Двадцать
На всех сайтах в Интернете говорилось, что, встречаясь с незнакомцем, лучше делать это в людном месте и сообщать родным или друзьям, куда собралась. Но Элли в эту субботу собиралась нарушить все правила. Менее чем через два часа за ней заедет Майки Маккензи, и ни одна живая душа не в курсе, даже дома никого не будет, кроме нее.
«Скоро буду», — написал он.
Да, уже скоро.
Элли бросила мобильный на кровать, как будто он обжег ей руку, открыла окно спальни и выглянула наружу. На улице была гроза, черные тучи; крупные капли дождя падали сплошной пеленой. Опершись на локти, она стала смотреть. Кошка нырнула под козырек; сквозь щели в рулонном газоне просачивалась вода, а все деревья вздыхали.
Она пыталась было делать уроки на кровати, обложившись учебниками по географии; пыталась сделать вид, будто ей не все равно, что население мигрирует из сельскохозяйственных районов в города в результате индустриальной революции. Однако стоило подумать о чем-нибудь столь глобальном, и собственная жизнь начинала казаться ничтожной, а потому так ли важно дедать уроки, сдавать экзамены — какая вообще разница, что будет дальше? Ничего не имеет значения, поэтому так легко нарушить любой запрет. Она взяла телефон и написала сообщение: «Думаю о тебе». Она и правда думала о нем. С понедельника, со встречи в гавани, она вообще больше ни о чем не могла думать.
Новое сообщение: «ХОХОХО»*.
* Сокращение для «целую».
Поцеловать, значит, ее хочет.
Она должна поесть. В переломные моменты жизни никто не сидит на диетах.
Ее родители сидели за столом, держась за руки. Перед ними стояли пустые тарелки и чашки с кофе. Когда она вошла, родители подняли глаза и улыбнулись. Мило, ну прямо как нормальная семья.
— Есть хочешь? — спросила мать, отодвигая стул. — Я только что твоему отцу делала сэндвичи с беконом. Хочешь, тебе сделаю?
— Да нет, спасибо.
Она знала, чего ей на самом деле сейчас хочется — двойной шоколадный кекс из запасов Тома, который хранится в хлебнице и к которому не разрешено приближаться никому, кроме брата.
Мать нахмурилась, но, не обращая на нее ни малейшего внимания, Элли взяла кекс, села и стала разворачивать упаковку:
— Уходить не передумали? Отец рассеянно кивнул:
— Вот только дождь кончится.
Они выглянули в окно, в утонувший под потоками воды сад. На этом разговор кончился. Лишь на долю секунды приход Элли развеял тучи. Но теперь они не могли говорить ни о чем, кроме Тома; не могли делать ничего, если это не было связано с делом Тома. Так легко было впасть в уныние.
Наконец мать глотнула остывшего кофе, поморщилась и поставила чашку.
— Не могу поверить, что опять выходные, — сказала она. — Все кажется, что в любую минуту это прекратится и мы снова заживем нормальной жизнью.
Отец вытер рукой лоб. Вид у него был усталый.
— Не будет больше никакой нормальной жизни. Если только эта маленькая сучка не решит забрать заявление.
Раньше она его таким не видела, и это слово, как он его произнес...
— Разве можно так ее называть, пап? — выпалила она. Он вытаращился на Элли, раскрыв рот.
— Она намерена испоганить твоему брату всю жизнь!
— Это ужасное слово. Я только это хотела сказать. Он покачал головой, словно считал, что она не в своем уме, и снова уставился в окно.
В детстве Элли каждую субботу проводила с отцом в парке — они ходили на площадку, кормили уточек на пруду и искали дерево пораскидистее, куда можно было бы вскарабкаться. Мать ходила на йогу, у Тома был футбол, и они с папой всегда гуляли вдвоем. «Дитя природы» — так отец ее называл, когда вынимал потом из ее волос листья и прутики. А еще разрешал выбирать на ланч все, что она захочет, в кафе. Но когда ей исполнилось одиннадцать, что-то изменилось. Он начал отстраняться. Она была слишком взрослой для объятий, слишком большой для игр и баловства. Медленно они стали отдаляться друг от друга. И иногда, думая об этом, Элли приходила к выводу, что он уже много лет просто не обращает на нее внимания.
— Двадцать пять миль тащиться, и по такой-то погоде, — процедил отец. — А главное, она же нас даже не узнает.
— Саймон, — ответила мать, — не забывай, ты о моей матери сейчас говоришь.
Он поднял руки:
— Так пристрели меня!
Элли вздохнула, проверила сообщения. Меньше часа осталось. Новых сообщений не было.
— Вернетесь, как обычно? — спросила она. Мать кивнула:
— Должны.
— Не задержимся, — добавил отец.
— Вы только к бабушке? Больше никуда не поедете? В коттедже не будете убираться?
— Откуда столько вопросов?
— Ниоткуда. — Она отодвинула тарелку. Ее вдруг затошнило.
— Не хотела есть кекс, так зачем взяла? — сказала мать. — Его вообще нельзя было трогать.
Она убрала кекс на место, облизнула пальцы, задвинула стул и пошла мыть тарелки. Элли снова проверила телефон:
— А Тома весь день не было? Мать грустно улыбнулась:
— Пусть делает что хочет, пока есть возможность.
— Он в гольф-клубе, — вмешался отец. — И если хоть каплю соображает, будет играть в помещении, на симуляторе. Сам бы, кстати, не отказался.
Элли пилила вилкой скатерть так, что на ней остался след.
Отец нахмурился:
— Что с тобой, Элинор?
Не уезжайте, не оставляйте меня одну, хотелось ответить ей. Я совершила глупость...
— Ты же сегодня к экзаменам должна готовиться, мы вроде договорились.
Весь пол в ее комнате был завален конспектами по истории, проект по рисованию лежал на столе, готовый лишь наполовину, а испанский она даже не начинала. Знай отец, как она отстала от остальных, у него бы удар случился. Ее бы под домашний арест до восемнадцати лет засадили.
— Какой предмет сегодня учишь? — спросил он.
— Географию, — ответила она. Единственный предмет, которым она вообще занималась с понедельника.
— А... — проговорил он, — знаю-знаю, старичные озера. — Он похлопал ее по руке. — Завидую тебе, Элли, хотел бы я хоть как-то отвлечься от всего этого.
Может, стоит ему сказать? Я пригласила в дом Майки Маккензи. Да вы же его знаете наверняка, он брат Карин Маккензи. У меня есть план. Проблема в том, что мне страшно...
— Дождь, кажется, не собирается прекращаться, — сказала мать. — Что делать будем?
Отец встал:
— Поехали. Хоть отстреляемся. — Он взглянул на Элли: — Бабушке ничего не хочешь передать?
— Да не особо. Просто скажите, что я скоро тоже ее навещу. Что я соскучилась.
Он кивнул, наклонился и поцеловал ее в макушку:
— Занимайся.
У нее на сердце потеплело. Он много лет так не делал.
Далее последовал обычный ритуал поиска вещей. Мать порылась в сумочке, ища ключи от машины, а в результате они нашлись в кармане пальто. Отец рассеянно наблюдал за ней, потом проверил свои карманы, хотя ключи она уже отыскала. Взял бумажник, включил мобильник, потом оказалось, что он забыл, где очки. Мама тем временем решила, что потеряла кошелек, и снова перерыла всю сумочку. Они казались такими беспомощными. А однажды станут старенькими и седыми. Я могла бы поехать с вами, хотелось сказать Элли. Я позабочусь о вас. Давайте я сяду на заднее сиденье, и мы будем распевать песни. А когда приедем в дом престарелых, бабушка угостит нас мятными конфетами, а мы вывезем ее кататься в инвалидном кресле.
