2.2. Переводческая концепция Л.К.Латышева3
[…]
Развивая концепцию динамической эквивалентности, Л. К. Латышев указывает, что переводчик строит прогноз лингвоэтнической реакции носителей ПЯ на основе факторов, которые обусловливают эту реакцию. К таким факторам относятся содержание текста, знание предмета высказывания, ситуация общения, знание культурно-исторических традиций и лингвистических норм. При этом важное место занимает именно содержание (исходного) текста, а все остальные факторы учитываются в процессе перевода на фоне содержания текста, применительно к тексту. Тем самым в концепции динамической эквивалентности, всецело ориентированной на реакцию получателя, привносится обращение к тексту, который оценивается с точки зрения способности вызвать ту или иную реакцию. Потенциальная реакция получателя рассматривается как некоторое свойство текста, а реальная реакция как реализация этого свойства.
Таким свойством текста является его функция - назначение текста в соответствии с коммуникативной целью отправителя, способность текста вызвать определенный коммуникативный эффект (реакцию) у его получателя. Функция - это потенциальное воздействие на адресата, а содержание текста - это тот материал, с помощью которого это воздействие осуществляется. При этом «содержание» трактуется очень широко как совокупность воздействующих на нас элементов текста. При этом текст с одним и тем же содержанием может иметь разные функции. В переводе «обмен» текстов и их единиц происходит в первую очередь по функции.
Учитывая соотношение функции текста с его содержанием, Л.К. Латышев предлагает различать два типа переводческой эквивалентности. Все фразы, функционирующие в речи, подразделяются на функциональные и функционально-содержательные. К функциональным фразам относятся стандартные речевые формулы, используемые в стандартных ситуациях с целью вызвать определенную стандартную реакцию. Они напоминают сигналы, которые непосредственно вызывают реакцию получателя.
В функционально-содержательных фразах функция реализуется через содержание. В них, в отличие от чисто функциональных фраз, содержание представляет самостоятельную коммуникативную ценность, и его изменение ведет к изменению функции фразы.
Соответственно предлагается различать функциональную и функционально-содержательную эквивалентность. При переводе функциональных фраз важно сохранить их функцию, а содержание может совпадать или не совпадать. Так переводятся предупредительные надписи, команды, формулы речевого этикета и другие стандартные речевые формулы. В переводе функционально-содержательных фраз необходимо передать и функцию, и содержание. Здесь важно не только, какой коммуникативный эффект способна вызвать фраза, но и через какое содержание этот эффект достигается. Поэтому, даже если исходную функцию можно воспроизвести с помощью иного содержания, переводчик не должен этого делать. И только в тех случаях, когда по различным условиям невозможно передать в переводе и функцию, и содержание, он частично или полностью жертвует содержанием. Функционально-содержательная эквивалентность является наиболее распространенным типом эквивалентности при переводе.
Л.К. Латышев пытается конкретизировать понятие эквивалентности, выделяя различные виды содержания текста и пытаясь установить градацию относительной важности каждого такого вида для достижения инвариантности содержания оригинала и перевода. Следуя известным лингвистическим концепциям, он полагает, что содержание текста может члениться также, как и значение языкового знака, и в нем следует различать четыре компонента: денотативное, сигнификативное, содержание на уровне интерпретатора (прагматическое) и внутрилингвистическое значения. При этом отмечается, что первые два вида содержания существуют как на уровне языка, так и на уровне речи, а последние два вида становятся элементом содержания только в речи. Кроме учета видов содержания при анализе переводческой эквивалентности предлагается также учитывать предметную ситуацию (то есть ситуацию, о которой говорят и пишут) и ситуацию общения (то есть ситуацию, в которой происходит общение).
Виды содержания в зависимости от их роли в выражении функции текста могут играть различную роль при обеспечении инвариантности содержания перевода содержанию оригинала. Предлагается различать инвариантные (обязательно сохраняемые), инвариантно-вариативные (не могут быть опущены, но могут быть заменены близкими элементами), вариативные (могут быть свободно заменены, а то и опущены) и пустые (нe участвующие непосредственно в формировании коммуникативного эффекта) элементы содержания.
