Аппарат накануне необычного съезда

Аппарат накануне необычного съезда

Генеральный секретарь, между тем, ездил по стране, совершал знаменитые зарубежные вояжи, встречался с различными категориями работников. Активно велась подготовка к съезду партии, участником которого довелось быть.

При внешней схожести с предыдущими партийными форумами XXVII съезд КПСС отличался большим разнообразием свежих идей, постановочных вопросов, более острой и непривычно интересной дискуссией. Мой партийный стаж к тому времени перешагнул за 40 лет, и из общей череды форумов партии, во многом похожих один на другой, память выделяет только три съезда — XIX, ХХ и XXVII.

Работники Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС изрядно измотались, участвуя в подготовке и проведении съезда. Практически вся черновая поденщина, отработка организационных сюжетов, их режиссура вершились в Отделе. Подбирались материалы в доклады и резолюции. Вносились тщательно проработанные, с кем следует, предложения по составу высших руководящих органов партии. Порядок каждого дня съезда поминутно расписывался в Отделе и после нудных согласований утверждался на Секретариате и Политбюро ЦК.

Как и полагалось по Уставу, съезду предшествовали краевые и областные партийные конференции, съезды Компартий союзных республик. В сферу деятельности нашего сектора входило 12 областных и краевых парторганизаций и почти в половине из них побывал на конференциях. До этого пришлось участвовать в работе многих отчетно-выборных собраний в первичных организациях. Словом, покрутиться досталось. Но об этом не жалел, лучше почувствовал настроения на местах. В 1985, 1986 годах и частично в 1987 году производственная жизнь в регионах оживилась, планы перевыполнялись. Особенно радовали позитивные подвижки на селе, где наметился определённый рост производства. По всему чувствовалось, что от XXVII съезда ждут новых идей, важных решений.

В аппарате ЦК, прежде всего, в Отделе организационно-партийной работы, напряженность с приближением съезда нарастала. Кропотливая, внешне невидная, подготовительная работа Отдела стояла за каждым докладом, выступлением, за любым действием на съезде. Мы заранее представляли, каким будет отчетный доклад, кто намерен выступать в прениях, какие и как будут проведены встречи с журналистами, когда и с чьим участием пройдет концерт для делегатов. И, тем не менее, съезд и для нас оказался чрезвычайно интересен неожиданными событиями, явлениями, фактами и последствиями.

Существовала традиция — после каждого партийного или государственного мероприятия принимались решения высших органов партии по практической реализации намеченного. На этот же раз указания как действовать после съезда, к нашему немалому удивлению, предстояло выслушать из первоисточника — от самого Генерального Секретаря ЦК.

В обывательском представлении ЦК — высший исполнительный орган всей партии — представлялся, как единый целостный аппарат, где все его подразделения и работники совместно и дружно действуют в одном направлении. На деле же существовало четкое иерархическое разделение и, словно из времен Гоголя и Салтыкова-Щедрина, дошедшее до нас послушание и чинопочитание.

В аппарате Центрального Комитета, да и в партийных комитетах всей партии, сложилась своеобразная многоуровневая, или поэтажная, система ранжирования руководящих работников. На верхнем уровне цековской пирамиды находилось, разумеется, Политбюро, хотя и в нем можно было наблюдать «подуровни», «подэтажи». К этому времени обособленно, возвышаясь над остальным окружением, «царил» Генеральный Секретарь. За ним, довольно отдаленно от Генсека, «ближние люди» — наиболее влиятельные члены Политбюро, далее следовали остальные члены ПБ. Такое разделение членов высшего руководящего ареопага определялось партийным стажем, продолжительностью членства в ПБ, должностным положением в партии и государстве, степенью личной близости к Генеральному. Следующий этаж — секретари ЦК, они тоже не были уравнены, секретари ЦК, являющиеся членами Политбюро, котировались выше, нежели секретари без этого членства. Затем этаж заведующих отделами ЦК, тоже не равноценный, одни отделы считались ведущими, другие просто отраслевыми. Под ними располагались первые заместители заведующих отделами. Далее просто заместители, еще ниже заведующие секторами и, наконец, инструкторы. В подэтажах этой иерархической конструкции находились обслуживающие и технические работники. Подобное разделение в управленческих структурах существует повсюду, в любой стране. В аппарате ЦК КПСС переход с одного уровня на другой был явлением непростым. Иногда секретарь ЦК мог проработать в этой должности десятилетиями, чуть ли не пожизненно. К примеру, Маленков, Суслов, Пономарев. Так же как иной инструктор, случалось, торчал без продвижения на следующий этаж «всю оставшуюся жизнь».

Разумеется, существовали соответствующие должностям моральные и материальные стимулы. Иногда поддержание достигнутого статуса принимало форму курьёза, фарса. Если работник ходил в простых заместителях, ему полагалось ездить на «Волге». При перемещении в первые заместители его пересаживали на «Чайку». Когда же происходила обратная рокировка, «Чайка» у него тотчас, автоматически, отнималась, и он вновь довольствовался «Волгой».

Движение идей, соображений, предложений, документов было отрегулировано до мелочей. Инициатива низов часто не слишком приветствовалась и нередко была «наказуема». Верха изрекали, низы внимали. Со временем в партаппарате, подобно другим бюрократическим структурам, закономерно насаждалось чинопочитание, беспрекословное послушание. Это, в конце концов, одна из немаловажных причин постепенного отдаления партии от широких масс трудового народа и последующего раскола, ослабления роли партии в обществе и, наконец, разгрома ее в 1991 году.

Перестроечный шум нарастал. Наиболее опытные, зрелые в идейном и политическом плане работники аппарата стали замечать, что главные «рулевые», «архитекторы перестройки» — Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе и их единомышленники из партийной верхушки «тянут не в ту сторону». Не могу сказать, что был в числе первых прозревших. Первым, кто привлек мое внимание к тому, что не все ладно в проводимой этой верхушкой политике, был инструктор нашего сектора Василий Васильевич Рогило. Этот скромный сибиряк имел прекрасную теоретическую подготовку, хорошо разбирался в жизни и людях. Со временем число сомневающихся в «вождях» нарастало, меж работниками шли все более откровенные разговоры об угрозах, нависавших над партией и страной. Но никто не смел возразить, восстать, противостоять — партийная дисциплина, единство партии превыше всего! Крепкая партийная дисциплина, как достоинство, перерастала в свою противоположность — в беспринципность, в потворство раскольникам и разрушителям. Неужели Н.И.Рыжков, М.С.Соломенцев, Е.К.Лигачёв, В.И.Воротников, В.М.Чебриков другие в руководящем ядре не видели, куда поворачивают Генеральный и его соратники? Наверняка видели, они же ежедневно общались с Горбачевым, Яковлевым, Шеварднадзе, работали с ними бок-о-бок, но не смели пикнуть. Это было бы расценено как подрыв единства руководства, партийной дисциплины. Что скажут партийные массы, увидев разномыслие, разнодействие, разброд и шатания в Политбюро? Даже для спасения своей собственной партии, которая обеспечивала им отлаженную жизнь, не хватало политического и гражданского мужества.

Формально эти деятели считались крупными политическими фигурами. На деле же проявили себя никудышными политиками, неспособными с марксистко-ленинских позиций глубоко анализировать ситуацию, видеть перспективы ее развития дальше текущего дня, не смогли подняться выше сиюминутных личных интересов и амбиций. Они не сумели, а иногда и не смели, занять твердую принципиальную политическую позицию по кардинальным проблемам социалистического развития. У них не хватило бдительности, ума, принципиальности, смелости, наконец, подняться против раскольнических действий Яковлева, Горбачёва, Шеварднадзе и их сообщников. Их беспринципность в классовом подходе, в основополагающих положениях организационных основ партии нового типа, ленинской партии, позволила клике оппортунистов и прямых предателей взять верх и ввергнуть страну и советский народ в пучину бедствий. Эти жесткие оценки не мешают считать их в личном плане порядочными людьми, но для политических деятелей такого уровня одного этого совершенно недостаточно. Историческая ответственность за последствия злодеяний отщепенцев лежит и на этих и других членах высшего партийного руководства того времени. И не стоило бы им от нее увиливать.

Практика внутриаппаратных связей в ЦК КПСС ставила верхний этаж партийной верхушки в особое, самоизолирующее положение, её повседневная деятельность во многом была скрытой от большей части аппарата. Работники отделов ЦК видели по телевидению, читали в газетах, как руководство партии «встречается с трудящимися» в различных уголках страны, приглашает к себе ученых, литераторов, производственников, зарубежных деятелей. Между тем, для большинства аппарата встреча с тем же Генеральным Секретарем или другими секретарями ЦК событие редкое, практически невозможное.

Нужды и потребности людей, их образ мысли, подлинные настроения руководством узнавались в основном по внутриаппаратным запискам. Политики вращались в замкнутом кругу и политика творилась в наглухо закрытом котле, который рано или поздно должен был взорваться от перегрева.

В обстановке закрытости и таинственности создавалось широкое, практически неконтролируемое пространство. От имени руководства порой действовали сомнительные личности, с временем сгруппировавшиеся в ячейки, замкнутые, неуловимые для широкого круга людей. Они и создавали своеобразный клан аппаратчиков, хотя это понятие в нынешнем его значении не совсем справедливо распространяется на всех партийных и государственных работников.

Горбачев набирался опыта политической трескотни, манипулирования общественным мнением, играл в открытого политика. Сообщения о непривычных шагах «молодого» М.С.Горбачёва, поначалу воспринимались не без воодушевления. Дух ожидания чего-то нового, интересного и важного овладел всеми — от инструкторов до руководителей отделов. В нашем Отделе распространились слухи, что не исключается посещение Отдела «самим Генсеком». О времени и месте его встречи с нами не сообщалось до самого последнего момента.