Светлой памяти Ивана Антоновича Ефремова посвящается…


Он: «… и с громом опрокинули Рим?»



бет2/10
Дата11.07.2016
өлшемі279.5 Kb.
#191499
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Он: «… и с громом опрокинули Рим?»


Я: Ну, конечно. Тезис ложный, но он же был как божья заповедь. Нет к нему материала — надо придумать. Это я уже тогда понял. Но только это. А для дальнейшего важно, что узнал о «Житии Северина», оно там впервые в советской литературе упомянуто. (Тогда я ещё не прочёл статью О. Вайнштейна, опубликованную в журнале «Историк-марксист» в 1938 году, где даже был перевод полутора глав из «Жития», полностью совпавший с моим переводом этих глав). Да и в дореволюционной России о Северине есть только пара строчек у Брокгауза-Ефрона и ещё у Стасюлевича в его хрестоматии есть перевод из Амедея Тьерри — тот делал вольный пересказ «Жития», очень вольный пересказ — названия городов путал, прибавлял для художественности уйму живописных деталей. Но это я уже потом узнал. А первый раз — у Дмитрева. Для него это важнейший источник. Куча цитат оттуда, ссылок на главы и пункты их — и все до одной с передёргиваниями. Но это я потом узнал, когда пришлось перевести.

Он: Очень интересно, продолжайте. Что было дальше?


Я: Дальше так. Кончили мы третий курс и стали выбирать кафедры. Я выбрал средние века —там, мне казалось, я смогу овладеть методами изучения истории в наиболее чистом от всяких шовинистических, политических и прочих соображений виде. Вы же знаете, как они влияют на историю. История СССР, КПСС — это даже не наука, а «мальчик «чего изволите»» (кажется, это выражение Евтушенко)… Мне хотелось изучить марксистский метод познания истории в чистейшем виде и казалось, что медиевистика наиболее чиста.

Он: Вы с самого начала отнеслись к истории так, или это пришло позднее?

Я: На истфак я пошел после армии. Насмотрелся в Магаданской области (я там после техникума работал) и в армии — в Закавказье — как у нас обстоят дела с человеческим сознанием, вот и решил, что история важнее географии. Стройки-то у нас есть кому строить, географию меняем успешно, а вот люди — настоящих коммунаров я почти не встречал. (Тогда я не знал ещё, что коммунары – мутация. Понял это позже. К мутации коммунаров я отношу тех, для кого чужая боль, голод, горе – превыше своих аналогичных неприятностей, и они не могут не бороться за общее счастье – такая им генетическая «планида» дана. Но можно и делать людей такими соответствующим воспитанием – не всех, к сожалению, но большинство. Только вот этих «сделанных» можно и расчеловечить, а коммунары по мутации этому не поддаются). Даже очень хорошие, замечательные люди — и те где-нибудь да ушиблены культовской идеологией. А надо; чтобы хоть дети росли коммунарами, раз уж наше поколение не может. Значит история, литература — они выходят на первый план. Потому и пошел я из дорожников в историки. А историю я с детства любил. «Чингиз-хан», «Салават Юлаев»—- в числе самых первых прочитанных книг. Я ведь с трёх с половиной — четырёх лет читаю, и в конце 1944 года, когда в Москву из эвакуации вернулись, эти романы как раз и прочел — в шкафу стояли. Понял, конечно, мало, но с тех пор перечитывал, а понятого хватило для затравки.



Он: Но критическое отношение к истории, как науке — с какого времени?

Я: Трудно сказать. В 6-7 классах меня уже от некоторых книг мутило, в других находил ошибки. Меня здорово били, как «жида», приходилось искать ответ в книгах — чем «жиды» провинились. К счастью, понял, что шовинизм — болезнь всеобщая, а то бы вполне самостоятельно до сионизма дошел… Но давайте дальше: на кафедре средних веков я попросил, чтобы мне дали руководителем специалиста по гуннам. Мне хотелось — что и говорить, скромное было желание — написать полный обзор передвижений народов Европы от готского похода в Причерноморье до вторжения монголов и даже турок. А гуннское нашествие — ключевое. Они такую лавину стронули, что их уж и в помине не было, а Европа все котлом кипела.



Он: Согласен. Но о гуннах уже немало написано.

Я: В истории всякое событие можно рассматривать с такого количества точек зрения, что никогда не будет сказано последнее слово. О древнем Египте писали и Эберс, и Прус, а Ефремов — знаете такого? — сумел сказать нечто качественно новое… О Северине на Западе написано много работ, а мне удалось истолковать его деятельность совершенно иначе, чем немцам и австрийцам. Так что и огромное число работ о гуннах все же не значит, что о них сказано всё. Вот я и хотел стать учеником одного из специалистов по гуннам. Но мне сказали: «таких в МГУ нет, только в Ленинграде. А у нас есть специалист по готам — Александр Рафаилович Корсунский». Он мне сказал: «Займитесь-ка Нориком. Он же рядом с гуннской Паннонией лежал». Я ему говорю: «О Норике я только у Дмитрева читал в «Движении скамаров». Он там «Житие Северина» цитирует. Но сама его работа — дрянь». Корсунский только засмеялся: «Вот Вы почти всё и знаете. Это единственная статья на русском языке о Норике и единственный дошедший до нас источник по Норику пятого века. Есть ещё одно письмо у Кассиодора, но оно уже к остготскому периоду относится, да и нет в нём почти ничего. Время у Вас есть — три года впереди. Переведите на русский язык «Житие», прочтите работы немцев, австрийцев — они немало писали об этом источнике. Вы, кстати, о средневековой латыни имеете представление?» Я по латыни пятёрку имел, по немецкому — четвёрку, но я же вечерник: подлежащее, сказуемое и прочие члены предложения найти, обороты выделить — это я мог. А читать — только со словарём. Мы все так, вечерники — времени нет на языки, это не дневное отделение.


Он: Понятно. А в ходе перевода овладели?


Я: Конечно, нет. Или переводить, или изучать — одно из двух. Вот посмотрите, я с собой оригинал перевода принёс. Видите: делю страницу на четыре вертикальные колонки. Слева — слово под словом выписываю весь источник с начала до конца. Правее — перевод каждого слова и тут же — падежи, формы и прочее. Третья колонка — соединяю слова стрелками, отмечаю обороты — в средневековой латыни слова стоят в беспорядке, приходится ломать голову над связью. А справа — перевод всего предложения. Словари свои так обработал, что любое слово сразу находил: по одному обрезу — по алфавиту, чтобы находить сразу группу слов, начинающуюся с данной буквы, а по двум другим — чтобы в каждой такой группе видеть, какие первые три буквы на данной странице (или через две-три страницы, если на данную букву слов в словаре много). А все таблицы латинской грамматики нанёс на двустворчатый складень, каждую таблицу отдельным цветом раскрасил — сразу в глаза бросались и запоминались, скажем, падежные окончания существительных. Вооружился так, и начал слово за словом прогрызать «линию Евгиппия». Конечно, под руководством нашей латинистки Елены Васильевны Фёдоровой — без неё бы не справился.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет