Сорос жизнь, деятельность и деловые секреты величайшего в мире инвестора

Имейте смелость быть свиньей

Сосредоточив все свои мысли и чувства на странах Восточной Европы и бывшего СССР, Сорос все меньше занимался рутинной работой в «Квантуме». Он мог позволить себе отойти в сторону, С середины 80-х чистая стоимость активов фонда возросла на один миллиард. Сорос стал одним из богатейших американцев. Теперь он хотел больше времени уделять поддержке открытых обществ в Европе — и как можно меньше внимания заработкам.

К осени' 1988 года Соросу пришлось подобрать заместителя, способного не просто надзирать за фондом, но и взять на себя бремя принятия решений по широкому кругу вопросов. Найти такого человека и поставить его во главе фонда оказалось одной из сложнейших задач в жизни Джорджа Сороса.

Он остановил свой выбор на Стенли Дракенмиллере.

Подобно Соросу, Дракенмиллер, уроженец Филадельфии, на заре своей карьеры не привлекал внимания прессы. В инвестиционном бизнесе он был вундеркиндом, но мало кто о нем слышал. Он изучал экономику в Англии, с отличием окончил Бодуэн-колледж в штате Мэн. Он продолжал изучать экономику в университете штата Мичиган, но курс показался ему чересчур сложным и абстрактным. А главное, скучным Такая наука вряд ли хоть как-то улучшит реальный мир.

В 1977 году Дракенмиллер стал аналитиком по торговле акциями в Питсбургском национальном банке. Его жалованье составило 10800 долларов в год. Вскоре его назначили главным аналитиком по ценным бумагам с жалованьем уже 23 тысячи долларов в год. Менее чем через год он стал начальником целого отдела и получал уже 48000 долларов в год. Еще через два года, в 1980-м, 28-летний эксперт уволился из банка и основал собственную финансовую компанию. Толчком к этому послужил звонок одного из директоров брокерской фирмы, предложившего ему 10 тысяч в месяц за периодические консультации по поводу инвестиций фирмы. Дракенмиллер назвал свой фонд «Дюкен кэпитл менеджмент».

Через шесть лет банк Дрейфуса нанял Дракенмиллера в качестве директора своего инвестиционного фонда, разрешив при этом и дальше управлять деятельностью «Дюкен». В банке Дрейфуса Дракенмиллер шустрил с валютой и ценными бумагами и на понижение, и. на повышение. Его способности оценили высоко и доверили управление созданными «под него» инвестиционными фондами. Наиболее известен среди них основанный в марте 1987 года Стратегический фонд агрессивного инвестирования. В последующие 17 месяцев этот фонд добился наилучших показателей в своей сфере.

Успехи Дракенмиллера привлекли внимание Сороса. По словам Сороса, Дракенмиллер нашел его сам, увлекшись книгой «Алхимия финансов». Сорос искал наследника среди лучших, и Дракенмиллер, казалось, удовлетворял самым высоким требованиям. Хотя он подумывал вернуться к управлению собственным фондом, Сорос был его кумиром: « Казалось, он на двадцать лет опередил меня, выдвинув философию торговли ценными бумагами, которую исповедовал и я». Философия сводилась к владению контрольными пакетами акций в игре как на повышение, так и на понижение, а также к привлечению кредитов для торговли фьючерсами крупных фирм, облигациями и валютой.

Сорос несколько раз приглашал Дракенмиллера на встречи. Того мучили сомнения. Не вернуться ли в свой фонд? Или не упускать свой шанс и поработать вместе с маэстро?

Дракенмиллер наслышался нелестных историй о Соросе, будто бы тот увольняет людей из-за пустяков, что персонал «Квантума» меняется очень быстро. Когда он упомянул о возможном уходе в «Квантум», приятели-инвесторы советовали ему не делать этого. Но его беспокоили не слухи. И что могло случиться? В худшем случае, Через год Сорос его уволит. Но за этот год он, по крайней мере, наберется опыта, что пойдет ему на пользу после возвращения в «Дюкен».