Но такие дни были ей хорошо знакомы, и она хорошо знала, что это ничего не решит. А вот если остаться дома, к тому моменту, когда они вернутся, все будет иначе.
|
Двадцать один
Когда Майки вошел в гостиную, мать даже пылесос выключила, чтобы полюбоваться им. Холли и Карин оторвались от настольной игры и даже присвистнули одно -временно. Он рассмеялся. На нем были новая футболка и любимые джинсы. Он побрился, принял душ и даже прополоскал рот. Зная, что выглядит хорошо, прошелся по ковру, как модель.
— Посмотрите только, и это мой сын, — проговорила мать. — Мой красивый мальчик.
— Кому сегодня повезло? — бросила Карин, встряхивая кости и бросая их на стол. — Обычно ты так не стараешься.
Она хитро улыбнулась — давно он не видел этой улыбки, — и ему даже стало немного стыдно. Но он не мог рассказать ей об Элли, по крайней мере пока не достанет нужную информацию. Она не поймет.
Холли взяла его за руку:
— И куда ты ее поведешь?
— Пока не решил. Куда-нибудь.
Он сел за стол и стал наблюдать за игрой. Карин поддавалась, чтобы Холли выиграла. Поняла, что он ее вычислил, и подмигнула ему.
Мать снова включила пылесос, и они подтянули колени к груди, чтобы она вычистила ковер у них под ногами. Майки почувствовал себя ребенком.
— Еще купим новые подушки, — закричала мать, заглушая шум пылесоса. — Видела на рынке красивые, с вышивкой. Новые подушки сюда нужны, как думаете? И ковер.
Майки согласно кивнул и посмотрел на часы. Еще двадцать минут в запасе. Похлопал по карману, где лежали ключи от машины. Он чувствовал себя полным дерьмом из-за того, что пришлось соврать Джеко, но тот бы в жизни не одолжил ему машину и не согласился бы во второй раз отложить бойню в гольф-клубе, скажи Майки правду.
— Есть конкретные вещи, на которые они смотрят, — заявила мать, выключая пылесос и сворачивая шнур. — Грязь, например, но особенно запахи. Я все утро проветривала и включила электрический ароматизатор.
Она стояла руки в боки, довольная собой.
— Мы тут все промерзли с этими открытыми окнами, а закрывать она не разрешала, — сказала Карин. В глазах ее были смешинки.
Мать улыбнулась:
— Ты замерзла, потому что не ешь ничего, и поэтому я пошла делать тосты.
Карин убрала игру, дала Холли бумагу и фломастеры. Мать сделала четыре чашки чая и тосты с маслом, даже намазала их джемом и порезала на квадратики. А потом аккуратно поставила перед Карин тарелку.
— Давно уже не видела, чтобы ты ела, — сказала она. Та с наслаждением вздохнула и взяла кусочек тоста. Надо же, как все просто.
Карин выглядела намного счастливее, чем все эти дни. И Майки знал почему. Она считала, что теперь всегда будет так шоколадно, как сегодня. Что мать ей поможет.
Легко было поверить в это, сидя здесь и попивая чай с тостами. После прихода Джиллиан в понедельник мать взяла себя в руки, забрала Холли из школы, позвонила в соцслужбу и извинилась. А в понедельник вечером собрала их троих и пообещала никогда больше не пропадать вот так.
— Теперь все будет иначе, — сказала она.
И вот за четыре дня она сделала генеральную уборку в коридоре, гостиной и на кухне. Квартира теперь выглядела просторнее, светлее. В выходные мать планировала добраться до второго этажа. Майки знал, что будет дальше. Она начнет набивать мусорные пакеты старыми игрушками и одеждой; утратит чувство меры, выбрасывая вещи, которые еще нужны. Майки помнил, как таким образом в прошлом году пропала его джинсовая куртка, помнил, как Холли рыдала из-за коллекции футбольных карточек. Еще через неделю, если мамина энергия к тому времени не иссякнет, она возьмет местную газету и примется искать работу. Будет обводить кружочками вакансии и складывать газеты в кучу. Потом начнется нытье, что они ею не особенно интересуются, что в жизни с ней никогда ничего хорошего не случается. И тогда она решит немножко подбодрить себя, хотя бы дешевой бутылочкой красного вина из лавки Аджая через дорогу. «Всего один разок», — скажет она.
И снова-здорово. Сто раз уже это проходили.
— Ладно, мам, — сказал он, — давай перед уходом проведу небольшой тест. Утро понедельника. В дверь звонит соцработник, вся такая улыбается: мол, пришла помочь. Ты несколько дней убиралась, она заходит, довольно осматривает все вокруг. Первый вопрос: почему Холли так долго не ходила в школу?
— Не станет она меня об этом спрашивать.
— Может и спросить. Что ответишь?
— Скажу, что она болела.
— Чем?
— У нее была мигрень.
— У детей не бывает мигреней!
Мать сдвинула пепельницу на сантиметр влево и примостила зажигалку на край столика, словно выкладывая какой-то орнамент.
— Не бойся, я справлюсь. Говорю тебе: теперь все будет иначе.
— Скажи, что у нее была температура и кашель или неудержимая рвота. Но не мигрень. И не кури, когда они придут.
Он знал, как важны для матери ее перекуры, как они помогают ей успокоиться. И понимал, что слишком жесток.
— Да не волнуйся ты так, — сказала она. — Они же придут, чтобы помочь. Сяду у окна. Скажу, что никогда не курю, когда Холли дома.
— Покажи ей противопожарную сигнализацию, — посоветовала Холли, ткнув в потолок фломастером.
Майки проследил за ее взглядом. То, что мать уже несколько дней не пила и в квартире навела порядок, — это одно, но установить пожарную сигнализацию, которая к тому же работает, — вот это уже что-то новенькое.
— Удивлен? — улыбнулась мать.
Он не удержался и улыбнулся в ответ.
Она взглянула на часы:
— Иди отдыхай, Майки. Иди, ты и так уже достаточно помог.
Он проверил мобильник. Новых сообщений нет, но это ничего. Они же уже договорились. В полтретьего у Элли дома. Значит, выходить через несколько минут.
— Нравится рисунок? — спросила Холли и показала его всем. Она нарисовала Карин — на лугу, волосы развеваются на ветру. В руках у нее был воздушный змей в виде дракона и пылающий меч.
— Красиво, — сказала Карин.
Холли улыбнулась, аккуратно вырвала рисунок из альбома и положила на стол:
— Теперь нарисую, как ты идешь в школу.
— Только дракона не забудь, — усмехнулась Карин. — Он мне понадобится, если придется туда вернуться.
Майки отнес тарелки на кухню и заглянул в холодильник. Он был битком набит — соки, йогурты, сыр, молоко, чего там только не было. Мать купила даже бекон и сосиски.
Вернувшись в гостиную, он увидел их втроем на диване. Они сидели и смотрели передачу про альпиниста, который отморозил ногу и потом, после операции, принял горячую ванну, и у него отвалился палец. Он положил его на раковину, а жена нашла. Они хохотали, как ведьмы. Майки улыбнулся, и ему захотелось им что-нибудь оставить. Он положил на стол десять фунтов.
— Вот, — сказал он, — купите себе какое-нибудь кино и конфет.
Они взяли деньги с таким видом, будто он им миллион долларов вручил.
Ему почти не хотелось уезжать. Ведь это идеальный субботний вечер, как он его себе представляет; еще недавно сел бы рядом с ними на диван и остался.
— Ну, я пошел.
Мать отсалютовала ему чашкой чая:
— Повеселись на славу.
|
Двадцать два
Открыв дверь, Элли залилась краской — ну прямо до ушей. Майки при виде этого захотелось закружить ее в объятиях и поцеловать, но он решил потерпеть, пока они не отъедут подальше от дома.
— Готова? — спросил он. Она извиняюще улыбнулась:
— Нет еще. Не собрала еду с собой.
— Купим рыбу с картошкой. Она погрозила ему пальчиком:
— Какое же приключение без пикника? Заходи, я быстро.
— Давай лучше в машине подожду. Она покачала головой:
— Дома никого, не волнуйся. Она не оставила ему выбора.
Когда Элли закрыла дверь, он увидел тусклый синий свет, проникающий сквозь цветное стекло и растекающийся по полу. На стенах были картины, а еще скульптура на постаменте — мужчина и женщина стоят обнявшись. Майки коснулся ее пальцем, удивившись гладкости камня.
— Это не оригинал, — сказала Элли.
Он смущенно убрал руку.
— Копия. Естественно, копия! Ни у кого нет настоящего Родена.
Он кивнул, точно это само собой разумеется, мысленно проклиная себя за то, что не разбирается в искусстве.
Она провела его через гостиную — диван, стулья, стеклянный шкаф с семейными фотографиями (Элли в купальнике с кубками за плавание выглядела очень сексуально) — на кухню. Та была в глубине дома и оказалась намного меньше, чем он думал. На столе были разделочная доска, хлеб и самая разная еда для пикника. Задняя дверь была открыта, а за ней виднелся сад — тенистые зеленые просторы, снова поразившие его огромной лужайкой и деревьями.
На одеяле лежала собака и сонно помахивала хвостом. Она была старая, шерсть вокруг носа поседела. Хоть что-то знакомое. Как вести себя с собаками, он знал.
— Как его зовут?
— Стэн, только это девочка.
— Кусается?
— Только если ты печенье. Хочешь — погладь. На нее никто не обращает внимания.
Он знал, что девчонки любят парней, которые любят животных, а на этот раз ему даже притворяться не нужно. Он очень ласково, не спеша, погладил собаку. Та перевернулась пузом вверх и позволила ему себя потискать. Майки улыбнулся и на минуту даже забыл, где находится.
— Хорошая девочка.
— Бабушкина. А еще у нас ее рыбки.
Он взглянул на нее:
— А твоя бабушка дома?
— Нет, что ты, она в доме престарелых. Хочешь чаю или чего еще, пока ждешь?
У него сердце забилось.
— А что у тебя есть?
— Подожди.
Вернулась она быстро. Он слышал, как она бежит по коридору, как открывается и закрывается дверь. Она принесла бутылку вина и отдала ему. Хочет произвести впечатление.
Он свернул пробку, сделал пару глотков и передал ей бутылку. Она приложила горлышко ко рту и отпила совсем чуть-чуть. Потом вытерла рот ребром ладони.
— Ну так что ты собралась готовить? — спросил он.
— Просто бутерброды.
— Так давай сделаем.
Им лучше бы поторопиться. Пока они здесь, он не сможет расслабиться.
Он перебрал разложенные на столе продукты — дорогой листовой салат, сыр в деревянной коробочке, помидоры, оливки. Навороченные они тут едят бутерброды, хотя ему было бы интересно поработать со свежими продуктами. Она достала еще кое-что из холодильника — красный перец, пучок салата рокет.
— Масло нужно? — спросила она.
— Только не из морозилки. Майонез есть?
Она достала майонез и нож из деревянной подставки в шкафу. Он нарезал хлеб, намазал его майонезом, положил салат и ломтики помидоров. Она наблюдала за ним, и ему это нравилось, ведь он знал, что выглядит круто. Достав сыр из коробочки, он разложил тонкие ломтики поверх салата.
— Черный перец и соль есть?
Она взяла мельнички и сама помолола перец. Она крутила мельницу, и ее бедра при этом раскачивались, а юбка колыхалась. Это было очень красиво, как будто юбка была частью ее тела.
Он порезал бутерброды на треугольнички по диагонали, завернул их в фольгу, сделал шаг назад и отвесил поклон.
— Ну вот, — сказал он.
— Ты прирожденный шеф-повар, — ответила она. — Так ловко все сделал.
Они улыбнулись, глядя друг на друга.
— Ну что, пойдем?
Она проверила мобильник, села за стол и достала из ящика пачку табака, папиросную бумагу, зажигалку и немного марихуаны.
— А это еще зачем? — спросил он.
— А как ты думаешь?
Она понятия не имела, как сворачивать косяк, это было видно. Забыла сперва нагреть, потом, когда вспомнила, положила слишком много травки, а уж свернула вовсе с трудом. Ему хотелось сказать, что ей необязательно все это делать, чтобы заинтересовать его, но он не знал как.
— Думал, ты не куришь, — наконец выпалил он, глядя, как она облизывает бумагу и заклеивает сигарету.
— Не курю.
— А это как называется?
Она взглянула на косяк в руке, точно тот не имел к ней никакого отношения, и пожала плечами:
— Особый случай.
Она сделала мундштук, оторвав кусочек папиросной бумаги и свернув ее плотно.
— Слишком маленький, — заметил он.
Она развернула бумагу и начала заново. Время от времени при этом она поглядывала на него, но он делал вид, что не замечает. Не хотел, чтобы она видела, как ему неуютно. Как его пугает все это. Ему все время чудились какие-то звуки, хотя сидел он очень тихо. Вечер был полон звуков, и он не мог понять, нужно ему беспокоиться или нет. Может, это обычные звуки, что бывают в домах: бойлеры, радиаторы, электроприборы? Но может, ему стоит волноваться? Например, при звуке колес на подъездной дорожке, или шагов по гравию, или ключа, поворачиваемого в замке.
— А где все твои родные? — спросил он. Не выдержал — надо было проверить.
— На работе.
Он недоверчиво взглянул на нее. Врет. Богачи не работают по выходным.
— А брат играет в гольф.
Майки почувствовал, как жар застилает шею, лицо.
— Ну вот, — сказала она, с улыбкой демонстрируя ему готовый косяк.
— Хочешь выкурить в машине?
— Нет, давай здесь. — Она бросила ему сигарету. — Тебе выпала честь попробовать первым.
Он закурил, сделал пару затяжек и передал сигарету ей. Она затянулась разок, даже не вдохнув дым, потом отдала косяк обратно.
Он покачал головой:
— Я, вообще-то, не фанат.
Она, кажется, удивилась, потом затушила сигарету в блюдце и взяла бутылку с вином:
— Может, еще вина тогда?
Почему они не уходят? Машина Джеко ждет на улице, сэндвичи готовы. Он взял бутылку и глотнул пару раз, чтобы успокоиться.
— Ну что, пойдем?
Она снова посмотрела на свой мобильник:
— А дом посмотреть не хочешь?
— В смысле, ваш?
— Ну да, почему нет?
Она встала, взяла бутылку и вышла из кухни. Как агент по недвижимости, не надеющийся ничего никому продать, Элли перечисляла комнаты за закрытыми дверьми. Гардеробная, кабинет, ванная, комната для гостей. У входа в спальню ее брата Майки притормозил. Комната была закрыта на замок — она по-прежнему считалась местом преступления. Он приложил ладонь к двери. Элли не замедлила шаг.
Наконец они оказались в ее спальне и сели на кровать. Здесь повсюду были книги и конспекты — на столе, на полу. Но когда он попытался пошутить на этот счет, она не обратила внимания. В ней появилась какая-то холодность, не было той теплоты, что на реке, кокетства, как в гавани. В голове у него все перепуталось.
Он достал табак и скрутил тонкую самокрутку. Она встала на колени на кровати, открыла окно и высунулась на улицу. Он представил вдруг, что она вылезает на уступ, раскинув руки, как крылья. Может, она и летать умеет? Сегодня она казалась способной на все.
— Будешь курить — подойди к окну.
Он встал на колени с ней рядом, и они выглянули в сад — зеленый, тенистый, надежно огороженный железными воротами. Отсюда было слышно, как листья и даже дорожная пыль падают на траву. Как же здесь тихо, подумал он, неужели в доме может быть так тихо?
— Ты разве не хочешь поехать купаться? — спросил он.
— Хочу, конечно. Сейчас поедем. Держи.
Она протянула ему бутылку, и он сделал еще глоток. Она смотрела на него, держа палец во рту и посасывая его. Чмок, чмок, чмок... Он глаз не мог оторвать.
— О чем думаешь? — спросила она.
— Ни о чем.
— Да нет, думаешь... все всегда о чем-нибудь думают. Он нахмурился:
— Ладно. Думаю, что ты ведешь себя очень странно.
— Правда?
— Как будто ушла в себя. Почему?
— Не понимаю, о чем ты.
Где-то вдалеке машина наехала на лужу — звук был таким громким, что они оба подскочили. И в этот момент она сняла через голову футболку, та упала на пол. На ней был лифчик, белый кружевной.
— Что ты делаешь?
— Переодеваюсь.
Она подошла к шкафу и принялась неторопливо перебирать одежду на вешалках. Он наблюдал за ней; она его волновала. Он видел все косточки на ее спине. Ее лопатки были похожи на крылья.
Она взяла какую — то прозрачную блузку и помахала у него перед носом:
— Как тебе эта? — Но надевать не стала.
Он успокаивал себя, твердил, что это нормально. Богатенькие девчонки наверняка все так себя ведут, приглашая парней к себе в спальню. Но что-то подсказывало ему, что ей такое поведение обычно несвойственно.
— Элли, что происходит? — спросил он.
Она повернулась и замерла. Она была так прекрасна... и улыбалась, словно внутри ее сиял свет.
— Это ты мне скажи.
И тут он понял, почему она тянет, и почувствовал себя таким идиотом, потому что не понял раньше. Она заманила его в дом, когда никого не было, попыталась создать нужный настрой вином и марихуаной, привела его в спальню. Да она просто хочет, чтобы он сделал первый шаг.
Он улыбнулся и подошел к ней:
— Дома, кроме нас, никого нет, так ведь?
Она повернулась к двери и заперла ее, а ключ положила в карман юбки и повернулась к нему спиной:
— Все ушли.
— И когда вернутся?
— Не скоро.
Он протянул руки:
— Тогда иди ко мне.
Но она покачала головой. И пространство между ними словно раздвинулось, а в комнате как будто похолодало.
— Я знаю, кто ты, — сказала она.
— Что?
— Ты брат Карин.
— О чем ты, не понимаю? Она ударила ладонью по закрытой двери:
— Даже не пытайся отрицать.
Его сердце забилось, как барабан. Он стоял в ее комнате, готовый заняться с ней любовью, но она заманила его в ловушку.
— Зачитаю тебе твои права, договорились? — сказала она. — Ты не обязан ничего говорить. Но если не скажешь правду, это может серьезно ослабить твою защиту. Под правдой имею в виду тот удивительный факт, что вы с Карин брат и сестра.
— Иди к черту.
— Сам иди. Мои родители вот-вот вернутся, а на воротах у нас камеры наблюдения, твой приезд записан на пленку. У тебя ровно пятнадцать минут на объяснения, или я скажу им, что ты обманом пробрался в дом, пил спиртное и курил марихуану, а потом заставил меня подняться в спальню и раздеться. Видишь, как просто попасть в компрометирующую ситуацию? Подумай, как это отразится на твоей сестре.
— Так ты меня подставила?
Ее глаза стали жесткими, как кремень.
— Ты первый это сделал.
Она же может сделать что угодно, сказать что угодно. Наплести, что он трогал ее и заставлял делать всякое.
— Думал, я не узнаю? — проговорила она. — Считал меня дурой, что ли?
Он присел на край кровати и закрыл глаза рукой:
— И давно ты знаешь?
— С тех пор, как наведалась к тебе в паб. Твоя хозяйка проболталась. Но я с самого начала знала, что ты просто притворяешься, будто я тебе нравлюсь... все эти бредни на вечеринке и у реки. Не поверила я ни единому твоему слову.
Он покачал головой:
— Я не притворялся.
Ее глаза были непроницаемы.
— Ладно, давай начистоту. Ты пришел на вечеринку брата, начал подкатывать ко мне, потом попросил телефон. Зачем?
— Ты мне понравилась.
— Чушь собачья.
— Ладно. Ты мне понравилась, а еще я решил, что ты можешь кое-что знать.
— Что?
Он пожал плечами:
— То, что поможет моей сестре.
— И почему ты так решил?
— Ты была в доме, когда это случилось. Карин тебя запомнила.
Она как-то странно посмотрела на него. Словно приоткрылась завеса, словно она вдруг поняла, о чем он говорит.
— На реке ты меня ни о чем не спрашивал. Даже ни разу не упомянул о брате.
— Я забыл.
Она, кажется, растерялась.
— Забыл?
— Мне было очень хорошо с тобой. — Голос у него охрип, и он откашлялся. — Суд ни на что не годен, сама знаешь. Твоему братцу все сойдет с рук, а мне хотелось показать Карин, что хоть кому-то на нее не плевать. Думал, расспрошу тебя, разузнаю, где тусуется твой брат. Тебе я никогда ничего плохого не желал.
— Но моему брату — да?
Он пожал плечами:
— Он мою сестру изнасиловал.
Лицо Элли снова стало непроницаемым.
— Карин сама напросилась. Том не виноват, что утром она передумала. Она всю ночь с ним заигрывала, смеялась, шутила, пила.
— Ну да, он ей нравился. Разве тебе никто никогда не нравился?
— Да, но я никогда не подносила себя парню на тарелочке, а наутро не кричала, что меня изнасиловали.
— Не так все было. Я Карин знаю, она не стала бы врать.
— А я знаю брата, и он бы тоже не сделал ничего подобного. — Она сделала шаг ему навстречу. — Зачем ему брать силой то, что досталось бы и так?
У Майки скрутило живот. Он крепко ухватился за край кровати.
— Не знаю, но он это сделал.
— Может, твоя сестра была такая пьяная, что просто забыла наутро, что сказала «да», ты об этом не думал?
— Если бы она так напилась, он должен был просто присмотреть за ней, а не пользоваться случаем.
Элли бросила на него гневный взгляд:
— Почему она в полицию только через сутки пошла?
— Не знаю! Не знаю я ответы на все вопросы. — Он провел рукой по волосам. — Но я точно знаю, что она испугалась. Она до сих пор до смерти напугана.
— Всем нам нелегко.
И тут они услышали звук колес. Внизу хлопнула дверь.
— Родители. — Она взглянула на него с какой-то странной, фальшивой улыбкой, спокойно повернулась и отперла дверь. — Пойдем, я тебя познакомлю.
— Что? С ума сошла?
— Пойдем, поздороваешься. Наверняка им будет интересно услышать про твой план обмануть их дочь и надрать задницу сыну.
Он поверить не мог своим глазам, но она открыла дверь и вышла на лестницу, видимо ожидая, что он последует за ней. Она так и была наполовину раздета. Да ее родители его убьют!
— Элли, вернись!
Она обернулась; глаза ее яростно сверкали.
— С какой стати?
И тут кто-то позвал:
— Элли, ты дома?
Это прозвучало как угроза; она вздрогнула, и на лестнице раздались шаги.
|
Достарыңызбен бөлісу: |
