начали представлять короля или королевскую пару таки-

ми, какими они выглядели в жизни, чаще всего склоненными в

молитве: или же надгробная скульптура изображала короля под

покрывалом, с закрытыми глазами. На закате Средпенековья за-

падная культура особенно остро осознала противореше между

бренным характером плоти и бессмертным великолепием

"dignitas", которую эта плоть представляла. Утверждая бессмер-

тие "digilita.s", юристы, тем самым, обнаружили и сделали более

уязвимой эфемерную природу смертного венценосца. Доктрина

"двух тел" достигла в эту эпоху высшей точки своего развития.
Последняя, восьмая глава труда Канторовича посвящена ана-

лизу представлений о власти в сочинениях Данте.


В эпилоге своей книги Канторович пытается найти какие-ни

будь намеки на существование понятия о "двух телах" короля

еще в античности. Такие сведения он обнаруживает, например, у
Плутарха, который различает "друзей Александра" и "друзей ца-

ря". Представление о том, что античный правитель является бо-

жественным существом и в своем поведении подражает Богу, от-

ражено в трактатах неопифагорейцев. Его отличие от взглядов

нормандских юристов XII в. заключается, по мнению Канторови-

ча, лишь в том, что в первом случае обожествление есгь "резуль-

тат мимесиса", а во втором - результат наделения монарха боже-

ственной милостью ("gratia").


Но все же, приходит к выводу Канторович, доктрина юристов

тюдоровской эпохи опирается на паулинскую концепцию. Не-

смотря на определенное сходство с языческими представлениями,

концепция "двух тел" короля является продуктом христианских

понятий и представляет собой определенный этап развития хри-

стианской политической теологии.


' CM., Buurcuu A. Histoircs (l'iiii Ilistorieii: K.iiit.orowicz. F., 1990; см.

также: Экслс О. "Император Фридрих II" Э. Кинторовпчп и по.чптпче-

скоИ полемике цремсн ВсПмарскоп республики. Док.чад на ю.члоквиуме

"Эрнст Канторович сегодня" (Франкфурт-нп-МпИне, дек. 1993 г.)

Одиссеи 1996 (в исчати).
^ Kantorou'fcz Е. The king's Uvo bodies. A study in iiiedii'val Dolitic.il

theology. Pi-iiicetoil, 1957.


'" По мнению А. Буро, теория "двух те.ч" короля, содержащаяся в

трактатах юристов елизаветинскоН эпохи, является всего лишь часчиым

случаем применения более ранней и распрос.траненнои формулы

"Digtiitas noiiquan] iiioritiii-" ("бессмертное достоинство"), и Канторович

неоправданно приписывает частному случаю характер "вс.-общей дог-

мы". К ч-ому же, отмечает Буро, сам текст Плаудсна акцептирует неде-

лимый характер личности короля, который есть и король милостью

оожьеН, и обычный человек. Речь идет, таким образом, об одном теле

коро.чя (см. Bourcau A. Le simple corps dii i-oi. L'iiiipossible sacralitc des

souveraiiis t'i-am-ais XV-XVIII. P.. 1988.


С.И.Луч 11 ц кия
14. СИМВОЛИКА КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ФРАНЦИИ.
ОБЗОР.
Проблема изменяя средневековой королевской власти имеет

применительно к Франции свою специфику. Э.Канторович убеди-

тельно показал, что средневековая монархия неоднократно пред-

принимала попытки разработать собственную "политическую тео-

логию", перенося религиозную символику в политическую севе-

ру*. Тринадцать веков существования монархии во Франции при-

вели к появлению "королевского мифа", соединившего христиан-

скую доктрину и национальную символику, утвердившего идею

избранности Франции и ее короля и обеспечившего преемствен-

ность политического и культурного развития страны. "Королев-

ский миф" во Франции стал фактором первостепенной важности,

"мобилизовавшим", по выражению П. Симона^, общес"во и поли-

тику Старого порядка.
Для формирования "королевского мифа" во Франции, как пи-

сал Канторович в своей книге, посвященной культу правителя в

Средние века^, решающим было царствование св. Людовика.

Именно тогда королевская власть усилиями спиритуалов XIII в.

была возведена до трансцендентного уровня, а королю удалось

стяжать сокровище "божественной благодати", которая затем

стала неотъемлемой принадлежностью французской монархии.

