Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010



бет6/94
Дата14.07.2016
өлшемі6.65 Mb.
#199507
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   94

Использованные источники

  1. Основы построения функциональной грамматики русского языка для нерусских. – Уфа: Издательство БГУ, 1991 – 182с.

  2. Мецлер А. А. Прагматика коммуникативных единиц. – Кишинёв: Штинца, 1990. - С. 3

  3. Серебренников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка – М.: Наука, 1983. – С. 76

  4. Философская энциклопедия. – М., 1962. – С. 552.

  5. Панфилов В. З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. – М., 1982. – С. 227.

  6. Есперсен О. Философия грамматики. – М., 1958. – С. 98.


Али Мугерганский и эпоха: аппеляция к совести
Алиева Х.А.

Дагестанский государственный педагогический университет, г. Махачкала, Россия

(факультет дагестанской филологии, магистрант 1 года)

e-mail: Khankhanumalieva@yandex.ru


Науч. рук.: Ф.И. Казимагомедова, к. филол. н., доцент

Заглядывая в развитие литературного процесса ХХ столетия, можно отметить, что 20-е – 30-е годы – одна из самых страшных страниц в истории России. Эти годы обошлись стране в миллионы жертв, причем жертвами, как правило, становились талантливые люди в разных областях, руководители, ученые, поэты. «Цена» веры и борьбы за «счастливое будущее» становилась все выше. Руководство страны стремилось избавиться от всех свободно мыслящих людей.

Сегодня остро ощущается недостаток осмысления литературного процесса советского периода, неполнота его освещения. Вскрываются новые факты, имена, события, связанные с этими именами. Особенно это касается начального этапа, становление которого происходило подчас в острейшей, выходящей за рамки литературной идеологической борьбы. Долгое время по понятным причинам литературный процесс 20-х – 50-х годов прошлого столетия трактовался крайне тенденциозно и односторонне, с точки зрения так называемой партийной литературы. При этом многие явления, имена и даже целые направления подвергались разгромной критике или замалчивались.

Литература этой эпохи делилась как бы на официальную, эмигрантскую и потаенную (созданную, но не пропущенную цензурой или объявленную «врагом народа»).

Характеризуя современный литературный процесс, следует отметить, что отношение к нему далеко не ровное. Однако бесспорен тот факт, что в силу специфического литературного ХХ века, когда поле литературы совмещалось с полем власти, частью современной литературы, особенно в первое постперестроечное десятилетие, стала так называемая «возвращенная» литература (в 80-90-е годы вернулись к читателю роман Е.Замятина «Мы», повесть М.Булгакова «Собачье сердце», «Реквием» А.Ахматовой и мн. др. тексты).

Одним из «потаенных», но до сих пор не возвращенных поэтов является Али Мугерганский.

В 1930 году прошлого столетия в Южном Дагестане поднялись бунты, направленные против политики советской власти, разъединившей насильственным путем один народ на два государства… Доведенный до нищеты и бесправия край взялся за оружие.

Среди участников восстания были и простой люд, и представители руководящих органов. Восстание длилось недолго, оно было жестоко подавлено, многие были сосланы на каторгу, руководители были повешены или расстреляны. Был расстрелян без суда и следствия известный в Южном Дагестане просветитель организатор восстания Магомед шейх Штульский.

Эти события нашли отражение в творчестве выше названного Али Мугерганского, а именно в стихотворении «Восстанию 1930 года», в котором было 18 строф. Автор выступает здесь и как географ, и как анализатор событий, указывая, что восстание охватило многие лезгинские районы, а также села Табасарана. Коротко и сжато, но понятно и доступно сумел поэт объяснить читателю цели восстания. И хотя А.Мугерганский не выказывал откровенно своих антипатий или симпатий к событиям, они просматривались сквозь строки, тем более что автор к тому времени уже был известен своим откровенным творчеством, своей художественной смелостью в оценке действительности. В лезгинской литературе среди произведений, посвященных этому событию, по широте охвата и глубине изображаемого равного стихотворению А.Мугерганского нет.

Нет сомнения в том, что восстание 1930 года, жестокая расправа над повстанцами, ссылка и смерть его участников, а также другие потрясения как в жизни знакомых, друзей, односельчан, так и в личной жизни имели немаловажное значение в последующем формировании творчества поэта.

Откровенное выражение своих идеалов и чувств, смелая поддержка повстанцев в стихотворении не могло остаться без внимания соответствующих органов, что повлекло за собой определенное наказание.

(Подобные факты истории лезгинской литературы уже были известны. Вспомним хотя бы классика дагестанской литературы Етима Эмина, который в свое время также имел смелость поддержать восставших, о чем свидетельствуют стихотворения «Бунтам 1877 года», «Наибу Гасану» и др.)

Судьбу А.Мугерганского повторили и ряд поэтов и писателей 60-80-х годов ХХ века.

В их число без сомнения «можно включить и А.Саидова, З.Ризванова, Ш.Кафланова и многих других»: [1, с.381]. Факты их биографии, по нашему мнению, это тот этап в литературном процессе ХХ столетия, который еще подлежит тщательному исследованию и изучению.

Будучи сыном муллы, Али Мугерганский рос в атмосфере глубокой духовности и веры во всевышнего. В начале прошлого века он сам был муллой в верхнем Мугергане, а в 20-е годы исполнял обязанности имама в мечети в Нижнем Мугергане. В первые годы советской власти А. Мугерганский, как и многие другие, надеялся, что при новой власти будет больше возможности для духовного просвещения. Но надежды не оправдались. Помимо того началось наступление на религию, вплоть до желания полного ее уничтожения.

В 30-е годы начинается процесс закрытия мечетей, запугивание и угрозы в адрес верующих, особенно священнослужителей. Порой их причисляли к классу кулаков со всеми вытекающими последствиями. Известных богословов отправляли в тюрьмы, ссылки.

В августе 1929 года специальным постановлением правительства производится замена аджамской письменности, в основе которой была арабская графика и на которой за многие века были созданы высокохудожественные произведения народов Дагестана, на латынь.

В это же время усиливается официальное вмешательство государства в управление религией.

В создавшихся условиях религиозные организации вынуждены были согласиться со всеми условиями новой власти. Известно, что даже назначение новых муфтиев, имамов производилось с согласия компетентных органов или с их прямого указания. Государство уже требовало от религиозных деятелей принятия ими философии и идеологии новой власти.

Во второй половине 20-го века было объявлено о полной победе социализма в СССР, утверждая, в том числе и свою победу над религией. Вместе с тем было извещено о становлении в литературе нового метода – социалистического реализма, полного социалистического романтизма и идиллии.

В июле 1925 года ЦК РКП(б) принял постановление «О политике партии в области художественной литературы», которое сыграло принципиальную роль в истории развития советской культуры – это общепринятая точка зрения историков. Вскоре после этого была создана Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), которая путем, так называемого «тактичного и бережного отношения (к писателям, не принявшим до конца социалистическую идеологию) обеспечила бы все условия для возможно более быстрого их перехода на сторону коммунистической идеологии»: [3, с. 345].

В этих условиях художники вроде Али Мугерганского, реалистично отображающие действительность, не приукрашивая ее, указывающие как на положительное, так и отрицательное (одним словом поэты, не принявшие метод социалистического реализма,), пришлись не ко двору.

Интересен тот факт, что близкий друг Али Мугерганского С.Стальский, умирая, не смог в своем завещании указать открыто, чтобы его похоронили, повернув лицом к Югу, то есть лицом в сторону Каабы, согласно мусульманской религии. Он заменил название этого места Шалбуздагом, расположенным также на юге и почитаемым мусульманами как священное.

А. Мугерганский был очевидцем того, как рушились старые устои отцов и дедов. Их лишали многовековых духовных ценностей, а новые не создавались, да и те, что создавались, не удовлетворяли все население (об этом факте поэт изложил свои размышления в стихотворении «Мечеть»).

Для поэта наступают тяжелые мрачные времена. В стихотворении «Другу Сулейману» он говорит, что невозможно стало отличить друга от врага. Поэт в стихотворении выражает обеспокоенность тем, что его письмо, возможно, навредит С.Стальскому и поэтому предлагает ему быть осторожным.

Развитие литературы тормозилось гнетущей атмосферой тоталитарного государства, особенно сгустившейся в конце 30-х годов. Репрессии сверху дополнялись массовым доносительством снизу, чего не миновал и А.Мугерганский. В начале 30-х годов по ложному доносу председателя сельсовета, которому А.Мугерганский отказал в обряде венчания, так как он еще не развелся с первой женой, поэта арестовали до выяснения обстоятельств. С этого периода и начались злоключения новоиспеченного «врага народа».

После второго ареста 1937 года, когда он провел в нечеловеческих условиях шесть месяцев в крепости «Анжи», где условия проживания «врагов народа», чаще мнимых, были хуже, чем у рецидивистов, тяжелобольного поэта вернули домой, где он прожил всего лишь несколько дней.

При жизни Али Мугерганский был известен как поэт, просветитель. Переписывался с известными людьми. Излюбленной формой были письма в стихах. Особенно много подобных писем, написанных С.Стальскому и полученных от него. Однако ни в одном сборнике стихотворений Сулеймана Стальского нет ни одной строчки, где упоминается имя Али Мугерганского, хотя стихов-посланий у Гомера ХХ века, полученный от него, немало. Согласитесь, это выглядит неестественно.

Основной причиной этому, нам кажется, тот факт, что А.Мугерганский был арестован и объявлен врагом народа. Составители поэтических сборников С.Стальского вынесли за пределы его творений даже имена мнимых «врагов народа», стараясь не навредить автору. А в последующих изданиях о них и совсем забыли. Так из разряда «потаенных» поэт А.Мугерганский перешел в разряд «забытых».

Использованные источники


  1. Абдурагимов Г.А. Кавказская Албания-Лезгистан: история и современность. – С.-Петербург, 1995.

  2. Гамзатов Г.Г. Преодоление. Становление. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы. – Махачкала: Даг. Кн. Изд-во, 1986.

  3. История дагестанской советской литературы в двух томах. – Махачкала: ДФ АН СССР, 1988.

  4. О партийной и советской печати. // Сб. документов. – М.: 1954.

  5. Сулейман Стальский. К десятилетию со дня смерти: Сборник статей. – Махачкала: Издательство дагестанской базы Академии наук СССР, 1948.

  6. Султанов К.К. Национальная идея и национальная литература // Нация. Личность. Литература. – М.: Наследие, 1996. Вып. 1. С. 24-32.


Особенности детерминантных отношений сем

(на примере феминизмов в русском языке)
Анохина Е.И.

Воронежская государственная лесотехническая академия, г. Воронеж, Россия

e-mail: natalydem2008@rambler.ru
Науч. рук.: Е.А. Маклакова

В русском языке тенденция конструировать феминизмы или лексические единицы, обозначающие женщин, характерна в значительной степени для разговорной сферы общения, и часто подобные слова, образовавшиеся от стилистически нейтральных языковых единиц, имеющих в своей структуре сему межстилевое, характеризуются функциональными семами разговорное или сниженное.

В таких случаях констатируется детерминантные отношения между семами разных макрокомпонентов значения, при которых денотативная сема женский пол предполагает наличие функционально-стилистической семы разговорное:

драматург (мужской пол, межстилевое) – драматургичка (женский пол, разговорное),

очеркист (мужской пол, межстилевое) – очеркистка (женский пол, разговорное),

демагог (мужской пол, межстилевое) – демагогша (женский пол, разговорное),

компаньон (мужской пол, межстилевое) – компаньонша / компаньонка (женский пол, разговорное),

шофер (мужской пол, межстилевое) – шоферка (женский пол, разговорное),

поляк (мужской пол, межстилевое) – полячка (женский пол, разговорное),

юрист (мужской пол, межстилевое) – юристка (женский пол, разговорное),

биолог (мужской пол, межстилевое) – биологичка / биологиня (женский пол, разговорное),

новобранец (мужской пол, межстилевое) – новобранка (женский пол, разговорное),

репортер (мужской пол, межстилевое) – репортерша (женский пол, разговорное),

инструктор (мужской пол, межстилевое) – инструкторша (женский пол, разговорное),

инспектор (мужской пол, межстилевое) – инспекторша (женский пол разговорное),

доброволец (мужской пол, межстилевое) – доброволка (женский пол, разговорное),

зомби (мужской или женский пол, межстилевое) – зомбистка (женский пол, разговорное).

В ряде случаев подобные словообразовательные процессы, приводящее к образованию коллоквиальных значений, знаменуются семантическим смещением, которое выражается в смене тематических групп, и наиболее наглядно прослеживается в трансформации семантической категории «профессиональная принадлежность» в семантическую категорию «родственные отношения», в частности:

ректор (мужской пол, межстилевое) – ректорша (женский пол, состоит в браке с ректором, разговорное),

капитан (мужской пол, межстилевое) – капитанша (женский пол, состоит в браке с капитаном, разговорное),

гангстер (мужской пол, межстилевое) – гангстерша (женский пол, состоит в браке с гангстером, разговорное),

генерал (мужской пол, межстилевое) – генеральша (женский пол, состоит в браке с генералом, разговорное).

Таким образом, в семантике производных наименований лиц ряда словообразовательных гнезд проявляются детерминированные отношения сем, как внутри одного макрокомпонента значения (женский пол – состоит в браке с кем-либо), так и между семами, относящимися к различным макрокомпонентам одной и той же семемы (женский пол – разговорное).

В случаях полисемии производных однокоренных лексических единиц детерминантность сем обнаруживается во всех семемах семантемы обозначенного ранее вида:

банкирша-1 (женский пол, управляет или владеет банком, разговорное), банкирша-2 (женский пол, состоит в браке с банкиром, разговорное),

директорша-1 / директриса (женский пол, руководит каким-либо учреждением, разговорное), директорша-2 (женский пол, состоит в браке с директором, разговорное),

докторша-1 (женский пол, занимается лечебно-профилактической деятельностью, профессионально, разговорное), докторша-2 (женский пол, состоит в браке с доктором, разговорное), докторша-3 (женский пол, имеет высшую ученую степень доктора каких-либо наук, разговорное),

инженерша-1 / инженериха-1 (женский пол, имеет высшее техническое образование, разговорное / сниженное: просторечное), инженерша-2 / инженериха-2 (женский пол, состоит в браке с инженером, разговорное / сниженное: просторечное),

миллионерша-1 (женский пол, обладает богатством, оцениваемым в миллион каких-либо денежных единиц, разговорное), миллионерша-2 (женский пол, состоит в браке с миллионером, разговорное),

морячка-1 (женский пол, опытна в морском деле, разговорное), морячка-2 (женский пол, состоит в браке с моряком, разговорное),

президентша-1 (женский пол, избрана для руководства общественным объединением, разговорное), президентша-2 (женский пол, состоит в браке с президентом, разговорное) [1].

Новые наименования женщин, которые относительно недавно появились в употреблении и зафиксированы в современных лексикографических изданиях, стали во многом привычны и уже не различаются с их производящими функциональными семами, которые указывают на общую сферу и условия использования, например, как у следующих существительных, относящихся к парным в русском языке:

лицо, женский пол, межстилевое

авиаугонщица – авиаугонщик, бомжиха – бомж, бандеровка – бандеровец, белоэмигрантка – белоэмигрант, гонщица – гонщик, дикторша – диктор, ефрейторша – ефрейтор, знахарка – знахарь, иждивенка – иждивенец, йогиня – йог, киллерша – киллер, киоскёрша – киоскёр, маньячка – маньяк, начальница – начальник, осмотрщица – осмотрщик, правозащитница – правозащитник, синхронистка – синхронист, сталинистка – сталинист, студентка – студент, финалистка – финалист, флористка – флорист, цензорша – цензор.

Особое положение занимают номинативные дублеты-этнонимы, в отношении которых в лексикографических изданиях в настоящий момент не наблюдается единого мнения относительно их стилистической принадлежности: москвичка – московка, петербуржка – петербурженка – петербуржица, ростовчанка – ростовка, смолянка – смолячка, тулячка – тульчанка – тулянка, тамбовчанка – тамбовка [2].

Следует отметить, что появление новых названий женщин может быть вызвано разнообразными событиями, происходящими в жизни того или иного общества, что уже освещалось ранее на страницах данного исследования (явление политкорректности). В русской языковой культуре тенденции новообразований наименований лиц основаны в большей степени на неисчерпаемых возможностях русского языка в словообразовательном плане и, на наш взгляд, связаны с преодолением некоторого психологического барьера в отношении женской позиции в различных сферах деятельности.


Использованные источники

  1. Большой толковый словарь рус. яз. /С.А.Кузнецов – СПб: НОРИНТ, 2002 –1536с.

  2. Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс] / - Электрон. дан. – Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН - Режим доступа: // ruscorpora.ru, сворбодный.


К вопросу о развитии семантики неопределенного артикля в английском языке
Анохина В.Б.

Новый гуманитарный институт, г. Электросталь, Россия

(экономический факультет, 3 курс)

e-mail: ngi_04@mail.ru


Науч. рук.: И.Н. Пучкова, к. филол. н.
Данная работа посвящена исследованию развития семантики неопределенного артикля в английском языке. Неопределенный артикль является одним из грамматических средств реализации категории определенности - неопределенности.

Материалом исследования послужили те тексты, в которых наиболее ярко отражаются тенденции развития английского языка в определенный исторический период, а именно «Беофульф» (древнеанглийский язык), «Хроники Питерборо» (среднеанглийский язык), «Гамлет» У.Шекспира (ранненовоанглийский язык).

Неопределенный артикль восходит к древнеанглийскому числительному ān – один, которое уже в конце древнеанглийского периода начало употребляться не только как числительное, но и как слово, указывающее на обобщенный характер существительного. В этом значении ān оказывался в неударном положении в потоке речи. В этом положении происходило сокращение долгого [a:] в краткое [a], вследствие чего числительное an расщепилось на два слова: числительное ān, которое в XII веке перешло в форму oon [o:n] и в ранненовоанглийский период получило форму one, и неопределенный артикль ān, который так и сохранился в языке раннего среднеанглийского периода. [1]

В XIII, XIV веках, в связи с наступившим процессом отпадения n в неударных слогах, звук [n] отпал в форме ān в тех случаях, когда за ним следовали слова, начинающиеся с согласного, но сохранился перед словами, начинающимися с гласного. Эта особенность употребления форм артикля a и ān существует в языке и по сей день.

Рассмотрим формирование семантики неопределенного артикля в английском языке. В связи с тем, что в древнеанглийский период происходит лишь зарождение и становление функций и статуса артиклей, они не могут быть именованы артиклями в современном понимании этого термина. Древнеанглийское ān – это и прилагательное (со значением «один»), и неопределенное местоимение, и числительное. Следовательно, возникает необходимость ввести рабочее название этого элемента, а именно детерминатив-числительное ān.

В текстах древнеанглийской поэзии детерминатив-числительное ān встречается очень редко. При работе с текстом поэмы «Беовульф»[4] мы зафиксировали 56 случаев употребления ān. Только в 13 примерах этот детерминатив-числительное используется в атрибутивной функции. Во всех контекстах детерминатив-числительное ān имеет ярко выраженное значение лексической единичности, то есть «количество предметов, равное одному», например:


Grendle forgyldan guðræsa fela

ðara þe he geworhte to Westdenum

oftor micle ðonne on ænne sið

(Beowulf, 1575-1580)

Воздать Гренделю за набеги многочисленные, что он совершал на данов на много чаще, чем один раз.




В следующем примере в качестве определения этого существительного используется детерминатив-числительное ān, указывающий на ограниченность периода времени. Существительное hwil употребляется для обозначения промежутка времени.


Nu is þines mægnes blæd

ane hwile. Eft sona bið

þæt þec adl oððe ecg eafoþes getwæfeð

(Beowulf, 2395-2400)



Лишь одно время продлится мощь твоя. Но скоро меч или немочь сокрушат тебя.

