Сто великих узников москва "вече" 2003
жүктеу/скачать 3.86 Mb.
|
|
монашествующей братии и расположение самого настоятеля. Приехавший летом в монастырь Петр I уверился в его невиновности и звал вернуться в Москву на почетную должность. Но испытав все треволнения мирской жизни, старец отказался от царского приглашения и пожелал остаться в обители. Но потом и общественная монастырская жизнь перестала удовлетворять его, и он с благословения настоятеля удалился в лес Анзерского острова. Здесь на горе, которую старец Иов назвал Голгофой, он основал уединенный скит, в котором жил до 1720 года. Своим ученикам он оставил очень строгий устав жизни в скиту. В 1708 году на Соловки были присланы люди, участвовавшие в борьбе между В.Л. Кочубеем (генеральным судьей Левобережной Украины) и гетманом И.С. Мазепой, стремившимся к независимости Украины. Это были поп Иван Святайло с сыном Иваном и иеромонах Никанор из Севского Спасского монастыря. Именно им старый В.Л. Кочубей поручил рассказать об измене гетмана царю Петру, а к доносу приложил "Думу", будто бы сочиненную старым гетманом. В этой "Думе" выражены размышления о господствующей между украинцами розни и призыв добывать свои права саблею. Но И.С. Мазепа, пользовавшийся тогда доверием царя, сумел оправдаться, и посланников В.Л. Кочубея отправили в ссылку. Когда Петр I убедился в измене гетмана, невиновных освободили. В 1722 году по повелению Петра I был прислан в Соловецкий монастырь расстриженный иеромонах этого же самого монастыря Иван Буяновский. За произнесение "непристойных слов" (впрочем, из следственного дела не видно, в чем конкретно эта "непристой- 156 100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ ность" заключалась) его приказано было посадить в земляную яму "навечно, держать под крепким караулом до конца жизни неисходно, пищу ему давать хлеб и воду умеренно, и никого к нему не допускать, и разговоров с кем бы то ни было не чинить".
В "земляной тюрьме" И. Буяновский пробыл более 10 лет, а потом его перевели в монастырскую Салтыкову тюрьму, которая находилась рядом с пекарней, и тепло от нее шло в каземат арестанта. Здесь он сидел с монахами-греками, которым посоветовал объявить "слово и дело" и тем освободиться не только от тюрьмы, но и вообще от ссылки. Греческие монахи объявили "слово и дело", после чего в соборной церкви собралось все монастырское начальство, которое стало спрашивать у них, о чем они знают, откуда узнали и не научил ли кто-нибудь... На допросах монахи во всем признались, и тогда был вызван И. Буяновский, который признался, что это он подговорил невинных греков. А государственная важность состояла в том, что один пришлый монах ободрал с иконы драгоценные камни и отдал их архимандриту, за что тот отпустил его. Заявил он и о том, что в монастыре скрываются беглые солдаты, но эти показания, как потом выяснилось, оказались ложными. Но было и третье заявление И. Буяновского. Когда на Дону была война с татарами, тогда враги взяли многих казаков в плен. А когда был заключен с татарами мир, то велено было пленных казаков отдать, но татары не захотели этого делать и будто бы дали П.М. Апраксину много денег, а пленных оставили у себя. Это дело монастырское начальство само не могло разрешить, и потому решено было И. Буяновского отправить в Москву, даже не дожидаясь навигации. Сковав узника по рукам и ногам, 1 января 1725 года его снарядили в дальний путь, но в Преображенском приказе он не мог доказать о взятке П.М. Апраксину, поэтому был жестоко наказан и снова отправлен в соловецкий каземат. Ссыльный иеромонах попытался было и во второй раз объявить "слово и дело", но его заявление даже не приняли к сведению, и он просидел в тюрьме Соловецкого монастыря 26 лет. Этот пример показывает, что заключение делалось до того невыносимым, что узники порой готовы были принять и плети, и другого рода наказания, лишь бы хоть на время вырваться из душного каземата и повидать живых людей. А услышав страшное "слово и дело", монастырское начальство тотчас начинало допросы, но узник объявлял, что сказать о деле может только перед царем. Делать нечего! Колодника заковывали в кандалы, давали ему провожатых и отправляли в Москву. Путь тогда до столицы был долог, и много удавалось повидать узнику и надышаться свежим воздухом, пока он доберется до места. А в Тайном приказе окажется, что все показания - какие-нибудь пустяки, бьют его плетьми и снова отправляют СОЛОВЕЦКИЕ УЗНИКИ ПРОШЛЫХ ВЕКОВ 157
в тюрьму. С дорогами да допросами пройдет целый год - год почти вольной жизни, и узник был этим очень доволен. В 1744 году в Соловецкий монастырь был заключен раскольник Афанасий Белокопытов с предписанием "содержать его под крепким караулом до смерти никуда неисходна", но через год ему удалось убежать. К окну его тюрьмы приходили разные люди, приносившие подаяние, - кто ниток, кто холста, кто еды. Некоторых из них он просил принести досок, чтобы построить в своем каземате чулан. Досок ему наносили, и чулан А. Белокопытов построил. Найдя в стене кусок железа и несколько гвоздей, он стал понемногу ломать стену за чуланом и после долгих усилий все-таки проломал ее. В темную ночь на 15 августа через дыру он взошел на крепостную стену и через бойницу на заранее приготовленной веревке спустился на землю.
Выйдя за монастырскую стену, он ушел в лес, где нашел пустую избу и спрятался в ней. В следующую ночь наносил к морю доски, связал их и на таком плоту отправился в плавание. Но свобода А. Белокопытова длилась недолго: ветер оказался неблагоприятный, через четыре дня его прибило к берегу, где он и был пойман. Однако неудача не отбила у него охоты к побегу, и он решил еще раз попытать счастья. Однажды, когда его переводили из одного каземата в другой, он по дороге незаметно взял нож, которым и прорезал отверстие в двери своей новой тюрьмы. В ночь на 17 сентября 1746 года, когда караульные уснули, он через это отверстие вышел на волю и снова скрылся в лесу, но заблудился и через несколько дней снова был пойман. Указы и инструкции, сопровождавшие узников на заточение в Соловецкий монастырь, предписывали содержать их "впредь до раскаяния", "впредь до исправления"; иногда говорилось, что такой-то присылается "для смирения". И только личное усмотрение монастырского начальства определяло, что "исправление" или "раскаяние" наступали. Вообще же к освобождению узников настоятели относились скептически. Например, в середине 1850-х годов архимандрит Соловецкого монастыря доносил в Синод о 19 узниках, троим из которых он находил возможность сделать некоторое облегчение участи: перевести в другой монастырь, допустить к причастию и т.д. Случалось, правда, что и "вечных" узников освобождали, но крайне редко. Иногда какое-нибудь важное лицо посещало монастырь и, расспрашивая о заключенных, узнавало, что тот или иной сидит уже 50 и более лет. Как правило, такое известие производило сильное впечатление на высокопоставленного посетителя, и он начинал хлопотать об освобождении узника. Антона Дмитриева не хотели выпускать после 37лет заключения, и он просидел еще 11 лет. Этот срок поразил одного из важных
' юр великих узников"1 посетителей, и по его ходатайству узнику предложили свободу. Но на что она нужна была ему теперь - после целой жизни одиночного заключения? На воле его давно уже забыли, да и сам он потерял с родными всякую связь. Идти ему было некуда, и он остался "доживать свой век в тюрьме, но уже не в роде арестанта". Умер, не раскаявшись... Семен Кононов тоже отсидел в одиночном заключении монастыря 63 года, все это время оставаясь "непоколебимым в своих заблуждениях". С 1812 года содержался в монастырской тюрьме (то есть сидел уже 43 года) за старообрядчество и хулу на святую церковь и святые дары Семен Шубин. Срок заключения ему назначен не был, и он так и состарился в заточении. От старости он никогда не выходил из своей кельи, большей частью лежал в постели, в баню его возили на лошади. Грамоту знает мало и книг не читает, кроме своей Библии, в церковь никогда не ходит по ненависти к ней... Понятия имеет от невежества своего глупого, рассудком здоров. Увещевания ему делаются при всяком случае, но он, состарившись в ереси, не принимает их и безнадежен в раскаянии. Нрава ропотливого и сварливого, поэтому по укоренению в ереси и за старостью должен оставаться в теперешнем его положении. Афанасьев Егор (89лет) уверяет всех, что "церковь не существует и таинства нет. Твердо стоит в своей ереси и увещеваний не принимает, поэтому должен остаться в заключении". Перед читателем прошли истории всего лишь нескольких соловецких узников, в основном, людей глубоко верующих, мысль которых работала так неутомимо, что даже собственные заблуждения были им дороже жизни и свободы... Но в монастырь ссылали и за буйство, и за "развратное поведение", и за уголовные и государственные преступления. Иногда сами родственники ходатайствовали о заключении надоевшего им своим поведением члена семьи. В 1781 году секретарская вдова М. Теплицкая пожаловалась обер-прокурору Святейшего Синода на сына своего - подпоручика А. Теплицкого За непристойное поведение он за год до этого содержался в смирительном доме, но и там вел себя непорядочно: никого не слушался, всем грубил, а с колодниками так вообще заводил драки. Отбыв срок наказания, он нисколько не угомонился, по-прежнему "обращался в предосудительных поступках", а придя домой к матери, сначала обругал ее непотребными словами, а потом избил. Обер-прокурор обо всем доложил Екатерине II, и императрица повелела "оного Теплицкого послать в Соловецкий монастырь, чтобы содержать его там до того времени, чтобы он в дерзновении своем раскаялся и развращенную жизнь свою исправил". В монастыре А. Теплицкого заставили рубить дрова, копать огороды и НЕПОКОРНЫЙ НОЛАНЕЦ 159 возить для монастыря воду, но ничего не действовало на разгульного подпоручика. За год он здесь столько накуролесил, что настоятель монастыря просто не знал, что с ним делать, и просил убрать его от них поскорее. Из Петербурга отвечали, что А. Теплицкого следует назначить в самые тяжелые работы, какие найдутся в монастыре. Однако и это не помогло: буйный арестант умудрился изготовлять в монастыре фальшивые деньги, был пойман, судим и по наказании кнутом сослан в каторгу.
НЕПОКОРНЫЙ НОЛАНЕЦ Его называли Ноланцем, и сам Джордано Бруно (при крещении - Филиппо) так называл себя, потому что родился в городе Нола- в 1548 году. Когда мальчику исполнилось Шлет, семья переехала в Неаполь, и его определили в частную школу, где он провел шесть лет. Потом родителям стало трудно платить за обучение сына, и в 1565 году он становится послушником доминиканского монастыря, который давал бесплатное образование, кров и стол всем способным юношам. Через один год и один день, как того требовал монашеский устав, послушничество кончилось, и Джордано стал монахом. Он продолжал много заниматься, с утра до ночи читал, пытаясь постичь суть христианства и его историю, причем не ограничивался только богословскими трудами и сочинениями отцов церкви, комментариями к ним и сборниками проповедей. Любознательного монаха очень интересовал вопрос об устройстве окружающего мира. Сочинение Н. Коперника "О вращении небесных тел" он прочитал с таким же волнением, как и запрещенные произведения Демокрита и Лукреция, гневные инвективы Эразма Роттердамского и т.д. Д. Бруно не считал нужным скрывать свои мысли и часто высказывался весьма рискованно. Все знали, что он читает запрещенные церковью книги, в спорах со схоластами он выставлял напоказ их невежество, поэтому неудивительно, что монастырская братия ополчилась против него. Доносы на Д. Бруно множились, и наступил момент, когда решено было начать расследование по обвинению его в ереси. Спасаясь от преследований, он бежал в Рим - в монастырь Санта Мария делла Минерва, где вначале его встретили благосклонно. Однако вскоре из Неаполя при- Джордано Бруно I й
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ ехал доминиканский монах, один из недругов и рьяных обвинителей Д. Бруно. Снова начались допросы, но в один прекрасный день труп доминиканца нашли в Тибре. Рим того времени был наводнен разбойниками, однако подозрение пало на Д. Бруно, и ему вновь пришлось скрываться. Долгие годы он скитался по Северной Италии, затем - Женева, Тулуза, Париж... Он читал лекции, участвовал в диспутах, писал книги, и об учености Д. Бруно ходили легенды. Современников изумляла его феноменальная память, удерживавшая множество фактов, имен, событий, дат. Перед его эрудицией склонились цитадели официальной науки: Ту-лузский университет присудил Д. Бруно степень доктора, Сорбонна признала его своим экстраординарным профессором... Еще немного - и он начнет подниматься по церковной лестнице. Но едва Ноланец всходил на кафедру и начинал свои речи, смятение охватывало всех слушателей. Обращаясь к затаившим дыхание парижанам, он перечислял "преступления" церкви: в 1136 году папа Александр III запретил изучать "богопротивную физику и так называемые законы природы", в 1243 году Святой Доминик проклял "сатанинские попытки выведать у природы что-либо путем опыта и наблюдений" и т.д. Многие высказывания Ноланца противоречили учению церкви, и потому отовсюду ему приходилось уезжать. В Женеве, не ограничившись устной пропагандой своих взглядов, Д. Бруно написал памфлет, в котором критиковал положения, содержавшиеся в лекции А. Делафе, одного из столпов Реформации. Он решился на такой шаг в стране, где безраздельно господствовала кальвинистская церковь, по жестокости не уступавшая инквизиции. Как только шпионы донесли о готовящейся к выходу в свет брошюре, Д. Бруно и его издатель оказались за решеткой. Ноланца приговорили к позорному обряду отлучения: в течение двух недель его выводили из тюрьмы босого, в сорочке и с ошейником - и через весь город в сопровождении конвоя вели в собор. Во время обедни зачитывался акт о его отлучении, на ученого обрушивалась лавина оскорблений и каждый мог плюнуть ему в лицо. Когда срок наказания закончился, Д. Бруно снова привели в суд и строго предупредили: если он откажется принять кальвинизм, его ждет более суровый приговор. И ученый покинул негостеприимную Женеву... Самыми счастливыми и плодотворными для Д. Бруно были два года, проведенные им в Лондоне. Именно в Англии увидели свет его работы "О причине, начале и едином", "Пир на пепле", "Изгнание торжествующего зверя", "О героическом энтузиазме" и, наконец, главная из них - "О бесконечности, Вселенной и мирах". В 1583 году в Оксфорде состоялся публичный диспут, в котором Д. Бруно, наряду с системой Н. Коперника, излагал и раз- НЕПОКОРНЫЙ НОЛАНЕП 161
вивал идеи античных философов досократовской поры - Парме-нида, Анаксагора, Пифагора, Эмпедокла. В их трудах Ноланца привлекали идеи всеобщей одушевленности природы, атомистического строения материи и диалектической борьбы противоположностей. Вызывали у него интерес и оккультная философия, например, труды Генриха Корнелия Агриппы Неттесгеймского, а также нехристианские религиозные взгляды и ереси. Опираясь на величайшее достижение естествознания своего времени - учение Н. Коперника, он утверждал, что во Вселенной существует множество миров, а сама она бесконечна. Наша Солнечная система не является единственной, а Земля не заключается в "хрустальные формы, как считали раньше, она - одна из бесчисленных звезд* и находится среди других небесных тел, которые тоже могут быть населены разумными существами. Мир бесконечен, следовательно, Солнце не может быть его центром". У бесконечной и необозримой Вселенной, утверждает Д. Бруно, вообще нет материального центра. Если Вселенная есть все и притом бесконечно все, а мыслить ее конечною невозможно, ибо конечное ограничено... то и материального центра и окружности быть не может. Всякая точка в ней есть центр и часть окружности, а следовательно, если у нее и есть центр, то только духовный. Этот центр и есть Божество - сознание, дух Вселенной. Скоротечная жизнь человека теряется в бесконечности пространства и вечности как ничтожная малость. Но, оставаясь жителем небольшой планеты, человек мыслью своей способен выйти в космические дали. Ноланцу, как он сам считал, открылась истина, он верил в нее и пытался всем рассказать о прекрасном и величественном мире, в который он проник своим мысленным взором. Однако Д. Бруно допускал и возможность существования других мнений, более верных, чем его собственное. Правда - одна, но выглядит она по-разному, в зависимости от точек зрения и мотивов познания. Он не уставал повторять, что нет и не может быть философской системы, которая бы имела право на обладание полной Истиной. В 1591 году Д. Бруно приехал в Венецию по настойчивому приглашению Д. Мочениго - представителя знатного и заслуженного рода. Его отец, дядья и братья были люди известные, занимали высокие государственные и церковные посты, сам же Д. Мочениго был настолько бездарен, что не мог исполнить даже мелких поручений. Однако он был безгранично честолюбив, и это побудило его пригласить известного ученого, чтобы тот обучил его различным наукам. Д. Мочениго полагал, что достаточно хорошо заплатить, и он овладеет знаниями, не прилагая со своей стороны
* В ту пору звездами называли и планеты. 162
'1(й ЁЕЛИКИХ УЗНИКОВ никаких усилий. Д. Бруно искренне принялся за обучение, основательно излагал сущность своих воззрений, ученик тщательно записывал все услышанное. Но так продолжалось недолго: Д. Бруно убедился в абсолютной бездарности ученика, ученик разочаровался в учителе... К тому же Д. Бруно заметил, что Д. Мочениго больше всего интересует магия, и напрасно он уверял, что не умеет превращать камни в золото. Тот не верил этому и считал, что учитель просто не хочет раскрывать свои секреты.
Д. Бруно решил вернуться в Германию, но озлобленный ученик призвал на помощь слуг: они связали ученого и передали его в руки трибунала. Первое время Д. Бруно, находясь в заточении в Венеции, еще надеялся на благоприятный исход дела, так как в Венецианской республике к еретикам относились тогда довольно терпимо, если их деятельность не представляла собой угрозу экономическому и политическому процветанию страны. В либеральной Венеции нельзя было ожидать осуждения Д. Бруно как представителя науки, дерзнувшего противопоставить Священному учению свою истину, поэтому на первых двух допросах собственно научным теориям Ноланца уделялось мало внимания. Во время третьего допроса Д. Бруно стал излагать сущность своего учения о бесконечности Вселенной и множестве миров, о всеобщей одухотворенности природы, но Г. Саллюци (папского посла в Венеции) это совсем не интересовало. Он спрашивает Д. Бруно о его отношении к учению о божественной природе Иисуса Христа, и ученый признал, что сомневается в идее Богочеловека. Однако одних сомнений мало, чтобы назвать человека еретиком... Допросы следовали один за другим. Г. Саллюци старался довести узника до нервного состояния, не давал ему никакой возможности передохнуть, собраться с мыслями... Но не так-то легко поколебать закаленного в диспутах Д. Бруно: он признал второстепенные обвинения, каялся, что порой не соблюдал поста, но отрицал обвинения в вероотступничестве. Утомительные допросы не дали инквизиторам желаемых результатов, но вопреки этому в Совет республики было направлено требование о выдаче Д. Бруно римской инквизиции. Венецианская республика решила не ссориться с Римом из-за одного-единственного еретика, и в конце февраля 1593 года Д. Бруно попал в тюрьму инквизиции. Маленькая, похожая на гроб камера была сырой и холодной; сюда не проникали солнечные лучи, и здесь ученый был обречен томиться долгие годы в ожидании судебного процесса. Из далекой протестантской Англии поступил анонимный донос, обвиняющий Д. Бруно в атеизме, к доносу прилагался экземпляр его трактата "Изгнание торжествующего зверя". Поступали и другие доносы, а об узнике словно бы и забыли... Только в марте 1594 года инквизиция приступила к слушанию дела Джордано Бруно. Кол- I НЕПОКОРНЫЙ НОЛАНЕП 163 легию инквизиторов возглавлял сам римский папа Климент VII, непосредственно руководивший судебным процессом. Следствие длилось долгих семь лет. Узника то допрашивали, то на несколько месяцев оставляли в покое; его увещевали и уговаривали кардиналы и видные богословы. На некоторых допросах присутствовал сам папа римский, но узник ни в чем не раскаивался и ни от чего не отрекался. Тогда в ход были пущены пытки, но и они оказались бессильны перед мужеством ученого. И инквизиторы поняли, что Д. Бруно не откажется от своих заблуждений. В конце января 1600 года в сопровождении палача Д. Бруно доставили к порогу церкви Святой Агнессы. Он был одет в монашескую рясу, в руке нес пылающую свечу, на шее - петля... Его поставили на колени и зачитали приговор: Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брат Джордано Бруно, нераскаявшийся, упорным и непреклонным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви и карам, согласно святым канонам, законам и установлениям... И мы извергаем тебя словесно из духовного сана и объявляем, что ты и действительно был, согласно нашему приказанию и повелению, лишен всякого великого и малого церковного сана, в каком бы ни находился доныне... Ты должен быть отлучен от нашей святой и непорочной церкви, милосердия которой ты оказался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и мы предаем тебя суду монсеньора губернатора Рима, дабы он покарал тебя подобающей казнью... Долго длилось чтение приговора, а когда оно закончилось, Д. Бруно поднялся с колен и сказал: "Вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю!" А потом добавил: "Сжечь - не значит опровергнуть!". Несколько дней судьи ждали, что Ноланец устрашится и запросит пощады, но он не отрекся от своего учения. 17 февраля 1600 года на одной из обширных площадей Рима собралась огромная толпа народа. На площади возвышалась куча хвороста, посреди которой стоял столб. Вокруг с нетерпеливым ожиданием толпились люди, объединившиеся в общем чувстве злорадного торжества. В толпе можно было видеть монахов всех орденов - в жүктеу/скачать 3.86 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|