Тень Города (Муррэй)

  - Лемми, три "Кровавых Мэри", пожалуйста, только без кетчупа, как в прошлый раз.

  - Конечно, леди!

  Очкарик подал брюнетке поднос, на котором стояли три бокала с ярко-алой жидкостью.

  - А где спирт? - поморщилась та. - Ладно, спасибо. За гостей сегодня можешь быть спокоен.

  - Лемми? - Дел отхлебнул сок.

  - Лемминкайнен. В быту - Олег. Ты - Дел, верно? Или Павел. Вместе с именем иногда меняется сущность, но никогда - личность...

  - Не суши мозги, очкар-рик! - это уже Стин, которому надоело молча ездить на плече. - Мы р-развлекаться будем или нет? Эй, пятёр-рочка, ты нас слышишь?

  Из перегородки, отделяющей салон от кабины водителя, высунулся микрофон и заинтересованно повертелся из стороны в сторону, прислушиваясь.

  - Кто-то там, кажется, в нас не вер-рил? Твой др-руг? Может, докажем ему обр-ратное? Где он живёт?

  - Октябрьская, пять, квартира 22.

  - А этаж? - крылатая троица стояла рядом.

  - Третий.

  - Нормально! ОЙ!

  Троллейбус, внимательно прислушивавшийся, рванул сквозь переулок, напрямик. Токосниматели соскочили с проводов, пятёрка радостно взвыла мотором и прибавила скорость, а её обитатели ухватились за что попало, чтобы не потерять равновесие.

  - Вон то окно! С розовой занавеской!

  Вампирчики взмыли к открытой форточке, но, прежде чем входить, вежливо постучали в стекло.

  У сонного Колючки, через пару минут замаячившего у окна, глаза полезли на лоб. Он хотел что-то сказать, но Дел успел раньше:

  - Эй, Ди-и-имыч! Вылазь давай!

  Серая нырнула в квартиру, и, наверное, объяснила то же самое более доходчиво. Дверь подъезда хлопнула: ошарашенный друг в сопровождении троицы выскочил во двор.

  - Во, блин, - выдавил он. - Такие сны мне ещё не снились...

  - Сам ты сон, - обиделся Стин и тяпнул за ногу уже Колючку (чёрная вомпиресса завистливо вздохнула). - Пар-рень, скажи ему!

  - Ну что, теперь убедился? - Делу почему-то стало смешно - так нелепо выглядел всегда уверенный в себе скептик Димыч с отвисшей челюстью. - Поехали прокатимся!

  Колючка на всякий случай отступил подальше.

  - Не-е, ребята, вы чё, у меня родители спят... Дел, не сходи с ума! Хотя, наверное, это я с ума сошёл уже, если с котом разговариваю.

  - Так есть троллейбус или нет?

  - Есть! Есть! Только не трогайте, я ещё только жить начинаю! - "пятёрка" грохнула хохотом, наблюдая, как Колючка пятится к двери. Неожиданно он повернулся спиной и в три огромных прыжка скрылся в доме. - Сами катайтесь, ненормальные, в пол-второго!

  "23.58" - не соглашались часы.

  - Время управляемо, оно тоже - всего лишь материя, струящаяся в бесконечность... - Лемми задумчиво пощипал бородку.

  - Ты, калькулятор-р - философ! Куда дальше? Может, твоих др-рузей попугаем?

  - А давайте к Юльке! "Вирта" открыта круглосуточно, а сегодня её смена!

  - Пар-рень, а у неё инфар-ркта не будет?

  - У неё?! Скорее, у башенного крана!

  - Сам ты кран башенный! А ещё муталиск недоразвитый и зябка недобитая! - оказывается, хитрая пятёрка уже стояла возле клуба, где админша очень вовремя вышла покурить на крылечко. - Я сегодня, наверное, переработалась. Эй, друг, что за игрушка? У нас таких не было! Я же русским языком сказала, хакеры малолетние - ничего самим не грузить, не пущу больше!

  - Это реал, Юленька, - высунулся наружу Лемми. - Абсолютный и стопроцентный.

  - Олежек, сидиром твою под Линукс, ты-то тут откуда, чучело волосатое?

  - От верблюда! Залазь!

  - Ну, раз реал, значит, глюки, - абсолютно логично решила Юлька. - Юра! Ю-У-РААА, козёл, доиграй за меня с пятым и шестым, я прогуляюсь до утра! Что значит - ехидна? Сам дикобраз песчаный, завтра отработаю! Вредина??? Ах ты...

  Лемми затащил её, подбирающую достойный ответ на "вредину", в салон, и пятёрка скрылась за углом, выруливая на шоссе.

  Лейтенант на посту ГАИ почесал затылок, сдвинув на бок фуражку, потом посмотрел на радар; мелькающие уже за поворотом фары троллейбуса; ещё раз на радар. "Когда телу придана скорость 11, 2 км\с, тело становится спутником Земли," - машинально подумал он. "Не надо было так бурно отмечать звёздочку..."

  Растаманы, блаженно ползшие по обочине, лениво помахали вслед. Потом один спросил у другого:

  - Слышь, брат, где ты эту траву брал? Я тоже хочу!

  Стин, Дел и Лемми забрались в кабину, попросив троллейбус убрать перегородку. Теперь кот восседал на руле, бормоча себе под нос:

  - Троица... Юлька... Равен... Дел... кто там ещё... Лемми, все!

  Очкарик глянул на Стина с лёгким удивлением.

  - Точно? Ты хорошо подумал?

  - Мр-р... - даже под густой шерстью кот умудрился покраснеть и прижмурил глаза.

  - То-то же, - назидательно сказал Лемми. - Пятёрочка, дорогу помнишь?

  На лобовом стекле высветилась карта с вопросительным знаком в центре.

  - Ага... давай-давай. Человек уже ждёт!

  - Не пр-роблема! - кот дотянулся до часов на приборной доске и перевёл их на десять минут назад, попутно чуть не свалившись.

  - Аккуратнее, тварь хвостатая, похороны за свой счёт! И ремонт - тоже!

  Колёса оторвались от дороги, перед глазами поплыли кроны деревьев, провода...

   - И сколько я ждать буду? - девушка из рисунка куталась в свитер, стоя на краю крыши, у водосточной трубы. Гитару она бережно держала на весу. - Лемми, мог бы и сообразить, что ваши шуточки со временем легко просчитываются!

  - Пр-рошу пр-рощения, Леди Кр-ри, - промурлыкал Стин, становясь на задние лапы. - Задер-ржались, понимаете ли.

  Гитаристка дождалась, пока бок пятёрки поравняется с ней, и прошла сквозь него, как сквозь воздух, будто не заметив. Лемми восхищённо цокнул языком, толкнув Дела в бок, - смотри, мол, нам ещё расти и расти!

  - Кто это? - шёпотом спросил Дел - среди гостей началось лёгкое гудение.

  - Р-разр-решите пр-редставить! - провозгласил кот. - Для тех, кто не знает - это Крис Тинейдж, Тень Города. Или просто Кри, для друзей.

  - Лучше Кри, - девушка смутилась. - С днём рождения, Пятёрка!

  - Тост! Тост! - народ зашевелился, вслушиваясь, поспешно наполняя стаканы и бокалы.

  - Ладно, слушайте...

  Спасибо тебе, Пятёрка. За то, что ты собрала нас сегодня, за то, что ты всегда там, где нужно, и просто за то, что ты - есть. С днём рождения!

  По салону раскатились аплодисменты, звон и одобрительный гул.

  - Лемми! - белая вампирша рассматривала на просвет фужер с алым напитком, то и дело встряхивая головой, упрямо клонившейся набок. - Лемми, всё-таки надо было спиртом разбавить. Это же ак... ал... ал-ко-го-лизм, о! чистую кровь хлестать. Крис, пожалуйста, что-нибудь из новенького, а? Мы так давно тебя не... не слышали!

  Крис устроилась возле стенки, "для создания музыкального фона", как выразился Стин на ухо. "Вообще-то она одна из первых попала в этот троллейбус... просто не любит, когда на неё обращают внимание".

  Если ты бес и умеешь взлететь, в тебя разрядят револьвер

  А если ты встанешь, безумен и горд, монету на жизнь разменяв

  То люди тебе не простят; этот город узнает, как можно кричать

  Ветер;

  Небо;

  Дождь;

  Горло взрезано венами черной бесовской воды

  Ночь -

  У меня на коленях плачет без слез до беды

  И бес потихоньку над вами споет, но ветром слова унесло

  А старые песенки - старый мотив - прошепчет, прощаясь, сквозняк

  И город затихнет у старых могил, и где-то послышится свора гончих собак

  Усталость не стоит того, чтобы ждать, а жалость - того, чтобы петь

  А люди, как прежде, глядятся из нор, и ночью боятся вздохнуть

  А я менестрель: я пою до сих пор, другим не давая уснуть

  ((c)Jam)

  Сон пришёл к прикорнувшему у окна Делу незаметно, мягкой лапой прикрыв глаза...

  Казалось, прошло минут пять-шесть. Но внутри стало заметно тише: или гости устали, или начали потихоньку рассасываться... Девушка сидела там же, но гитара звучала, как фортепиано - плавный перебор клавиш. И грустный мужской голос.

  Пел Лемми. Облокотившись на спинку одного из сидений с лопнувшей по шву кожей, отбросив назад спутанные патлы, он вплетал в сложные изгибы мелодии негромкий баритон, перетекающий в шелест дождя, его негромкий стук по крыше. Точнее, не пел - говорил, рассказывал напевным речитативом о таких знакомых вещах, поворачивающихся новой гранью...

  Если ладонь никогда не вспоминала прикосновение рукояти меча, который ты даже не видел - ты не поймёшь меня.

  Чёрная полночь.

  Чёрный стержень в изгрызенной шариковой ручке.

  Чёрный кофе. Или чёрный, до обугленно-кровавого цвета, чай - две чашки похожи, как близнецы. Особенно когда жидкости остаётся на один глоток, обжигающий грудь ледяным холодом остывшего времени.

  Старый Новый год - непредсказуемое сочетание слов, последнее усилие остаться в прошлом - или прорваться в будущее, которое давно не несёт ничего нового, всё быстрее и быстрее закручиваясь в готовую сорваться тугую спираль закрытых штор, ярких ламп дневного света, тупой обыденности; ещё несколько лет, мелькающих снежинками над протянутой ладонью легенды - и рука опустится, не встретив ответа. И окончательно вырастут те немногие романтики, по ночам смотрящие в окна, сидящие на подоконниках, а по лицу осколком бытия стекает слеза; сдерживающие напор обычной, - самой обычной! - жизни ещё одним нечаянно появившимся рассказом, стихотворением, романом, рисунком или просто мыслью; ведь иногда достаточно сумасшедшего желания прорвать сухую канцелярскую размеренность - безразлично, как, но сейчас; которые никак не хотят понять, что все мы живём в одном мире, скучном и однообразном, потому что вы сделали его таким - непонимающие... Глотни остывший кофе, посмотри сквозь стену - над городом струится сырой ветер, ветер сумерек, устало взмахивая отяжелевшими крыльями; и как не хочется опять и опять осознавать, что сейчас в двадцать первом веке, мало осталось просто чувствующих, без внешнего лязга очередной кольчугой средневековья или хлопанья острыми ушами толкиениста, на которых сейчас не реагирует даже милиция; дождись, пока все уснут, выйди на крышу; пройдись по туману, каплями оседающему на остром хребте набережной.

  Несколько минут - и полувздохнёшь, полувсхлипнешь, понимая, что это не более чем твоя мечта, галлюцинация, сон о героях и демонах, добре и зле, тому, чего не может быть по всем законам, о чём разучились даже думать; и вывернет душу безмолвный крик: почему? За что ты можешь это представить, свой мир, свою сказку, но обречён жить здесь и сейчас, с краткими вспышками безвременья, с неизбежной морочно - тоскливой уверенностью в том, что дальнейшая жизнь расписана за тебя заботливыми родителями и родственниками. Последние... как мало вас осталось, и всё реже приходит мысль, пронизанная горечью потери того, чего не было и нет, отдающая запахом травы на рассвете, звучащая тропой под копытом, цвета серого плаща в сумерках или чёрной с блестящим металлом кожи - у каждого своё...

  Этого не было.

  Этого нет.

  И этого не будет.

  Троллейбус наполнила внезапная тишина. Дел видел его население - сквозь вязкий туман. Слышал голоса - как угасающую музыку, когда выключаешь телевизор. Молчала гитара. Молчал - укоризненно - Стин. Молчал - виновато - Лемми.

  Дел коснулся упругой белой стены, отгородившей их сиденья. И тут же, отвечая на невысказанный вопрос, Лемми бросил:

  - За то, что испортили тебе праздник. Не волнуйся, у тех, - кивок за туман, - всё нормально. И тебе не надо было это понимать. Слушать - да, но не воспринимать, хотя кто виноват, что ты чувствовал то же самое?

  - Замолчи, Лемми. Витраж не склеишь, сказанное не сотрёшь. Убирай морось, скоро рассвет, пусть ребёнок в последний раз оторвётся.

  - Что? Почему - последний? - вот теперь Дел по-настоящему испугался. Сначала за себя, потом появилось ясное ощущение того, что с ним-то всё будет нормально, а вот...

  - Последний день рождения, - колок гитары медленно поворачивался, натягивая струну всё туже. - Наше время - до восхода, потом ещё несколько поездок по ночам, в пятёрке, которая снаружи кажется пустой... да, собственно, так оно и будет. Я, Лемми, Стин, пара друзей... и, через три - четыре месяца, к Новому Году, - плавный уход туда, где смыкаются рельсы и параллельные прямые.

  - Иди, малыш, иди и спасибо тебе. Иначе праздник не был бы таким, - Кри, привстав, неловко чмокнула Дела в щёку. И только сейчас он заметил, что гриф просвечивает сквозь её полупрозрачные пальцы.

  До отказа натянутые струны начали рваться. И с каждым резким звонким ударом окна троллейбуса менялись. Нет - менялось то, что было за ними.

  Закат. Мир стекла и бетона, дробящий свет на лучи и потоки, плетущий сеть этажей и переходов - заканчивающихся одной - единственной аркой и самолётом над морем.

  Ночь. Звёздное небо, два диска над пустыней с хрустальными башенками и хрупкими большеглазыми существами, удерживающими на лентах огненных птиц.

  Рассвет. И опять пятеро - девочка в лёгком платье и три пацанёнка в шортах и маечках едят мороженое, крепкий мужчина в форменном комбинезоне, нахмурившись, рассматривает странную четырёхкопеечную монету.

  Он успел бы. Но грани сдвинулись - рука поймала только уже ставший ненужным инструмент. Кри прошла насквозь, исчезнув вместе с сиденьем.

  - Стой... - прошептал он, понимая всю бесполезность просьбы.

  - Какая разница... - Лемми снял очки. - Как был ты кем-то, так и останешься, как был я паршивым экономистом, а он, - в сторону Стина, - обыкновенным котом, так и будем. Всё проходит.

  Тишина. В ней, как усталый пловец, не видящий берега - три фразы.

  - Можешь попробовать, конечно. У меня не получилось. У неё - тоже.

  - Что?

  - Напиши сказку... про нас. Если сможешь. Настоящую сказку, чтобы читающий - поверил.

  Дел стоял на блестящем полу, сжимая гриф гитары. Единственное, что ещё помогало ему не выпасть из троллейбуса, как из затянувшегося кошмара.

  "Напиши сказку..."

  Шуршащий шёпот отразился от стены дома.

  Колено задело скамейку на остановке.

  А улица, как обычно в пять утра, была пуста.

Эпилог.

  Глоток чёрного кофе.

  И карандаш, в спешке царапающий бумагу.

  И новостройки за пеленой февральского мокрого снега - с подоконника хорошо видны тёмные провалы окон в ровных квадратах панелей.

  И...

  Что???

  И тихий, пока чуть слышный напев под призрачными колёсами...

  И строчка на новой странице:

  "Глава первая"