Решив заполучить Дракенмиллера, Сорос устроил ему хвалебную прессу. Еще не подписав с ним контракт, Сорос обращался к нему не иначе, как «мой наследник». Дракенмиллеру все это очень льстило. Но и внушало опасения. «Когда я пришел в дом Сороса на собеседование, его сын сообщил мне, что я уже десятый по счету «наследник». Ни один из них не задержался надолго. А когда наутро я приехал в офис Сороса, служащие дразнили меня «наследником». Их это тоже очень потешало».

В сентябре 1988 года Сорос предложил ему работу, и Дракенмиллер согласился. Замена найдена. Теперь Дракенмиллеру предстояло «всего лишь» доказать, что он оправдал ожидания Сороса.

Первые полгода были ужасны, чего и опасался Дракенмиллер. Оба инвестора исповедовали схожую философию, но совершенно разные способы ее воплощения. Дракенмиллер хотел свободы рук. Он не хотел, чтобы Джордж стоял над душой и следил за каждым его шагом. Но Сорос поначалу вовсе не желал давать ему такую свободу. Дракенмиллер должен был ее заслужить. И только потом Сорос решит, стоит ли передавать ему свою драгоценную корону.

Новичок отнюдь не желал спорить с боссом. Поэтому соглашался со всеми предложениями Сороса. Дракенмиллер беспрекословно подчинялся наставнику, человеку, столь часто именуемому величайшим инвестором нашего времени.

Но эта капитуляция вовсе не была позорной. Казалось просто глупым не соглашаться с высказываниями Сороса, но все же Дракенмиллер не желал оставаться просто клерком. Наконец, он заявил Соросу: «Два повара на кухне ни к чему». Сорос пошумел, обещая исправиться, но на деле мало что изменилось. Какое-то время Дракенмиллеру пришлось стоически переносить все это.

Но в августе 1989 года, почти через год после его прихода в «Квантум», они впервые разругались.

Дракенмиллер по своей инициативе купил пакет облигаций. А Сорос, не посоветовавшись с ним, их продал. Он впервые действовал за спиной Дракенмиллера. Тот взорвался. Они обменялись «теплыми» речами. Потом Сорос утих и пообещал не вмешиваться в текущие дела.

Сорос признал, что их «притиркам была нелегкой. «Поначалу ему было трудно со мной работать. Хотя я передал ему почти все полномочия, его угнетало и мое присутствие, и ощущение, будто до перехода ко мне он действовал более успешно».

Оправдано ли было новое назначение Сороса? Дракенмиллер в этом сомневался. В прошлом году Сорос вмешивался в дела часто. Разве следует ожидать перемен теперь?

Но через несколько месяцев, в конце 1989 года, Дракенмиллер взял реванш.

Положение в Восточной Европе с началом «бархатной революции» резко изменилось. Коммунистические режимы зашатались. В ноябре рухнула Берлинская стена. Теперь Сорос все время следил за событиями в этом регионе. Дракенмиллер торжествовал: уехав в Восточную Европу, Джордж не сможет ни во что вмешиваться, даже если захочет. Сорос оценивал события по-другому: «Летом 1989 года я сказал Стену, что он должен самостоятельно управлять всей деятельностью фонда. С тех пор у нас не возникало никаких проблем. Я стал тренером, а он игроком. Улучшились и наши показатели...»

Вновь обретенная независимость пошла Дракенмиллеру на пользу. В отсутствие Сороса он coвершил свою первую крупную сделку в фонде, исходя из убеждения, что после падения Берлинской стены курс немецкой марки будет расти. Хотя Сорос исчез с глаз долой, но выбросить его из сердца вон Дракенмиллеру не удавалось. Молодой управляющий фонда все время мысленно возвращался к «Алхимии финансов», особенно к соросовской теории валютных курсов. Вот одна из гипотез этой теории: если и без того огромный бюджетный дефицит растет, но при этом проводится активная налоговая и жесткая монетарная политика, то курс национальной валюты будет расти. Значит, пора ставить на не­мецкую марку.

