Стивен Тернбулл Самураи (Военная история) Военная история человечества – Тернбулл Стивен
жүктеу/скачать 0.62 Mb.
|
|
272 коня. Провизии для них 816 коку бобов на пять месяцев, из расчета по одной пятидесятой коку в день (на каждого коня). Риса и бобов вместе, 11 438.9 коку. На то, чтобы собрать эту армаду, ушло семь или восемь месяцев. Теперь они ждали приказа, чтобы двинуться против презренного, но пока еще неизвестного врага. Между тем соперничество между Кониси Юкинага и Като Киёмаса становилось все более жестким. Как мы знаем из предыдущих глав, считалось великой честью первым вступить в сражение, поэтому каждый из двух командиров страстно желал, чтобы именно его дивизия первой высадилась на корейской земле. Раннее утро 24 мая было туманным, и Кониси воспользовался случаем, чтобы избежать и встречи с корейским флотом и в то же время оторваться от Като Киёмаса. Вскоре часовые на южном берегу Кореи заметили транспорты, которые перевозили первую дивизию. К ночи дивизия высадилась, а Като Киёмаса тем временем призывал на помощь буддийских богов, чтобы те наполнили его паруса ветром или, вернее, проклинал своего соперника-католика, который самовольно реквизировал большую часть транспортных судов. Это неожиданное начало вторжения вполне могло закончиться катастрофой, будь на месте корейцев любой другой противник, поскольку Кониси покинул остров Цусима преждевременно, а японская армада все еще продолжала формироваться в Нагоя. Небольшая корейская флотилия могла бы спутать им все карты, однако ни один корейский корабль так и не потревожил ни Кониси, ни Като Киёмаса, который прибыл четыре дня спустя, весьма раздосадованный тем, что его более молодой соперник его обогнал. Прежде чем описывать кампанию на суше, имеет смысл рассмотреть характер той задачи, с которой пришлось столкнуться японцам. Корея представляет собой полуостров, который протянулся с севера на юг, с востока его омывает Японское море, а с запада - Желтое море. Расстояние от порта Пусан, самой близкой к Японии точки полуострова, до китайской границы - около 550 миль. Сеул, в 1592 г. столица всей Кореи, лежит примерно на середине пути в Китай, так что японцам, прежде чем они достигли бы своей главной цели, предстояло пройти через всю Корею, что дивизия Кониси и стала осуществлять с поразительной скоростью. Пусан пал первым после короткого, но мужественного сопротивления, оказанного его губернатором, затем была взята Тоннэ, крепость в нескольких милях к северу от Пусана. Кониси Юкинага принимал активное участие в битвах, а во время штурма Тоннэ он первым взобрался на стену по приставной бамбуковой лестнице. Затем он вывел свою армию на самую прямую, по его расчетам, дорогу на север. Другие дивизии тоже не сидели без дела. Буддийская бригада Като Киёмаса высадилась около Пусана 28 мая и, брезгуя идти по следам побед соперника, отправилась на север по другой дороге, протянувшейся к востоку от той, которую выбрал Кониси. Еще одна христианская дивизия, третья, под командованием Курода Нагамаса, также не желая ни с кем делить славу, выбрала третью дорогу к северо-востоку от линии наступления других частей. Таким образом, три японских дивизии порознь торили путь к северу Кореи, и гонка, целью которой была столица, началась. Кониси и Като на короткое время соединили свои силы 5 июня при Мунгёне, и их объединенная армия направилась к проходу Чорюн, потенциальной ловушке для любой вторгшейся армии. Однако, по причине чудовищной бездарности корейского командования, проход никто не защищал, и японцы бодро прошли через него. Корейские полководцы почему-то решили встретить японцев на плоской равнине за проходом, где, как они рассчитывали, корейская кавалерия обрушится на захватчиков со своими цепами. Японцам была предоставлена полная возможность для маневра на поле боя, выбранном корейцами: с одной стороны оно было ограничено рекой Тамгуемда, а с других трех сторон - горами, образуя обширный амфитеатр, выйти из которого можно было только по узким проходам с каждой из сторон. Японцы постепенно поднялись к подножью гор, а затем по команде открыли плотный огонь из фитильных мушкетов. За этим последовала сокрушительная атака, которая заставила корейцев отойти к берегу реки. Вскоре та армия, большую часть которой составлял единственный гарнизон между Пусаном и Сеулом, который еще не бежал или не был разбит, лежала мертвая на берегу, а ее остатки спасались бегством через горный проход на севере. Дорога за полем битвы расходилась, и две дивизии вновь расстались. Като отклонился к западу, надеясь таким образом выйти к Сеулу раньше Кониси, который продолжал следовать прежним маршрутом. 