Мистическое восприятие королевской власти достигло своего апо-

гея в эпоху Карла V, когда была сформулирована теория о том,

что государство представляет собой "corpus mysticum" во главе с

королем. "Королевский миф" обеспечил французскому королю

ореол и престиж, не сравнимые с властью других епропейс.ких

монархов.
Долгое время королевская власть была предметом изучения

той политической истории, которая ограничивала свое внимание

описанием генезиса институтов власти, политических идей и со-

бытий. Возродившийся в 70-гг. интерес к политической истории

в рамках "новой исторической науки" сопровождался изменени-

ем самого ее предмета. Историки обращаются к политической ис-

тории, обогащенные опытом историко-антропологическпх иссле-

дований. Акцент перемещается с описания институтом власти ча

их функционирование в контексте данной историко-культурноп

системы. В работах, появившихся в 80-е-90-е гг., политика рас-

сматривается не просто как инструмент организации власти, но

как одна из форм социальной коммуникации, а новая политиче-

ская история включает, среди прочего, анализ языка политиче-
155
ских символов и мира представлений. Внимание современных ис-

следователей все более привлекают такие ранее не востребован-

ные темы, как семиотика политического ритуала, способы осуще-

ствления королевской пропаганды, различные формы репрезента-

ции королевской персоны.
В качестве примера можно указать на статью .Поу^енса Брай-

анта "Церемония королевского въезда в Париж в Средние века"'*.

Истоки ритуала восходят к поздней Античности (adventus импе-

раторов). В Париже церемонии этого рода существовали в XIV-

XVII вв., однако содержание их, как считает автор, значительно

менялось с гечением времени. Лишь постепенно въезд в Париж

нового короля 113 церемонии местного значения про тратился в

один из важнейших королевских ритуалов. Среднеиекопая цере-

мония королевского въезда в Париж символизировала единство

"политического тела" государства. Она являлась выражением об-

щественного права, молчаливее признаваемого как королем, так и

его подданными. Посредством этой церемонии, объектом почита-

ния в которой был король, представители различных сословий

Парижа как бы вступали с ним в символический диалог. Автор

показывает, как через жесты, символы, цвета одежд и т.д. выра-

жается идея взаимности прав и обязанностей социально-юридиче-

ских групп, участвующих г. церемонии.
В разные периоды акцентировались различные аспекты ритуала

королевского въезда в Париж. Например, при сохранении в ритуале

призыва к новому монарху подтвердить прежние вольности и приви-

легии сословий, в XV в. особо подчеркивалась роль парижского парла-

мента как важнейшего юридического института, занимаю дего второе

110 значению место после короля. В XVII в. ритуал королевского въез-

да был полностью переосмыслен в духе идеологии абсолюгизма, и его

юридический дискурс сменился льстивой риторикой восхваления ко-

ролевского величия. Королевский въезд в Париж, считагт Брайант,

стал рассматриваться как трансцендентный по своему характеру акт,

выражающий скорее некое универсальное содержание, "эсхатологиче-

скую миссию" короля, чем связь с конкретными обстоятельствами его

царствования.
Среди работ, демонстрирующих новые подходы к изучению

политической истории, обращает на себя внимание статья Ж..Tie

Гоффа "Реймс, город коронации", помещенная в известном, из-

данном Пьером Нора сборнике "Места памяти"''. В центре статьи

Ле Гоффа (как и всех работ, помещенных в книге "Места памя-

ти") - способ исторического самосознания нации, ее политиче-

ской самоидентификации и тех созидательных символов, посред-

ством которых это самосознание осуществлялось. Ве;,ь нация -

это не просто юридический термин или территориальная общ-
ность, это еще и коллективные предс.тавЬения люден о себе, их

историческая о себе память. Реймс - гЬрод, место коронацин

французских монархов - стал одним из узлов национачьного соз-

нания II национальной памяти первостепенной важности.


На протяжении Х11-ХП1 вв. три соперничавших центра - Па-

риж, Реймс, Сен-Дени - оспаривали право стать наплональным

символом Франции. Париж, оказавшись цантром светской вла-

сти, местом королевской резиденции и администрация, не стал,

тем не менее, средоточием власти сакральной. Именно Реймс,

сделавшись местом коронации французских королей, объединив

церковь и монархию вокруг "королевской религии", в XIII и. ста-

новится политическим символом Франции, а сам рит\ал корона-

ции - литургическим и символическим выражением равновесия

церкви и государства. Прослеживая генезис "мифа" Реймса

(включавшего в с"бя воспоминание о крещении Хлод1.ига, культ

св. Ремигия и т.д.), Ле Гофф стремится выявить как объектив-

ные, глубинные причины, позволившие городу занять в истории

столь исключительное место, так и субъективные, случайные об-

стоятельства. Он помещает историю города в глобальный истори-

ческий контекст, рассматривая географические, этнические фак-

торы, роль римского наследия и христианства, описывает исто-

рию "мифа" Реймса в "longue durce". Важным политическим по-

следствием интеграции французской монархии в национальную

память стало развитие в XIII в. идеи независимости и превосход-

ства (французской короны над всеми христианскими монархиями.
Специальных работ, посвященных "королевскому мифу" во

Франции, мало^. Авторы, как правило, исследуют отлельные ат-

р.юуты этого мифа и их эволюцию, не углубляясь в содержание и

причины, обеспечившие его необыкновенную жизненность. Па-

пример, Дж.Стрейер исследовал политические последствия "мо-

нархической религии" во Франции для складывания националь-

ного государства. Французской монархии, но мнении; С'трейера,

удалось примирить противоречия в сознании отдельного индиви-

да между ощущением себя частью единого христианского универ-

сума, главой которого был папа, с одной стороны, и подданным

национального монарха, с другой. Французский король, истори-

ко-культурным архетипом которого выступал сам Хр ici'oc, стал

символом единства Франции, которая, в свою очередь, восприни-

малась как символ небесной монархии.


Одна из первых попыток рассмотреть в целом феномен "коро-

левского мифа" была предпринята П.Симоном'. Отмечая, что

"миф" состоит из множества элементов, понять которые можно

лишь в их соответствии с теми представлениями, тем способом

мыслить, которые их породили, и логика которых значительно
отличается от нашей, Симон ставит перед собой .задачу объяснить

исчезновение "королевского мифа" в XIX в. изменением традици-

онного менталитета.
Несмотря на попытки десакрализовать персону короля и развен-

чать "королевский миф", предпринятые республиканцами в годы Ве-

ликой (французской революции, старая монархическая вера не была

полностью исчерпана. "Королевский миф", загнанный в глубины под-

сознания, вновь всплыл на поверхность при Наполеоне. Намерение

Наполеона основать новую династию, его желание быть похороненным

в крипте базилики Сен-Дени, т.е. в усыпальнице французских коро-

лей, свидетельствуют о его стремлении возродить традиционные фор-

мы монархии Старого порядка. Все это, по мнению авторл, говорит о

том, что он в полной мере осознавал живучесть "мифа" и его дейст-

венность. Акт коронации Наполеона 2 декабря 1804 г., споей симво-

ликой и мистическим содержанием копировавший коронационные

ритуалы Капетингов, диктовался, по-видимому, стремлением под-

крепить легитимадию на основании демократического права легити-

мадией на основании права божественного.
Поражением Наполеона и концом Первой империи Симон да-

тирует смерть "королевского мифа" во Франции. Но его мнению,

она стала следствием рационализма, порожденного веком Просве-

щения. Период веры в "чудеса" закончился, начиналась эра мате-

риализма. Однако то, что некоторым сегодняшним политическим

лидерам приписывают харизматические черты, заставляет усом-

ниться в том, что "королевский миф" исчез бесследно. Не являет-

ся ли его закат в XIX в., задается вопросом Симон, лдшь одним

из эпизодов бесконечно возобновляющейся истории? И не ожида-

ет ли "королевский миф" своего часа в глубинах коллективного

бессознательного, чтобы возродиться, как Феникс из пепла? Все

это вопросы, остающиеся пока без ответа.


Одной из форм воплощения "королевского мифа" ()ыли коро-

национные обряды. Ритуал как знаковая система и проблема его

интерпретации сравнительно недавно стали привлекать к себе

внимание историков. Историография XIX в. рассматривала сред-

невековые политические ритуалы лишь в качестве пс'ли'1'ико-ре-

лигиозного орнамента, не обладающего самостоятельной ценно-

стью. Впервые вклад ритуальной практики в разработку средне-

всконой политической теологии был осознан историками немец-

кой школы (прежде всего П.Э.Шраммом).
Изучению различных видов средневекового королевского ри-

туала во Франции посвящены работы Р.Джексона, ЖЛе Гоффа,

М.Валенсис, С.Хэнли, Л.Брайанта^. Доминирующее положение в

изучении семиотического поля средневекового piiTyn.'i.i занимает

сегодня американская школа (Р.Джексон. С.Хэнчи и др.). Рас-
смотрение ритуала в свете глобальной проблемы склады.ч.шия го-

сударства - специфика этой школы и бесспорное ее достижение.

Средневековая политическая церемония рассматривается как вы-

ражение определенных представлений о королевской Biac'i'H и да-

же как формирующее эти представления начало. Американские

исследователи выделяют три последовательно сменяющиеся моде-

ли королевской власти: религиозная модель (доминировавшая до



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   24




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет