Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010



бет94/94
Дата14.07.2016
өлшемі6.65 Mb.
#199507
1   ...   86   87   88   89   90   91   92   93   94

Использованные источники

  1. Мингазов Л.Х. Проблема ограничения прав человека и основных свобод в условиях чрезвычайного положения в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в законодательстве РФ.

  2. Сиракузские принципы толкования ограничений и отступлений от положений Международного пакта о гражданских и политических правах 1984 года// Вестник Московского университета, Сер. 11. право. -1992.- №4- С. 59-68. (Перевод на русск. яз. Л.Н. Шестакова.)

  3. Грецова Е.Е. Терроризм как основания ограничения прав и свобод человека //Российская юстиция- 2008. -С. 43

  4. Карташкин В.А. Россия и Всеобщая декларация прав человека//Московский журнал международного права. -1998.-№2- С. 244


Правовые основы экологического образования в Вологодской области
Шилова Н. П.

Филиал Московской государственной юридической академии им. О.Е. Кутафина в г. Вологде, Россия

e-mail: natali555.77@mail.ru
Конституция РФ (ст. 42) каждому гарантирует право на благоприятную окружающую среду. Реализация данного конституционного права осуществляется через ряд механизмов, в том числе и через экологическое образование и просвещение.

Действующий Федеральный закон от 10 января 2002 года № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды» одним из принципов охраны окружающей среды является организация и развитие системы экологического образования, воспитание и формирование экологической культуры. В главе XIII «Основы формирования экологической культуры» данного правового акта предусматриваются общие положения об организации экологического образования.

Российское экологическое образование основывается, прежде всего, на международных нормах: Стокгольмской декларации (1972), Декларации Рио (1992), Саммита по устойчивому развитию (2002), в программных документах которых отмечена необходимость включения устойчивого развития в систему образования. В 2002 году Генеральная Ассамблея ООН провозгласила, что десятилетие, начинающееся с 2005 года, десятилетием образования в интересах устойчивого развития [1].

Правовую основу организации российского образования в целом определяет Закон РФ «Об образовании» от 10 июля 1992 года № 3266-1 [2]. Однако данный нормативный акт не предусматривает особенности экологического образования, лишь в ст. 2 сказано, что одним из принципов государственной политики в области образования является воспитание любви к окружающей среде. Поэтому в научной литературе неоднократно поднимался вопрос о необходимости разработки и принятия федерального закона «Об экологической культуре» [3], в котором будут урегулированы вопросы организации экологического образования. Вполне реален и иной вариант законодательного закрепления основ экологического образования - вопросы организации экологического образования могут и должны найти свое отражение и разрабатываемом в настоящее время проекте Экологического кодекса РФ, что, несомненно, придаст новое качественное состояние экологического образования.

Статья 5 Федерального закона от 10 января 2002 года № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды» предусматривает, что одним из полномочий органов государственной власти РФ является организация и развитие системы экологического образования, а также формирование экологической культуры. Особое значение экологическое образование приобретает в условиях модернизации российского образования в целом. Модель федеральной концепции качественного обновления системы образования предусмотрена в Федеральной программе развития образования, утвержденной Федеральным законом от 10 апреля 2000 года № 51-ФЗ [4]. В этом документе указана цель модернизации образования, основные мероприятия, порядок их реализации и финансирования. Важную роль в создании правового механизма реформирования системы образования играет Приказ Минобразования РФ от 11 февраля 2002 года № 393 «О Концепции модернизации российского образования на период до 2010 года» [5]. Основные направления федеральной концепции модернизации образования предусмотрены также и в приоритетном национальном проекте «Образование», утвержденном Президиумом Совета при Президенте РФ по реализации приоритетных национальных проектов (протокол № 2 от 21 декабря 2005 года). Однако ПНП «Образование» не предусматривает положений относительно развития экологического образования, поэтому участники Международной конференции «Законодательное обеспечение экологического образования и формирования экологического сознания» (Москва, 2006) отмечали необходимость внесения в ПНП «Образование» направление «Формирование системы непрерывного экологического образования».

Развитие экологического образования осуществляется не только на федеральном, но и региональном уровне, тем более, что ст. 6 Федерального закона «Об охране окружающей среды» предусматривает полномочие органов государственной власти субъектов РФ по организации и развитии системы экологического образования и формирования экологической культуры.

Одна из задач, стоящих перед государственными органами субъектов РФ, - разработка правовой основы формирования и развития экологического образования, основанного на принципах всеобщности, непрерывности, системности и экологизации содержания учебных дисциплин [6].

Прежде всего, формирование и развитие экологического образования в субъектах РФ рассматривается как одно из направлений государственного управления в сфере природопользования и охраны окружающей среды. В частности, в Вологодской области в действующей Концепции природопользования и охраны окружающей природной среды Вологодской области на период до 2010 года, утвержденной Постановлением Губернатора Вологодской области от 3 августа 2001 года № 756 [7], предусматривается, что целью экологического образования являются повышение экологической культуры общества и профессиональной подготовки специалистов. Реализация данного направления государственной региональной политики возложено на ряд органов исполнительной власти Вологодской области. В частности, Департамент образования Вологодской области организует систему дошкольного, школьного и профессионального экологического образования, Департамент природных ресурсов и охраны окружающей среды Вологодской области участвует в экологическом просвещении и образовании населения, Департамент культуры Вологодской области осуществляет экологическое просвещение на базе учреждений культуры.

Также развитие экологического образования и формирование основ экологической культуры рассматривается в Вологодской области в качестве одной из задач реализации Стратегии рационального природопользования и охраны окружающей среды Вологодской области на период до 2020 года [8].

В целях создания комплексного правового механизма на территории области реализуется Концепция непрерывного экологического образования утвержденная Постановлением Правительства РФ от 9 августа 2002 года № 507 [9].

В данном документе обозначена цель экологического образования, под которой понимается формирование нового мировоззрения и нового образа жизни, находящегося в гармонии с окружающей средой для преодоления ее кризисного состояния и создания благоприятных условий перехода России и Вологодской области на модель устойчивого развития, и задачи экологического образования, к числу которых относятся: создание правовой базы экологического образования, разработка методологических и научно-методических основ, включение экологического образования в общее и профессиональное образование.

Также Концепция предусматривает особенности организации экологического образования на дошкольном, общеобразовательном и профессиональном уровнях.

Разумеется, оценить принятие Концепции экологического образования можно только позитивно. Но, тем не менее, Концепция является документом, содержащим лишь общие положения областной политики в области экологического образования, и не предусматривает механизм финансирования мероприятий. В то время у субъектов РФ есть возможность принятия и закона об экологическом образовании. Некоторые субъекты РФ (Волгоградская, Ивановская, Курская области и др.) уже приняли свои законы об экологическом образовании или об экологической культуре.

Разработан аналогичный законодательный акт и в Вологодской области – проект закона «Об экологическом образовании в Вологодской области» [10]. В данном законопроекте определены такие ключевые понятия, как экологическое образование, содержание и уровни системы экологического образования, экологическое сознание, культура и мировоззрение.

Важным аспектом данного законопроекта является наличие системы принципов экологического образования и просвещения, основными из которых являются устойчивое развитие, всеобщность и комплексность, системность и преемственность экологического образования, взаимосвязь федерального и регионального компонентов и иные. Проектом предусматривается структура и система экологического образования, сформулировано содержание экологического образования на различных уровнях: дошкольного, школьного, дополнительного, высшего образования, повышения квалификации и профессиональной переподготовки. Важным аспектом законопроекта является определение компетенции органов законодательной и исполнительной власти Вологодской области, органов местного самоуправления в сфере организации экологического образования. Предусматриваются и источники финансирования экологического образования.

Принятие данного закона, без сомнения, может придать новое качественное состояние экологическому образованию в Вологодской области, поэтому правовое регулирование экологического образования в Вологодской области должно выйти на законодательный уровень с соответствующим бюджетным финансированием мероприятий по реализации природоохранных мероприятий.


Использованные источники

1. См.: Решение Международной конференции «Законодательное обеспечение экологического образования и формирования экологического сознания» (Москва, 2006).

2. См.: Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1992. № 30. Ст. 1797.

3. См.: Решение Международной конференции «Законодательное обеспечение экологического образования и формирования экологического сознания» (Москва, 2006)

4. См.: Собрание законодательства РФ. - 2000. - № 16. - Ст. 1639; Парламентская газета. - 2007. - 3 июля.

5. См: СПС «КонсультантПлюс».

6. См.: Пугач Е. Н. Эколого-правовое образование в школе и вузе. Учебно-методическое пособие / Под ред. д.п.н., проф. Л. А. Коробейниковой. – Вологда: ВИРО, 2005. – С. 13-14.

7. См: СПС «КонсультантПлюс».

8. Утверждена Постановлением Правительства Вологодской области от 25 марта 2008 года № 558 // См: СПС «КонсультантПлюс».

9. См.: Красный Север. - 2002. - 20 авг.

10. http: www.vologda-oblast.ru (дата обращения 17.11.2009).
Интеллектуальная собственность и исключительные права:

проблемы терминологии
Шубин К.А.

Российский государственный институт интеллектуальной собственности, г.Москва, Россия

e-mail: kir3217@yandex.ru
Науч. рук.: А.П. Печников, д. ю. н., профессор, Московский государственный университет управления правительства Москвы
В современном мире, одновременно с общими тенденциями к глобализации, ростом возможностей информационных технологий, связи, и, как следствие, беспрецедентной открытости и доступности информации, роль такого правового института как интеллектуальная собственность высока как никогда. С использованием современных технических средств объекты интеллектуальной собственности превратились в один из наиболее эффективных экономических инструментов, сулящий компаниям, сумевшим верно им воспользоваться, огромные выгоды. Само словосочетание «интеллектуальная собственность» является общеупотребимым во всем мире, широко используется как в национальном законодательстве государств, так и в нормах международного права. Однако, к сожалению, смысл, вкладываемый в это понятие в различных правовых источниках, одинаков далеко не всегда. В основном это обусловлено тем, что в различных правовых системах сложились те или иные подходы к сущности рассматриваемого понятия. Достаточно серьезные разногласия в этом вопросе существуют и среди ученых-правоведов. У самого термина «интеллектуальная собственность» немало противников, считающих слово «собственность» вводящим в заблуждение и неприменимым в данном случае [1, с.9]. В связи с тем, что подход к пониманию прав на результаты интеллектуальной деятельности как к правам особого рода является достаточно распространенным, правовые нормы многих государств используют для их обозначения термин «исключительные права», призванный обозначить их специфику и отграничить их от правомочий собственника материальных объектов. Однако и в том, что следует понимать под исключительными правами, единого мнения в правовой доктрине также не существует. Автор данной статьи ставит перед собой задачу осветить основные подходы к пониманию рассматриваемых понятий, проанализировать применение терминологии, касающейся интеллектуальной собственности и исключительных прав в современном российском законодательстве, а также предложить некоторые формы корректировки.

Небезызвестен тот факт, что правовые нормы, регулирующие интеллектуальную собственность, по-прежнему базируются на положениях, разработанных в XVIII-XIX веках. В связи с этим автору представляется целесообразным начать с освещения основных подходов к пониманию института интеллектуальной собственности, существовавших в это время.



Термин «интеллектуальная собственность» действительно появился в законодательстве и правовой науке сравнительно недавно, в конце XVIII века. Ранее праву были известны лишь отдельные элементы интеллектуальной собственности, не объединенные одним понятием. Формулировка была избрана не случайно – исторически права авторов и изобретателей действительно признавались аналогичными праву вещной собственности. Первый шаг в этом направлении был сделан в XV веке Венецианской республикой, признавшей право собственности на результаты творческой деятельности, то есть фактически превратившей их в товар [2]. Со временем к пониманию экономической целесообразности этого решения пришли и остальные государства Европы. Происхождение самого термина «интеллектуальная собственность» традиционно связывается с французским законодательством XVIII века. Отношение к результатам интеллектуальной деятельности как к собственности базировалось на теории естественного права и наиболее полно было воспринято англо-американской правовой системой. Данный подход получил название «проприетарная теория». В соответствии с данной теорией, возникающее у творца право на достигнутый результат сродни праву собственности, которое проявляется у лица, трудом которого создана материальная вещь. Как и право собственности, право на результат творческой деятельности обеспечивает его обладателю исключительную возможность распоряжаться этим результатом по своему усмотрению, с устранением всех третьих лиц от вмешательства в исключительную сферу правообладателя. Указанные теоретические воззрения на природу авторского и патентного прав были последовательно воплощены в законах революционной Франции. Так, во вводной части французского Патентного закона от 7 января 1791 г. говорилось, что «всякая новая идея, провозглашение и осуществление которой может быть полезным для общества, принадлежит тому, кто ее создал, и было бы ограничением прав человека не рассматривать новое промышленное изобретение как собственность его творца». Логическим следствием такого подхода стало закрепление во французском законодательстве понятий литературной и промышленной собственности. [3]. С этим были связаны некоторые различия в правовом регулировании интеллектуальной собственности. Англо-американская система права, традиционно прагматичная, тяготела к законодательному закреплению в первую очередь имущественных прав на объекты интеллектуальной собственности, стремилась в первую очередь обеспечить возможность получения от изобретательства экономических выгод, в отличие от государств континентальной системы права, акцентировавшей внимание также и на том факте, что правовое регулирование должно распространяться и на те права, которые непосредственно связаны с личностью автора (российским законодательством данный вид прав определяется как «личные неимущественные права», право европейских государств использует термин «моральные права») [4]. С наступлением XX века значительно усилилась роль международного права, одной из основных целей которого является гармонизация правовых норм в различных государствах. С учетом этого, США пересмотрели положения законодательства об интеллектуальной собственности, включив него также и нормы, распространяющие правовую защиту (словосочетание употреблено намеренно, поскольку перевод на русский язык используемого американским законодательством термина «legal protection» как «правовая охрана» представляется не вполне точным) на права, непосредственно связанные с личностью авторов. Произошло сближение двух основных правовых систем. Однако подход к пониманию прав на результаты интеллектуального труда в первую очередь как к правам собственности прослеживается в законодательстве Великобритании и США и в настоящее время. Право США, к примеру, для обозначения права автора на созданное им произведение, оперирует понятием «исключительное право», определяя его как разновидность монополии, возможность для обладателя исключительного права совершать действия или извлекать выгоду из чего-либо, а также запретить всем остальным совершать те же действия либо извлекать выгоду из того же объекта. Однако термин «исключительное право» не является специфическим именно в области интеллектуальной собственности и употребляется в американском законодательстве в отношении иных объектов. Обладатель исключительного права именуется «owner», то есть владелец (или собственник). Так, в разделе 35 Свода законов США, посвященному патентам, закреплено, что патенты имеют все признаки частной собственности.

Однако, помимо проприетарного подхода к сущности интеллектуальной собственности, в правовой доктрине существует немалое количество альтернативных точек зрения. По мнению ряда правоведов, рассматривать отношения, связанные с правами на результаты интеллектуальной деятельности, в рамках права собственности невозможно. «Критики проприетарной теории авторских и патентных прав резонно указывали и указывают на массу отличий отношений в области духовного производства от вещно-правовых и среди них, как правило, выделяются специфика объекта интеллектуальной деятельности, ограниченный территориально и по сроку существования диапазон прав на объект духовного производства, неотделимость неимущественных авторских правомочий от личности творца, особые способы защиты нарушенных прав и др.» [5]. В связи с этим многие правоведы предлагали отказаться от использования термина «интеллектуальная собственность», считая его своего рода попыткой приспособить принципиально новое правовое явление к уже разработанным юридическим концепциям, и обратиться к понятию «исключительные права».

Исследователи утверждают, что понятие «исключительные права» берет начало из теории частноправовой монополии, разработанной Рогэнем в конце XIX века. Сущность авторского права он видел не в возможности использования творческого объекта, но в способности воспрепятствовать всем остальным членам общества использовать такой объект. «Монополия» на использование произведения при этом понималась как свойство, присущее всем абсолютным правам. Теория исключительности авторских прав часто упоминалась и в российской дореволюционной юридической литературе и нашла свое отражение в Законе 1911 года [6].

С точки зрения теории, исключительное право действительно представляет собой «легальную монополию», суть которой состоит в том, что, как пишет А.П. Сергеев, «…исключительный характер авторских прав состоит вовсе не в признании их неотторжимости от личности автора, как продолжают считать многие российские юристы, а в признании того, что только сам обладатель авторского права (т.е. автор или его правопреемник) может решать вопрос об осуществлении авторских правомочий, и, прежде всего, связанных с использованием произведения»[7]. Изначально предполагалось, что исключительное право – это право абсолютное и не допускающее каких-либо вмешательств в правомочие его обладателя. Говоря об этом, невозможно обойти вниманием тот факт, что концепция абсолютности исключительного права берет начало из философии римского частного права, а говоря точнее – из идеи о неограниченности права собственности. В конце классического периода в римском праве (III в. н.э.) обычным обозначением для собственности являлся термин proprietas. Собственность открывала носителю этого права всестороннюю возможность пользования и распоряжения вещью (отчуждение, обременение) и исключала вмешательство всех посторонних лиц в сферу господства частного собственника. Поэтому классическая юриспруденция

понимала собственность как неограниченное и исключительное правовое господство лица над вещью, как право, свободное от ограничений по самому своему существу и абсолютное по своей защите. В праве Юстиниана оно обозначалось уже как полная власть над вещью — plena in re potestas. [8]. Дальнейшее развитие правовой науки показало, что принцип абсолютности права собственности нежизнеспособен, собственность так или иначе должна быть подвергнута ограничениям, если этого требуют интересы общества и государства, вне зависимости от воли собственника. А поскольку на момент зарождения теории исключительных прав результаты интеллектуальной деятельности были для классической юриспруденции понятием неизвестным, в идее установления абсолютности исключительного права с одновременным его дистанцированием от каких-либо аналогий с правом собственности, был определенный смысл. Право собственности в известной степени ограничивается правовыми нормами, а поскольку исключительное право – это не право собственности, а нечто иное, почему оно не может быть абсолютным, в особенности учитывая его неразрывную связь с личностью создателя? Однако осознание необходимости нахождения компромисса между защитой интересов правообладателей и интересов общества в целом, как и в праве вещной собственности, приводит к тому, что правовые нормы допускают ограниченное использование объектов исключительных прав в целях, отвечающих интересам общества (научных, культурных, образовательных и т.д.).

И все же сторонники теории исключительных прав единодушны в одном: аналогии между правом собственности и исключительными правами быть не может. Исключительные права – это права sui generis, т.е. права особого рода, законодательное регулирование которых необходимо осуществлять с помощью иных правовых средств, нежели права вещной собственности. Однако, с учетом того, что правовое регулирование интеллектуальной собственности в первую очередь имеет задачу обеспечить результатам интеллектуальной деятельности способность участвовать в гражданском обороте, быть предметами сделок и приносить прибыль, наряду с объектами традиционного гражданского права, такая принципиальная позиция представляется не вполне оправданной. Нельзя не согласиться с утверждением В.А. Дозорцева о том, что «…изобретение нельзя отождествить с машиной, в которой оно воплощено. Литературное произведение нельзя отождествить с рукописью или книгой» [9]. Но в данном случае нельзя не принимать во внимание тот факт, что ни в одном государстве мира не предоставляется правовая защита результату интеллектуальной деятельности, не имеющему материального выражения в той или иной форме или не способному иметь такое выражение. Идея в ее отрыве от предметов материального мира не может быть защищена правом, поскольку регулирование самой интеллектуальной деятельности человека невозможно в принципе.

В этой части небезынтересно упомянуть, что один из способов решения возникших противоречий между сторонниками проприетарной теории и теории исключительных прав также предлагало римское частное право. Имеется в виду концепция деления вещей на телесные и бестелесные, являвшаяся для классического римского права одной из базовых. Смысл бестелесных вещей состоял в том, что ими охватывались все права: вещные, обязательственные, наследственные и т.д. Римский юрист Гай так и делит вещи на телесные (corporales), которые можно осязать (quae tangi possunt) и бестелесные (incorporates), которые нельзя осязать (quae tangi non possunt). В качестве примеров res incorporates Гай называет наследство, узуфрукт, обязательства. Следует отметить, что в числе примеров res incorporates Гай не упоминает права собственности: римские юристы не различают четко право собственности на вещь и самую вещь, вследствие чего право собственности попадает у них в категорию corpora, телесных вещей [10]. Правовой режим бестелесных вещей, по сути, оставался тем же, что и для вещей телесных, хотя и с учетом их особенностей. Данный подход в общем виде был воспринят англо-американской правовой системой (имеется в виду, что британским и американским законодательством права на результаты интеллектуальной деятельности, если они могут быть отчуждены, признаются вещами, хотя и особого рода) [11].

Безусловно, полной аналогии между правом интеллектуальной собственности и правом вещной собственности провести нельзя, однако это касается скорее частных признаков, о которых говорилось ранее (имеется в виду ограниченность прав на результаты интеллектуальной деятельности в пространстве и времени, специфические правовые средства их защиты и т.д.). Как указывает С.С. Алексеев, «…автор, по логике вещей, относится к продуктам своего творчества как к своим. Словом, по основным своим началам…продукты интеллектуальной деятельности, других творческих и смежных с ними отношений буквально точка в точку согласуются с важнейшими чертами общего понятия собственности»[12]. Как можно заключить из вышесказанного, в юридической науке приходится констатировать наличие антагонистического отношения друг к другу сторонников различных подходов к определению сущности интеллектуальной собственности. Но интеллектуальная собственность – понятие многогранное и, как показывает практика, для выработки единого подхода к ее пониманию необходимо, так или иначе, искать точки соприкосновения. Автору представляется, что правовые средства, используемые в законодательстве для регулирования права собственности, могут послужить базой для создания наиболее эффективного механизма правового регулирования интеллектуальной собственности, обеспечения обладателю права на результат интеллектуальной деятельности возможности для максимально эффективного его использования.

В связи со всем вышесказанным, небезынтересно проанализировать, какой подход к пониманию интеллектуальной собственности преобладает в Четвертой части Гражданского кодекса России и какими терминами оперирует законодатель.

Как известно, до принятия этого более чем актуального на настоящее время нормативного акта косвенное определение интеллектуальной собственности содержалось в статье 138 ГК. Оно звучало следующим образом: «исключительное право (интеллектуальная собственность) гражданина или юридического лица на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или услуг (фирменное наименование, товарный знак, знак обслуживания и т.п.)». Из приведенного определения следует, что между интеллектуальной собственностью и исключительными правами можно поставить знак равенства. Причем в понятие «исключительные права» законодатель включил как имущественные права, так и неимущественные (в этой связи необходимо отметить, что по вопросу целесообразности проведения границы между этими правами, правовая доктрина не дает однозначного ответа).

После введения в действие Четвертой части Гражданского кодекса указанная правовая норма утратила силу. В настоящее время определение интеллектуальной собственности содержится в статье 1225, в которой она определяется через перечень результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, которым предоставляется правовая охрана. Необходимо отметить в этой связи, что определение интеллектуальной собственности путем перечисления ее объектов отличается от того определения, которое дается в нормах международного права, например, в статье 2 Конвенции, учреждающей Всемирную Организацию Интеллектуальной Собственности (ВОИС), в которой интеллектуальная собственность определяется как совокупность прав на соответствующие объекты, объекты далее перечисляются, причем их перечень не является закрытым. С учетом того, что перед законодателем стояла задача максимальной гармонизации российского законодательства об интеллектуальной собственности с нормами международного права, такой подход представляется несколько нелогичным.

В статье 1226 ГК в законодательство введен термин «интеллектуальные права», состоящие из исключительного права, являющегося имущественным правом, личных неимущественных прав и иных прав. В этой связи необходимо отметить, что использование понятия «интеллектуальные права» было предложено В.А. Дозорцевым, считавшим, что введение этого термина позволит избежать «недоразумений, внутренних противоречий и двойственного понимания» [13]. Автор данной статьи полагает, что, с точки зрения терминологии, понятие «интеллектуальные права» в качестве собирательного для имущественных и неимущественных прав вполне удачен. Исключительность прав на результаты интеллектуальной деятельности во многом спорна, поскольку, как уже указывалось ранее, законодательство предоставляет возможность ограниченного использования результатов интеллектуальной деятельности в интересах общества, то есть фактически ограничивает исключительность. Однако включение термина «интеллектуальные права» в Четвертую часть ГК представляется нецелесообразным, ввиду того, что данный термин отличается от употребляемого в нормах международного права (в качестве примера можно привести Соглашение о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности (ТРИПС), в котором в сходном значении употребляется термин «права интеллектуальной собственности»), и используется лишь в двух статьях Кодекса, а далее «распадается» на исключительные и личные неимущественные права. Также представляется несколько неясным решение законодателя ограничить применение термина «исключительные права» только правами имущественными. Ведь «исключительность прав» наиболее полно проявляется именно в правах неимущественных, то есть связанных с личностью автора. Данные права не могут использоваться другими лицами в принципе. В отличие от прав имущественных, исключительность которых в некоторых случаях законодателем ограничивается. В данном случае имеются в виду некоторые положения Четвертой части ГК о свободном использовании произведений в учебных, научных, информационных целях, принудительной лицензии.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что для максимально эффективного применения законодательства об интеллектуальной собственности к совокупности терминов, в нем используемых, необходим системный подход. Прежде чем осуществлять регулирование любого правового института, необходимо четко определить основные его понятия, хотя бы на примере норм международного права. Несмотря на то, что интеллектуальную собственность часто называют «правовым феноменом», основные термины, используемые при ее правовом регулировании, уже сложились и успешно используются. И в этой связи наиболее приемлемым подходом к определению терминов представляется следующий: легальное определение интеллектуальной собственности как совокупности прав на результаты интеллектуальной деятельности одновременно с дальнейшим использованием термина «исключительные права» в части прав имущественных. В качестве обобщающего понятия прав на результаты интеллектуальной деятельности представляется логичным использование терминологии Соглашения ТРИПС, то есть – «права интеллектуальной собственности». С точки зрения правовой науки данный подход является несколько неточным, однако ввиду того, что указанные термины вошли в мировую практику, их применение не вызовет расхождений при взаимодействии различных правовых систем.
Использованные источники

1. См. например: Маковский А.Л. Интеллектуальная собственность: правовое регулирование, проблемы и перспективы // Законодательство. - 2001. - № 4 - с. 23 - 24.

2. Судариков. С.А. Право интеллектуальной собственности. – Москва: Проспект, 2009. – 7с.

3. Сергеев А.П. Право интеллектуальной собственности. - Москва: Тейс, 1996. – 10с.

4. Близнец И.А. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации. Теоретико-правовое исследование. Дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.01. – Москва: РГБ, 2003. – 25с.

5. Лапач В.А. Система объектов гражданских прав. Теория и судебная практика. – Санкт-Петербург: Юрид. центр Пресс, 2002. – 467с.

6. Близнец И.А. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации. Теоретико-правовое исследование. Дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.01. – Москва: РГБ, 2003. – 130с.

7. Сергеев А.П. Авторское право России. - Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1994. – 123с.

8. И.Б. Новицкий, И.С. Перетерский. Римское частное право. – Москва: Юриспруденция, 2000. - 146с.

9. Дозорцев В.А. На рынке идей // Закон. - 1993. - № 2. - 38с.

10. И.Б. Новицкий, И.С. Перетерский. Римское частное право. – Москва: Юриспруденция, 2000. - 120с.

11. Гражданское право, часть 1. Учебник под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. - Москва: Тейс, 1996. - 73с.

12. Алексеев С.С. Право собственности. Проблемы теории. – Москва: Норма, 2008. - 68с.

13. Дозорцев В.А. Интеллектуальные права. Понятие. Система. Задачи кодификации. Сборник статей. – Москва: Исследовательский центр частного права, 2005. - 55с.

Научное издание

Молодежь и наука: реальность и будущее

Материалы

III Международной

научно-практической конференции

2010г.

ТОМ II


филологические и юридические науки

Верстка - И.С. Волков

Подписано в печать 07.02.2010 г. Формат 60x84 1/8

Бумага офсетская. Гарнитура «Times». Печать ризография.

Усл. п.л. 67,5 Тираж 200 экз. Заказ №222

Изд-во Невинномысского института экономики, управления и права

357101 г. Невинномысск, ул. З. Космодемьянской, 1

Отпечатано в Невинномысском институте экономики, управления и права






Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   86   87   88   89   90   91   92   93   94




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет