НАШ ЛИ НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ?!

НАШ ЛИ НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ?!

И терном славы не увитый

После ХХ съезда КПСС изменения приобретают глобальный характер и их темпы нарастают. На местах они заметны не только по увеличению количество людей, возвращающихся из лагерей. Помнится, как некоторые руководители шахт вели панические разговоры, что скоро, мол, шахты останутся без рабочих. Намечается отмена введенного незадолго до начала войны в 1940 году запрета на свободный переход с предприятия на предприятие. Когда же отмена совершилась, её практически никто не заметил, почти все остались на прежних рабочих местах.

Запрет на перемену места работы нравственно ощутил сразу после фронта, когда, демобилизовавшись, вернулся домой. Моя мать всю войну проработала чернорабочей на лесном складе шахты N 7. Кто видел разгрузку из углярок шестиметровых и длиннее толстых лесин, хорошо представляет, какую недюжинную силу надо для этого, а тут с ними имела дело немолодая хрупкая женщина. Вполне естественно, постарался как можно скорее избавить мать от такой маяты. Сколько пришлось затратить усилий, обойти руководящих кабинетов, чтобы мать могла, в конце концов, избавиться от непосильного труда!

В 1957 году в горком партии поступили красные брошюрки с текстом доклада Н.С. Хрущёва на закрытом заседании ХХ съезда. Меня этот документ потряс, воспринял его как лично меня, моей семьи касающийся. Нарушая все правила, тайком принес брошюру домой и прочитал некоторые отрывки из нее многострадальной матери. Её рыдания, казалось, не окончатся — сколько выпало ей бед и страданий и совершенно беспричинно! Написали в соответствующие органы письма с запросами о судьбе отца. До сих пор все обращения оставались безответными. В начале 1957 года получили ответ из судебных инстанций Забайкальского военного округа — отец скончался в 1943 году от цирроза печени, дело его пересмотрено, и он посмертно реабилитирован.

Официально позорное клеймо с меня и всей нашей семьи снято, но фактически оно продолжало осложнять мою жизнь и работу. Многие работники не могли до конца избавиться от синдрома «бдительности». Им не под силу было изменить отношение к тем, кто в свое время отнесен к «касте неприкасаемых». В подтверждение приведу эпизод, связанный с моим выдвижением в Иркутский обком партии. После бесед в ЦК КПСС в сентябре 1961 года, попал прямо с самолета на областную партконференцию, которая утвердила меня заведующим промышленно-транспортным отделом областного комитета КПСС. На другой день в новый для меня кабинет зашел начальник управления КГБ по г. Черемхово Деркач Ф.Д. Он до деталей расспросил, у кого побывал в Москве, и в конце открытым текстом выпалил:

— Как же тебя при такой биографии выдвинули в обком партии?

Переубеждать такого было бесполезно, вскоре он скончался и наверняка с твердым убеждением, что произошло непоправимое. «Враги», в борьбе с которыми прошла его вся сознательная жизнь, не только реабилитированы, но еще хуже, их дети заняли крупные руководящие посты в партии.

Думается, не трудно понять и мой поступок на собрании областного партийного актива, обсуждавшего итоги ХХ съезда КПСС.

Прослушав доклад об итогах ХХ съезда партии, отправил в президиум записку с вопросом, изменится ли отношение к детям пострадавших в годы репрессий. Первый секретарь обкома партии Борис Николаевич Кобелев в заключительном слове не обошел этот вопрос:

— Не секрет,— заявил он,— мы крайне осторожно относились к выдвижению детей репрессированных. Теперь все ограничения сняты.

Как показала жизнь, это было легко сказать, а на деле ...
Перемены в стране побудили И.Г.Эренбурга написать повесть «Оттепель». В обществе новый труд знаменитого публициста встретили неоднозначно. Так, М.А. Шолохов, выступая на съезде писателей, говорил, что правильнее назвать бы эту книгу «Слякоть». Великий русский писатель уже тогда сумел разглядеть попытки известных теперь сил повернуть развитие страны в обратное, капиталистическое, прозападное направление. Под прикрытием Хрущёвских инициатив те же силы и круги почти через четверть века превратили «перестройку» в «катастройку», рьяно принялись за реставрацию буржуазных порядков, угробив замечательный эксперимент по переустройству человеческого общества.

Миллионы людей благодарили Н.С. Хрущёва за восстановление доброго имени невинно пострадавших, за прекращение репрессивной политики. Но сводить деятельность этого лидера только к развенчанию культа личности означало бы преуменьшать значение и масштабы наступивших перемен.

Хотел или не хотел Хрущёв, как личность, но его практические действия, новые моменты, вносимые им в направление и сущность политики КПСС, подтверждали, что у самой прогрессивной, у самой поддерживаемой народом партии, у самого выдающегося и чтимого народом деятеля рано или поздно исчерпывается первоначально заложенный потенциал, наступают инерционные, застойные, а то и регрессивные, реакционные явления. В этом смысле показательна политическая судьба И.В. Сталина. Отрицать огромное прогрессивное воздействие этого крупнейшего государственного и политического деятеля на развитие нашей страны, а во многих отношениях и всего мира, могут только неумные люди или злые недруги. Столетия и даже долгие тысячелетия пройдут, но имя Сталина не исчезнет из памяти человечества, будет жить вечно, как имена Перикла, Цезаря, Александра Македонского, Плутарха и Аристотеля, Наполеона, Ленина. Отпадет многое наносное, искажающее подлинный облик этой исторической личности. При всем при этом нам, его современникам и ближайшим потомкам, совершенно ясно, что к концу жизни созидательный потенциал Сталина оказался ослабленным, а по некоторым направлениям исчерпан. То, что годилось в годы индустриализации, Великой Отечественной войны требовалось заменить, модернизировать. Как люди, не видя постоянно собственного лица, не замечают происходящих на нем изменений, так и политические, государственные деятели, чаще всего, лишаются способности замечать собственное старение, непригодность в изменившихся условиях того, что давало замечательные результаты в прежние годы их правления.

Хрущёв, в известной мере, справедливо отверг устаревшее из сталинского, но, в свою очередь, не заметил, как к началу второго десятилетия его правления накопилось немало отрицательного, не адаптирующегося к быстро изменяющейся ситуации. Это, безусловно, сделало неизбежным его падение, как политика. Правда, люди пришедшие ему на смену, понимая неприменимость многого из Хрущёвского арсенала, не нашли ничего другого, как возвратиться в ряде моментов к сталинскому прошлому, т.е. от вчерашнего Хрущёва они пытались перевести стрелки времени на позавчерашнее сталинское. За что поплатились сами, а еще больше пострадали страна и народ.

Как непосредственный участник проведения, разумеется, на своем участке работы, Хрущёвских преобразований могу свидетельствовать, что при всех серьезных противоречиях, резких контрастах, видимой непоследовательности время было динамичное, насыщенное и чрезвычайно интересное.