Товарищ детства военной поры (автор Д. В. Воробьев)

Товарищ детства военной поры (автор Д. В. Воробьев)

Школа была образцовая, все вокруг сияло чистотой, хотя уже третий месяц шла война. На партах стояли новенькие пустые стеклянные «непроливашки».

Еще по дороге заметил нескольких новеньких, в том числе крепкого лобастого мальчика среднего роста, в необычных штанишках с застежками под коленками и двух жавшихся друг к другу темноволосых девочек, «беженок», как шептались ребята.

На перекличке Елена Николаевна представила новичков. Оказалось, что мальчика зовут Юра Худенский, а приехал он из Верхней Салды. Когда очередь дошла до девочек, «классная» сказала, что они не беженки, а эвакуированы из Киева, к которому уже подходят немецко-фашистские войска. И тут одна из девочек вдруг заплакала.

Так вместе с этими двумя девочками в жизнь нашего 3«б» «весомо и зримо» вошла война, которую мы до этого знали в основном лишь по сводкам из черных картонных кружков радиорепродукторов.

Киев пал через несколько недель. В тот день Лена и Рена (так звали девочек) не пришли в школу.

Между тем занятия уже шли полным ходом.

Как-то на уроке русского языка Елена Николаевна предложила классу игру: кто больше придумает слов со сдвоенными согласными.

- Можно с места – сказала она. – Давайте начнем хотя бы с буквы «л». Например, Эллада. Как красиво звучит!

- Голландия! Таллин! Аллея! Баллон! Балласт! – послышалось со всех сторон.

Постепенно поток слов иссяк. Стало тихо.

Тут мне, любителю покопаться в Малой Советской энциклопедии, пришла в голову блестящая идея: совсем недавно я наткнулся там на статью о периодической системе элементов. Механическая память у меня была неплохая. Я вскинул руку:

- Бериллий!

- Галлий! Таллий! – внезапно донеслось с парты, где сидел Юра.

- Ах, ты так! - Палладий!

- Теллур! - внушительно произнес мой соперник.

Я мучительно скрипел мозгами. Крыть было нечем. Елена Николаевна как-то странно посмотрела на нас обоих и улыбнулась:

- Будем считать, ничья! А теперь продолжим урок.

После этого случая мы с Юрой познакомились ближе. Оказалось, мы оба с улицы Азина, к тому же оба заядлые книгочеи. Обмениваясь книгами, мы увлеклись научной фантастикой. Где-то в первом-втором классах мы «проглотили» Жюля Верна и теперь зачитывались Беляевым, Адамовым, «Гиперболоидом инженера Гарина» и «Аэлитой» А. Толстого, Г. Уэллсом, особенно «Войной миров».

Читали Брема, дневники Ливингстона и Стэнли и, конечно, не отрываясь, все, что удавалось достать из военно-патриотической исторической классики: «Война 1812 года» акад. Тарле, «Нашествие Батыя» В. Яна, «На поле Куликовом» Шторма. Залпом глотали все, что писалось о боевых действиях на фронте, в том числе все 9 или 10 вышедших выпусков сборника «В боях за Родину».

Что касается научной и научно-популярной литературы, Юра меня опережал. Я засиделся на «Занимательной физике» Перельмана и «О земле, Солнце и звездах» Огородникова, а он к концу третьего класса уже успел «превзойти» массивный том «Истории Земли» Элизе Реклю. По дороге в школу и из школы мы живо обменивались мнениями о прочитанном.

Между тем наступила страшная зима 1941/42 г.г. Сводки с фронта шли тревожней одна другой. Шла битва за Москву.

В декабре ударили морозы. Моей семье для отопления выдали на железной дороге лишь немного сырой осины. Электричества не было. С четырех часов дня в комнате с заледеневшими окнами и изморозью в углах становилось темно.

Теплился лишь огонек «мюзикалки» (так назывался фитилек в пузырьке с керосином), возле которой я и читал и делал уроки.

Ничуть не легче было Юре и его семье, с той лишь разницей, что при угольном отоплении им вместо угля достались лишь промерзшие «штыбы» угольной пыли, страшно дымившие и коптившие при горении в печах.

Сразу после школы мы спешили в магазин ТПО на бывшем Арсеньевском проспекте (ныне ул. Свердлова), чтобы сменить взрослых, с утра давившихся в очереди за хлебом. Мы изо всех сил сжимали в кулаках драгоценные пачечки бумажек, хлебных карточек, поделенных на купончики с цифрами: 600, 500, 400 и наши с Юрой 300 грамм хлеба. Потерять их означало поставить всю семью на грань голодной смерти: при утрате карточки не возобновлялись.

Потом надо было натаскать ведрами воды с колонки.

И только после этого можно было проследовать на кухню и получить тарелку мучной болтанки, подсиненной снятым молоком, а иногда, – о радость! – пару-другую оладушек из картофельных очисток, поджаренных на воде с несколькими каплями масла.

Как-то раз в середине декабря, мы с Юрой бежали утром в школу. Ветра не было, но мороз стоял трескучий.

На углу улицы Азина и переулка Марии Авейде, выходившего к вокзалу мимо (бывшей Борчаниновской) мельницы, мы увидели догоравшие костры. Возле них сидело десятка полтора заиндевевших фигур с головой закутанных в полосатые ватные халаты. Чуть поодаль лежали несколько припорошенных снегом верблюдов.

Подошли несколько солдат в полушубках и начали поднимать и расталкивать сидящих. Один никак не вставал. Солдат сильно толкнул его. Тот, как колода, рухнул на бок и остался лежать неподвижно. Не знаем, что было дальше. Опаздывать было нельзя – в школе была почти военная дисциплина.

Позже я краем уха услышал, что этих узбеков зачем-то пригоняли на соседний оборонный завод «Металлист».

К концу зимы стало совсем голодно и нам с Юрой пришлось начать рыночные операции. Я выменял на хлеб великолепный немецкий двухтомный лечебник (из семейной библиотеки) Платена с цветными объемными анатомическими иллюстрациями, а он – своего любимого Элизе Реклю.

Но все проходит. Прошла, наконец, и эта жуткая пора голода, холода и темноты.

К апрелю 1942 года наши уральские и сибирские дивизии окончательно отогнали немцев от Москвы.

А в мае всю свободную землю в Свердловске и окрестностях поделили на участки, и народ кинулся вскапывать целину и сажать картошку. Мы, мальчишки, были, конечно, главными копалами: все отцы были на фронте.

Зазеленела молодая крапива (из нее делали даже котлеты), за ней щавель, а позднее – и лебеда, все это витаминная добавка к нашему скудному военному пайку. Настроение поднялось: теперь не помрем!

К тому же на Борчаниновскую мельницу начали прибывать вагоны с подсолнечным жмыхом, а с заводских путей в переулок М. Авейда сгрузили горы танковых корпусов. Они были свалены как попало, в три-четыре этажа, и не охранялись. Не знаю, были то «полуфабрикаты» или просто брак на переплавку, но это были настоящие танки, только без гусениц, пушек и «начинки», зато с вращающимися башнями, на радость нам, ребятам.

По закоулкам этого «танкограда» летом можно было шнырять и лазать целыми днями, то гоняясь в «казаки-разбойники», то паля по условным фашистам холостыми из самодельных пороховых «поджигов». Перебив всех «фрицев», зверски голодные, мы прокрадывались к составам со жмыхом. Выклянчить у суровых охранников с винтовками кусок жмыха, либо получить крепкого «пенделя» было равновероятно.

Зато какое было наслаждение: расколотив булыжником такую же каменную зеленовато-желтую плитку, как карамельки, со смаком, обсасывать и грызть маслянистые жесткие кусочки!

Зимой 1942 года наши начальные классы дали первый шефский концерт для раненых бойцов в госпитале по улице 9-го января.

Военно-политических песен для детского хора, видимо, еще не было, поэтому пели еще довоенный звучный марш про старших братьев:

В четвертом классе в наших с ним школьных портфелях, вместе с Конан-Дойлом, «Цусимой» Новикова-Прибоя и «Историей Средних веков» проф. Сказкина появились «Возникновение жизни на земле» Опарина, «Спутник партизана» (Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» 1942 г.), «Летопись электричества» (по-моему, Виткова), «Свет и его источники», «Занимательная метеорология» (двух последних авторов не помню).

Третий и четвертый классы мы оба закончили с похвальными грамотами. И тогда, и в дальнейшей своей успешной учебе мы во многом обязаны прочитанным прекрасным книгам, и художественным, и научно-популярным, а также – целому ряду кинофильмов: «Жуковский», «Мичурин», «Пирогов» и многим другим.

Немцев гнали все дальше и дальше на запад, а у нас в стране началась реформа образования. Первая железнодорожная школа стала женской. Меня перевели во 2-ю ж.д., а Юру в 42-ю школы, теперь ставшие мужскими. Сменила семья Худенских и свое местожительство, так что вновь я встретил своего товарища суровой военной поры лишь через шесть с лишним лет, в сентябре 1949 года, на студенческой скамье физико-технического факультета Уральского Политехнического института им. С. М. Кирова.