Столетняя война: леопард против лилии

Новая вспышка вооруженной борьбы между Англией и Францией окончательно назрела к 1212г. Многие представители английской знати, недовольные правлением Иоанна Безземельного, бежали от его «тирании и суровости» во Фран­цию. Это давало Филиппу II серьезные юриди­ческие основания для подготовки войны против «тирана», тем более что к ней уже открыто при­зывал Иннокентий III. Характерно, что в столк­новении с Иоанном Иннокентий III стремился опереться именно на Францию. Объявив кресто­вый поход против английского короля, папа по­ручил возглавить его французской монархии. Это ярко демонстрирует осознание современниками глубины и нерешенности противоречий между Английским и Французским королевствами. В Англии также шла подготовка к войне. Иоанн собирал войско для борьбы за восстановление своих, как он считал, временно утраченных кон­тинентальных владений. Одновременно он раз­вернул активную дипломатическую деятельность: настоятельно призывал графа Фландрского к вос­становлению прежнего союза с английской ко­роной; договорился с крупным французским фе­одалом графом Булонским о позиции, напомина­ющей «благожелательный нейтралитет» более поздней эпохи; «купил» в традициях классических вассально-ленных связей оммаж графа Гол­ландского; направил посольство в Арагон; затребовал из Шотландии новых заложников.

Очередная англо-французская война, основ­ной причиной которой без сомнения была борь­ба за восстановление прежней «Анжуйской им­перии», началась с вооруженного конфликта во Фландрии. Это представляется симптоматичным: конфликт, основанный на «дележе» обширного наследия Генриха Плантагенета, вырастал во что-то большее. Начинал сказываться его межгосу­дарственный характер и растущие международ­ные масштабы. Он уже совсем не походил на ссору в королевском семействе и все меньше — на столкновение двух крупных феодальных се­ньоров из-за богатых земель. В начале 1213г. во Франции был собран большой флот для вторже­ния в Англию, у английских берегов произошли частные военные столкновения. В этот момент граф Фландрский Ферран объявил, что он отка­зывается воевать в Англии, так как он «союзник английского короля»¹¹. Особенно важно отме­тить, что именно здесь впервые сказали свое веское самостоятельное слово фландрские горо­жане: жители Ипра и Сент-Омера поклялись в преданности Иоанну Безземельному. В интерес­нейших документах — письмах городских ком­мун английскому королю — отчетливо проступа­ет связь между началом активного включения фландрских городов в решение сложных между­народных вопросов и их экономическими инте­ресами. «И если французский король или кто-то другой запретит нам торговать в ваших землях, — писали английскому королю горожане Ипра, — мы это не выполним»¹². Члены городского совета Сент-Омера от имени жителей города обещали «остаться верными людьми и добрыми друзья­ми» английского короля, служить и помогать ему всеми возможными средствами, выступить про­тив любого, кто причинит ему зло, и т. п. Письмо заканчивается той же фразой, что и послание горожан Ипра, — то есть в нем также проявляет­ся торгово-экономическая основа растущей при­верженности фландрских городов «дружбе» с Англией.

Филиппу II пришлось начать войну против Иоанна Безземельного весной 1213г. с вторжения во Фландрию. Французские войска, поддержан­ные у побережья флотом, захватили значитель­ную часть графства, но были быстро изгнаны с помощью подоспевших английских войск. Фланд­рия боролась за свою независимость, так давно и постоянно лавируя между Англией и Францией, что это привело наконец к непосредственному столкновению между ними на ее территории. Стремясь развить военный успех, Иоанн пригото­вился к вторжению во Францию. Момент казался особенно благоприятным, потому что француз­ский флот был разбит, и успех кампании выгля­дел вполне реальным. Но здесь сказались полити­ческие последствия его конфликта с папой, кото­рый провозгласил Иоанна Безземельного низло­женным, а войну против него — крестовым похо­дом. Это было могучее оружие в руках внутрен­ней оппозиции. В ответ на призыв короля к войне во Франции бароны потребовали, чтобы он по­клялся отказаться от «тирании». Внутриполитические и международные проблемы выступали в нерасторжимом единстве.

Иоанну Безземельному пришлось капитулиро­вать перед папой. Таким путем он предотвратил, а точнее, отсрочил гражданскую войну, но еще боль­ше уронил свой авторитет. Как известно, услови­ем примирения английского короля с Иннокенти­ем III было признание папы сюзереном Англии. В октябре 1213г. Иоанн передал «матери-церкви, апостолам Петру и Павлу и господину нашему папе Иннокентию Третьему все королевство Анг­лию и Ирландию со всеми правами и владениями при условии освобождения от грехов как для жи­вых, так и для умерших»¹³. Широкое недовольство в Англии показало, что папское отпущение было слабым утешением по сравнению с уроном, нане­сенным престижу королевской власти, в свое вре­мя высоко поднятому Генрихом II и Ричардом I. К тому же Англия отныне должна была уплачивать в папский карман, помимо «денария святого Пет­ра», тысячу фунтов стерлингов в год. Успешная война, вероятно, была в тот момент для англий­ского короля наиболее реальным способом попы­таться преодолеть назревший внутренний кризис. К тому же Иннокентий III, возвративший Иоанна в лоно церкви, уже не занимал прежней позиции однозначной поддержки Франции, по-видимому опасаясь излишнего ее усиления. Сначала 1214г. папа призывал к заключению англо-французско­го мира, аргументируя это интересами борьбы за «святые земли»¹⁴. Иоанн Безземельный тем не менее не мог не попытаться изменить ситуацию в пользу Англии. В феврале 1214 г. его войско выса­дилось в Ла-Рошели. Английский король добился военного успеха в Бретани и Пуату. Однако вре­мя частных побед миновало. Степень остроты ан­гло-французских противоречий, относительное уравнение владений двух монархий на континен­те, возросшие силы и авторитет Капетингов — все это предрешало крупное или, как казалось современникам, решающее столкновение.

Наметившаяся еще в конце XII в. тенденция к расширению международных масштабов англо­французских противоречий привела к тому, что в 1214г. против Филиппа II Августа выступила коа­лиция, созданная Иоанном. В нее вошли герман­ский император Оттон ГУ, граф Ферран Фландр­ский, граф Булонский. Это было второе после событий 1173г. действенное вторжение междуна­родных сил в развитие англо-французских отно­шений. В 70-х гг. XII в. французская монархия выступила против Генриха Плантагенета, опира­ясь на поддержку европейских правителей, кото­рые опасались его дальнейшего усиления. В нача­ле XIII в. основание для подобных опасений дава­ло растущее влияние Франции. На этот раз меж­дународную поддержку обрел английский король. Таким образом, у коалиции, созданной в нача­ле XIII в. английским королем против Франции, была единая основа. И все же эта группировка еще не являлась подлинным международным со­юзом государств, объединенных глубокими об­щими интересами. В действиях Оттона IV присут­ствовал сиюминутный политический расчет на ответную помощь Иоанна в борьбе с папой. Граф Булонский был типичным вассалом на денежном расчете. Наиболее серьезные основания для учас­тия в антифранцузской коалиции были у Фландрии. Политика Филиппа II Августа по отношению этому фактически независимому графству с 90-х гг. XII в. была откровенно жесткой, не оставляющей сомнений в намерении короля включить Фландрию в число административно подчинен­ных территорий. Выступление в составе антифранцузской коалиции стало для Фландрии актом борьбы за независимость, в которой на данном этапе соединились усилия феодального сеньора и широких слоев населения.

Военно-стратегический замысел коалиции ка­зался продуманным и удачным: английское войс­ко во главе с Иоанном наносит удар на юго-западе Франции; объединенные отряды герман­ских, фламандских, английских рыцарей, войск графа Булонского под командованием Отгона IV одновременно наступаюг с северо-востока. В июле 1214г. план был приведен в исполнение и потер­пел полный провал. 2 июля Иоанн Безземельный был разбит в Анжу при Ларош-о-Муане.

Филипп получил возможность перейти в на­ступление на севере. Решающая битва произо­шла 27 июля 1214 г. в болотисгой местности близ селения Бувин. Неистовое противоборство за­кончилось явной победой Франции.

Сражение при Бувине было очередной и, по­жалуй, наиболее яркой точкой пересечения анг­ло-французских противоречий и традиционной линии борьбы империи и папства. И в очередной раз это не привело к долговременным и глубоким международным последствиям. Принципиально различный характер причин, которые лежали в основе столкновений противоборствующих сил, делал невозможным их реальное сотрудничество.

Вся суть англо-французской борьбы сводилась в конечном счете к формированию основ будущих национальных государств. Соперничество импе­рии и папства основывалось на столкновении двух наднациональных сил, претендовавших на главен­ство в древнем традиционном духе «наместников Бога на земле», «преемников цезарей» и т. п. И вполне закономерным представляется отход гер­манских императоров от участия в англо-французских отношениях на длительное время, от столь активной роли — навсегда. Паническое бег­ство императора Оттона IV с поля боя при Бувине как бы символизировало это глобальное явление в частном факте.