Но теория Сороса не выдержала испытания практикой. В первые два дня после падения Стены покатился вниз и курс марки. Многие полагали, что дефицит будет расти, а это повредит немецкой валюте. Но Дракенмиллер последовал совету наставника, купил через несколько дней марок на два миллиарда долларов — и получил солидную прибыль.

Он был убежден и в том, что курс японских акций завышен. Банк Японии в это время ужесточал монетарную политику. Прочитав некие огненные письмена на Стене, Дракенмиллер в конце 1989 года вел игру на понижение на рынке японских акций и снова попал в цель.

В конце 80-х годов сложившаяся в США привычка жить в долг играла на руку крупным инвесторам вроде Сороса и Дракенмиллера.

С середины 1989 года краткосрочные учетные ставки стали менее прибыльными, чем долгосрочные. Джеймс Грант, редактор нью-йоркского журнала «Гранте интерестейт обсервер», пояснял: «Ставки прибыльны, если вы занимаете, скажем, под 3,5% годовых, а потом покупаете государственные облигации, приносящие 5,5% годовых. И эти скромные два процента могут принести огромную прибыль, вам все время будет сопутствовать успех».

Теоретически «скромные два процента» может заработать каждый. Но лишь хедж-фонды могут воспользоваться этим шансом на все сто процентов. По замечанию Гранта, «хедж-фонды составляют такие балансы, которые легко открывают им кредитные линии банков. Ни вы, ни я не придем в банк и не получим миллиард долларов, как могут позволить себе эти парни... Что существенно изменилось за последние годы... так это то, что теперь займы могут получить и получают частные партнерства. Если вы начинаете с капиталом в миллиард долларов, можно занять уйму денег и делать все, что угодно... Короче, если вы что-то делаете с миллиардом или пятью миллиардами долларов, нужно только показываться по утрам!.. Такая финансовая обстановка идеальна для спекуляции, притом спекуляции покрупному».

В начале 1991 года Стенли Дракенмиллер продает акций американских и японских компаний на три миллиарда долларов; он играет на понижение и на американском и международном рынках облигаций. В первые две недели этого года, когда Соединенные Штаты бряцали оружием в Кувейте, могло показаться, что активность рынка спадет, как только утихнут бои.

Дракенмиллер думал иначе и стал торговать фьючерсами 500 крупнейших компаний уже не на понижение, а на повышение. Он продавал огромные пакеты акций, особенно банков и компаний по недвижимости. Когда война закончилась, «Квантум» играл только на повышение. Оказалось, что Дракенмиллер был прав, хотя январь 1991 года начался для него с неверных решений: продажа акций на три миллиарда долларов по всему миру, покупка немецких марок на ту же сумму, а вдобавок еще и распродажа японских и американских облигаций. Но к концу января фонд оказался в выигрыше.

В 1991-м году прибыли «Квантума» подскочили до 53,4% годовых. Общая сумма активов составила 3 157 259 730 долларов. Цитировали слова одного из представителей фонда: «Этот год был для нас удачным, даже больше, чем мы того заслуживали. Мы хорошо заработали на акциях, валюте, облигациях. Даже странно, что в нашем бизнесе можно преуспеть по всем направлениям». В начале года, после войны в Персидском заливе, фонд играл на повышение. В конце года инвестиционные управляющие Сороса заиграли на понижение и выжали миллиарды долларов из краткосрочных и долгосрочных государственных облигаций.

Крупнейшей и наиболее удачной из сделок Дракенмиллера в 1991 году стала ставка на европейские, японские и американские облигации и валютные курсы на общую сумму 12 млрд. долларсв. Когда в августе и сентябре курс облигаций рос на фоне экономического спада, «Кван тум" заработал сотни миллионов долларов. Фонд весьма преуспел и в операциях с акциями компаний, связанных с биотехнологией, заработал около 200 миллионов на акциях мексиканской телефонной сети и акциях других компаний. Дракенмиллер так успешно трудился, что его наниматель заработал в 1991 году больше всех американцев — 117 млн. долларов Дракенмиллер преуспел настолько, что удостоился от Сороса просто немыслимого комплимента: тот назвал Дракенмиллера своим «вторым я».