Среднеанглийский период характеризуется стремительным преобразованием грамматического строя английского языка. Становление неопределенного артикля как показателя именной категории начинается с того момента, когда начинается обобщение и ослабление лексического значения числительного. «В результате этих процессов ān постепенно утрачивает характер знаменательного слова и сходит на роль служебного показателя при существительном, то есть перестает означать «какой-то, один», а лишь указывает на то, что существительное называет в речи предмет по его роду, как один среди подобных...»[2]. Доказательством регулярности выражения артиклем функции «один среди подобных» М.В. Никитин [2] считает распространение употребления неопределенного артикля с существительным в функции предикативного члена и обособленного приложения: первые редкие случаи подобного употребления начинают встречаться в конце XII в.; до этого их практически не наблюдается; в начале XIII в. число их чрезвычайно возрастает, а в конце первой половины XIII в. употребление ān с существительными в функции предиката и приложения преобладают над случаями неупотребления. Таким образом, неопределенный артикль получает статус служебного слова, лишенного самостоятельного значения.

Рассмотрим примеры использования неопределенного артикля с существительными в среднеанглийском тексте. Одним из наиболее ранних памятников письменности, зафиксировавшим среднеанглийский язык, является продолжение англосаксонской летописи «Хроники Питерборо»[5]. Было зафиксировано 58 случаев использования детерминатива в атрибутивной функции.

Все примеры распадаются на 4 группы:

1) контексты, в которых детерминатив-числительное ān имеет явное числовое значение «один»:




Swa swyðe nearwelice he hit lett ut aspyrian þet næs an ælpig hide, ne an gyrde landes ..., an oxe ne an cu ne an swin næs belyfon

так очень точно он велел им провести учет (сколько земли и имущества было у церкви), чтобы не было ни единого сокрытия, ни одного ярда земли... ни одного быка, ни одной коровы, ни одной свиньи не осталось (без учета)

2) контексты, в которых существительное с детерминативом- числительным ān выражает выделенность объекта из класса подобных объектов, причем идет эксплицитное противопоставление единичного предмета и множества подобных (всего 5 примеров):


þа lægdon hi fyr on and forbærdon ealle þa munece huses and eall þa tun buton ane huse

затем развели они огонь и сожгли все дома монахов и весь город, кроме одного дома

3) многочисленные примеры, содержащие конструкцию «a person, whose name was ..., who has (was)...» - принадлежность к классу объектов, значение которых «один из…, некий»


Des ilce gæres he gæf þone abbotrice of Burch an abbot, Heanry wæs gehaten, of Peitowe, se hæfde his abbotrice Sancte Iohannis of Angeli on hande

В тот же год аббатство в Peterborough было передано одному аббату по имени Генри из Пуату, который сохранил также аббатство Сент-Джон Анджели.

4) многочисленные контексты, в которых детерминатив-числительное указывает на выделенность одного предмета или лица из множества подобных, хотя и отсутствует эксплицитно выраженное противопоставление единичного объекта и множества:

þа hi comen on middewarde þe sæ, þa com an mycel storm and todræfedeealle…and brohte hit to an cynges tun, and dyden hit eall þa in þone cyrce. Da syððon...on an niht forbærnde þa cyrce and eall þæt þærinnæ wæs

Когда они добрались до середины моря, поднялся сильный шторм и раскидал он всё (корабли) ...принесли они (богатство оставшееся) в город одного конунга и оставили все в церкви. Но потом... одной ночью сгорела церковь и всё, что в ней было

Эти четыре группы примеров употребления ап-детерминатива-числительного показывают, что хотя формально артикль и числительное ещё не разошлись, происходит расщепление их функций. Числительное указывает на количество предметов, в данном случае – один; неопределенный артикль выделяет предмет из множества подобных предметов, имплицируя наличие множества, из которого выделяется этот один предмет.

В начале среднеанглийского периода начинает формироваться оппозиция единичности / неединичности. Единичность (выраженная формой существительного с неопределенным артиклем) регулярно противопоставляется множественности (выраженной формой множественного числа) и относительно регулярно континуальности (выраженной формой существительного без артиклей).

В ранненовоанглийский период в связи с образованием нации, развитием национальной культуры вырабатывается более сознательное отношение к родному национальному языку, он начинает подвергаться сознательной обработке[3]. Новоанглийский период характеризуется развитием научного интереса к языку, потребностью описания языка, выработки языковой нормы. Рассмотрим использование неопределенного артикля с существительными в новоанглийском тексте на примере трагедии У.Шекспира «Гамлет» [6].

Очень характерно употребление неопределенного артикля при описании активного восприятия человеком чего-либо (перцепция), причем упоминание при этом таких глаголов, как «видеть», «слышать», «наблюдать», «ощущать» и т.р. иногда даже необязательно часто все это имплицировано неопределенным артиклем. Иногда это не простое, равнодушное наблюдение, восприятие чего-либо, а то, что связано с той или иной реакцией человека на увиденное, услышанное и т.п.




I saw him once. He was a goodly king.

Его я помню; истый был король.



I saw him enter such a house of sale

Я видел, он входил в веселый дом.

Также мы встречаем случаи употребления неопределенного артикля со значением «некто».


And then it started, like a guilty thing

Upon a fearful summons.



И вздрогнул он, как некто виноватый

При грозном оклике.



Неопределенный артикль, употребляясь с существительными абстрактного значения, переводит их в разряд исчисляемых существительных. Он указывает на то, что существительное выступает как единичное проявление качества, заключенного в его значении.

And he, repulsed,-a short tale to make,-

Fell into a sadness; then into a fast;

Thence to a watch; thence into a weakness;

Thence to a lightness; and, by this declension.



А он, отвергнутый, - сказать короче -

Впал в скорбь и грусть, потом в недоеданье,

Потом в бессонницу, потом в бессилье, Потом в рассеянность и, шаг за шагом, - В безумие, в котором ныне бредит, Всех нас печаля.


В данном тексте встречается конструкция вида «what a …, such a …», для того чтобы выделить один предмет из множества.


O, what a rogue and peasant slave am I!

О, что за дрянь я, что за жалкий раб!



Why, what an ass am I!

Ну и осел же я!

Таким образом, можно сделать вывод, что тенденции развития оппозиции единичности/неединичности в рамках категории числа имени существительного, наметившиеся и развивающиеся в среднеанглийский период, продолжают лишь укрепляться в новоанглийский период.

Исследование показало, что неопределенный артикль, получив от своего предка - числительного - семантику лексической единичности, сохраняет её, но в преобразованном виде: лексическая единичность становится грамматической. Благодаря своей семантике, неопределенный артикль в ходе исторических преобразований приобретает статус вспомогательного элемента оппозиции единичности/неединичности, которая получает свою реализацию в рамках категории числа имени существительного.
Использованные источники

1. Аракин В.Д. История английского языка. - М., 2001. – 315 с.

2. Никитин М.В. Лексическое значение слова. М., 1983.- 312с.

3. Смирницкий А.И. Хрестоматия по истории английского языка,- М.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1953. – 238 с.

4. «Беовульф» http://norse.ulver.com/other/beowulf/beowulf.html/

5. «Хроники Питерборо» http://www8.georgetown.edu/departments/medieval/labyrinth/library/oe/texts/asc/a.

6. «Гамлет» У.Шекспир electronic edition

http://www.russianplanet.ru/filolog/evropa/england/shakespeare/hamlet.htm


Мифологическая основа похоронного обряда мусульман
Антропова Е.А., Бахор Т. А.

Лесосибирский педагогический институт – филиал Сибирского федерального университета, г. Лесосибирск, Россия

e-mail: AntropovaErshonok@yandex.ru
Похоронный обряд и связанные с ним представления о жизни и смерти занимают большое место в жизни мусульман (татар, азербайджанцев, казахов и др.), проживающих в Красноярском крае. Исходная ситуация похорон у мусульман, как и у других народов, «может быть охарактеризована как нарушение соответствия между социальным и биологическим состоянием человека, физическая смерть не равносильна социальной. Для того чтобы человек стал мертвым и в социальном плане, необходимо совершить специальное преобразование, что и является целью и смыслом погребального ритуала» [1, с.101].

Из более 200 человек, опрошенных нами при реализации проекта «Семейные ценности народов, проживающих в Красноярском крае», выполняемом в рамках грантовой программы Сибирского федерального университета все мусульмане (их было около 50% информантов) описывали похороны, акцентируя внимание на разных компонентах обряда. Информанты (данные о них указаны в скобках после используемого материала) подчеркивают значение похорон как завершения земной жизни человека и начала его неземного существования.

Как показал опрос, у татар слабо развито представление о загробной жизни в период смерти человека и до страшного суда. В Коране оуказано, что ангел Израил отнимает у человека душу, тем самым лишая его жизни. Распространено у татар Красноярского края представление о том, что душа после смерти тела находится во власти аллаха, и иного знания людям не дано. В ряде версий опрошенные указывают, что в могиле наказание человека продолжается вплоть до его воскресения. Большинство информантов считают, что после беседы с ангелами душа человека идет в рай или в ад. Согласно укоренившейся у мусульман традиции, в рай ведет мост Сират, тонкий, как волос, острый, как меч. Под мостом – ад. Лишь после того, как деяния каждого человека будут взвешены на весах, его судьба будет решена окончательно: праведников поведут в рай, грешников – в ад.

На основании опроса татар, проживающих в Красноярском крае, были выявлены следующие компоненты похоронного обряда. Когда человек умирает, его кладут головой в сторону главной мечети мира в Мекке. Лицо усопшего покрывают головным платком. Информанты считают, что покойник стыдится своего открытого лица (Ганеева Р., Пировский р-н). По нашему мнению, здесь отражена тенденция, отмеченная у других народов и характерная для всей жизни человека: от рождения к смерти человек движется от минимальной покрытости тела в детстве к максимальной «одетости» («закрытости») тела в старости. Эта же тенденция проявляется и на других этапах похоронного обряда, о котором речь пойдет ниже.

Информанты единодушно указывают, что все родственники приходят проститься с усопшим. Хоронить умершего следует в тот же день или на следующий после смерти. В такие моменты человеческого существования граница между двумя мирами (живых и неживых) оказывается открытой, что чревато вторжением потустороннего мира. Поэтому, подчеркивают информанты, предписывается похоронный обряд производить быстро (Каримова А., Казачинский р-н). Могилу копают в тот же день, когда будут хоронить покойника. Это делают близкие родственники, они же копают углубление в головном конце (Ляхат). Без присмотра могилу оставлять нельзя. Когда могила готова, начинают мыть покойного. Делают это два человека, а еще четыре – держат белое покрывало (тостар) над телом. До этого момента всем разрешается проститься с умершим. После омовения никому дано увидеть лицо усопшего. Держат покрывало четыре ближайших родственника. По мнению информантов, это делается для того, чтобы покойный не стеснялся своей наготы. Омытое тело заворачивают в белый саван. Он представляет собой одежду для покойного, которая должна отличаться от той, что носят живые люди. Этот саван, в отличие от рубахи у русских, являет собой особое покрывало (или сшитый иголкой «от себя» конверт), куда и помещается покойный. Тело усопшего выносят мужчины и увозят на кладбище. Женщинам запрещается идти за покойником, не разрешается даже выходить за ворота. Столь строгие предписания для женщин объясняются, на наш взгляд, тем, что женщина больше, чем мужчина, связана с рождающей стихией земли. Информанты (Мухутдинова М., г. Лесосибирск, Каримова А., Казачинский р-н) указывают: из женщин навещать могилы умерших могут только пожилые, утратившие детородную функцию. Оставшиеся дома женщины тем временем читают молитвы и стирают вещи умершего, вымывая из них его жизнь, дают хаер (подношение) всем, кто находится в доме, и ждут возвращения мужчин.

На кладбище мулла читает молитвы, затем тело опускают в могилу. Сначала в могилу спускаются два человека, с полотенцами на поясах. Подобное же мы видим и у русских: на полотенцах гроб опускают в могилу. Функция полотенец сходна в обрядах обоих народов. У татар те два человека, которые спускаются в могилу, устраивают там место для усопшего. Они опускают тело на землю, затем ставят опорные столбики, на которые кладут доски под углом в 90 градусов (это своеобразный дом на том свете для умершего) и забрасывают доски землей.

Прежде, чем выбраться наверх, два человека, устраивающие покойника в могиле, подают наверх сначала конец полотенца и только после этого поднимаются на землю. Как видим, полотенца выполняют роль своеобразной гибкой лестницы, соединяющей два мира. Чтобы эту связь разрушить, полотенца разрезают на куски и раздают всем присутствующим на кладбище. После чтения муллой молитвы все возвращаются домой.

Если человек умер дома, то комнату белят. Информанты (Шайхутдинова Г., Мухутдинова М., г. Лесосибирск) объясняют это тем, что, когда умирает человек, его кровь пачкает стены. Но, на наш взгляд, побелка и стирка одежды, оставшейся после умершего – действия равные по значению. И там и здесь вымываются остатки земной жизни покойника. Не должно быть ничего, что связывало бы усопшего с миром живых. На 3-ий, 5-ый, 7-ой, 40-ой, 51-ый день и один год после смерти человека собираются бабушки, если умерла женщина, или дедушки, если умер мужчина. Если в день смерти в доме покойника не должно быть еды, то на поминках в доме читают молитвы, и хозяева угощают собравшихся традиционными блюдами: суп с домашней лапшой, мясо с картофелем, пирог с мясом или изюмом – белэш (Хайрулина Н., Пировский р-н). Как видим, в день смерти покойного делают все, чтобы разрушить его связь с земной жизнью. На поминках же совершается своеобразный ритуал перераспределения доли жизни: лапша, пирог знаменуют собой целостную жизнь, которая после смерти одного из членом семьи перераспределяется между оставшимися живыми. Это мы отчетливо видим в разделе бэлэша между присутствующими. Пирог с мясной начинкой или с изюмом является своеобразным знаком земного мира.

Таким образом, все элементы похоронного обряда мусульман, проживающих в Красноярском крае, основаны, с одной стороны, на древнем представлении о необходимости разрушить связь умершего с миром живых и тем самым облегчить его вхождение в мир мертвых, с другой стороны, похоронный обряд призван восстановить гармонию в мире живых.
Использованные источники

1. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. - СПб.: Наука, 1993.


«Цветовая» лексика в произведении А.М. Бондаренко «Государева вотчина»
Арменакян Л.А.

Лесосибирский педагогический институт – филиал Сибирского федерального университета, г. Лесосибирск, Россия

(филологический факультет, 4 курс)

e-mail: lpi-kafru@yandex.ru


Науч. рук.: Ю.В. Босекова
На сегодняшний день изучение языка художественных произведений является актуальным для современной лингвистики, так как лингвистический комментарий необходим для раскрытия той или иной идеи, смысла, чувства, которые хочет передать нам писатель. Исследование цветовой лексики в произведении А.М. Бондаренко «Государева вотчина» имеет непосредственное отношение к стилистике художественной речи. В своем романе писатель мастерски изобразил быт, нравы, традиции коренных народов Сибири.

Цвет вызывает интерес ученых в различных областях науки: языкознании, психологии, физике и др. В языкознании цвет изучается как символ, несущий в себе определенное значение, информацию.

Цвет является одним из неотъемлемых признаков реального, физического мира. Существование цвета и способность его восприятия не подлежит сомнению, однако, объяснить природу цвета и его воздействие на человека достаточно сложно. «Восприятие цвета не является непременным атрибутом выживания для млекопитающих, но сохраняется миллионы лет у предков человека» [6, с. 6].

Один и тот же цвет на людей может повлиять по-разному. И цветовосприятие у людей различное и зависит от многих факторов. Наличие связи между цветом и смыслом указывает на регулярное символическое использование определенных цветов, стереотипные ассоциативные и эмоциональные реакции на конкретный цветовой раздражитель.

Все свойства цвета: расчлененность, способность влиять на физическое и эмоциональное состояние человека, связь со смыслом – отражаются в языке. В языковой форме существования цвета проявляется еще одна особенность – национально-культурные различия в восприятии и отражении цвета в языке.

Русская языковая картина мира отличается от других национальных картин мира присущим ей своеобразием в восприятии цветов и их символическим наполнением. Она представляет собой определенный набор цветов, таких как белый, черный, синий, голубой, желтый, красный и зеленый, который является исконно славянским. А такие цветовые обозначения, как фиолетовый, розовый, лиловый – являются заимствованными.

Отражение этого национального признака мы и видим у А.М. Бондаренко, то есть основными цветами, которые он использует при описании людей, природы, тех или иных процессов являются белый, черный, красный, синий, зеленый, голубой, желтый.

В романе мы встречаем множество примеров употребления цветовой лексики. Среди них употребляются белый и черный цвета. Белый снег, белый конский хвост, белые зубы, прилагательное белый в данных сочетаниях имеет значение «имеющий цвет мела (молока, снега) при естественном дневном освещении, имеющий цвет противоположный черному, светлый, бледный» [1, с. 101]. Белый как снег песок используется в значении «очень светлый, светлее, чем бывает определенный этим словом предмет» [1, с. 101]. Белый свет, белая посланница в переносном значении «чистый, нравственно безупречный» [1, с. 101]. Белые людишки, белый воин, белый государь имеют значение «принадлежащий к европейской расе, светлокожий» [1, с. 101]. Черные волосы, черная поповская ряса, черные глаза, черная бородка, черные ночи, где прилагательное черный имеет значение «самый темный из всех цветов; имеющий цвет сажи, угля» [2, с. 594]. Черный котел, черные тучи обозначает «темный, более темный по сравнению с обычным цветом, принявший темную окраску» [2, с. 594]. Черные люди, черная кровь употребляется в значении «принадлежащий к низшим, не привилегированным сословиям, к простонародью» [2, с. 594]. Черный день разлуки, черная пропасть в значении «мрачный, безрадостный, связанный с тяжестями жизни» [2, с. 594]. Черная шаманка, черные силы «по суеверным представлениям: чародейский, колдовской, магический, связанный с нечистой силой» [2, с. 594].

Использование цвета в художественной литературе – частое явление, но каждый писатель вносит свое толкование и понимание, у каждого свой индивидуальный подход. Мы видим и своеобразное употребление цветовой лексики у А.М. Бондаренко, некое иное толкование и символическое обозначение, а также необычное цветовое образование.

Разнообразие цветового спектра в трилогии «Государева вотчина» не столь велико. Писатель использует преимущественно черный и белый цвета, это не случайно, так как они более подходящие для изображения той исторической обстановки, которая сложилась в Сибири в 16 -17 вв. Менее часто встречаются красный, желтый, зеленый, синий и голубой, так как эти цвета являются исконно русскими. Но также есть такие уникальные цветовые обозначения как, рыжий, бордовый, багряный, розовый, алый, серебристый, золотистый, используемые для описания окружающего пространства, людей, событий.

Алексей Маркович использует цветовой признак по отношению к человеку, растениям, животным, природным явлениям, к описанию чего-либо абстрактного – эмоций, ощущений.

В целом следует сказать, что включение «цветовой» лексики в текст оправдано и продуктивно. При умелом использовании данной лексики язык произведения обогащается, приобретает образность и выразительность. Это мы наблюдаем, читая роман нашего земляка, сибирского писателя Алексея Марковича Бондаренко.


Использованные источники

1. Большой толковый словарь русского языка. / Гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: Норинт., 2001. - 1536с.

2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. – М.: Русский язык, 1998.– Т. 1–4.

3. Зеленин А.В. Белый (слово в культуре речи). // Русская речь. - 2001. - № 5. - с. 56-58.

4. Зеленин А.В. Черный: свое и чужое (символика черного цвета в разных языках). // Русский язык в школе. - 2005. - № 1. - с. 96-101.

5. Новиков Л.А. Семантика русского языка. – М.: Высшая школа, 1982. – 272с.

6. Яньшин П.В. Эмоциональный цвет: эмоциональный компонент в психологической структуре цвета. – Самара: СамГПУ, 1996. – 218с.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   94




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет