Темный Ветер с зеленых холмов Посвящается моей Семье

Автомобиль подъехал к большому четырехэтажному зданию из красного кирпича и остановился в очерченном белыми линиями пря-моугольнике парковки. Телохранитель стремительно выскользнул с первого сиденья на улицу и, быстро осмотревшись, открыл заднюю дверь. Генерал медленно вышел из автомобиля, разглядывая маши-ны, припаркованные по соседству. Две серых "Волги" последней модели, черная "Ауди" с антеннами спецсвязи и синим колпаком проблескового маячка, серебристый "Мерседес-500 SEL".

Из здания вышел высокий широкоплечий молодой человек и стро-гом темпом костюме и, спустившись по ступенькам, ведущим к вхо-ду, подошел к. "СААБу":

- Здравствуйте. Вас уже ждут. Я провожу...

Генерал кивнул и, наклонившись к открытой двери, негромко про-изнес:

- Выходите, Александр Петрович, мы прибыли.

Человек в автомобиле нерешительно выглянул наружу, словно оце-нивая окружающую обстановку. Довольный увиденным, он улыб-нулся и медленно вышел из салона. Генерал, наблюдавший за ним, усмехнулся:

- Не беспокоитесь, господин Батырев, здесь вы в абсолютной безо-пасности. Поверьте мне...

Пенсионер Лагутин проснулся почти сразу после погружения в сон и теперь лежал в темноте с широко раскрытыми глазами, при-слушиваясь к затихающему звуку, разбудившему его. Сердце бе-шено колотилось в груди, распространяя дрожь по всему телу. Ла-гутин облизал пересохшие губы и, восстанавливая дыхание, зат-равленно осмотрелся. В комнате было темно, за окном - ночь. Причиной его пробуждения был не страшный сон. Нет, наоборот, сегод-ня сны обещали быть даже добрыми - Лагутин видел себя в детстве. Это пришло позже, ворвалось в сновидение яростным ураганом, криком боли и отчаяния, зовом о помощи. Кто-то из них умирал где-то, совсем рядом, агонизируя напоследок своим слабеющим энергополем. Кто же?

Подобное ощущение последний раз Лагутин пережил, когда погиб в 67-м Умник. И еще много раз до этого, в пятидесятых, особенно в тот день... Тогда это чуть не выжгло ему нервную систему - несколь-ко энергетических импульсов большой силы обожгли его душу обли-чающими языками невидимого пламени. Со временем "ожоги" про-шли, но это ощущение Лагутин запомнил на всю жизнь, даже при-думав ему название - "Последний Крик". Но это было тогда! Значит, сейчас это кто-то из их пятерки, больше некому. Телефонный звонок прозвенел в коридоре, будто подтверждая его предположе-ние.

- Слушаю...

- Хорошо слушаешь? Предсмертные вопли слышал?

- Кто это?

- Медведь, это Хан. Просыпайся уже.

- Я не сплю.

- Значит, слышал?

- Слышал... Кто это?

- Пока не знаю, но очевидно, что кто-то из наших. Причем, если я не ошибаюсь, это уже второй. Не ты, не я, значит, это либо Ловкач, либо Циклоп, либо Лесник.

- Боже... Мне показалось... что это был Лесник, хотя я не уверен. А тогда, в первый раз, похоже - Циклоп...

- Да? Значит, скорее всего, это они. Я сейчас разыщу Ловкача, нужно встретиться.

- Когда?

- Как можно скорее. Я перезвоню тебе через десять минут, сиди у телефона.

Медведь зябко поежился, осматриваясь вокруг. Хан почему-то выбрал именно это место - заброшенный сектор одного из парков на самой окраине Москвы. Очень странный выбор. Здесь все напоми-нало погребальный сад в древнем "городе Мертвых", виденном Ла-гутиным недавно по телевизору: серое, помутневшее от времени озе-ро с заросшими тиной прибрежными плитами, старые клумбы с про-шлогодними, полусгнившими под снегом, цветами. Более унылое место просто трудно себе представить, оно очень сильно подавляло и без того издерганную психику. Последние годы почти уже принес-ли долгожданный покой и уверенность, что все позади. Оказывает-ся, нет. Последние несколько часов опять всколыхнули самые мучи-тельные страхи и предчувствия. "Циклоп и Лесник мертвы. Что же это делается? И как этот дьявол, Хан, нашел его? Это просто неверо-ятно, через столько лет...".

Медведь поискал глазами место, куда можно сесть, и неторопливо направился к одинокой скамейке, стоявшей неподалеку, на обочине одной из клумб. Пока он шел, рука нащупала в кармане плаща ше-роховатую поверхность рукоятки пистолета. Он приобрел это ору-жие несколько месяцев назад, когда вдруг почувствовал смутное бес-покойство, не обусловленное какими-либо конкретными причинами. Купить сейчас оружие в Москве было несложно, особенно если имеешь деньги и кое-какие связи. Из всех предлагаемых образцов Медведь выбрал австрийский "Глок", облегченный пистолет, имею-щий надежную репутацию на рынке контрабандного оружия. Те-перь это изделие австрийских оружейников приятно отягощало кар-ман Лагутина, внушая какую-то необъяснимую уверенность, кото-рую не мог обеспечить ему слабеющий со временем Дар.

Медведь тяжело опустился на трухлявую скамейку и, закрыв гла-за, стал неторопливо сканировать местность. Если бы кто-нибудь из ранних посетителей парка прошел сейчас мимо, то наверняка бы подумал, что этот пожилой человек, откинувшись на грязную после ночного дождя скамейку, вспоминает былые годы. На самом деле "старик" не грезил о прошлом. Воспоминания всегда пробуждали в нем страх. Сейчас он кропотливо составлял карчу своих ощущений, группируя окружающие его излучения по степени их потенциаль-ной опасности. Но его усилия были напрасны, вокруг никого не было. Даже птиц и бродячих собак. На редкость унылое место. Воспомина-ния все-таки проскользнули из кладовых памяти, воспользовавшись тем, что отсутствие людей и нелюдей позволило Медведю хоть на мгновение расслабиться за последние несколько часов. Он продол-жал сидеть, не открывая глаз, зная, что все равно почувствует, если кто-то появится в парке.

Медведь почувствовал, как все тело охватывает мелкая отврати-тельная дрожь, не связанная с утренней прохладой..

...Дед заставил его снять всю одежду и сложить рядом, около ог-ромной туши убитого медведя, лежавшей в невысокой зеленой траве, подмятой этим массивным мертвым телом.

- Все скидывай, Сашка, не боись, не замерзнешь.

Мальчик снимаете себя куртку, рубашку, брюки, дрожа не столько от утренней прохлады, сколько от страха и возбуждения.

-Подойди сюда.

Дед склоняется над медведем и достает из поясного чехла большой охотничий нож. Хищное лезвие бликует в солнечных лучах, которые стекают по острию, словно золотистая кровь.

- Садись на колени, вот сюда, к голове. Положи руки ему на баш-ку. Да не сюда, олух, на лобешник.

Мальчик робко кладет тонкие руки на огромную лобастую голову с закрытыми глазами и торчащим из оскаленной пасти синеватым прокушенным языком.

Прикосновение к мертвому телу, покрытому густой слипшейся шер-стью, вызывает содрогание. Дед подходит сзади и шепчет на ухо:

- Проси у него силы медвежьей...

В ответ на вопросительный взгляд кивает и говорит уверенно:

- Проси, проси. Он даст.

Мальчик закрывает глаза и тихим, извиняющимся голосом еле слышно бормочет:

- Мишка, мишка, дай мне силы...

Мертвое тело вздрогнуло, и мальчик, ойкнув, вскочил на ноги, ис-пуганно попятившись от трупа. Но, оказывается, это дед вонзил свой гигантский нож в медвежью грудь. Резко запахло кровью. Дед смот-рит на внука и грозно цыкает:

- Ну-ка, на место, и замри. Замри!

Нож уверенно вспарывает жесткую шкуру таежного царя. Дед за-пускает внутрь свои крепкие жилистые руки и, пошарив там, в не-сколько резких движений достает наружу окровавленный кусок мяса. Протягивает внуку и говорит благоговейно:

- На, Санька. Это сила тела медвежьего!

Мальчик брезгливо берет в руки скользкий от крови кусок мяса и смотрит на охотника.

- Что мне с ним делать, деда? Старик улыбается и встает с колен:

- Это сердце зверя. В нем скрыты все тайны леса. Съешь его, и ты станешь сильным, как медведь. Оно откроет тебе свои секреты.

Мальчик рассматривает сизое сердце в своих перепачканных кро-вью ладонях и, нервно сглотнув горькую слюну, жалобно смотрит на дедушку:

- Съесть? Сырым? Я не смогу, деда. Меня вырвет.

- Не вырвет! Ты просто не привык к этому. Твои слабые родители, захиревшие в своем городе, не научили тебя есть сырое мясо, особенно мясо медведя. Этим они угробили тебя, сделали слабым, таким же, как и они сами. Медвежатина вдохнет в тебя свободный дух тайги. Это насле-дие древних охотников. Они вбирали в себя сущность этого сильного зверя. Его мясо становилось их мясом, его кровь текла по их жилам. В мире не было еще человека, который мог бы противостоять силе их духа. Они уважали лесного зверя. Убив его, они просили у него прощения. То, что они забирали его силу, говорило об их страхе, преклонении и желании быть такими же сильными. Почувствуй силу, скрытую в этом сердце. Она потечет по твоему телу, стоит тебе откусить кусочек. По-смотри на меня, мне восемьдесят лет, а я хожу по лесу быстрее тебя, пацана. Я ем медвежатину с детства, этому меня научил мой отец, и ты можешь посмотреть на результат, сравнив мою силу и силу твоего отца, который отказался от этой тайны. Я не смог убедить его прикоснуться к ней. Теперь я предлагаю ее тебе, она - в этом сердце. Оно научило меня многим чудесам, научит и тебя. Попробуй его, не бойся...

Мальчик осторожно откусывает жесткое мясо и, превозмогая тош-ноту, тщательно жует его, ощущая во рту сладковатый привкус кро-ви. Дед внимательно следит за ним.

- Не торопись, жуй медленно, наслаждаясь, впитывая силу посте-пенно. Теперь закрой глаза. Твоя кровь должна слиться с кровью зверя. Только так сила обретает основу.

Мальчик откусывает второй кусок, третий. Мясо уже не кажется ему противным. Наоборот, некая скрытая на самом дне чувств прелесть таилась в этом пиршестве. Лучистые глаза деда словно разож-гли внутри костер этих новых ощущений.

- Чувствуешь огонь?

Мальчик кивает, озадаченно прислушиваясь к своему организму.

- Дай ему выход. Не держи его в себе. Отпусти обратно в лес медве-жью кровь.

Что-то стало происходить со зрением. Небо потемнело и окраси-лось и бордовый цвет. Зелень леса засветилась изнутри мягким изум-рудным светом. Мальчик вдруг почувствовал присутствие целого сонма живых существ вокруг: зайца в ельнике, змею, ползущую воз-ле старого пня, птиц, жуков, муравьев... Закружилась голова, но силь-ные руки деда поддержали внука.

- Это только начало. Лес открывает тебе свои кладовые. Пользуй-ся ими, они твои...

Эти слова Александр Луцкий, а теперь Лагутин, вспомнил через пару лет, когда дед опять взял его на медвежью охоту. Необычные способности стали появляться одна за другой: умение чувствовать чужое присутствие, видеть в темноте, поднимать очень тяжелые пред-меты, слышать отголоски чужих мыслей и даже внушать некоторым зверькам свою волю. Затем - Институт, где вместо сырого мяса Луп кий - "Медведь", начал поглощать вытяжки из крови, растворы, сти-муляторы и часами лежать под колпаком оргонного аккумулятора. Со временем тяга к крови пропала, а Дар остался... Это потом уже был невероятный ужас, именуемый "Яма", и ощущение убийцы, воз-никшее в мутном омуте подсознания...

Медведь стремительно возвращался из этого далекого путешествия по памяти, почувствовав чужое присутствие. Все-таки он прокарау-лил его. Этот кто-то сидел рядом, на скамейке, и молча ждал, когда, наконец, его обнаружат. Медведь медленно приоткрыл глаза, одно-временно нажимая курок пистолета - "Глок" имел особый предох-ранительный механизм, снимаемый первым нажатием курка.

- Хан, как тебе это удается?

Человек, сидевший рядом с ним на скамейке, растянул губы в до-вольной улыбке:

- Здравствуй, Медведь. Здравствуй...

- Но, как...

- Не загружайся, охотник. Я не бесплотный дух, просто я не терял времени даром, в отличие от тебя.

- Как ты меня нашел?

Хан фыркнул и недоуменно уставился на Лагутина:

- Спустя сорок пять лет, ты встречаешь меня этим идиотским воп-росом? Медведь смутился и пожал плечами:

- Извини, просто я не ожидал... я думал... В общем, я уже про вас всех забыл и не могу тебе сказать, что вообще рад тебя видеть. Хан рассмеялся:

- Во всяком случае, честно. А я, между прочим, вижу, что ты не рад. Пистолет с собой, вон, припер. Боишься?

Медведь хмуро посмотрел на собеседника. Манера общаться у того с годами не изменилась, все такой же надменный тон и ирония.

- Боюсь! А ты не боишься? Зачем тогда позвал меня? Кто-то начал охоту на эргомов, это же очевидно. Два трупа за десять дней! Ты-то что вскипятился, если смелый такой?

Хан опять рассмеялся, хлопнув себя руками по коленям:

- Бедный, бедный Медведь. Прижало тебя. Я не боюсь, я опасаюсь. А что разные вещи. И тебя я нашел не от страха. Ты мне сейчас не помощник. Это раньше ты был - да-а - Медведь! А сейчас, посмотри на себя - чучело. Да ладно-ладно, не ерепенься, а то тебе никакая пушка не поможет. Я тебя отыскал, чтобы выяснить для себя кое-что.

- Что выяснить?

- Да успокойся ты. Совсем разладился старик. Мы сейчас не соба-читься должны, а думать, думать, кому это понадобилось - эргомов валить? Соображения у тебя есть конструктивные?

Лагутин втянул голову в плечи и теперь сидел, зло прищурившись и играя желваками:

- Какие соображения? А какие тут могут быть соображения? Двух эргомов убить - это ведь не каждый сможет. Просто время настало. Время, понимаешь, Хан? За все платить надо, должки отдавать.

- Постой, постой. Ты что, думаешь, это Институт за нами тянется? Через сорок пять лет? Чушь! Ты, наверное, так и просидел все эти годы в подвале каком-нибудь, ожидая возмездия за свою свободу.

- Свободу!!! - Лагутин истерически захохотал, - Свободу!!! Ты это называешь свободой? Да все эти годы я только и делал, что трясся от страха. Просыпался по ночам от малейшего звука и вглядывался в темноту, шарил по комнате своим полем, отыскивая опасность. Раз-ве это свобода? Уроды! Вы так ничего и не поняли тогда, какие же вы придурки...

Хан удивленно вскинул брови, слушая торопливую скороговорку старика.

- Чушь! - повторил он и закинул руки за голову, с наслаждением потянувшись и хрустнув суставами. - Маразм! Мы вырвались тогда из этого ада и унесли в своих организмах бесценный Дар - Модуля-цию, которая изменила нас навсегда. Мы вытерпели все, что над нами вытворяли в этом гребаном Институте сначала "митровцы", а затем "ямщики", и вот награда - мы живы, а где остальные? Где те яйцеголовые, которые бились денно и нощно над проблемами времени и пространства во имя "великой цели" - процветания наших воню-чих вождей? Где они? В земле! Понимаешь? Сдохли! И никто из тех, кто сейчас населяет эту землю, не поверит, что нам с тобой - под сотню лет. Никто! А то, что мы тогда этих пацанов погасили... ну что ж, поверь, на самом деле это была не самая высокая цена за наши жизни. Я, например, ни о чем не жалею.

Лагутин медленно покачал головой.

- Ничего не поняли... - бормотал он, словно не обращая внимания на собеседника.

- Да поняли, поняли! Это ты ничего не понял. Когда Вождь накрылся крышкой, и Систему стали делить все кому не лень, что ты думаешь, нас отпустили бы на все четыре? Ага, и денежек бы еще подкинули на безбедное житие. Чушь! Мы слишком ценный мате-риал, да и знали слишком много. Думаешь зря, чти твои высокопос-тавленные друзья, с нами возились? Тоже свои виды имели, поэтому и носились с нами как с писаной торбой. Да и вообще, без нас вся эта Модуляция - полная херим. Мы стали эргомами, потому что у каждого из нас уже был свой Дар! С помощью Модуляции мы нить развили и усилили его. Поэтому мы должны от счастья скакать, что нам выпал этот шанс. И мы просто им воспользовались. Во всяком случае, по этому поводу тебе, Медведь, нечего беспокоиться, никого уже не осталось, поверь мне. Только мы...

Хан встал и кивнул Лагутину, приглашая пройтись. "Пенсионер" с неохотой поднялся, не вынимая рук из карманов.

- Ты что же, Хан, думаешь, это кто-то из нас? Так, да?

Хан развел руками:

- Выходит, что так. Больше некому. Это я и пришел выяснить.

- Ты думаешь - я?

- Теперь не думаю. Вижу, что не ты. Хотя на тебя первого и поду-мал. Ты ведь тогда здорово нервничал, когда мы этих парнишек... Ты и сейчас одержим идеей искупления. Но это не ты. Ты совсем туск-лый стал, негодный ни на что.

- Тогда кто? Ловкач?!

Они уже прошли всю аллею парка и повернули обратно. Медведь еще крепче сжал рукоятку пистолета. Скрытый под легкой тканью летней куртки, "Глок" уже был готов к стрельбе. Их осталось трое. Если исходить из логики Хана, и убийца кто-то из них, то вполне вероятно, что он шел сейчас рядом.

Хан уловил его мысли и расхохотался своим идиотским издева-тельским смехом.

- Ты. Медведь, я чувствую, меня сейчас мочить начнешь. Вынуж-ден разочаровать тебя, дорогой, не я это, не я.

- Значит, Ловкач?

- Значит, Ловкач.

- Ты... с ним уже встречался?

- Нет, убежал он от меня. Сгинул наш Ловкач, ныне господин Батырев. Канул, как будто и не было его. Но, во всяком случае, круг подозреваемых резко сузился.

- Зачем ему это?

- Откуда я знаю? Пути эргомов неисповедимы...

- И что теперь?

- В каком смысле?

- Ну, что теперь делать будем?

Хан пожал плечами, останавливаясь и разглядывая поверхность озера, заросшую тиной и ряской.

- Это уже тебе самому решать, что ты делать будешь, Медведь.

- Что, опять каждый сам за себя?

- Как всегда, как всегда. Но ты не переживай, я думаю, что найду его раньше, чем он до кого-нибудь из нас доберется. Но и ты не рас-слабляйся, старик. Ты же когда-то совсем другим был.

- Когда-то... - пробормотал Медведь и, повернувшись, медленно зашагал по парковой тропинке прочь, мимо густых кустов акации.

- Медведь!

Лагутин обернулся, вопросительно качнув головой.

- Прощай, старина. Наверное, не увидимся уже. Или, разве что, еще лет через пятьдесят.

Медведь повернулся и молча пошел дальше. Вслед ему слышался безумный гавкающий смех Хана.

* * *

Патрульный автомобиль тронулся с места и плавно выехал на пус-тынную улицу, набирая скорость. Через несколько секунд яркие габа-ритные огни растворились в темноте лишенного освещения переулка. Хан долго смотрел вслед уехавшему автомобилю, затем расстегнул кар-ман легкой летней куртки и положил туда свои документы, недовольно качая головой. Ничего кроме раздражения он сейчас не испытывал. И дернул же черт скучающего в "газике" сержанта вылезти наружу и при-цепиться к неприметному мужчине неопределенного возраста, с невы-разительной внешностью, единственной отличительной чертой кото-рой можно было считать чуть раскосые глаза. Этот совершенно необос-нованный поступок блюстителя порядка был вызван не пресловутой бдительностью, а заурядной жадностью и скукой. Прохожий не при-влекал к себе внимания, не оскорблял никого ни действием, ни своим внешним видом, не производил впечатления субъекта подозрительно-го либо нетрезвого. Но милиционер, тем не менее, окликнул сто. Этот поступок впоследствии едва не стоил ему жизни.

- Добрый вечер, товарищ милиционер.

- Документы имеются? - сержант изучающе осмотрел прохожего. Хан растерянно улыбнулся и проворно полез в карман выцветшей джинсовой курточки.

- Кудрин Владислав Итджетович. Москва. - Бегло изучив акку-ратный паспорт, и не обнаружив никаких причин для дальнейшей задержки гражданина, сержант неохотно протянул красную книжеч-ку владельцу. - Русский, что ли?

Хан, забрав документы, облегченно закивал:

- Русский - по матери, отец - таджик.