Степан карнаухов старая площадь — 2 Надежды и разочарования

Триединство интересов

Иркутская область постоянно приковывала внимание Никиты Сергеевича. Интерес понятен. Область расположена как раз посредине между Москвой и Владивостоком — примерно по пять тысяч километров от Иркутска в ту и другую сторону. Неподалеку от областного центра железнодорожная станция на Транссибе так и называется — Половина. На базе огромных запасов минерального сырья и энергетических ресурсов здесь в грандиозных масштабах развернулась работа по созданию мощных энергетических и промышленных комплексов.

Каждый приезд Н.С. Хрущёва в область был своеобразен. Так, в 1956 году вместе с Н.А. Булганиным, Д.Т. Шепиловым и другими, возвращаясь из Китая, он очутился на Иркутском вокзале. Этот момент нашел весьма красочное отражение в Записке по итогам этой поездки. На Иркутском вокзале, отмечалось в Записке, было нестерпимое зловоние от станционных сортиров. «А иркутские руководители принюхались к этому зловонью». Конечно, реакция на постыдное для иркутского руководства замечание была оперативной.

Зато Иркутская и Братская ГЭС восхищали и вдохновляли Никиту Сергеевича. Он даже, как уже сказано, специально приезжал для пуска первого агрегата величайшей в мире гидроэлектростанции. Из Братска разносился его страстный призыв к молодежи, особенно к девушкам, принять участие в освоении природных богатств Сибири.

В 1955 году впервые в жизни попал в Крым. По дороге от Москвы до Симферополя не переставал удивляться — всего десять лет назад, возвращаясь с войны, видел здесь одни руины, а сейчас бурлила жизнь, действовали заводы, по точности движения поездов можно сверять часы. Правда, на многих станциях вокзалы и другие железнодорожные службы еще размещались в вагончиках-теплушках, но рядом близки к завершению новые кирпичные здания. Многие новые жилые и производственные дома из силикатного кирпича. У нас в Восточной Сибири его производство не налажено. Плакаты в восстанавливаемых регионах заманивали людей на «великие стройки коммунизма», среди которых были и объекты на земле Иркутской.

На таком фоне всеобщего экономического подъема почти сразу после смерти И.В. Сталина на страницы газет и журналов, в разговорах выплеснулось — в экономике не все в порядке. Высокие цифры экономического роста не отражали некоторые реальные негативные процессы.

Публично и наиболее развернуто проблемы и противоречия в экономике были обозначены Н.С. Хрущёвым на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1953 году. Именно обозначены, но не дополнены глубоким анализом, конструктивными выводами и предложениями. Но свое дело доклад Н.С. Хрущёва сделал — он показал, что в стране накапливались серьезные экономические проблемы, с разрешением их нельзя медлить, необходим поиск новых, нетрадиционных способов управления народным хозяйством. Одним из примеров поиска можно считать большую статью в «Правде» харьковского профессора Либермана.

Реформы в экономике, которые затевал Н.С.Хрущёв, созревали долго и мучительно. В середине пятидесятых годов многим ученым, экономистам, производственникам и политикам становилось ясно — советская экономика во многих отношениях снизила поступательный социалистический потенциал. Импульс, данный развитию производительных сил страны национализацией и централизацией, а затем индустриализацией и коллективизацией, постепенно терял первоначально заданный темп. Экономическое развитие сдерживается теми факторами, которые прежде были ее сильными сторонами: государственное централизованное управление, глобальное, всеохватное планирование, единая, независимая от отраслевого, территориального, личностного воздействия система распределения. Социалистическому государству, несмотря на многолетние и непрерывные попытки, не удавалось решить главную задачу — соединить, совместить, уравновесить интересы государства, общества и личности. На мой взгляд, именно разрешение этой триединой задачи составляет суть социализма. Трудно возразить против тезиса: «думай прежде о Родине», но он был чрезмерно гипертрофирован за счет, прежде всего, интересов личности. Стремление к равенству не только к политическому, но и в социально-экономической сфере, к социальной справедливости, хотя и не превратилось в «равенство в нищете», как это пытаются, вслед за супер-предателем Яковлевым А.Н., представить некоторые недалекие и недобросовестные политики, но все же значительно сужало рамки проявления инициативы и энергии наиболее подготовленных, энергичных, предприимчивых людей.

Решению триединой задачи совмещения интересов мешали серьезные объективные факторы. Развитие Советской экономики, прежде всего, направлялось на обеспечение выживаемости нового общественного и политического строя, на создание безопасности для созидательной деятельности народа от внешней угрозы. Не секрет, что с первого дня провозглашения Советской власти капиталистический мир стремился задушить первый в человеческой истории опыт подлинного народовластия. Практически все годы существования народной власти страна отражала наскоки то японских и китайских милитаристов, то немецких фашистов, то военные провокации поляков, финнов, басмаческих банд. Были лишь короткие мирные передышки для подготовки к отпору следующего агрессора. Все ресурсы государства в первую очередь расходовались на нужды обороны. На удовлетворение законных интересов личности у страны постоянно недоставало возможностей. Советские люди понимали, в какое время и в каком окружении они жили и сознательно шли на материальные ограничения. В то же время многие лишения и ограничения личности усугублялись субъективными факторами.

Мне острые проблемы советской экономики и работы предприятий в те годы знакомы не понаслышке. В начале шестидесятых годов работал начальником шахты в Иркутской области. Что называется, на собственной шкуре ощущал, как тесны рамки для проявления инициативы и самостоятельности. К примеру, на шахте более десяти лет строили углеобогатительный погрузочный комплекс, но за эти годы он не поднялся выше фундамента. По утвержденному проекту комплекс был внушительный — железобетонные и стальные конструкции. На их сооружение, судя по существовавшим темпам строительства, не хватило бы времени до полной отработки шахтного поля. Но пересмотреть и тем более переделать проект на шахте нельзя, запрещалось всеми инструкциями. Обращаться к проектному институту — только потеря времени. Переделывать проект, да еще в сторону удешевления, ему невыгодно.

Собрал у себя специалистов, поручил инженерам проработать возможность заменить сталь и железобетон на двенадцатиметровые деревянные высоковольтные столбы. Через несколько дней(!) новый проект был готов. На шахте работала бригада плотников из литовцев, ее возглавлял, помнится, Шаулис. Познакомил плотников с новым проектом и спросил, по силам ли им его осуществление? Пораскинув мыслями, прибросив возможности шахты и свои, они согласились взяться за дело. Сговорились о стоимости работы. Подписал соглашение с бригадой и уехал в отпуск. Возвратившись, увидел — новый комплекс действует и выдает обогащенный уголь нескольких марок.

Буквально в первый день на меня накинулся начальник отдела нормирования труда Котвицкий:

— Что за безобразие?! Без разрешения построили комплекс с отступлениями от проекта да еще заплатили такие деньги. Плотники получают больше, чем подземные рабочие! Это ни в какие рамки не вписывается!

Мне оправдываться не пришлось. Вмешался главный бухгалтер шахты Петр Михайлович Гладких и на фактах с точными цифрами доказал, что, кроме больших выгод, ввод комплекса шахте никаких проблем не создал. Все издержки на его сооружение многократно окупились в первый же год эксплуатации, а насчет того, что плотники заработали больше, чем проходчики и другие подземные рабочие, Петр Михайлович упрекнул нормировщика:

— Ты слепой, что ли, был? Не видел, как эти литовцы, едва засветает уже на конном дворе, берут лошадей, вывозят с лесного склада неподъемные лесины и уходят с работы, когда уже совсем стемнеет. Если считать их почасовую оплату, то она нисколько не выше, чем у подземных рабочих.

Бороться с консерватизмом, с устоявшимися стереотипами в мышлении и действиях приходилось, как видите, не только в верхних эшелонах управления.