Формально Дракенмиллер оставался одним из 12 директоров, но на самом деле он полностью руководил фондом. И что же? После прихода Дракенмиллера в «Квантум» фонд добивался прироста чистой стоимости активов в среднем на 40% ежегодно, то есть больше, чем рекордные 30% Сороса за период с 1969 по 1988 год. В 1989 году, первом году деятельности под руководством Дракенмиллера, «Квантум» вырос на 31,2%. в 1990 году на 29,6%. в 1991 на 53,4%. в 1992 на 68,6%, а в 1993 году — на 72%.

В своих редких интервью Дракенмиллер признавал, что следует курсу Джорджа Сороса. Он применял философию Сороса относительно ведения долгосрочных операций, и эта философия себя вполне оправдывала.

По мнению Дракенмиллера, Сорос строил свои долгосрочные операции на принципах сбережения капитала и текущего дохода. Если позволяет сумма прибыли, можно действовать более агрессивно. Многие другие управляющие, заработав 30 — 40%, будут весь остаток года торговать весьма осторожно, опасаясь испортить достигнутые хорошие показатели. Но чтобы получить по-настоящему высокие долгосрочные доходы, нужно вымучить эти 30 — 40%, а потом, если у вас есть свежие идеи, стремиться к получению 100% годовых. Если удастся несколько лет подряд получать прибыль примерно в сто процентов и при этом избегать спадов, только тогда вы сможете добиться действительно выдающихся долгосрочных доходов».
Важно не то, правы вы или нет, а то, сколько денег вы заработали,

будучи правы, и сколько потеряли, ошибаясь

Дракенмиллер считает наиболее важным из уроков Сороса следующий: «Важно не то, прав ты или нет, а то, сколько денег ты заработал, когда был прав, и сколько денег потерял, когда ошибался. Несколько раз Сорос даже журил меня за то, что, правильно определив ситуацию на рынке, я не до конца воспользовался представившимся шансом».

Приступив к работе в «Квантуме», Дракенмиллер выучил этот урок. Он не возлагал особых надежд на доллар и активно скупал немецкие марки. Ситуация складывалась в его пользу, и он был весьма доволен собой. Однажды Сорос зашел к нему обсудить положение на рынке.

— На какую сумму купил? — спросил Сорос.

— На миллиард долларов.

— И это покупка? — Вопрос Сороса давно перекочевал в фольклор Уолл-стрит.

Сорос предложил Дракенмиллеру увеличить сумму сделки вдвое. Тот так и поступил. Как и предсказывал Сорос, еще больше денег потекло на счета «Квантума».

• 
  Сорос учил меня, — отмечает Дракенмиллер, — что если имеешь отличную идею, нужно идти до конца. Имейте смелость быть свиньей.
  

Сорос часто повторяет, что на его жизнь немалое воздействие оказывает его жена Сьюзен. В публичных выступлениях и в разговорах с друзьями он заявляет, что «именно ей удается поддерживать во мне человечность».

Какое-то время Сорос хотел жить в Лондоне, поближе к Восточной Европе и бывшему Советскому Союзу, на которых в 80-е и в начале 90-х годов сосредоточились его основные интересы. Сьюзсн хотела, чтобы они остались в Нью-Йорке ради детей. Она одержала победу «по очкам», хотя Сорос и теперь проводит много времени в путешествиях.

Она оказалась и лакмусовой бумажкой для некоторых сплетен, наиболее отрицательно сказавшихся на репутации Сороса. Наиболее спорная из них, ставшая достоянием гласности, кстати, в 1991 году, относилась к недовольству Сьюзен выписанными Соросом из Англии дворецким и поваром, которые, если верить одной из газет, получали ежегодно 70 тысяч английских фунтов и состояли в браке.