Функция текста (его коммуникативное задание) формирует содержание, выдвигая на первый план одни элементы значений языковых знаков и заставляя «уйти в тень» другие. Иными словами, инвариантные элементы содержания являются производными функций текста. В связи с этим предлагается условная классификация функций текста (иначе функций речи), которая во многом совпадает с известной классификацией Р. Якобсона, основанной на компонентах коммуникативного акта, но не имеет какого-либо развернутого теореческого обоснования. По Л.К Латышеву, классификация функций включает информативно-логическую, эмотивную, побудительную, маркировочную (названия, лозунги, афоризмы и пр. своеобразные опознавательные знаки для обозначения предметов и явлений) и контактную функции. При этом следует учитывать, что в большинстве случаев высказывания и тексты полифункциональны и коммуникативное задание не сводится к совокупности речевых функций, а отражает способ реализации коммуникативной цели, а также и такие компоненты, как композицию текста, последовательность подачи содержания, ритмико-интонационный рисунок. В сохранении совокупности функциональных характеристик текста, его коммуникативного задания и состоит, по мнению Л.К Латышева, инвариант перевода. При этом коммуникативное задание трактуется как соотношение содержания с ситуативным контекстом и приравнивается к смыслу текста. Если ситуативный контекст получателя перевода не совпадает с ситуативным контекстом, на который ориентировался отправитель исходного текста, переводчик бывает вынужден целенаправленно видоизменять содержание текста перевода, чтобы сохранить соотношение между ситуативным контекстом и содержанием.
Развивая свою концепцию эквивалентности, Л.К. Латышев пытается более четко сформулировать требования, которым должен удовлетворять перевод, чтобы быть признанным эквивалентным или вообще считаться переводом, что для Л. К. Латышева представляется равнозначным. (Любопытно, что здесь он не замечает логической неувязки: текст, который уже на каком-то основании именуется переводом, нуждается еще в дополнительных условиях, чтобы «считаться переводом».) Исходным пунктом его концепции является постулат, что перевод существует для удовлетворения определенной общественной потребности: сделать возможной двуязычную коммуникацию, как можно ближе уподобив ее коммуникации «одноязычной». Для этого необходимо, как уже указывалось, обеспечить в переводе сохранение регулятивного воздействия на адресат, достижение определенного коммуникативного эффекта, который может результироваться в (новых) знаниях, эмоциональном состоянии, поступках и т.п. Важно подчеркнуть, что имеется в виду лишь нейтрализация тех препятствий для совпадения коммуникативного эффекта в оригинале и переводе, которые характерны именно для двуязычного общения и возникают вследствие лингвоэтнического барьера между участниками коммуникации - расхождения в языках, закономерностях их функционирования и культурах. Различия же социально-групповые и индивидуальные преодолеваются, как и при одноязычной коммуникации, самими участниками общения. Перевод - это чисто лингвоэтническая ретрансляция, и эквивалентность речевого воздействия ИТ и ПТ заключается не в равноценности воздействия того и другого на каждого конкретного адресата, а в максимально возможной равноценности лингвоэтнических предпосылок для такого воздействия. Реально равный эффект мог бы возникнуть лишь в том случае, если бы среди получателей оригинала и перевода оказались люди с идентичными индивидуально-личностными свойствами.
Коммуникативный эффект возникает в результате взаимодействия текста и коммуникативной ситуации, которая складывается из факторов общечеловеческого, индивидуального, социально-группового и лингвоэтнического характера. В разных коммуникативных ситуациях один и тот же текст вызывает разные коммуникативные эффекты. Взятый вне коммуникативной ситуации, текст является носителем определенного класса потенциальных коммуникативных эффектов, которые и составляют его функцию. Различия в коммуникативных ситуациях носителей разных языков проявляются, в первую очередь, в том, что один из них понимает речь на своем языке, а другой не понимает. В процессе перевода нейтрализуется различие лингвоэтнической коммуникативной ситуации, в результате чего переводной текст должен стать носителем того же класса потенциальных коммуникативных эффектов, что и исходный текст. Лингвоэтническая часть коммуникативной ситуации исходного текста, которую предлагается именовать лингвоэтнической коммуникативной компетенцией, приравнивается к лингвоэтнической коммуникативной компетенции текста перевода путем внесения в этот текст «компенсирующих расхождений» с тем, чтобы взаимодействие коммуникативной ситуации и текста было бы одинаковым для получателей исходного и переводного сообщений.
Таким образом, первое требование к переводному тексту заключается в том, что он должен быть коммуникативно эквивалентным к исходному тексту в том смысле, что у адресатов исходного и адресатов переводного текста должны быть равноценные объективные (то есть отвлеченные от их индивидуально-личностных свойств) предпосылки для восприятия сообщения в его двух вариантах и реакции на него.
Однако одной коммуникативной эквивалентности недостаточно, чтобы признать переводной текст оптимальным вариантом исходного текста. Л.К. Латышев выдвигает еще два требования, которым должен удовлетворять перевод: максимально возможная семантико-структурная близость исходного и переводного текстов и отсутствие «компенсируюших» отклонений от исходного текста, выходящих за пределы допустимой меры переводческих преобразований. Он понимает, что перевод должен не только обеспечивать равный коммуникативный эффект, но и достигать этого тем же способом, что и оригинал. Отсюда требование семантико-структурной близости. Однако эти два требования нередко противоречат друг другу: коммуникативная эквивалентность часто может быть достигнута лишь за счет всевозможных переводческих преобразований, нарушающих семантико-структурное подобие перевода оригиналу. Напомним, что, по Л.К. Латышеву, «компенсирующие расхождения» текстов оригинала и перевода являются обязательным условием достижения эквивалентности при переводе. Требование равенства коммуникативного эффекта, несомненно, более сильное, и, выполняя его, переводчик может пойти на весьма серьезные отклонения от текста оригинала, и в каждом случае такие отклонения могут оказаться теоретически и практически оправданными.
Провозгласив приоритет коммуникативного эффекта и необходимость различного рода преобразований при переводе для его достижения, Л.К. Латышев столкнулся с необходимостью как-то ограничить произвол переводчика. Он указывает, что существуют и другие способы воспроизведения коммуникативной функции оригинала (пересказы, рефераты), которые можно назвать (вслед за О. Каде) «адаптивным переложением» и которые следует отличать от перевода. Следует каким-то образом обозначить границу переводческих преобразований, чтобы не дать переводчику, даже с самими благими намерениями, выйти за рамки перевода и фактически осуществить адаптивное переложение.
Именно поэтому Л. К. Латышев вводит третье требование к эквивалентному переводу: не выходить за пределы допустимой меры переводческих преобразований. Он признает, что определить, что представляет собой эта «мера» очень трудно. По-видимому, этот вопрос должен решаться по-разному в разных видах перевода: преобразования, допустимые в художественном переводе, могут оказаться неприемлемыми при переводе газетной публицистики и еще менее уместными при переводе научно-технических текстов и т.д. Все же Л. К. Латышев полагает, что можно назвать некоторые недопустимые преобразования, даже если они мотивированы стремлением преодолеть лингвоэтнический барьер. В частности, недопустима в переводе замена предмета высказывания: описываемой ситуации, событий, действующих лиц, предметов за исключением названий предметов и явлений, употребляемых в оригинале аллегорически или метафорически. Несмотря на эти оговорки, которые вряд ли можно признать достаточно четкими и убедительными, неопределенность понятия« допустимая мера преобразований» остается наиболее слабым звеном в концепции Л.К. Латышева.
Отметив существование в истории перевода таких явлений, как буквальные и вольные переводы, не отвечающие трем выдвинутым им требованиям, Л.К. Латышев полагает, что современная общественная практика отвергла подобные крайние истолкования перевода. Он считает, что этому способствовало более четкое осознание специфики смежных видов языкового посредничества и что дальнейшая дифференциация языкового посредничества поможет обществу осознать, что многое из того, что ошибочно приписывается переводу, в действительности относится к другим видам лингвопосреднической деятельности с иным общественным заказом, иной мотивацией.
Общую концепцию эквивалентности перевода Л. К. Латышев дополняет рассмотрением способов ее достижения. Он анализирует соотношение значений языковых единиц ИЯ и ПЯ и приемы перевода, обусловленные различными видами такого соотношения, на уровне выделенных ранее компонентов содержания: денотативного, сигнификативного, на уровне интерпретатора и внутриязыкового. Этот анализ подкрепляется богатым иллюстративным материалом и представляет несомненный теоретический и практический интерес. Характерно, что, наряду с опубликованными переводами, Л.К. Латышев часто предполагает собственные варианты перевода, более полно отвечающие отстаиваемым теоретическим положениям.