Совсем в ином свете представляется судьба Фландрии. Бувинское поражение было тяжелым ударом по ее самостоятельности. Участники бит­вы хорошо понимали, что они сражаются имен­но за это, а не за короля Иоанна или императора Отгона. Один из фламандских рыцарей, вопреки принятым правилам рыцарской морали и кодек­су поведения в бою, призвал: «Смерть францу­зам!» Современники, осудившие его за то, что он ведет себя «не по правилам», естественно, не могли и предполагать, насколько точно, опере­жая время, эта реплика предвосхищает гряду­щую ломку стереотипов рыцарского поведения под давлением таких существенных обстоя­тельств, как борьба за независимость. Железная рука Филиппа II Августа заставила жителей Фландрии ощутить это достаточно рано. Победа при Бувине дала французскому королю возмож­ность для очередного усиления политического давления на непокорное графство: граф Фландрский отправлен в заключение в Париж, срыты крепления нескольких крупных городов, нало­жен запрет на сооружение новых укреплений, затребованы заложники из наиболее значитель­ных городских общин.

В тюрьме оказался также граф Булонский; пракгически оборвалась политическая карьера Оттона IV, окончившего свои дни в Брауншвейге в качестве частного лица. Из всех участников коалиции английский король непосредственно после Бувина понес наименьший ущерб. Заклю­ченное 18 сентября 1214г. англо-французское пе­ремирие носило достаточно нейтральный харак­тер. Иоанн обязался в течение пяти лет не втор­гаться во владения французского короля, а Филипп II — не притеснять его сторонников во Франции. Такой результат никак не мог удовлет­ворить французского короля, который безуслов­но воспринимал Англию вслед за своими пред­шественниками как главного политического со­перника французской короны в Европе и не мог не сознавать значительности, но незавершеннос­ти своего военно-политического успеха. Однако давно назревавший внутренний кризис в Анг­лийском королевстве давал Филиппу II основа­ния рассчитывать нанести Иоанну Безземельно­му решающий удар. В этом смысле Бувин сыграл свою роковую роль в судьбе английского короля. Недовольство его внутренней политикой и про­валом в международных делах приобрело в Анг­лии самый широкий характер, приведя факти­чески к гражданской войне. События 1215г., ко­торые завершились принятием Великой хартии вольностей, имели помимо широко известных внутренних причин достаточно тесную связь с международной ситуацией.

С самого начала XIII в. оппозицию в Англии подогревал Иннокентий III. Исходя из характер­ной для папства тактики «сталкивания» монар­хов, римский папа неоднократно давал понять, что борьбу против недостойного государя Иоан­на Безземельного должен возглавить французс­кий король. Более того, в 1212г. он обратился к духовенству и знати Англии и Франции с призывом к борьбе «против тирана и врага церкви Иоанна»¹⁵. Все это поддерживало оппозицию и готовило почву не только для англо-французской войны, но и для прямого вмешательства Филип­па II в английские дела. Создав таким образом все условия для ослабления позиций Иоанна, Ин­нокентий III уже в 1214г. внешне изменил такти­ку: начал призывать к примирению английского и французского королей, а в 1215 г. даже отлучил от церкви английских баронов за неповиновение законному государю. Но это уже не могло ниче­го изменить. Весной 1216г. вновь произошло се­рьезное обострение англо-французских противо­речий, существо которого составляло естествен­ное стремление Франции закрепить свои успехи в борьбе за континентальные владения Плантагенетов.

Конфликт 1216г. отразил новую расстановку сил в англо-французском соперничестве и окон­чательно доказал прочность тенденции к расши­рению его международных масштабов. События внутриполитической и международной жизни переплелись в нем с той степенью неразделимос­ти, которая стала характернейшей чертой англо-французских отношений до конца Средневековья. Династическая форма, органично присущая международной жизни эпохи, была вполне вы­держана в событиях 1216г. Как сообщает Матвей Парижский, мятежные английские бароны «избрали» на специальном совете королем Англии наследника французского короля принца Людовика (будущего Людовика VIII)¹⁶. Основани­ем для этого решения были недавно официально провозглашавшиеся римским папой недостойные качества Иоанна как государя и родственные связи принца Людовика с английским правящим домом (он был женат на внучке Генриха II Блан­ке Кастильской). Филиппа II, по всей видимости, вполне удовлетворяла такая форма конфликта. Она позволяла лично ему официально оставаться в тени и не выглядеть инициатором выступления против законного государя, оказавшегося в слож­ных обстоятельствах. Однако современники хо­рошо понимали существо происходящего. Как писал хронист, Филипп Август «не открыто» под­держивал Людовика¹⁷.

Серьезную международную и военную по­мощь Франции оказала на этот раз Шотландия. Постоянное английское давление на северного соседа и ненадежность гарантий шотландской независимости вновь, как почти полстолетия на­зад — в 1173 г., привели к франко-шотландскому сближению. Король Александр II принес Людо­вику, как английскому королю, оммаж за погра­ничные области, существенно подкрепив тем са­мым притязания Капетинга на корону Плантаге-нетов. В ответ Людовик обещал не заключать мир с Иоанном без участия Шотландии. В ходе развернувшихся затем военных действий Александр II поддержал с севера войну претен­дента в Южной Англии.

Весной 1216г. французское войско во главе с принцем Людовиком высадилось в Южной Анг­лии, захватило Лондон, южноанглийские облас­ти (кроме Дувра и Виндзора), опустошило ряд восточных графств. Иоанн Безземельный прила­гал отчаянные усилия для организации сопро­тивления вторжению. Но его крайняя непопу­лярность в английском обществе, а также юри­дическая видимость «законности» притязаний французского принца делали эти попытки в те­чение лета— начала осени 1216г. безрезультат­ными.

Изменения в обстановку внесло обстоятель­ство неожиданное и достаточно случайное. В ночь на 19 октября умер Иоанн Безземельный. Это было, как ни парадоксально, лучшее, что он мог сделать в тот момент для своего королевства. Законным наследником стал девятилетний сын Иоанна Генрих (1216—1272), коронованный че­рез десять дней после кончины короля. Не суще­ствовало каких-либо оснований для сомнений в его правах. Цену «избранию» Людовика на анг­лийский трон сами бароны понимали, видимо, достаточно трезво. Но если в пику непопулярно­му Иоанну оно могло быть одобрено обществен­ным мнением, то война против Генриха III вы­глядела в глазах населения Англии совсем иначе. Французское войско начало встречать стихий­ное сопротивление в юго-восточной части стра­ны. К тому же значительная часть баронов тоже охладела к идее утверждения в Англии династии Капетингов. Правление малолетнего Генриха III и регентство сулили им большую власть и доходы, избавляя от перспективы опасной конкуренции со стороны французской знати. Эта новая ситуация обусловила неизбежные энные поражения французов. Весной 1217 г. они были разбиты на суше (битва при Линкольне) и на море. Филипп II, в планы которого, по всей видимости, никогда не входило реальное завоевание Англии, занял очень осторожную позицию. Его главная цель— ослабление Английского королевства и закрепление своих завоеваний 1202—1206 гг. — была достигнута. Перед но­вым малолетним английским королем стояли очень серьезные задачи, и трудно было предста­вить, что он в ближайшее время ринется в бой за Анжу или Нормандию. Непременное превраще­ние принца Людовика в реального правителя Английского королевства едва ли когда-либо было подлинной целью такого трезвого политика и властолюбца, как Филипп Август. Продолжение войны в Англии теперь могло только повредить французскому королю в глазах европейского об­щественного мнения. Об этом наиболее вырази­тельно свидетельствовали решительные призывы нового римского папы Гонория III к заключению мира между Англией и Францией (вдохновитель войны против Иоанна Безземельного Иннокен­тий III умер на три месяца раньше своего поли­тического врага). В ответ на призывы Людовика о помощи Филипп II уклонился от личных кон­тактов с представителями принца, прибывшими из Англии, а затем предоставил в распоряжение сына 300 рыцарей — смехотворно мало в условиях серьезных, военных поражений. У Людовика не оставалось иного выхода, кроме мирных пе­реговоров.

Основным условием мира в Ламбете (сен­тябрь 1217г.) было «прощение» всех участников событий. Надо сказать, что такое обещание было дано от имени Генриха III еще почти год назад, сразу после его коронации. Однако в тот мо­мент оно откровенно преследовало цель умень­шения числа сторонников принца Людовика. Подтверждение этого в англо-французском до­говоре было важной гарантией против новой вспышки гражданской войны. Той же цели слу­жило взаимное обязательство королей Англии и Франции освободить за выкуп всех пленников. Таковы основные условия, изложенные в тексте договора. Кроме этого, хронист утверждает, что по договору в Ламбете Генриху III должны были быть возвращены «все права в заморских владе­ниях»¹⁸. Это абсолютно нереальное условие ни в малейшей степени не отражало истинного по­ложения дел и расстановки сил. Английская ко­рона, с трудом справившаяся с глубоким внут­ренним и международным кризисом, не могла претендовать на возвращение отвоеванных Фи­липпом II в 1202—1206гг. континентальных вла­дений. Но юридически переход Нормандии, Анжу, Мена и Турени к французскому королю не был закреплен. После давно истекшего пере; мирия 1206 г. этот принципиально важный воп­рос официально не ставился. Иоанн Безземель­ный до конца своей жизни считал утрату огром­ной части владений Генриха II временной. Как показало дальнейшее развитие англо-французских отношений, это убеждение вполне унаследовал Генрих III.

Англо-французская вооруженная борьба 1213—1216гг. фактически развернулась на осно­ве непризнания английской короной утраты вла­дений на континенте и была поддержана теми государствами и правителями, которые опаса­лись усиления какой-либо из сторон. Тот факт, что договор в Ламбете обошел молчанием наибо­лее острый спорный вопрос, свидетельствовал о некоторой незавершенности успеха Франции на международной арене. Отсутствие юридическо­го урегулирования по проблеме континенталь­ных владений делало позиции Капетингов доста­точно уязвимыми и сохраняло почву для даль­нейшего развития англо-французских противо­речий. Как показали события ближайшего и дос­таточно отдаленного времени, окончательное ре­шение этого вопроса было возможно лишь на основе абсолютного перевеса сил одной из сто­рон. В 1217г. при всех трудностях, переживае­мых английской короной, такого положения не было. Более того, по мере укрепления находив­шейся на подъеме феодальной системы и усиле­ния государства добиться абсолютного преобла­дания становилось все труднее.

Особо следует сказать об условиях договора в Ламбете, касающихся Шотландии. Несмотря на объективные предпосылки для франко-шотланд­ского сближения, на наличие убедительных при­знаков фактических союзных отношений между этими странами перед лицом общего политичес­кого противника — Англии, Шотландия была в договоре фактически обойдена и даже предана французской монархией. Людовик не сдержал обещание не заключать мира с английским коро­лем без участия короля Шотландии Александра II. В договор был внесен следующий пункт: «Принц Людовик передаст шотландскому королю усло­вия мира с английским королем. И если король Шотландии желает принять в этом участие, он должен вернуть английскому королю все замки и земли, которые он захватил во время этой войны». Спустя полтора месяца Александр II был приглашен, а точнее — вызван Генрихом III в Англию для переговоров о пограничных облас­тях. Потенциальный союзник оставил, таким об­разом, Шотландское королевство один на один с опасным южным соседом. Французской монар­хии, по всей видимости, представлялось в тот момент, что она не нуждается более в серьезной поддержке шотландцев против ослабленной и утратившей львиную долю своих заморских вла­дений Англии. Предшествующий опыт междуна­родных отношений не знал длительных и проч­ных межгосударственных союзов. Обычно про­исходило объединение государей в конкретных критических ситуациях, таких, например, как борьба против Генриха II во второй половине XII в. или против Иоанна Безземельного в начале XIII в. Европейским монархиям, в частности Франции и Шотландии, еще предстояло осознать необходимость постоянного военно-политическо­го объединения против общего соперника.

В течение 20—50-х гг. XIII в. характер англо-французских отношений несколько изменил­ся — на смену острым крупным столкновениям пришла, если можно так выразиться, «позиционная борьба». Однако основа противоречий оставалась прежней — английская корона не признавала утраты владений во Франции и продолжала добиваться восстановления «анжуйского наследия» в прежних границах. Борьба за установление и закрепление определенных границ между государствами по-прежнему налагала серьезный отпечаток на их международные позиции. В частности, отказ Плантагенетов признать свои потери на континенте был, по существу, эрмой борьбы за более обширные границы Английского королевства — то есть за земли и доходы. Огромные усилия французских королей, направлявшиеся в течение этих десятиле­тий на сохранение завоеваний Филиппа II, имели ту же основу.

Договор в Ламбете обеспечил сравнительно мирные отношения между Англией и Францией на короткое время— с 1217 до 1224г. В 1219 и 1220 гг. он подтверждался по инициативе англий­ской короны. В 1220 г. был оговорен четырехлет­ний срок перемирия. Основания этого времен-гного прекращения открытой вражды были со стороны Англии и Франции различными. Английская монархия просто стремилась к передышке, необходимой для стабилизации внутреннего положения, достаточно сложного в результате недавней гражданской войны, военных поражений, малолетства короля. Окружение Генриха III было более всего озабочено борьбой за власть и положение при дворе. В международных вопро­сах английский двор в эти годы ориентировался на переговоры и дипломатические маневры. Большое внимание именно в этом плане было уделено Шотландии. Не имея сил для прямых столкновений, Англия тем не менее не уступала в вопросе о пограничных владениях. Прибегнув к помощи папы Гонория III, англичане вели бес­конечные переговоры с Александром И. В 1220 г. была выдвинута идея династического брака меж­ду шотландским королем и одной из сестер Генриха III (брак состоялся в 1221г.). Таким пу­тем английская корона, видимо, стремилась к урегулированию пограничных вопросов и сохра­нению возможностей для возобновления посяга­тельств на шотландский сюзеренитет в будущем. Матвей Парижский, передающий официальную точку зрения по всем принципиальным вопро­сам, утверждает, что к 1220 г. спорные вопросы между Генрихом III и Александром II были урегу­лированы. Это было явное преувеличение. Воп­рос о спорных пограничных графствах Нортум­берленд, Камберленд и Вестморленд был времен­но отложен (так же как и проблема сюзерените­та Шотландии). Такие проблемы в XIII в. уже не решались на основе личных соглашений между королями и династических уз.

Снижение международной активности Фи­липпа II в первой половине 20-х гг. объяснялось в первую очередь его стремлением закрепить ре­зультаты прежних побед. Именно на эти годы приходится апогей государственной деятельнос­ти Филиппа И. Военные же вопросы он после сражения при Бувине полностью передал прин­цу Людовику. Судя по конкретным политичес­ким шагам французского короля в отношении сохранившихся английских владений на юго-за­паде Франции, он делал попытки вытеснить Плантагенетов не только с помощью вооружен­ной силы, но и других более сложных и соответствующих духу времени мер. Главным юридическим основанием для противодействия англичанам на юго-западе было то, что почти двадцать лет назад в момент политического кризиса после смерти Ричарда I Филипп II признал законными права Артура Бретонского на ряд владений во Франции, в том числе на Пуату. Это обширное и богатое графство составляло северную часть Ак­витании — последнего английского владения во Франции. Признанные двадцать лет назад права Артура Бретонского, убитого два года спустя (1202), дали Филиппу II юридическую зацепку для подготовки изгнания англичан из Пуату. Теоре­тически Генрих III мог рассматриваться как узур­патор, владеющий этим графством незаконно. Укрепившаяся за годы правления Филиппа II идея королевского сюзеренитета и сила администра­тивного аппарата позволили ему начать актив­ную борьбу за подрыв английских позиций в Пуату. Верный себе король Франции и на этот раз нашел личность, которую можно было с боль­шой пользой вовлечь в борьбу с Генрихом III, подобно тому как в свое время использовались сыновья Генриха II или племянник Иоанна Без­земельного. Этим человеком стал граф Гуго Лузиньян, который в 1120 г. вступил в брак со вдо­вой Иоанна Безземельного (матерью Генриха III) Изабеллой Ангулемской. У семейства Лузиньянов были давние счеты с Иоанном Безземель­ным, что в свое время привело их в стан актив­ных сторонников Артура Бретонского. В этой связи брак вдовствующей английской королевы выглядел странным и опасным для интересов Англии. Стремясь оправдаться в глазах обще­ственного мнения, королева Изабелла в письме к Генриху III утверждала, что ее союз с Гуго Лузиньяном выгоден англичанам: иначе он нашел бы жену во Франции, что могло бы помочь фран­цузам отобрать у английской короны Пуату и Гасконь.

Обстановка на юго-западе Франции в тече­ние 1219—1224гг. постоянно накалялась. И если поначалу Лузиньяны просто не помогали Генриху III, то с конца 1220 г. Гуго Лузиньян стал откровенным противником английской власти и проводником политики Филиппа II Августа. Пред­ставителям английской короны приходилось по­стоянно бороться с частными случаями вмеша­тельства Франции в дела Аквитании, прежде все­го — в Пуату. Чиновники английского короля неоднократно сообщали в Англию об угрозе от­крытого французского вмешательства и даже вторжения. Богатые и традиционно независимые коммуны Ла-Рошели, Байонны, Дакса, Базаса, сепаратистски настроенные виконты Беарна ста­рались извлечь выгоду из трудной для Генриха III ситуации, систематически настаивая на подтвер­ждении своих привилегий и получении новых.

Несмотря на отчаянные административные и дипломатические усилия английской короны, к 1223 г. назрел очередной вооруженный конфликт между Англией и Францией из-за континенталь­ных владений. Теперь яблоком раздора был французский юго-запад. Филипп II, опираясь на графа Лузиньяна, подготовил себе внутреннюю поддержку— на его стороне оказалась какая-то часть коммуны Ла-Рошели и ряд феодалов Пуату

Ей Гаскони. Верный англичанам мэр Ла-Рошели сообщал в конце 1223 г., что «бароны Пуату готовы перейти под юрисдикцию французского ко­роля, если он этого захочет»¹⁹. Английской мо­нархии в предстоящем конфликте совершенно не на кого было рассчитывать. После разгрома Фландрии в начале XIII в. она пока была вынуждена сохранять позицию верного вассала Фран­ции. На Пиренейском полуострове внешнее дру­желюбие в отношении Англии в 20-х гг. XIII в. проявлял только король Наварры. Однако это ограничивалось дипломатическими контактами: Санчо VII предупреждал Генриха III о тревожной обстановке в Байонне и угрозе перехода этого города под власть Кастилии. Обострение англо-кастильских отношений, которое произошло в начале XIII в. из-за Гаскони, временно ослабело, но продолжало оставаться актуальным, так как вопрос о Гаскони кастильские короли считали открытым. В атмосфере надвигающегося конф­ликта с Францией из-за юго-западных земель позиция Кастилии представляла большую опас­ность для Англии, особенно существенную из-за того, что последнее английское владение распо­лагалось на границе со странами Пиренейского полуострова. В начале 20-х гг. английская корона испытывала также заметные внутренние трудно­сти, связанные с последствиями недавней граж­данской войны. Матвей Парижский сообщает интереснейший факт: 25 июля 1222 г. в Лондоне «по наущению французов» произошли волнения, организованные сторонниками принца Людови­ка²⁰. Крайне неспокойно было в Уэльсе, правители которого со времен Иоанна Безземельного использовали любые сложные для Англии ситуа­ции для попыток восстановить свою независи­мость.

Назревший англо-французский конфликт раз­разился в мае 1224 г., в конце первого года прав­ления сына Филиппа II Людовика VIII (1223— 1226). Новый французский король, недолгое правление которого не оставило отчетливого сле­да в истории Франции, наиболее заметно про­явил себя именно в отношениях с Англией. Как показали первые же шаги Людовика VIII на меж­дународной арене, бывший «принц Людовик» не забыл о своем неудавшемся опыте завоевания английской короны в 1216—1217гг. Честолюбие (Людовик VIII, например, был немало озабочен доказательством своего родства с самим Карлом Великим) и стремление сравняться с Филиппом II в славе и авторитете побудили французского ко­роля начать военные действия в юго-западных владениях Англии немедленно после истечения срока перемирия. Дополнительным толчком к этому послужили политические шаги Генриха III, которые неоспоримо говорили о непризнании им факта утраты части континентальных владе­ний. Сразу после смерти Филиппа II англичане направили к Людовику VIII посольство с требо­ванием вернуть Англии «незаконно отнятую Нор­мандию»²¹. Не дожидаясь неизбежного отказа, Генрих III призвал феодалов Нормандии к себе на службу, посулив им возвратить владения в Англии. Все это не слишком строго согласовыва­лось с официальным английским предложением продлить перемирие и обращением к римскому папе с просьбой предотвратить готовящуюся анцией войну.

Конфликт 1224—1227 гг. носил локальный характер. В отличие от прежних вооруженных столкновений между английской и французской монархиями, в него не включались другие европейские страны и правители. В 20—30-х гг. XIII в. в Англии и Франции, видимо, сложилось представление о возможности разрешить свои противоречия на континенте без чьего-либо участия. В течение мая — августа 1224 г. французским войскам удалось оккупировать Пуату и часть Гаскони. В этом, и особенно в капитуляции Ла-Рошели, немалую помощь оказал Франции Гуго Лузиньян. Людовик VIII планировал развить свой успех и двинуться на Бордо и Байонну, которые сохранили верность Англии. В этих событиях первой половины XIII в. ведущие юго-западные города начали политические маневры и игру на англо-французских противоречиях. В силу своего выгодного географического положения, эко­номического процветания и своеобразия истори­ческой судьбы эти города, подобно фландрским, испытывали в XIII в. тяготение к экономической и политической самостоятельности. Нарастающая напряженность борьбы Англии и Франции за Аквитанию создавала для этого благоприят­ную обстановку.

Англичанам удалось в течение 1225— начала 1226 г. отстоять Гасконь, практически потеряв Пуату. Сохранению английской власти в значительной части юго-западных владений способ­ствовали лавирование городов, присланные из Англии войска и деньги, а также некоторые обстоятельства международного характера. О них следует сказать особо. Большую роль сыграла позиция папства. Если во времена Иоанна Беззе­мельного при некотором маневрировании она была в целом неблагоприятна для Англии, то теперь Гонорий III довольно определенно осудил Людовика VIII и настаивал на заключении англо­французского мира. Главной причиной этого представляется возросшая сила французской мо­нархии, которая в случае полной победы над Плантагенетами могла бы претендовать на поли­тическое лидерство в Западной Европе. Верное своей тактике не поддерживать сильнейшего, папство из главного и последовательного против­ника Плантагенетов перешло, по крайней мере, на нейтральные позиции. Основной линией по­ведения папы Гонория III стала борьба за сроч­ное примирение противников, что в тот момент было безусловно более выгодно для Англии. Уси­ление позиций королевской власти во Франции подтолкнуло к союзу с английским королем и таких крупных феодалов, как граф Тулузский и герцог Бретонский. Кроме того, представители Генриха III вступили в 1225 г. в переговоры с германским императором Фридрихом П. Всего за пять лет до этого Фридрих II Штауфен утвердил­ся на императорском престоле с помощью Иннокентия III и Филиппа II Августа. Обострив­шаяся за эти годы борьба императора с северо­итальянскими городами, видимо, побудила его не отказываться ни от какой международной под­держки. В этом отношении у них с английским королем сложилась сходная ситуация. И если в середине 20-х гг. это только начало проявляться в дипломатических контактах и переговорах, то к 30-м — началу 40-х гг. сближение английской монархии с империей станет политической реальностью.

Важным международным шагом Англии в 1225 г. была попытка восстановить контакты с империей. Думается, что именно английские предложения подтолкнули Францию к некоторому смягчению политики в отношении этого полунезависимого графства. Опыт неоднократного сближения его с Англией в прошлом доказал серьезную опасность союза графов Фландрских с английской монархией. Растущая активность городов, связанных с Англией торговыми инте­ресами, делала эту опасность еще большей. Пред­ставляется далеко не случайным, что именно в январе 1226 г. Людовик VIII наконец внял давним настойчивым просьбам графини Фландрской об освобождении за выкуп графа Феррана, который находился во французском плену с 1214г. Условием возвращения графа во Фландрию была его вассальная клятва и специальная присяга всех рыцарей и горожан, которые клялись хранить верность Франции под страхом отлучения. Та­ким путем Фландрия на этот раз была отсечена от участия в англо-французской борьбе.

Конфликт между Англией и Францией из-за юго-западных областей начал понемногу угасать. Решительного преимущества не было ни у одной из сторон, и дело определенно шло к тому, чтобы вновь примириться, не решив проблему до кон­ца. И в очередной раз судьбы правителей повли­яли на конкретную ситуацию. В конце 1226г. внезапно скончался Людовик VIII. Переход власти к двенадцатилетнему Людовику IX (1214— 1270) ослабил на время французские позиции. Бразды правления оказались в руках королевы-матери. Бланки Кастильской (1188—1252). Мно­гие недовольные сильной королевской властью во Франции подняли голову. Особенно тревож­ное положение сложилось на юге страны. При­крываясь нежеланием иметь регентом иностран­ку (Бланка Кастильская — дочь короля Кастилии Альфонса VIII), крупные феодалы фактически начали гражданскую войну. Среди них были со­юзник Генриха III граф Тулузский и Гуго Лузиньян, с которым английский король добился при­мирения на приемлемых условиях еще в конце 1226 г. Изменившаяся обстановка вызвала в Анг­лии надежды на возвращение если не всех, то хотя бы части утраченных владений. Были нача­ты переговоры с графом Фландрским, который и года еще не пробыл «верным вассалом» Фран­ции. Англичане сулили графу Феррану деньги и владения, приглашали его лично прибыть в Лон­дон. Одновременно возобновились переговоры о союзе английской короны с германским импера­тором Фридрихом И.

Ставка Генриха III на действия внутренней оппозиции во Франции оказалась ненадежной. Уже к концу 1227 г. королевской власти удалось подавить вспышку феодального сепаратизма. Ан­глии пришлось согласиться на перемирие. Суще­ство противоречий между Англией и Францией оно не решало ни в какой степени, закрепив фактическую утрату англичанами графства Пуа­ту — северной части сохранившихся под англий­ской властью земель на юго-западе Франции.

Юридически проблема английских континентальных владений оставалась открытой. Ген­рих III во всех официальных документах продолжал называть себя герцогом Нормандским, Аквитанским, графом Анжуйским. В королевских письмах из Франции его именовали только коро­лем Англии. Сохранение хотя бы на бумаге (а значит, в какой-то мере и в сознании современников) прежней обширной «империи» Генриха II решительно не соответствовало изменившейся исторической обстановке. Уже к началу правления Людовика IX королевский домен во Фран­ции был несопоставим по размерам с королевс­кими землями времен Людовика VII. Админист­ративные реформы Филиппа II внесли принци­пиальные изменения в управление королевски­ми владениями, судебную и налоговую систему. Английская монархия, опережавшая Францию по темпам и уровню централизации, во времена Генриха III также находилась в состоянии борь­бы за дальнейшее усиление позиций королевс­кой власти. В обеих странах этот процесс встре­чал довольно сильное внутреннее сопротивле­ние, прежде всего со стороны крупных феода-. лов. В Англии в XIII в. сложилась и более широ­кая оппозиция. В этих условиях давний спор из-за континентальных владений приобрел особен­но принципиальный характер. Речь шла уже не только о землях и доходах (что было чрезвычай­но важно само по себе для монархов, остро нуж­давшихся в средствах и земельном фонде), но и о приоритете королевской власти. Обострения англо-французских противоречий начали актив­но использоваться внутренней оппозицией и наоборот (политический кризис времен Иоанна Безземельного в Англии, начало правления Лю­довика IX во Франции). Сохранение недогово­ренности в отношениях между двумя королевс­кими домами по проблеме «анжуйского насле­дия» становилось все более серьезной помехой на пути дальнейшего укрепления государствен­ности в обеих феодальных монархиях. Это дела­ло неизбежным продолжение борьбы между Ан­глией и Францией, а следовательно — сохране­ние в международной жизни Западной Европы уже заметного и постепенно выдвигающегося в центр острого противоречия.

30—50-е гг. XIII в. прошли в основном в той же «позиционной борьбе», которая в 20-х гг. не принесла реальных результатов ни Англии, ни Франции. Наиболее характерной чертой разви­тия англо-французских противоречий в этот пе­риод было новое усиление внимания обеих мо­нархий к поискам международной поддержки и расширение круга государств, которые в той или иной степени оказались вовлеченными в сопер­ничество Плантагенетов и Капетингов. Дваж­ды—в 1230—1231 гг. и в 1242—1243гг. — вспы­хивали вооруженные конфликты из-за юго-за­падных владений Англии, завершившиеся столь же безрезультатно, как и в 1224—1227гг. Посто­янным фактором развития англо-французских противоречий стало взаимное стремление опе­реться на сепаратистски настроенных крупных феодалов. Вопросы внутренние и международ­ные, всегда тесно связанные между собой, здесь выступали фактически неразделимо. Английская корона систематически обращалась к феодалам Нормандии, взывая к их «верности» Англии и используя любое недовольство (например, в период регентства Бланки Кастильской). В 30-х гг. Генриху III удалось добиться союза с герцогом Бретонским, который принял участие в вооруженном конфликте 1230—1231гг. В 40-х гг. английский король привлек к выступлению против Людовика IX графа Тулузского, заключив с ним официальный договор о союзе. Несколько раз в течение этого периода англичане пытались склонить на свою сторону коммуну Ла-Рошели, перешедшей под власть Франции в 20-х гг. XIII в. Основной внутренней опорой французской короны в соперничестве с Англией стали крупные феодалы юго-запада и в первую очередь— виконты Беарна.

В случае если бы этим ограничивался крут участников борьбы между Плантагенетами и Капетингами за континентальные владения, их со­перничество следовало бы рассматривать как ло­кальное явление в международной жизни Запад­ной Европы. Однако это было не так. Наметив­шаяся еще во второй половине XII в. тенденция к расширению круга государств и феодальных пра­вителей — участников англо-французской борь­бы усилилась и к середине XIII в. стала ярким фактором функционирования формирующейся системы международных отношений в западно­европейском регионе.

При всей сложности внутреннего положе­ния в Англии в начале правления Генриха III и невзирая на неудачи во Франции английская корона сумела уже в конце 20-х гг. уделить осо­бое внимание своему давнему потенциальному союзнику— Фландрии. Прежде всего было вос­становлено практиковавшееся с конца XII в. принесение графом Фландрским оммажа анг­лийскому королю за денежный феод размером 500 марок в год. И не случайно во время англо­французского вооруженного конфликта 1230 г. граф Фландрский принял участие в оппозиции про­тив Бланки Кастильской. В течение 40—50-х гг. — времени безусловного преобладания французс­кого политического влияния во Фландрии — неоднократно повторялась церемония принесе­ния графом частного оммажа в пользу откро­венно враждебного Франции английского коро­ля. Это само по себе несомненно было свиде­тельством неокончательной утраты духа поли­тической независимости Фландрии, официаль­но признававшей свой статус вассала француз­ской монархии. Кроме того, именно в 30—50-х гг. XIII в. источники впервые отчетливо отразили растущие торговые связи английских купцов с крупнейшими фландрскими городами при под­держке короля Англии. Документы содержат подтверждение взаимной свободной торговли, покровительственные грамоты и т.п.²² В 1239г. Генрих III поручил своим представителям в ку­рии римского папы защищать интересы графа Фландрского, что безусловно было свидетель­ством определенной политической близости. Причем наличие таких контактов в тот момент было особенно важно для Англии, поскольку Генрих III готовил очередное вооруженное выс­тупление с целью возвращения отвоеванных Францией владений на континенте. Во время англо-французского конфликта 1242—1243гг. граф Фландрский не поддержал английского короля в борьбе против своего непосредствен­ного сеньора. Причиной этого, видимо, была междоусобная борьба претендентов на граф­ский титул из рода д'Авенов и Дампьеров (последних поддерживала Франция). Однако сразу же после заключения переми­рия в 1244г. граф прислал Генриху III помощь для войны в Шотландии. Дампьеры, которых поддерживал Людовик IX (по приговору его «третейского суда» Фландрия в 1246г. прочно закрепилась за их родом), стремились быть дей­ствительно верными вассалами Франции. По­этому косвенное участие Фландрии в англо­французской борьбе в 1244 г. на стороне Ген­риха III, вероятно, объяснялось и возросшими торговыми интересами городов, и ее стремлени­ем сохранить хотя бы тень независимости, под­держивая французского противника не во Фран­ции, а на территории третьей страны — Шот­ландии.

Таким образом, на завершении первого эта­па англо-французских противоречий графство Фландрское, игравшее в них со второй половины XII в. заметную проанглийскую роль, несколько переориентировалось под французским давлени­ем, но не вышло из игры до конца.

Заметную роль в международной жизни За­падной Европы 30—50-х гг. XIII в. продолжали играть противоречия между германскими импе­раторами и папством. Их очередное обострение произошло при Фридрихе II Штауфене, который стал императором в 1220 г. Соединение несколь­ких корон (германский король с 1212г., сицилийский — с 1197 г., король Иерусалимского ко­ролевства в 1229—1230гг.) существенно подкреп­ляло универсалистские устремления внука Фридриха I Барбароссы. Соответственно эти же обстоятельства обостряли обычную насторожен­ность папства и обусловили глубокие противоре­чия Фридриха II с Григорием IX и Иннокенти­ем IV. Англо-французское соперничество, есте­ственно, не могло не привлечь внимания борю­щихся сторон как резерв потенциальной между­народной поддержки. Правители Англии и Фран­ции также уже имели за плечами опыт сближе­ния своих предшественников с императорами и папством в критических обстоятельствах. К тому же ценные для Фридриха II политические кон­такты с французской монархией возникли еще в период его утверждения на престоле при Филиппе II Августе. Тем не менее английская монархия не теряла надежды восстановить раз­рушенное бувинским поражением сближение с империей. Как отмечалось выше, уже в 20-х гг. XIII в. Генрих III неоднократно обращался к Фридриху II с предложением «дружбы». Эта дип­ломатическая активность не привела тогда к ре­альным результатам. После английского поражения во Франции в 1230—1231 гг. союз с Генри­хом III, видимо, представлялся бесперспектив­ным, и в 1232 г. Фридрих II пошел на заключение официального союзного договора с Людови­ком IX.

Содержание договора показывает, что он был, скорее всего, только уступкой французскому ко­ролю, который воспользовался трудным положе­нием германского императора. Фридрих II, занятый сложной борьбой с Ломбардской лигой^ и папством, вступил в соглашение, не сулившее ему никакой выгоды. Обязательства давал только император, который в ответ на «дружбу и союз» Францией обещал «не заключать никакого соглашения с английским королем без согласия короля Франции». В этом условии отчетливо от­разилось, что Людовик IX опасался сближения Англии с империей. И более того — договор 1232г. демонстрирует утверждение англо-фран­цузских противоречий в качестве признанного заметного фактора развития международных от­ношений в Западной Европе.

И все же союзный договор 1232 г. не предот­вратил политических контактов Фридриха II с английской монархией. Они начались уже в 1235 г. и привели в 40-х гг. к взаимной военной (а со стороны Англии, видимо, и финансовой) по­мощи. Реальной основой этого были интересы, проистекавшие из внешнеполитических трудно­стей и неудач. В союзе же с Францией этот момент с ее стороны полностью отсутствовал. Людовику IX не требовалось от императора боль­ше, чем признание «дружбы и союза», что, кста­ти, укрепляло политический авторитет выдвигав­шейся на роль международного лидера Франции. Фридриха II не могло особенно привлекать ни лидерство французской монархии, ни союз без реальных практических результатов. В итоге усилия английской политики, направленные на сбли­жение с Германской империей (естественно, в противовес Франции), начали приносить плоды. В 1235 г. была достигнута договоренность о дина­стическом браке между Фридрихом II и сестрой Генриха III. Хотя в официальных документах го­ворилось только о браке, антифранцузская на­правленность этого шага, видимо, была совер­шенно очевидной. Во всяком случае, английский хронист пишет, что император обещал Генриху III помощь против Франции²³. Обещания были, по-видимому, взаимными, так как уже в 1237— 1238 гг. в ответ на официальное обращение Фрид­риха II к Англии за помощью против ломбардс­ких городов ему были выделены денежные сред­ства и войско во главе с сенешалом^ Гаскони. В борьбу Фридриха II с папой Англия вмешиваться явно избегала, несмотря на призывы императора отказаться от сбора крестоносной подати и т. п. При этом Генриху III все же удавалось сохранять союзные отношения с императором.

Летом 1242 г. английский король начал войну с Францией в Гаскони, использовав как основа­ние для вооруженного выступления нарушения перемирия с французской стороны. Это была очередная и последняя попытка Генриха III воз­вратить утраченные владения во Франции. В от­личие от выступлений 30-х гг., английский ко­роль вновь обеспечил себе международную под­держку. Его союзниками считались германский император и граф Тулузский, короли Кастилии и Арагона. Судя по отражению этой очередной неудачной для Англии войны в источниках, Генрих III наиболее реально рассчитывал на поддержку Фридриха II. Во всяком случае, сразу же после своего поражения при Тальебуре английский король направил из Бордо письмо императору со «смягченным» описанием своей военной неудачи. Генрих III попытался представить победу французов как случайность, объясняющуюся действием отдельных предателей, а свое похожее на бегство отступление к Бордо — как цепь оборонительных сражений. Все эти дипломати­ческие уловки, как и многочисленные перегово­ры с Фридрихом II накануне конфликта 1242г., оказались в конечном счете безрезультатными для Англии. Политические шаги германского им­ператора, направленные на сближение с англий­ским королем, были продиктованы частными ин­тересами и неудачами в Северной Италии. Как показало недалекое будущее, западноевропейс­кие государства к середине XIII в. вступили в стадию зрелости, на которой личные цели прави­теля не могли быть определяющими при расста­новке сил на международной арене. Будущее принадлежало тем союзам, которые вырастали из глубокой общности государственных (или ус­ловно говоря для данной эпохи — «нацио­нальных») интересов.

В течение 30—50-х гг. XIII в. наиболее серь­езные основания для создания подобного союза продолжали существовать и укрепляться во вза­имоотношениях между Францией и Шотланди­ей. И по-прежнему это было самым непосред­ственным образом связано с англо-французскими противоречиями. В эти относительно спо­койные десятилетия Шотландское королевство продолжало ощущать реальную угрозу самому своему существованию со стороны южного со­седа. Однако все это не уничтожило угрозу шот­ландской независимости. Изменились методы английской политики. На смену грубому давле­нию и экспансии пришел политический нажим в русле межгосударственных отношений. По­тенциальный шотландский союзник Франция проявила в начале XIII в. определенную сдер­жанность в отношении интересов Шотландии (договор в Ламбете 1217г., как отмечалось выше, предоставил маленькое северное королевство его собственной судьбе). На какое-то время французским королям, видимо, представилось, что решение их разногласий с Англией практи­чески достигнуто и не за горами полная победа над давним соперником. В результате, как сви­детельствуют источники, Шотландия до 90-х гг. XIII в. практически выпала из поля зрения фран­цузского двора. Между тем английское давле­ние и угроза независимости Шотландского ко­ролевства сохраняли силу. Периодически под­нимался вопрос о вассальном статусе Шотлан­дии и продолжались споры из-за пограничных областей. Наконец в 1237г. шотландский король Александр II был вынужден пойти на подписа­ние Йоркского договора, по которому Шотлан­дия отказывалась от притязаний на графства Нортумберленд, Кемберленд и Вестморленд. Это было серьезное дипломатическое поражение и отступление в борьбе с давним и опасным поли­тическим соперником.

По всей видимости, очередное усиление английской опасности заставило шотландский двор вновь обратить свои взоры к Франции. В 1239 г. Александр II предпринял шаг, казалось бы, исключительно частного, даже личного характера. Овдовевший король Шотландии вступил в брак с дочерью одного из крупнейших французских фе­одалов — Ангеррана де Куси. Однако если учесть, что до этого его женой была сестра Генриха III, то этот династический брак безусловно выглядел демонстративно. В условиях непрекращающейся англо-французской борьбы из-за континенталь­ных владений шотландский король, считавшийся вассалом Англии, укреплял связи с английским врагом самыми прочными для своего времени династическими узами. Международный аспект, несомненно, присутствовал в ряду причин, кото­рые в 1244 г. привели к очередному англо-шот­ландскому конфликту.

О причинах конфликта весьма откровенно «проговорился» английский хронист Матвей Па­рижский. Он считал, что во всем виновен шот­ландский король, который не желал признать хотя бы частичный вассалитет в отношении анг­лийской короны. Он отмечал также тот факт, что «между королями Шотландии и Франции суще­ствовала тесная дружба и союз, скрепленный браком»²⁴. Это высказывание автора официаль­ной английской хроники убедительно свидетель­ствует о том, как был воспринят современника­ми «французский брак» Александра II. Однако Франция в 40—50-е гг. XIII в. не сделала реаль­ных шагов для укрепления связей с Шотландией, оставив ее, как и в начале столетия, один на один с сильным противником. Причиной этого, видимо, были успехи в борьбе за юго-запад, рас­тущий международный авторитет Людовика IX, который готовился закрепить его активным уча­стием в крестоносном движении. Внутреннее и международное положение Франции решитель­но переменилось со времен Людовика VII или начала правления Филиппа II, которые были вы­нуждены искать помощи у небольшого северно­го королевства. В результате международные по­зиции Шотландии оказались ослабленными, и она начала отступать под давлением английской монархии. После короткого вооруженного конф­ликта 1244г. Александр II подтвердил условия Йоркского договора 1237г. о пограничных обла­стях, обещал не вступать во враждебные Англии союзы (вполне очевидно, что речь шла о Фран­ции) и женить своего наследника на дочери анг­лийского короля.

В 30-е гг. между Наваррой и Англией возникли уже открытые разногласия, потребовавшие специальных переговоров и дипломатического урегулирования. Это стало особенно важным не только из-за расположения Наварры на границе Гаскони, но и в связи с утверждением на наваррском престоле французской династии графов Шампани (1234). Последнее произошло конечно же не без влияния Франции, которая начинала укреплять свои связи и политические контакты со странами Пиренейского полуострова. В 40-е гг. трения между Англией и Наваррой привели к частным вооруженным конфликтам в Гаскони, которые были быстро урегулированы и заверши­лись договором об «устранении всех разногла­сий» (1249). Такое изменение характера отноше­ний между двумя монархиями трудно не связать с усилением французского влияния в Наварре, а следовательно — с началом воздействия англо­французских противоречий на пиренейские страны. Это получило окончательное подтверждение в 50-е гг. XIII в.

Было бы удивительно, если бы Франция со­всем не прореагировала на усиление роли пире­нейских государств в орбите английской полити­ки. Определенные шаги, конечно, предприняты были, но по сравнению с английскими контакта­ми за Пиренеями они были явно слабы. Фран­цузский двор ограничился укреплением династи­ческих связей: дочь Людовика IX была выдана за короля Наварры, а сын (будущий Филипп III) женился на Изабелле Арагонской. Как и в ситуа­ции с Шотландией, можно отметить, что фран­цузская монархия в первой половине XIII в. не искала союзников для борьбы против Англии. По всей видимости, трудная для англичан обстановка в Гаскони, неизменные поражения в военных конфликтах с Францией, назревающий очередной внутренний кризис в Англии дали основания считать Генриха III практически побежденным. Основные усилия французский король направил на крестовые походы и приобретение авторитета миротворца и третейского судьи в делах других государств.

Таким образом, пиренейские государства в течение первого этапа долгой истории англо-французских противоречий были лишь слегка затронуты этим фактором международной жизни Западной Европы. Однако географическое положение государств Пиренейского полуострова на границе последней спорной территории уже само по себе давало основания предполагать реальность их включения в англо-французскую борьбу в будущем. В этом же направлении дей­ствовал и фактор усиления противоречий между окрепшими пиренейскими королевствами.

Определенную лепту в развитие отношений между Англией и Францией в первой половине XIII в. внесло папство. В начале этого этапа римские папы, как было показано выше, участвовали в развитии англо-французских противоречий достаточно часто и активно. Исходя из реальной расстановки сил, папы преимуще­ственно действовали против интересов английс­кой короны, способной претендовать на поли­тическое лидерство в регионе. К 30-м годам XIII в. ситуация существенно изменилась. Меж­дународные позиции Англии были ослаблены, в то время как французская монархия решитель­но выдвинулась на роль ведущей политической силы. Это заметно повлияло на политику пап­ства в международной жизни, в частности — в отношении англо-французского соперничества. Уже в 30-х гг. папа Григорий IX начал оказывать поддержку некоторым политическим действиям английского короля. Традиционно лояльное от­ношение римской курии к Шотландии (как про­тивовесу излишне влиятельным и властолюби­вым Плантагенетам) не проявилось в трудной для шотландского короля борьбе за погранич­ные графства. Григорий IX потребовал, чтобы Александр II выполнял условия навязанного ему Англией Йоркского договора 1237г. Однако в ситуации, предельно опасной для шотландской независимости, когда в 1251г. Генрих III потре­бовал признания вассальной зависимости Шотландии от английской короны, папство его не одобрило. Ведь это могло полностью уничто­жить политический «противовес» Англии на Британских островах. В середине 30-х гг. папа неожиданно одобрил брак германского импера­тора Фридриха II и сестры английского короля. В письме Людовику IX папа просил, чтобы фран­цузский король «не подозревал в этом брачном союзе какой-либо опасности для себя», посколь­ку он сам оговорил с императором сохранение «древней дружбы с Францией, которая сложи­лась при предшественниках французского ко­роля»²⁹. Опасаясь союза своего основного про­тивника — Фридриха II — с излишне усилив­шейся Францией, Григорий IX, таким образом, способствовал его сближению с английским ко­ролем. К тому же это могло вовлечь императора в давнюю и ожесточенную англо-французскую борьбу, что, естественно, было бы на руку папству.

Наиболее ярким примером политического лавирования папства, рассчитанного на столкнове-феодальных государств в международных делах, было в этот период так называемое «сицилийское дело». Воспользовавшись сложностью вопроса о престолонаследии в Сицилийском королевстве после смерти короля Конрада, папа Александр IV начал торг, сделав сицилийскую корону еще одним яблоком раздора между Англией и Францией. В борьбу за сицилийский престол включились Генрих III и Людовик IX. Первым претендентом в 1254—1258 гг. был младший сын английского короля Эдмунд. Для Генриха III частие в «сицилийском деле» имело, по-видимому, принципиальный характер. Удача в этом вопросе могла бы выглядеть хотя бы частичной ком­пенсацией за серию военных и политических поражений в борьбе с Францией. К тому же традиции универсалистской политики английской монархии, заложенные Генрихом II, еще отнюдь не отошли в прошлое. Практически все действия Генриха III в международных делах были погоней за призраком огромной «импе­рии» его деда, что объективно шло вразрез с традиционной централизаторской политикой в самой Англии. Английский король дал римскому папе многочисленные обещания в обмен на пред­полагавшуюся коронацию Эдмунда: были обеща­ны деньги и военная помощь папе в Италии (значительную часть денег Англия успела выпла­тить до того, как папа изменил свои намерения в отношении Эдмунда). Считая, что альянс с папской курией таким путем гарантирован, Генрих III стал через своих послов в Риме ходатайствовать о привилегиях для английской церкви и получил оскорбительный отпор. Александр IV недвусмыс­ленно дал понять, что помнит английское пора­жение в соперничестве с Францией и расцени­вает положение английского короля как прини­женное. Как сообщили послы, папа «иронически и в поношение королю» сказал: «Почему он (ко­роль Англии. — Н.Б.) не требовал так ревностно привилегий для английской церкви, когда был герцогом Нормандским?»³⁰.

«Сицилийское дело» фактически стало одним из проявлений англо-французского соперниче­ства. Параллельно с английским принцем Эдмун­дом претендентом на вакантную европейскую корону выступил брат французского короля Карл Анжуйский. Крайне честолюбивый и энергич­ный принц был очень опасен для Людовика IX. Это отчетливо ощутила королева Бланка Кас­тильская во время отсутствия короля, отправив­шегося в 1248г. в крестовый поход на Восток. К началу 50-х гг. основные лидеры феодальной оп­позиции во Франции были обезврежены наибо­лее надежным способом — они получили из рук короля высокие титулы и богатые владения. Граф Тибо Шампанский стал королем Наварры, брат Людовика IX Альфонс — графом Пуату. Често­любие другого брата — Карла Анжуйского — тре­бовало наиболее серьезного удовлетворения. Ко­рона Сицилии вполне соответствовала этой по­требности. Начиная с 1256 г. в английских дипло­матических документах ощущается растущее бес­покойство по поводу «сицилийского дела». В одном из писем Генриха III прямо говорится о том, что в борьбе за корону Сицилии ему мешают «интриги Франции»³¹. А уже в 1258 г. Александр IV изменил свои намерения и поддержал кандидатуру Карла Анжуйского. Это было серьезное достижение Франции в международных вопросах, имевшее большое значение и для внутреннего положения страны. На ближайшее десятилетие Карл Анжуйский был глубоко поглощен войной за корону в Италии и перестал представлять внутреннюю опасность для короля. Вместе с тем авторитет Франции на международной арене, высоко поднятый Филиппом II и Людовиком IX, укрепился еще более. Главной причиной, по которой римский папа поддержал в данном вопросе французскую монархию, была, по-видимому, активная крестоносная деятельность Людовика IX. А кроме того, в «сицилийском деле» в очередной раз как в капле воды отрази­сь самое существо международной роли римской курии.

Давнее соперничество между Плантагенетами и Капетингами было превосходной почвой осуществления международной политической линии римской курии — линии, рассчитан­ной на ослабление более сильного соперника и призывы к миру в случае слишком очевидного преобладания одной из сторон. Исходя из этой акономерности поведения папства в международных делах, на первый план выдвигалось столкновение римской курии с французской монархией, которая в течение первой половины XIII в. приобрела совершенно необычайный междуна­родный вес.

Политика Людовика IX в международных воп­росах требует особого внимания, поскольку именно она во многом определила завершение первого этапа в истории англо-французского со­перничества. Фундаментом той особой роли в международных делах, которую удалось взять на себя французскому королю в 40—50-е гг. XIII в., были большие достижения королевской власти в борьбе за централизацию и укрепление государ­ства во Франции. Широко известные реформы Людовика IX, его усилия по совершенствованию местного управления развили и закрепили централизаторскую деятельность Филиппа II. Победы последнего в соперничестве с Англией и присое­динение огромных владений английской короны были в начале XIII в. одним из слагаемых его внутриполитического успеха. Людовик IX стал подлинным продолжателем дела Филиппа II Ав­густа во Франции. Однако его политические ме­тоды во многом отличались от политики короля Филиппа II. Во всяком случае, в решении давней проблемы английских владений на континенте он занял иную позицию. Она вытекала из харак­тера всей внешнеполитической деятельности Людовика IX. Его знаменитый предшественник во взаимоотношениях с английской монархией шел от тактики сложного дипломатического ла­вирования и хитроумных интриг к открытой не­примиримой вооруженной борьбе первых лет XIII в. Людовик IX, получив в 1226г. корону Франции во время очередного военного конф­ликта в английской Гаскони, прошел через се­рию вооруженных столкновений с Англией на юго-западе и приложил немалые усилия к мирному урегулированию англо-французских отношений.

Итак, какие же причины вызвали к жизни самую идею мирного урегулирования англо-французских противоречий на континенте и какая из сторон была в этом заинтересована? Английская монархия в борьбе за континентальные владения не знала побед практически с начала XIII в. Тем не менее ни Иоанн Безземельный, ни Генрих III не признавали факта утраты Англией львиной доли «анжуйского наследия». Традиция «семейного» отношения к континентальным владениям, оценка их потери как следствия домашних неурядиц пережила столетие и по-прежнему определяла многое в международной политике Плантагенетов. Так, в 1252 г. Генрих III в очередной раз предъявил абсурдное при тогдашней реальной расстановке сил требо­вание возвращения оккупированных Францией земель. Лишь при этом условии он был готов дать согласие на участие в крестовом походе. Конечно, это было чисто декларативное заявле­ние, но оно свидетельствовало о позиции анг­лийской монархии. Нормы средневекового пра­ва и морали были на ее стороне, так как Нор­мандия, Анжу, Мен, Турень и Пуату принадле­жали Плантагенетам на основе наследственного права, а к Капетингам перешли в результате завоевания. Другое дело, что у английской мо­нархии в середине XIII в. не было реальных возможностей для возвращения этих террито­рий. Более того, за прошедшие десятилетия эти области, генетически связанные с Францией, достаточно прочно вошли в ее состав. Француз­ские короли, начиная с Филиппа II Августа, при­ложили немалые усилия к тому, чтобы закре­пить свои позиции в бывших английских владе­ниях и заручиться поддержкой их населения, крупных землевладельцев и горожан. Так что вопрос о возвращении Англии Нормандии, Ме­на, Анжу, Турени и Пуату фактически перешел из практической плоскости в область умозри­тельных рассуждений. Реальное столкновение интересов происходило на юго-западе. Здесь, как уже говорилось, в 20—40-е гг. произошли военные столкновения, все неудачные для Анг­лии. Кроме того, все больше распространялись подогреваемые Францией (в середине 50-х гг. еще и Кастилией) антианглийские настроения и вспыхивали локальные выступления отдельных крупных феодалов. Начиная с 1243 г. между Англией и Францией официально существовало перемирие, которое после бесконечных переговоров продлевалось в 1247, 1249, 1256гг. Важно отметить, что это было именно перемирие, а не мир. Мирного договора, который содержал бы юридическое решение проблемы континентальных владений Англии, не существовало со времени их утраты в начале столетия при Иоанне Безземельном и Филиппе II Августе. Фактически они были признаны договором в Ламбете 1217г. Однако он был нарушен конфликтом 1223 г., и с тех пор Английское и Французское королевства юридически постоянно находились состоянии войны, периодически прерываемой перемириями. Более или менее прочный мир был возможен лишь на основе какого-то официального соглашения относительно утраченных английской монархией земель и сохранившейся под ее властью области на юго-западе Франции.

К середине 50-х гг. XIII в. в Англии, по-видимому, была осознана невозможность реального возвращения древних владений Плантагенетов. К этому заключению подводила и бесконечная цепь военных неудач на юго-западе, и ослабевшие международные позиции английской монархии. Существенным слагаемым в этом комплексе факторов было новое обострение внутриполитической ситуации.

В 1257 г. страна вновь оказалась на пороге гражданской войны. Помимо известных внутренних причин острое недовольство политикой Генриха III было вызвано его международными неудачами. В частности, непосредственным толчком к.принятию «Оксфордских провизий»^ яви­лось широкое возмущение участием короля в бессмысленной для Англии борьбе за сицилийс­кую корону и финансовыми вымогательствами в этой связи. Универсалистские устремления мо­нарха, когда-то воспринимавшиеся как должное, перестали в середине XIII в. быть чисто королев­ским делом. Возросшая зрелость и сила сословий проявилась, в частности, в том, что они высказа­ли свое суждение о международной политике — то есть по вопросу, который прежде был исклю­чительной прерогативой короны. В условиях фак­тически начинающейся гражданской войны, рас­тущей силы оппозиции, которая не без трудно­стей, но все же объединяла баронов, рыцарей и горожан, мир в Гаскони был нужен Генриху III позарез.

Францией также осознавалась необходимость юридического урегулирования проблемы бывших и сохранившихся английских владений. По мере укрепления позиций королевской власти это ощу­щалось все более остро. Постоянная угроза, исхо­дящая из английской Гаскони, стала резким дис­сонансом относительно стабильному внутриполи­тическому положению в стране. Это отчетливо звучит в хронике такого наблюдательного и осве­домленного современника, как Жан Жуанвиль. Советник Людовика IX и его спутник в крестовом походе, этот автор получал информацию из пер­вых рук. Среди событий 1250г. он отмечает, что французский король получил под Акрой письмо

Из Франции от Бланки Кастильской. Она сообщала о «большой опасности для королевства, так как существует ни мира, ни перемирия с королем Англии»³². Начавшиеся по инициативе Франции переговоры, вероятно, внушили англичанам какие-то иллюзии, поскольку в официальной хронике Матвея Парижского появилось сообщение о готовности Людовика IX вернуть Англии утраченные земли за помощь на Востоке. Правда, хронист сразу же оговорился, что этому, видимо, не суждено было состояться, так как против такого решения возражала французская знать. Эти свидетельства очевидцев при всех возможных неточностях и субъективной расстановке акцентов говорят о том, насколько к середине XIII в. назрел вопрос об урегулировании отношений между Капетингами и Плантагенетами.

Причиной особой остроты этой международной проблемы были большие достижения централизаторской политики королевской власти в обеих странах. Авторитет центральной власти утверждался как высшая административная и политическая инстанция. Нерешенность и нечеткость в англо-французских отношениях стали серьезной помехой на этом пути. Юридические права и притязания Плантагенетов, постоянно мятежная и неустойчивая английская Гасконь угрожали внутренней стабильности Французского королевства. Унизительные поражения на юго-западе и лишенные реальной основы безответные требования возвращения бывших «анжуйских владений» подрывали авторитет королевской власти в Англии. Видимо, это хорошо осознавали обе стороны, и с 1254 г., судя по многочисленным сообщениям самых разных источников, началась активная под­готовка условий «окончательного мира» между Англией и Францией.

Первым шагом в этом направлении можно считать визит английской королевской четы в Париж. Встреча королей была представлена как абсолютно семейное дело (Генрих III и Людо­вик IX были женаты на сестрах — дочерях графа Прованса и герцогини Савойской). Однако сразу после этого визита начали предприниматься шаги к урегулированию англо-французских отноше­ний. Наместником Гаскони был назначен принц Эдуард, развернулись переговоры не о продле­нии перемирия, а о мире между королевствами. Наконец к весне 1258 г. были выработаны основ­ные взаимоприемлемые условия, которые и во­шли в Парижский договор, утвержденный в ок­тябре 1259г.

Этот документ представляет большой интерес и как важная веха в истории англо-французских отношений, и как образец юридического мышле­ния и международной практики эпохи Высокого Средневековья. Вкратце его условия были тако­вы. Договор уточнял границы английских владе­ний на юго-западе Франции и добавлял к ним несколько стратегически и экономически важ­ных областей (Лимузен, Перигор, Керси). По­скольку эти владения должны были присоеди­ниться к английской Гаскони после смерти их сеньора графа Пуатье, Генрих III получал до тех пор право на доходы от богатого Аженэ. Кроме того, английскому королю должна была быть не­медленно выплачена немалая сумма, необходи­мая для содержания 500 всадников в течение двух лет. За что же платила английскому королю Франция всеми этими уступками, в то время как сама идея уступок с ее стороны противоречила в тот момент реальной расстановке сил? Это была плата за предметы, на первый взгляд вовсе не материальные. Прежде всего, английский король и его преемники теряли по договору 1259 г. все свои номинальные права в Нормандии, Анжу, Мене, Турени и Пуату. Свершилось то, что реально сложилось уже полстолетия назад, но не было признано буквой закона и общественным мнением. Не менее важным было и второе условие, принятое Генрихом III. Английский король терял статус сюзерена в тех владениях, которые сохранялись за ним на юго-западе. Он становился герцогом Аквитанским и пэром Франции, а следовательно, вассалом французской короны. Отныне он должен был приносить королю Франции так называемый «тесный оммаж» (liege hommage). По всем спорным вопросам, связан­ным с гасконскими делами, ему следовало обра­щаться в Парижский парламент — курию своего сеньора.

Таким образом, Парижский мир прежде все­го фиксировал утверждение королевского сюзе­ренитета французского короля за счет ослабления европейских позиций английской короны, что, естественно, подрывало и без того пошатнувшийся авторитет Генриха III в самой Англии. Автор одной из английских хроник сообщает, что после отказа от Нормандии и других владе­ний во Франции Генрих III изменил свою печать, заменив в ней изображение меча на скипетр. Это вызвало в Англии широкое недовольство, в народе распространились стихи критического содержания, где говорилось, что английский ко­роль «усиливает Францию». Конечно, современ­ники далеко не всегда бывают объективны и точны в оценке крупных государственных собы­тий. Но в данном случае они справедливо ощути­ли за внешними конкретными уступками Фран­ции утрату английской короной чего-то более значительного, чем доходы Аженэ или перспек­тива присоединения к английским владениям Лимузена, Перигора и Керси.

Превращение давнего соперника Франции — английского короля в вассала, конечно, было ре­альным политическим достижением в рамках мышления и юридических норм эпохи. Людовик IX, по сообщению Жуанвиля, видел главный смысл договора именно в этом. В ответ на возражения тех своих советников, которые не соглашались с расширением английских вла­дений на юго-западе, французский король ска­зал о необходимости сохранить родственную «любовь» между его детьми и преемниками Генриха III. Но главными, пожалуй, были его сле­дующие слова: «Если же я не поступлю так хоро­шо, английский король не станет моим васса­лом»³³. Итак, Парижский мир безусловно спо­собствовал утверждению королевского сюзере­нитета во Франции, где в первой половине XIII в. монархия имела немалые достижения в борьбе за укрепление своих позиций. Метод, использо­ванный в договоре для этой цели, был почерпнут из юридической практики, сложившейся в эпоху раннего Средневековья. Естественная и функци­онально оправданная в пору формирования сословной структуры феодального общества система крупного землевладения должна была неизбежно отмирать по мере роста товарно-денежных связей и усиления государственного аппарата. Введение вассально-ленных связей в отношения между двумя монархиями, которые дальше других зашли в процессе централизации, было в середине XIII в. явным анахронизмом и отзвуком давней семейной драмы. Это неминуемо должно было болезненно отразиться на дальнейшей судьбе англо-французских отношений.

И все же в целом Парижский договор был важнейшей вехой в истории соперничества двух монархий. Именно это соглашение подвело черту под первым длительным этапом в развитии англо-французских противоречий в Западной Европе.

Интересным подтверждением этапного характера событий середины XIII в. в истории отношений Англии и Франции являются свидетельства источников о том, что именно к этому времени современники осознали глубину и непримиримость англо-французских противоречий. Англий­ские хронисты, постоянно уделявшие большое внимание борьбе короны за владения на континенте, начали с 30-х гг. XIII в. проявлять острую враждебность к французам и писать о них как о злейших и опасных врагах Англии. Так, рассказывая о расследовании по делу некоего заподозрен­ного в измене лица, автор официальной Сент-Олбанской хроники писал: «Он был обвинен в том, что вступил в союз с главными врагами коро­ля— французами (francigenis), шотландцами и уэльсцами»³⁴. Матвей Парижский отмечал в 1244 г.: «...Всему миру известно, что франки(Francis) являются смертельными врагами госпо­дина английского короля»³⁵. Верноподданный хро­нист воспринял эту враждебность и отразил ее в эмоциональных оценках определенных событий. Например, крупные землевладельцы Номандии сохранившие в 30-е гг. XIII в. преданность Англии' представлены на страницах хроники как жертвы «высокомерия франков»³⁶. Любопытно, что этот же хронист не только осознал широту масштабов англо-французского соперничества («всему миру известно»), но и ощутил в какой-то степени рас­становку сил в происходящей борьбе. Сообщение о женитьбе шотландского короля Александра II на дочери французского «барона» Ангеррана де Куси Матвей Парижский комментирует следующим образом: «И это было вовсе не приемлемо для английского короля; это показало, что Франция враждебна Англии»³'. Наконец, в этой же хрони­ке к середине XIII в. (а именно в это время ее автор стал зрелым человеком и видным церков­ным деятелем) начинает ощущаться растущая зна­чимость англо-французских противоречий в жиз­ни Англии и Западной Европы. В записях за 1245 г Матвей Парижский (уже аббат Сент-Олбанского монастыря и «государственный человек») отмеча­ет «враждебность королевств Англии и Франции» среди самых важных событий года³⁸, хотя, заме­тим, в этом году не произошло ничего особенно яркого, а шла уже привычная «позиционная борь­ба» на юго-западе.

Итак, с какими же итогами подошли два враждующих дома, Капетинги и Плантагенеты к зениту Средневековья - середине XIII в.? Преж­де всего вражда домов превратилась в противояние двух королевств и стала стержнем, вокруг которого началось стихийное движение феодальных государств в направлении установления «равновесия сил» в западноевропейском регионе. Об этом свидетельствовал процесс образования военно-политических союзов вокруг двух соперников — Англии и Франции. Объективно королевства нуждались в стабилизации границ и отказе от вассально-ленных обязательств, ставших в XIII в. явным анахронизмом. Однако человеческая память и природа таковы, что ни в какие эпохи не торопятся ломать себя вслед за меняющейся политической и экономической реальностью. Столетнее противостояние леопарда и лилии соткало нервную ткань повышенной чувствительности и обидчивости во взаимоотноше­ниях Капетингов и Плантагенетов. Главным сре­доточием этих страстей и эмоций стал в середине XIII в. обломок былой «Анжуйской империи» — английская Гасконь.

Вассальные обязательства английской короны, признанные Парижским договором 1259г., стали живым воплощением анахронизма, в результате которого английский король был королем у себя дома и французским вассалом на континенте. Этот юридический казус, вполне органичный для раннего Средневековья, сделал­ся взрывоопасным и неприемлемым для меняющегося сознания многих современников. В эпоху, когда категории чести во всех сословиях ценились высоко, хотя и понимались неоднозначно, непроясненность англо-французских отноше­ний на юго-западе Франции сулила в будущем бедствия.