Газеты сообщали, что в отсутствие Сороса Сьюзен со" ч английскую стряпню Ники Дэвисон неудов .-'творительной. Она обратилась к услугам известного американского кулинара Ми-риам Санчес. Как писала «Нью-Йорк тайме», «страсти разгорелись после того, как опытнейший дворецкий Патрик Дэвисон сказал, что Санчес «плеснула» в гуляш бутылочку «Шато Лафит», стоимостью всего-навсего в 840 долларов, хотя он посоветовал ей добавить «шардоннэ» или молодого вина «божоле». По свидетельству, опубликованному в английской газете «Дейли мейл», Дэвисон заявил в суде, что «нашел это возмутительным ».

Имейте смелость быть свиньей Если вы в чем-то правы, идите до конца

«Миссис Сорос моложе мистера Сороса на 25 лет и, я опасаюсь, получает все, что захочет, — сетовал Дэвисон. — Она уволила нас, когда он был в отъезде, но сколько я ни пытаюсь дозвониться до него, он даже разговаривать со мной не желает». Опять-таки по сообщениям газет, в мае 1991 года английский суд обязал Сороса выплатить чете Дэвисон максимальную компенсацию, предусмотренную законом, то есть около 40000 долларов.

Один из близких знакомых Сороса, английский журналист Анатоль Калецки, сказал мне, что сцена с бутылкой «Шато Лафит» кажется ему совершенно невероятной, и описание скандала в британской прессе его весьма смущает. «Мне это представляется неправдоподобным... Описания особняка, где якобы проживает Сорос, ничем не напоминают мне дом, в котором он живет на самом деле. Его жена никогда не станет настаивать на соусе из «Шато Лафит» для жаркого. Я несколько раз обедал у них в Лондоне. Совершенно не могу себе представить, чтобы они посылали кого-нибудь за бутылкой самого дорогого вина и просто вылили ее в жаркое. Это просто не их стиль жизни... И Джордж и его жена Сьюзен говорили мне, что большинство подробностей этого инцидента просто не соответствует истине».

Независимо от того, правдив или нет случай с бутылкой «Шато Лафит», позднее он сильно повредит Соросу. Иногда в статьях о нем журналисты напоминали читателям, что Джордж Сорос имел некоторое отношение к дворецкому, вину и гуляшу.

Через два года, в 1993-м, Сьюзен Сорос основала собственный учебный центр, Аспирантуру Барда для изучения декоративных искусств. Этот центр, расположенный на Восемьдесят шестой Вест- стрит в Нью-Йорке, является отделением колледжа Барда и через два года обучения присваивает своим выпускникам степень магистра по декоративному дизайну, в частности, мебели и тканям. Инициативу Сьюзен поддержал муж, пожертвовавший 6,6 млн. долларов.

Фонд «Квантум» рос так стремительно, что Сорос и Дракенмиллер решили разделить его на несколько фондов меньшего размера. В 1991 и 1992 годах дело Сороса расширялось. Подобно «Квантуму», фонд «Квазар», основанный Соросом в 1991 году, инвестировал в различные активы, от валюты до сырья. «Квазаром» управляли 15 менеджеров, не работающих в «Квантуме», но валютными операциями этого фонда Сорос управлял лично.

В 1992 году были основаны фонды «Квантум имерджинг гроус>> и «Квота». Первый сосредоточил усилия на новых рынках акций в Азии и Латинской Америке; при этом он инвестировал средства и в сша и в Европу, в валюту и облигации, и, разумеется, не забывал про акции. «Квота» же стала известна как некий «фонд фондов». Ее инвестициями руководили 10 приглашенных директоров. К началу 1993 года все фонды вместе взятые управляли активами на сумму свыше 50 млрд. долларов. Дракеимиллер лично руководил фондом «Квантум» и контролировал остальные фонды.

ГЛАВА 18