12 июня Като уже казалось, что ему это удалось, когда его дивизия форсированным маршем вышла к южному берегу реки Ханган, которая образует естественный ров перед Сеулом. Город казался брошенным, и, перейдя реку, Като понял причину царившей в нем тишины. Кониси все-таки прибыл в Сеул на четыре часа раньше! Оба они, вероятно, были еще больше расстроены, когда узнали, что если бы действовали сообща и прибыли на четыре дня раньше, они захватили бы правителя Кореи со всеми его сокровищами. 16 июня к ним присоединились Курода Нагамаса и Укита Хидэиэ с восьмой дивизией; последнего Хидэёси послал со своим войском, чтобы тот взял на себя функции главнокомандующего, как только падет Сеул. Дивизии прибывали одна за другой, и Укита приступил к выполнению указов Хидэёси, касавшихся приведения страны к повиновению. Эти приказы разграничивали сферу влияния командиров каждой из японских дивизий. Кониси и Като следовало раздельно продолжать продвижение на север, первому - по прежнему маршруту вплоть до китайской границы, там, где она проходит по реке Ялу (Амноккан), второму - к северо-востоку, где Корея граничит с Маньчжурией. Остальные дивизии должны были разойтись из Сеула в разные стороны, а войска Укита остаться в столице в качестве гарнизона. Продвижение Укита, по странной случайности, не обошлось без происшествий, ибо по пути из Пусана его армия была изрядно потрепана одним корейским полководцем, который, однако, сам вскоре пал жертвой завистливого соперника. Соперник обвинил своего коллегу в предательстве и доложил обо всем вану. Таковы уж были перипетии корейской политики, что командир, который с самого начала войны впервые что-то смог сделать для своей страны, предстал перед палачом, и тот выполнил свою "жизненно важную функцию" прежде, чем герой сумел доказать свою невиновность. Когда Хидэёси получил известие о падении Сеула, радость его не знала границ. И действительно, за столь короткое время это был невероятный успех. За девятнадцать дней дивизия Кониси участвовала в трех битвах и нескольких стычках и в составе 18 700 человек прошла 250 миль. Дивизия Като сражалась меньше и добралась до Сеула за 15 дней, продвигаясь со средней скоростью шестнадцать миль в день. Скорость этого наступления позволила Хидэёси надеяться, что и оставшаяся часть кампании даст такие же результаты, и в июле он написал своему племяннику Хидэцугу, рассказав ему о падении корейской столицы и дав несколько весьма любопытных советов из области создания империй: Ваше высочество должны быть готовы отправиться на войну. Вы должны выехать в первом или во втором месяце следующего года. Корейская столица пала за два дня. Посему вы должны не мешкая пересечь море. Я намереваюсь теперь повелевать страной Великой Мин. [Вы можете] переправиться на корабле из Хёго. ... Вы, скорее всего, не встретите сопротивления в Трех Областях, но, ради своей репутации, должны внимательно следить за состоянием вашего оружия и снаряжения. И вам следует строго внушить это подчиненным всех рангов. Не надо трогать рис в замке Киото. Я уже отложил тридцать тысяч коку для армии, но если этого мало, вы можете позаимствовать из запасов Тайко. Следует поставить тысячу мечей в ножнах, оправленных в металл, и короткие мечи. Если они будут слишком большими, они будут неудобны в столь долгом путешествии, поэтому мечи пусть будут весом в семь рё [около 500 г.], а короткие мечи - около трех рё. Вам лучше будет взять тридцать алебард, укрепленных металлом, и двадцать таких же копий. Больше брать ни к чему. Древки длинных копий должны быть укреплены металлом. Не берите ножен, отделанных мехом. Поскольку в Осака есть выдержанные дубовые древки, вы можете взять из них сколько вам надо. Вам достаточно будет шести комплектов доспехов, брать больше не обязательно. Когда Его Величество Микадо соизволит отправиться в Китай, его императорское путешествие будет обставлено со всей церемонией. Завоевание Кореи и Китая не займет много времени. 27 июня, после заслуженного отдыха, первая дивизия под командованием Кониси Юкинага выступила из Сеула на север. Поскольку естественная преграда, которую представляла река Ханган, была прорвана, когда японцы вошли в Сеул, корейцы отошли к северному берегу реки Имчжинган, которая впадает в Желтое море рядом с современной границей между Северной и Южной Кореей. Здесь они решили занять оборону, и позиция, которую они выбрали, была с этой точки зрения очень выгодной. Дорога на север вела к Имчжингану через узкий проход между высоких утесов, а северный берег реки представляет широкую полосу песка, где и выстроилась корейская армия, так что ее лучники простреливали единственную переправу через эту быструю реку. Для двух японских командиров это могло стать непреодолимым препятствием. Като подошел через несколько дней, и в течение десяти дней японцы сидели и ждали. Если бы корейцам удалось задержать японцев у Имчжингана, последующие события развивались бы совсем иначе. Но причиной катастрофы стала, скорее, неспособность корейцев управлять собственной армией, нежели отсутствие возможности контролировать действия противника. Кониси и Като применили старейшую в мире уловку: корейцы увидели, как на противоположном берегу японцы поджигают свой лагерь и направляются на юг. Среди корей-ского командования, конечно же, нашлись горячие головы, готовые преследовать отступающего врага, а поскольку сила была на их стороне, в ответ на более разумные советы следовал приказ: "отрубить ему голову". Не стоит и говорить о том, что корейское войско, как только переправилось через реку, попало в засаду и было уничтожено на виду у тех, кто стоял на северном берегу. Не все еще было потеряно, ведь японцы еще не захватили переправу, но корейские командиры весьма галантно пришли на помощь захватчикам, приказав начать общее отступление, и показали пример соотечественникам, убежав одними из первых. Переправившись через Имчжинган, две японские дивизии вновь разделились. Как мы говорили выше, перед Като Киёмаса стояла менее славная задача: покорить северо-восток полуострова, чтобы предотвратить атаку корейцев с фланга на линию коммуникаций Кониси, протянувшуюся от Сеула до реки Ялу. Като предстояла трудная кампания среди снежных заносов северной Кореи, которая заняла его на всю зиму 1592-93 гг. Больших сражений не было, только многочисленные стычки и осады, во время которых Като захватил нескольких важных заложников, включая двух корейских принцев и девушку, считавшуюся первой красавицей во всей Корее. Преследуя врага, японцы забредали в дикие и пустынные районы, в непроходимые горы, где они сталкивались не только с врагом, но и с тигром, потревоженным в его логове. Им часто приходилось становиться лагерем в местах, где дикие звери нападали на часовых и на спящих солдат. Охота на тигров стала популярным отдыхом от бесконечной погони за корейцами, и сам Като Киёмаса убил тигра копьем после отчаянной схватки - сюжет многих японских картин и ксилографий. Теперь последуем за Кониси Юкинага по дороге на Пекин. Между ним и китайской границей осталась только одна крепость - город Пхеньян (ныне столица Северной Кореи), хорошо укрепленный и, как и Сеул, окруженный другой рекой - Тэдонган. Кониси добрался туда 15 июля, и перед ним вновь встала проблема переправы через быструю реку с неизвестными бродами. Поскольку нельзя было надеяться, что корейцы вновь повторят свой "маневр" при Имчжингане, Кониси испытал последнее средство, известное всякому отчаявшемуся полководцу: он отправил через реку послание с предложением начать мирные переговоры. Последующая встреча состоялась на лодках, вставших на якорь посредине реки, но, поскольку японцы требовали открыть им дорогу на Китай, переговоры ни к чему не привели, и Кониси вернулся на берег в ожидании дальнейших событий. От ожидания японцы расслабились и потеряли бдительность. Корейцы заметили это и приготовились неожиданно атаковать их ночью. Но летние ночи коротки, а корейская армия была столь плохо организована, что к тому времени, когда отдельные ее части переправились и атаковали лагерь Кониси, уже занимался рассвет. Дивизия Курода, которая незадолго до этого присоединилась к своим товарищам, провела грамотную контратаку, прижав корейцев к реке и погнав их назад через броды, что, на радость японцам, раскрыло местоположение последних. После завтрака вся армия бросилась в погоню, и к полудню Пхеньян был у них в руках, со всеми своими складами, оружием и провизией. Последняя корейская крепость пала, и незащищенная китайская граница лежала всего в восьмидесяти милях. Но ни одному самураю из тех, кто стоял в тот день на стенах Пхеньяна, не суждено было ее пересечь, и Пхеньян стал последним форпостом скороспелой империи. Венец всех их завоеваний был все-таки вырван из рук японцев. "Блицкриг" последних двух месяцев шел по плану, настала очередь для второй фазы операции. Как мы помним, в первоначальном плане Хидэёси было учтено, что тех семи дивизий, которые пробили себе путь через всю Корею за шесть или семь недель, будет недостаточно для покорения Китая. Это была задача для 52 000 войск резерва, которые теперь следовало перебросить морем вдоль западного берега Кореи, чтобы они соединились с Кониси у Пхеньяна. То, что это второе войско так и не прибыло и вторжение в Китай, соответственно, так и не состоялось, произошло благодаря храбрости одного корейца, адмирала по имени Ли Сунсин. Мы уже говорили о военном потенциале корейского флота. Отметили мы и то, что семь японских дивизий смогли высадиться в Пусане, не встретив ни единого корейского корабля. Произошло это отчасти потому, что корейцев застали врасплох, но в немалой мере также и по вине адмирала, ответственного за охрану провинции Кёнсандо, где находится Пусан, некоего Вон-Гюна. Пьяница Вон-Гюн являл собой наихудший образец корейского аристократа. Завидев японскую армаду, он заколебался, какое из двух решений принять - при том, что оба они были весьма характерными для него и оба роковыми. Первой его мыслью было затопить весь флот, второй - просто бежать. К счастью для последующей истории Кореи, он выбрал второй путь и стал спешно просить помощи у адмирала соседней провинции Чолладо, Ли Сунсина. Адмирал Ли был сделан совсем из другого теста, нежели Вон-Гюн. Он родился в 1545 г., в том же году, что и его современник, столь на него похожий - сэр Фрэнсис Дрейк. Встреча с незадачливым Вон-Гюном произошла 7 июня, в то время как японцы наперегонки прорывались к Сеулу. Адмирал Ли понимал, что нужно его стране, и вышел в море, чтобы дать японцам в первый раз вкусить горечь поражения. Когда Хидэёси решил послать экспедицию в Корею, он готовил ее с большим размахом, со вниманием ко всем деталям, и эти приготовления, насколько подсказывал ему его военный опыт, полностью соответствовали стоявшей перед ним задаче. Однако за все годы прежних кампаний ему не доводилось перебрасывать армии через враждебное море, да и вообще через море, если не считать узких проливов, которые отделяют один японский остров от другого. Все его морское предприятие держалось на горстке энтузиастов - даймё, в роду которых имелись кое-какие пиратские корни - особенно следует отметить братьев Курусима: Митифуса и Митиюки, а также Куки Ёситака, который участвовал на стороне Нобунага в морских битвах против Мори и командовал объединенным флотом Хидэёси во время кампаний на Кюсю и при Одавара. Его соратники тоже прибыли в Корею. То были Вакидзака Ясухару и Като Ёсиаки (не родственник Киёмаса). Но у них не было опыта хождения в открытом море, да и корабли их не были для этого приспособлены, поскольку практика японского пиратства чаще всего сводилась к набегам на прибрежные города. Кроме того, большая часть действующего японского флота состояла тогда из транспортных судов, как по назначению, так и по конструкции, а военный корабль в представлении японцев был не более чем плавучей платформой для самураев. Но достаточно о японцах. Корейские суда, в противоположность японским, были настоящими военными кораблями, большими, быстрыми и, если верить корейским историкам, опередившими свое время лет на триста. Ибо целый ряд авторитетных исследователей упорно утверждают, что адмирал Ли командовал по крайней мере одним, а возможно, и несколькими броненосцами! То были так называемые "корабли-черепахи", гордость корейского флота. То, что такой необычный корабль, или корабли, существовали, нет сомнения; не совсем ясно только, был ли это единственный флагман или тип военного корабля. Последнее более вероятно, поскольку единственный корабль, даже такой необычной конструкции, едва ли мог действовать достаточно эффективно. Поэтому мы можем предположить, что у корейцев было несколько таких кораблей-черепах, имевших, как следует из их названия, форму черепашьего панциря. По сохранившимся описаниям можно восстановить внешний вид подобного судна. Оно было около 30 метров в длину и 10 метров в ширину, приводилось в движение посредством паруса и весел. На носу оно имело резную драконью голову, а панцирь черепахи представлял собой округлую дощатую крышу, полностью закрывавшую палубу, что затрудняло действие вражеской абордажной команды, а также давало защиту пушкарям, чьи пушки выглядывали из портов по обоим бортам судна. Мы уже говорили, что корейцам не было знакомо огнестрельное оружие того типа, который использовали японцы, т.е. аркебузы. Но порох они прекрасно знали, а корейская огневая мощь существовала в форме пушек. Пушки, которыми оснащались корабли-черепахи, были около метра длиной, стреляли они картечью или дротиками с железными наконечниками. По вражеским кораблям могли также выпускать горящие стрелы, а бомбы, подобные тем, которые использовались монголами при вторжении в Японию, по-видимому, метались из катапульт. Учитывая, что на каждом корабле имелось до сорока и более пушек, они действительно были хорошо вооружены, однако более всего корабли-черепахи примечательны своей броней. Когда корабль вступал в бой, мачта убиралась под палубу; после обстрела противника флот, очевидно, шел на сближение и пытался взять его на абордаж. Для защиты от вражеских абордажных команд "панцирь" был усеян железными шипами, спрятанными под пучками соломы. Некоторые описания идут еще дальше, утверждая, что "панцирь" был обшит железными листами. Это трудно проверить, но, вне зависимости от наличия железных пластин, корабль-черепаха превосходил все, что имелось тогда у японцев, так же, как и боевая тактика адмирала Ли превосходила японскую. Эта тактика включала использование дымовой завесы - сернистый дым, который "подобно туману" извергался из пасти драконьей головы, и построение в кильватерную колонну. Когда корейский флот приближался к противнику, левое крыло ложилось в бейдевинд, позволяя правому выдвинуться вперед: таким образом построение, что перед этим походило на обращенную назад широкую стрелу, превращалось в кильватерную колонну. Аналогичную тактику Дрейк использовал против другой армады четырьмя годами раньше. Ли извлекал пользу также из своего знания корейских фарватеров - то, с чем японцы даже не сделали попытки ознакомиться; наконец, что важнее всего, на море Ли Сунсин был единственным командиром, в отличие от своих менее удачливых коллег на суше. 16 июня 1592 г., когда третья дивизия Курода Нагамаса входила в Сеул, флот Ли Сунсина, в который вошла и эскадра незадачливого Вон-Гюна, напал на японцев у Окпо на побережье острова Кочжедо напротив Пусана. Японский флот насчитывал всего пятьдесят кораблей, тогда как у корейцев было двадцать четыре корабля-черепахи, пятнадцать малых кораблей и сорок шесть судов типа "морские ушки" - по всей видимости, беспалубных лодок. В судовом журнале адмирал Ли описывает свои первые впечатления от встречи с японскими самураями в их страшных масках и разукрашенных шлемах. "Они были, - пишет он, - подобны зверям или демонам и могли испугать кого угодно". Кого угодно, только не адмирала Ли, который пришел со своими кораблями-черепахами и потопил сорок японских судов. Японцы, хотя и были удивлены таким неожиданным всплеском энергии у противника, которого они неустанно гнали на суше, не испугались и подвели флот к берегу, чтобы поддержать армию. Ли застал японский флот выстроенным вдоль берега у Сучона. Корейцы мало что могли сделать, поскольку, подойди они ближе, они могли бы посадить корабли на мель. Расстояние было слишком большим для эффективного огня, и адмирал Ли сделал вид, что отступает. Японцы, уставшие от бездействия, погнались за ним в надежде помериться силами с "кораблем-черепахой". Вакидзака Ясухару вскочил на фальшборт своего корабля с багром и приказал направить его на ближайшую "черепаху". Прикрываясь бронированным рукавом и назатыльником шлема, Вакидзака метнул багор в обшивку "корабля - черепахи" и бросился на абордаж с храбрейшими из своих самураев. Оторвав несколько досок обшивки прежде, чем корейцы успели что-либо предпринять, они прорвали оборону, так что один приз все же достался японцам. Потери одного корабля было достаточно, чтобы Ли принял вызов и обрушил шквал огненных стрел на японский флот. Когда корабли вспыхнули, строй "черепах" раскрылся, чтобы пропустить отряд Вон-Гюна, который атаковал растерявшихся японцев. Те ответили аркебузным огнем. Адмирал Ли был ранен в левое плечо, но, не обращая на это внимания, продолжал руководить сражением. Когда оно кончилось, он вырезал пулю кинжалом. Рана была глубокой, что очень встревожило его соратников, но, казалось, мало волновало самого адмирала. Попади пуля чуть ниже, это могло бы изменить всю историю Азии. После короткого отдыха адмирал Ли вновь атаковал японские корабли, на этот раз у Танхо, у полуострова Тонэн. Если какие новости о войне на суше и доходили до него, они не отвлекали его от исполнения долга. К середине июля корейский ван бежал в Китай, а Кониси стоял у Пхеньяна. Положение на море было прямо противоположным, как, впрочем, и характеры флотоводцев. Жизнь на борту японских флагманов была удивительно похожа на корейский двор. В судовом журнале Ли записано, что "... он [Курусима Митиюки] имел обыкновение восседать на баке в желтом облачении и позолоченном головном уборе, и все вокруг него было роскошно обставлено. Каждый вечер капитаны других кораблей прибывали к нему, приветствовали его и получали приказы, смиренно сидя перед ним головами к мачте. Всякий нарушивший приказ немедленно обезглавливался". Все это рассказала Ли Сунсину корейская девушка, которая была захвачена японцами. Отряд адмирала спас ее во время боя при Танханхо 13 июля. Флагман Курусима был главной целью адмирала. Это был большой, богато украшенный корабль с трехэтажной башней на носу, выкрашенной в красный и зеленый цвета, как буддийский храм. Ли подошел поближе и открыл огонь по этой надстройке. В последовавшей за этим схватке корейские лучники всадили в Курусима десяток стрел. Смертельно раненый, он удалился и совершил харакири - единственный японский адмирал, погибший за всю кампанию. Все эти действия на море нельзя назвать решающими сражениями, но это был клин, который адмирал Ли стал вбивать между Кореей и Японией. Поставка припасов заметно сократилась, а оставшиеся в корейских водах корабли чувствовали себя в безопасности только в гавани Пусана. Но решающая битва была впереди. Адмирал Ли оценил силы соперника и с конца июля стал регулярно патрулировать южный берег Кореи. Он разгадал стратегию Хидэёси, и в середине августа его терпение было вознаграждено, когда судно-разведчик доставило ему известие о приближении большого японского флота. Это была вторая армия вторжения, целью которой являлся Пекин. жүктеу/скачать 0.62 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|