На основе своей концепции переводческой эквивалентности Л.К. Латышев решает и общую проблему переводимости. Он полагает, что переводимость - это не абсолютная, а статистическая категория: в целом, любой текст принципиально переводим, но в нем могут оказаться некоторые элементы, которые не могут быть полностью воспроизведены в переводе. Такой статистический характер эффективности свойствен и одноязычной коммуникации, где также по разным причинам могут иметь место моменты неполного понимания между отправителем и получателем. При общении через лингвоэтнический барьер эта эффективность, естественно, может иногда снижаться, что не дает основания говорить о невозможности перевода, как нельзя, ссылаясь на неизбежные моменты недопонимания, отрицать возможность речевой коммуникации вообще. Можно заметить, что сопоставление с одноязычной коммуникацией выглядит весьма уместно и убедительно, но некоторые формулировки в рассуждениях автора дают основание заключить, что он разделяет традиционное заблуждение, что переводимость должна означать возможность полного совпадения содержания текстов оригинала и перевода.
Л.К. Латышев полагает, что из двух частей лингвоэтнического барьера - языковой и этнокультурной - легче преодолевается первая. В целом, можно утверждать, что значения языковых единиц могут быть переданы в переводе, хотя и не с одинаковой полнотой. По мнению Л.К. Латышева, денотативное содержание закономерно передаваемо в переводе, что вытекает из единства реального мира для всех людей. Сигнификативное содержание, под которым понимаются коннотации, отражающие культурно-исторические традиции говорящего коллектива, носят специфический характер. Но поскольку общие принципы возникновения сигнификативных коннотаций и их употребления одинаковы у всех народов (во всех языках есть свои символы красоты, трусости, ума, глупости, высшей степени белизны, худобы и т.п.), то возможны адекватные замены, перевод коннотаций в денотативные значения (старая лиса - старый хитрец), раскрытие коннотаций в примечаниях и другие достаточно успешные способы их передачи в переводе.
Что касается содержания на уровне интерпретатора, то здесь предлагается различать интерпретатора-отправителя и интерпретатора - получателя. И индивидуально-авторское содержание языковых единиц достигается путем помещения языковой единицы в контекст, не согласующийся с ее словарным значением, - прием, который вполне воспроизводим в любом языке. Содержание на уровне интерпретатора-получателя остается за рамками собственно текста. В случае необходимости переводчик вводит это содержание непосредственно в текст или подает его в подстрочных примечаниях.
Более сложной представляется передача внутриязыкового содержания в тех случаях, когда в этом ощущается необходимость, поскольку оно получило в тексте высокий функционально-коммуникативный ранг. Здесь в зависимости от способа функционального использования внутриязыкового содержания степень переводимости может варьироваться от успешного использования адекватных замен до полного отказа от воспроизведения данного элемента оригинала.
Этнокультурный барьер может в наибольшей степени сказываться на эффективности двуязычной коммуникации, обуславливая резко различное отношение носителей ИЯ и носителей ПЯ к одним и тем же описываемым явлениям. Однако такого рода культурологическая непереводимость имеет временный, исторически-обусловленный характер. По мере сближения национальных культур сфера непереводимости вследствие расхождения культур все более сужается.
В практическом плане следует признать, что количество коммуникативно-значимых элементов содержания, не поддающихся воспроизведению в переводе, неизмеримо меньше количества воспроизводимых элементов. Указав на это, Л.К. Латышев делает вывод, что эквивалентный перевод возможен и закономерен.
Помимо детального рассмотрения проблемы переводческой эквивалентности, в работе Л.К. Латышева затрагивается целый ряд более частных проблем перевода, таких, как понятие единицы перевода, классификация переводческих трансформаций, типология переводческих ошибок, проблема оценки качества перевода, вопросы методики обучения переводу и т.п. Особый теоретический интерес представляет его попытка смоделировать процесс перевода, осуществляемый переводчиком и недоступный непосредственному наблюдению.
Л.К. Латышев разделяет неоднократно высказывавшееся мнение, что перевод осуществляется двумя основными способами: «автоматическим» использованием стандартных соответствий и созданием сложных трансформаций на основе уяснения смысла оригинала. К оптимальному переводу переводчик идет путем перебора и отсеивания неудовлетворяющих его вариантов. При этом предполагается, что процесс перевода осуществляется через трансформацию буквального перевода, хотя бы в неявной форме всегда присутствующего в сознании переводчика. Именно этим Л.К. Латышев склонен объяснять появление буквализмов даже у опытных переводчиков, когда путем или иным причинам (усталость, ослабление внимания, спешка и пр.) они начинают выдавать «промежуточный продукт».
Переводческое действие состоит из трех фаз: ориентирование в условиях переводческой задачи, осуществления и контроля.
На фазе ориентирования происходит восприятие и осмысление исходного высказывания. Л.К. Латышев разделяет мнение о том, что восприятие и осмысление текста переводчиком носит совершенно особый характер. Обычный потребитель текста, как правило, целиком перерабатываемого в чувственные образы, не задерживая внимания на языковой материи. Переводчик же, в чью задачу входит максимальное воспроизведение семантико-структурных особенностей исходного текста, должен уметь видеть эти особенности, выделить элементы текста, обязательно подлежащие передаче в переводе, и менее функционально важные элементы, которые можно видоизменить или даже опустить.
На фазе осуществления переводчик создает первичный (буквальный) текст перевода с помощью прямых подстановок и трансформаций.
На фазе контроля переводчик как бы примеряет этот первичный текст к хорошо ощущаемой им лингвоэтнической коммуникативной компетенции адресата перевода и путем «компенсирующих» модификаций пытается избавиться от таких мест, которые затрудняют восприятие сообщения, вызывают неадекватный коммуникативный эффект. Последовательно перебирая промежуточные варианты, он достигает прекращения сигналов о «неблагополучии» того или иного отрезка издаваемого текста.
При этом обеспечивается не только равноценность коммуникативного эффекта, но и аналогичность в семантико-структурном плане, поскольку текст перевода порождается путем постепенных и строго мотивированных отступлений от семантики и структуры исходного текста, отраженных в первичном варианте перевода. Наличие промежуточного более или менее буквального этапа в переводческом процессе отмечается многими исследователями перевода. Но когда Л.К. Латышев утверждает, что при переводе всегда достигается адекватный коммуникативный эффект и семантико-структурная аналогичность исходному тексту, он явно принимает желаемое за действительное. Реально выполненные переводы нередко бывают достаточно далеки от такого идеала. Это следует признать, если мы хотим изучать реальную, а не воображаемую переводческую деятельность
Подводя итоги всему сказанному, можно сказать, что работы Л.К. Латышева вносят важный вклад в развитие современной теории перевода. Всесторонний анализ переводческой эквивалентности позволяет прояснить многие стороны этого сложного вопроса. Весьма ценным представляется применяемый автором соuиолингвистический подход к переводу как к деятельности, отвечающей особой общественной потребности: обеспечить двуязычную коммуникацию, максимально приближенную к условиям обычной речевой коммуникации на одном языке. Такой подход позволяет убедительно раскрыть основные задачи, возможности и ограничения перевода.
Необходимо заметить, что некоторые положения концепции Л. К. Латышева требуют дополнительной разработки. Особенно это касается третьего требования к переводческой эквивалентности - не выходить за пределы допустимой меры переводческих преобразований.
Определение такой «допустимой меры» сталкивается с большими трудностями. Недостаточно убедительным выглядит отождествление понятий «перевод» и «эквивалентный перевод». Несомненно, существует множество переводов, которые по тем или иным причинам не полностью удовлетворяют требованиям эквивалентности, выдвигаемым Л.К. Латышевым. Их можно признать «неэквивалентными», «плохими», но все же это переводы. По-видимому, понятие эквивалентности у Л. К. Латышева носит оценочный характер и не может быть использовано для выделения класса объектов, именуемых «переводами» и в разной степени достигающих оптимальной близости к исходному тексту. В упрек автору можно также поставить значительное место, которое в его рассуждениях занимают традиционные нормативные формулировки типа «переводчик должен», которые расходятся со стремлением современного переводоведения к объективному дескриптивному подходу к изучению феномена перевода.
Подобные дискуссионные замечания, которые можно продолжить, лишь подчеркивают теоретическую значимость работы Л.К. Латышева.
-
Типология текстов
-
И.С.Алексеева. Специфика перевода в зависимости от типа текста4
Состав информации и ее плотность
Важным является тип информации, заложенной в тексте. Он является определяющим для типа текста и имеет свои средства языкового оформления. Удобнее всего при анализе «проверить» текст, который мы собираемся переводить, на наличие четырех типов информации – когнитивной, оперативной, эмоциональной и эстетической.
Когнитивная информация
Когнитивной, или познавательной, (референциальной) информацией называют объективные сведения о внешнем мире. Сюда относятся и сведения о человеке, если он предстает как объект объективного рассмотрения. Распознавать когнитивную информацию мы привыкли по тем средствам, которые ее оформляют. В любом языке эти средства обеспечивают наличие трех параметров когнитивной информации: объективности, абстрактности и плотности (компрессивности).
Объективность. В тексте она выражается с помощью языковых средств различного уровня. Начнем с текстовых категорий. При наличии в тексте когнитивной информации текст характеризуется атемпоральностью, которая выражается, как правило, с помощью форм презенса глагола. Атемпоральность представляет информацию как «вечную», вневременную, хотя, разумеется, не полагает ее «абсолютной истиной». В таком тексте преобладает модальность реальности (выражаемая формами индекатива глагола), которая может дополняться модальностью вероятности в рамках клишированных языковых средств, оформляющих научную гипотезу.
На уровне предложения объективность обеспечивается нейтральным, преимущественно прямым порядком слов, исключающим эмоциональность и соответствующим «простому» тема-рематическому членению (1. тема; 2. рема) и ясной логической схеме субъект-предикат-объект. Характерна неличная семантика субъекта (подлежащего). Она выражается либо с помощью безличных и неопределенно-личных подлежащих, либо с помощью подлежащих, выраженных существительными абстрактного или конкретного неличного значения (преимущественно терминами). С такой спецификой подлежащего согласуется пассивность действия по отношению к субъекту, которая оформляется с помощью глагольных форм пассива и других лексико-грамматических средств со значением пассивности.
На уровне слова объективность когнитивной информации прежде всего обеспечивают термины. Это особый слой лексики, который характеризуется однозначностью, эмоциональной неокрашенностью (нейтральностью) и независимостью от контекста (внеконтекстуальностью). Объективен и тот лексический фон, на котором выступают термины — фон нейтральной литературной нормы языка, представленный лексикой общенаучного описания. Целый ряд слов, относящихся к лексике общенаучного описания, обладает фондом семантически и стилистически равноправных синонимических вариантов (например, в рус. яз.: играет роль — имеет значение — важен; проявляется — выступает — предстает — обнаруживается и т. п.).
Абстрактность, а точнее, повышенная степень абстрактности когнитивной информации также выражается с помощью разных языковых средств. Прежде всего это логический принцип построения текста, проявляющий себя в сложности и разнообразии тех логических структур синтаксиса, которые используются в тексте. Это различные виды сочинительной и подчинительной связи, причастные обороты, инфинитивные группы. Логическая схема характеризуется полнотой, что проявляется в полносоставности предложения и отсутствии эллипсиса. Наблюдается также широкий диапазон дублирующих возможностей передачи логических отношений: так, определительные отношения могут выражаться с помощью согласованного определения, генитивного определения, сложного слова, определительного придаточного. Логический принцип реализуется также в предельной степени экспликации формальных средств когезии текста.
На уровне слова абстрактность проявляется в обилии и разнообразии используемых словообразовательных моделей с абстрактной семантикой. Симптоматична также тенденция к выражению процесса через существительное и к одновременной десемантизации глагольных компонентов. Это приводит к преобладанию существительных в таких текстах и возникновению номинативного стиля.
Логическому структурированию информации служат и шрифтовые средства: жирный шрифт, курсив, петит, разрядка и т. п. Они же позволяют иерархически классифицировать информацию наиболее компактным способом, без применения лексических средств ее выделения, а значит, являются одновременно выражением последнего параметра, характерного для когнитивной информации, — ее плотности.
Достарыңызбен бөлісу: |