Томас Вудро Вильсон, 28-й президент США психологическое исследование

К 21-летнему возрасту характер Томаса Вудро Вильсона почти окончательно сформировался. Были установлены все основные разрядки для его либидо, и, за исключением возросшего отождествления им себя с Богом после поражения от Веста, он не очень сильно изменился за оставшиеся 47 лет своей жизни. Поэтому мы должны продолжать изучение его характера под несколько иным углом. До сих пор мы занимались определением того, какие "аккумуляторы" и разрядки для его либидо установились у него в детстве, подростковом и юношеском возрасте. Теперь же мы будем наблюдать за его попытками достичь счастья через установившиеся разрядки. Мы сменим микроскоп, в который рассматривали изолированные порции его либидо, на увеличительное стекло, с помощью которого будем наблюдать за его действиями, предпринятыми в попытке удовлетворения своих влечений.

Проблема поисков счастья в жизни, которая заботит всех людей, является в большой степени проблемой экономного расходования психической энергии. Индивид обладает определенным количеством либидо, которое накапливается в различных аккумулирующих структурах и ищет разрядки посредством многочисленных выходов. Если Супер-Эго не препятствует потоку либидо, требующему разрядки, а также если не сдерживается тот поток либидо, который наличествует в данное время, и при этом чрезмерно не опустошается тот или иной резервуар либидо, человек чувствует себя счастливым. И наоборот, если выходы не одобряются Супер-Эго или являются недостаточно большими или слишком большими, индивид чувствует себя несчастным. Современная психология ничего нового не может добавить к классической формуле счастья - "умеренность во всем", за исключением замечания о том, что умеренность в требованиях Супер-Эго является столь же существенной, сколь и умеренность во всех прочих вещах.

И даже если человек готов жить согласно этому древнему правилу, он не сможет легко достичь счастья или продолжать вести счастливую жизнь продолжительное время. Найти разрядки для фундаментальных, часто противоречивых влечений крайне трудно; и даже если найдены удовлетворительные разрядки, изменяющиеся обстоятельства жизни не позволяют им оставаться неизменными. Смерть, болезнь, потеря любви или положения неотделимы от человеческой жизни, и все они вовлекают в себя потерю разрядок для либидо. Так что самый мудрый и самый умеренный человек не может рассчитывать на постоянное счастье. Менее мудрые люди, среди которых должно упомянуть Томаса Вудро Вильсона, не могут достичь больше скоротечных проблесков счастья. Неумеренное Супер-Эго Вильсона, которое требовало от него невозможного, уже одно было достаточно для того, чтобы обречь его на вечное недовольство, а чрезмерное количество либидо, которое наполняло его пассивность по отношению к отцу, требовало выходов, которые было трудно найти и сохранять в течение долгого времени.

В Принстоне Вильсон не очень заботился о нахождении выхода для относительно слабого тока либидо, направленного на мать. Его не изматывала, в противовес большинству мужчин, императивная потребность обладать женщиной. Его любовь к матери, родным и двоюродным сестрам была для него достаточной. Его действия в Принстоне, подобно его поступкам на протяжении большей части его жизни, определялись его потребностью нахождения выхода для конфликтующих влечений по отношению к отцу.

Мы видели, что он нашел выход одновременно для своей активности и пассивности по отношению к отцу посредством отождествления себя с Гладстоном и что во время его учебы в колледже все другие его интересы были подчинены желанию стать христианским государственным деятелем.

Как обычно, он плохо успевал по тем предметам, которые не были связаны с устной и письменной речью. Он изучал Бёрка, Брайта и Бэджгота, отрабатывал мимику перед зеркалом, тренировался в лесу в риторике, делал визитные карточки со следующей надписью: "Томас Вудро Вильсон, сенатор от штата Виргиния", организовал дискуссионный клуб, в котором правление сменялось, как в палате общин, и написал статью в защиту применения английской формы кабинетного правительства в Соединенных Штатах.

В это время Вильсон очень дорожил дружбой с заместителем редактора журнала "Интернэшл ревью" Генри Кэботом Лоджем (впоследствии он его возненавидел). Он послал свою статью Лоджу, который ее принял. Позднее, когда Вильсон готовился к поступлению в Университет Джона Гопкинса, в его списке имен известных ученых, чьи работы он читал (в основном в области истории), появилось и имя Лоджа. Так Лодж вошел в жизнь Вильсона, но не как ученый, а как человек, обладающий властью: представитель отца.

Возросшая уверенность в своих силах позволила Вильсону во время второго года обучения добиться лидерства среди своих товарищей в Принстоне и завести большое число обычных, без особого эмоционального накала дружеских связей. Он также завел дружбу с Чарльзом Тэлкоттом, которая отличалась от его привязанности к Бруку тем, что Вильсон был старше своего друга. Тэлкотт для его бессознательного, вероятно, являлся преемником маленького Джо Вильсона и предвестником Гиббена и Хауза. Во всех этих отношениях Вильсон явно представлял собственного отца, а его друзья - его самого, так что посредством этих привязанностей, путем двойного отождествления, уже обсуждавшегося нами, Вильсон находил выход для своей пассивности по отношению к отцу.

В рождественские праздники 1879 года, когда Вильсону было около 23 лет, он в первый раз в своей жизни влюбился. Мы видели, что в детстве он перенес часть либидо, направленного на мать, на своих родных и двоюродных сестер. И характерно, что он влюбился в одну из своих двоюродных сестер: Генриетту Вудро. Она была дочерью брата его матери, Томаса Вудро, и являлась для него представительницей матери. Как и его мать, она была родом из Чилликотэ, штат Огайо. Ее отца, подобно отцу его матери, звали Томас Вудро. Вильсон начал писать ей "отчасти пылкие" письма. Его возросшая в то время мужественность не привела его сколько-нибудь ближе к телу женщины.

Большая часть его либидо все еще была направлена на отца. Его огромным желанием оставалось желание стать подобным Гладстону. Завершив обучение в Принстоне в июне 1879 года, осенью он отправляется в Виргинский университет изучать право, не потому, что желает стать юристом, а потому, что считает эту деятельность "верным путем" к посту государственного деятеля. В Виргинском университете изучение права наводило на него скуку, но участие в дебатах, как обычно, целиком захватило его, и он предпринял попытку реорганизации дискуссионного клуба, членом которого являлся. Составление конституций давало ему громадное удовлетворение на протяжении всей жизни. Будучи 12-летним мальчиком, он установил правила произнесения речей для "Быстроногих". Он составлял или переделывал заново конституции в Дэвидсоне и Принстоне. Он заявил о своем намерении сделать то же самое в Виргинском университете.

Эту же процедуру он завершил в Университете Джона Гопкинса и в Уэслианском университете. Он изучал конституцию Нью-Джерси с целью ее переделки. И наконец, он разрабатывал конституцию для Лиги Наций. Мы видели, что, составляя законы правильного проведения собраний для "Быстроногих", Вильсон одновременно подчинялся отцу и имитировал его, он находил выход как для своей пассивности по отношению к отцу, так и, посредством отождествления, для своей активности по отношению к нему. Он удовлетворял те же самые влечения при подготовке соглашения о создании Лиги Наций. Доля участия Вильсона в основании Лиги Наций преувеличивалась, но постольку, поскольку он являлся ее "отцом". Лига Наций была "внуком" преподобного Джозефа Раглеса Вильсона, экстраординарного профессора риторики, чей интерес к словам и правилам речи столь докучал всем его знакомым, но производил громадное впечатление на его сына.

В Виргинском университете Вильсона избрали президентом дискуссионного клуба имени Джефферсона, несмотря на питаемую им неприязнь к личности Джефферсона. Такая враждебность к Джефферсону и аналогичная враждебность к Дизраэли кажется на первый взгляд чем-то экстраординарным у молодого человека, который стремится стать государственным деятелем. Джефферсон являлся одним из наиболее видных американских государственных деятелей, а Дизраэли - не менее знаменитым государственным деятелем Англии.

Однако найти объяснение враждебности Вильсона не так сложно. Он видел себя "христианским государственным деятелем" - Гладстоном. Ни Джефферсон, ни Дизраэли не являлись христианскими государственными деятелями. Джефферсон был деистом, а Дизраэли - евреем. К тому же Дизраэли был личным противником его учителя, Гладстона. Это были подходящие враги (сыны ада) для того Бога-Отца, с которым он отождествлял себя. Когда позднее Вильсон стал государственным деятелем и "божеством" в своем бессознательном, он частенько облекал своих оппонентов в "наряд сатаны".

В декабре 1880 года обычные для Вильсона головные боли и диспепсия стали столь интенсивными, что ему пришлось оставить учебу в университете. Не получив диплома, он возвратился в дом отца, где ему был обеспечен надлежащий уход. Нет никаких свидетельств, говорящих о том, что он перестал быть девственным.

Он все еще писал письма своей двоюродной сестре Генриетте. Он чувствовал себя очень несчастным. Спустя 6 месяцев он навестил семью Генриетты Вудро в Чилликотэ, штат Огайо, где 32 года тому назад отец женился на его матери. Вильсон сделал предложение своей двоюродной сестре. Она отказала ему. Он возвратился в дом отца и в первый раз в своей жизни стал называть себя Вудро Вильсон, опуская имя Томас.

В последующие годы Вильсон давал различные объяснения этому, но ни одно из них не представляется нам убедительным. Когда человек дает различные неубедительные объяснения относительно какого-либо действия, надо думать, что истинная причина, побуждающая его к этому действию, лежит в его бессознательном. И действительно, бессознательная причина того, что Вильсон отбросил свое имя Томас, ясна. Читатель вспомнит, что Эго обычно восстанавливает потерянный объект любви посредством отождествления себя с ним. Маленький мальчик, у которого отняли котенка, может начать ползать на четвереньках и мяукать. Маленький мальчик, которому приходится отказаться от своей матери как от объекта любви во время расщепления на составные части Эдипова комплекса, отождествляет себя с матерью.

Вильсон воспользовался этим знакомым механизмом. Он отправился в Чилликотэ с целью завоевать двоюродную сестру Вудро, которая представляла для него мать. Ее отца, как и отца ее матери, звали Томас Вудро. В своем бессознательном он, несомненно, был собственным отцом, отправившимся в Чилликотэ, чтобы жениться на матери. Его отвергли. Он чувствовал себя очень несчастным. Он лишился представительницы матери, чье имя, как и имя матери, было Вудро. Подобно ребенку, который начинает мяукать, он заменил потерянную представительницу матери собой. Он отбросил имя Томас - имя отца той девушки, которая отвергла его, - и стал невиновным в прелюбодеянии Вудро. Так он отождествил себя с матерью и удовлетворил свою потребность в представительнице матери, сам став своей матерью.

Для его возросшей мужественности такое отождествление себя с матерью было непереносимым, и неудивительно, что последующие полтора года были самыми несчастными в его жизни. Не находила выхода не только его активность по отношению к матери, но также активность по отношению к отцу. Его диспепсия и головные боли закрывали от него тот путь, который, как он надеялся, приведет его к карьере государственного деятеля, вплоть до весны 1882 года. Пробыв 18 месяцев дома, он наконец отправился в Атланту работать в области юриспруденции, что, как он был уверен, должно было привести его к карьере государственного деятеля. Но в Атланте он не нашел ни одного клиента. Казалось, путь к карьере государственного деятеля был для него закрыт. Весной 1883 года, в возрасте 26 лет, он сидел в своем офисе в Атланте, чувствуя себя абсолютно несчастным. Поток либидо через каналы активности по отношению как к отцу, так и к матери был блокирован.

В этот критический момент его развития ему улыбнулась фортуна, без которой для любого человека почти невозможно достичь высокого положения. Он отправился навестить свою любимую двоюродную сестру, которую когда-то сшиб с дерева. Она была замужем, но там он встретил Эллен Эксон, и она стала для него той представительницей матери, в которой он нуждался. Неудивительно, что он сразу же влюбился в нее. Она росла в той же среде, что и его мать, родные и двоюродные сестры. Подобно матери и сестрам, она была дочерью пастора пресвитерианской церкви. Ее мать умерла, и она заменяла мать троим малышам. Ее положение в доме почти полностью совпадало с положением его матери, когда отец женился на ней. Прося Эллен Эксон выйти за него замуж, Вильсон снова отождествлял себя с отцом. В их позднейших отношениях есть множество указаний на то, что Эллен Эксон являлась для Вильсона полной и законченной представительницей матери.

Влюбиться в представительницу матери - значит сделаться рабом фортуны. Такое отношение столь полно забирает практически весь поток либидо, направленный на женщин, что оно становится либо источником величайшего счастья и силы для мужчины, либо источником громадного несчастья и слабости. Если бы Эллен Эксон не любила Вудро Вильсона или если бы она со временем перестала его любить, он получил бы страшный удар, от которого, учитывая его невротическую конституцию и его привычные неврастенические симптомы, он едва ли оправился. Но случилось обратное. Она не только глубоко полюбила его, но продолжала любить до конца своих дней. С того осеннего дня 1883 года, когда она обещала выйти за него замуж, до своей кончины в 1914 году Вудро Вильсон обладал величайшим источником силы, какой только может существовать в жизни любого мужчины: индивидуальной любовью законченной представительницы матери.

Трудно переоценить ту помощь, которую она оказала ему. Его отношения с мужчинами продолжали оставаться неустойчивыми на протяжении всей жизни, вызывая конфликты, которые истощали силы. Его отношения с женщинами пришли в порядок. Он всегда мог вернуться для отдыха в возвращающие спокойствие объятия превосходной представительницы матери. "Лишь я одна могу успокоить его", - говорила она. Это было правдой. Он называл ее "центром покоя" своей жизни. Без этого центра покоя Вудро Вильсон рано уступил бы конфликтам в своей натуре. Его карьера в такой же степени являлась результатом любви Эллен Эксон, как и его Супер-Эго. Она была для него великолепной женой.

Поэтому начиная с осени 1883 года и далее Вудро Вильсон обладал выходом для своей активности и своей пассивности по отношению к матери. Однако в то же самое время он отказался от той разрядки, которую ранее выбрало его Эго для активности по отношению к отцу. Путь к карьере государственного деятеля через адвокатскую деятельность в Атланте оказался закрытым. Он отправился в Университет Джона Гопкинса, чтобы научиться зарабатывать себе на жизнь в качестве преподавателя колледжа. Для того чтобы заняться этой новой деятельностью, ему пришлось убедить себя, что каким-либо способом, возможно через профессуру, он в конечном счете станет государственным деятелем. Он понял, что, став крупным специалистом по вопросам политики, он сможет косвенным образом оказывать влияние на политическую мысль или на политическую жизнь.

Но приобщиться к политике через учебную аудиторию было в то время в Америке неслыханным делом, и ему пришлось признать, что у него немного шансов на то, что он когда-либо станет Гладстоном. Отождествление себя с Гладстоном установилось столь прочно в качестве главного выхода его активности по отношению к отцу, что что-либо меньшее, чем прямое продвижение к посту государственного деятеля, оставляло неудовлетворенной эту долю его либидо. И многое из его явно не обоснованного разочарования и плохого самочувствия в годы преподавательской и литературной деятельности может быть приписано потере этого выхода для агрессивности по отношению к отцу.

В его письме от 24 февраля 1885 года к Эллен Эксон есть замечательный отрывок откровения: "Да... в моей душе существует с давних пор скрытое чувство разочарования и потери, как если бы я упустил в своей жизни нечто такое, на что я мог бы надеяться вследствие своих дарований и стремлений... Я действительно очень глубоко жалею о том, что был лишен возможности следовать своему первому - главному - честолюбивому желанию, которое заключалось в том, чтобы играть активную, а если можно, то и ведущую роль в общественной жизни и избрать для себя, если бы я обладал такой возможностью, карьеру государственного деятеля. Это самый глубокий секрет моего сердца - или, точнее, моей души". Обрамление Вильсоном слова "главному" в этом предложении заставляет предположить, что, когда он писал "главный", его бессознательному виделось: премьер-министр Гладстон.

Будучи студентом Университета Джона Гопкинса, он написал книгу "Конгрессиональное правление", которая производила на читателя впечатление, что автор очень хорошо знаком с деятельностью конгресса по личным контактам. Но он ни разу не отправился взглянуть на описываемый им конгресс, хотя Вашингтон находился примерно в часе езды поездом от Балтимора, где он работал над книгой.

Такое увиливание от контакта с мужчинами и фактами продолжалось на всем протяжении его жизни. Когда его книгу "Конгрессиональное правление" приняли для публикации, он был в экстазе. Но в течение последующей недели находился в очень подавленном состоянии. На протяжении всей его жизни удовлетворение от достижения чего-либо почти тут же преодолевалось ощущением того, что он сделал мало. Его Супер-Эго было ненасытно. Когда эта книга была опубликована, он посвятил ее не своей невесте, а отцу, предоставив тому право решать, следует или нет ему возвратиться в университет для прохождения дальнейшего обучения и получения степени.

Таким образом, отец должен был решить, будет ли его брак ускорен или отсрочен. В это время Вильсону было 28 лет, и он любил писать письма, описывая в них себя как обладающего ("сильными страстями" и чувствами, как будто бы внутри него "горит вулкан". Но такое двойное предпочтение, оказанное отцу по сравнению с невестой, ясно показывает, сколь слабым был поток его либидо, направленный на женщин, по сравнению с потоком, направленным на отца.

Так как избранный им выход для агрессивности по отношению к отцу был блокирован, неудивительно, что он был очень критичен по отношению к своим университетским преподавателям. В действительности они являлись крупными учеными, и именно благодаря их удерживающему влиянию, которое они оказывали на Зильсона, его книга "Конгрессиональное правление" явилась лучшей литературной работой его жизни. Но всякий, стоящий выше Вудро Вильсона, всегда оставался для него отцовским представителем и поэтому мог послужить средством разрядки для вытесненной враждебности к реальному отцу. Мы увидим, как эта вытесненная агрессия прорывалась много раз в его жизни по отношению к тем людям, которым он должен был быть благодарен.

В июне 1885 года Вильсон женился на Эллен Эксон. До самой ее смерти в августе 1914 года он не проявлял ни малейшего сексуального интереса к какой-либо другой женщине. Конечно, он писал сотни длинных писем в расчете завоевать симпатии миссис Гилберт и других леди. Эти письма более напоминают попытки воссоздать заново отношения со своими старшими сестрами, нежели отношения со своей матерью. Именно на груди Эллен Эксон, а не на груди какой-либо из его корреспонденток он находил отдохновение.

Вудро Вильсон устроил свою новобрачную в колледж для девушек в Брин-Море, штат Пенсильвания, где сам преподавал историю. Несмотря на свою любовь, в то время, когда большинство мужчин находятся на вершине блаженства, он был очень несчастен. Его нервозность и подавленность были столь острыми и странными, что не могли проистекать только от его Супер-Эго. Мы должны попытаться найти другие "аккумуляторы" его либидо без удовлетворительного выхода.

Давайте посмотрим на его жалобы. Основное недовольство было вызвано тем, что заведение, в котором он работал, было женским. Здесь мы сразу же подмечаем предполагаемые отношения маленького Томми Вильсона со своим отцом. Ни его активность, ни пассивность по отношению к отцу не находили удовлетворительного выхода. Обучение юношей предполагало выход для обоих этих влечений. Ему не хватало отождествления себя с ребенком. Тогда он смог бы играть по отношению к себе одновременно роль отца и сына и восстановить то инфантильное отношение, которое делало его столь счастливым. В женском окружении такое отождествление становилось не только невозможным, но и непереносимым, так как он становился отцом, читающим лекции девушке, которая представляла его же. Он снова почувствовал себя женщиной, и это было ужасно. Не пробыв в Брин-Море и 6 месяцев, он начал искать другую работу.

Преподавание в Принстоне стало его целью. Он отправился в Нью-Йорк для выступления на банкете в честь выпускников Принстона, надеясь произвести на своих слушателей достаточное впечатление и таким образом получить место преподавателя в этом колледже. Во время его выступления над ним шутили, посмеивались, ходили по залу - словом, его речь никого не интересовала. Эта рана, нанесенная его нарциссизму, очевидно, была весьма болезненной, поэтому неудивительно, что впоследствии он проявлял мало почтения к чему-либо, связанному с Нью-Йорком.

Он снова вернулся к своему преемлимому самоотождествлению с Гладстоном. Он отправился в Вашингтон и попытался получить должность в госдепартаменте. Неудача. И снова его активность по отношению к отцу оказалась блокированной. Его жена была беременна. Он мечтал о сыне, посредством которого нашел бы выход одновременно своей активности и пассивности по отношению к отцу. Жена родила дочь. И вновь поток либидо, связанный с отношением к отцу, не находил выхода. Он становится все более и более нервозным. Его жена снова забеременела. И опять родившийся ребенок оказался девочкой. Его нервозность возросла. Он писал своему другу Роберту Бриджесу: "Я очень опасаюсь, что у меня наступит упадок сил, если я пробуду здесь еще год". И опять он ищет выход посредством государственной деятельности, пытаясь получить пост помощника государственного секретаря. Вновь неудача. Он чувствовал приближение нервного расстройства, писал о себе как об "остро нуждающемся в мужском обществе" и назвал эту зиму, 1887 - 1888 годов, "ужасной зимой".

Читатель, размышляющий относительно причин нервозности и несчастья в жизни этого молодого женатого мужчины, живущего в прекрасном доме и пользующегося уважением в Брин-Море, вероятно, склонен прийти к заключению, что его отношения с женой не приносили ему удовлетворения. Это, конечно, не так. Как и всегда, Эллен Эксон великолепно удовлетворяла ту меньшую долю его либидо, которая была направлена на женщин. И он находил удовольствие в своих дочерях.

Но основной поток его либидо снова и снова не мог найти выход через желаемые каналы. Его отношения с мужчинами были для него настолько важнее отношений с женщинами, что никакое количество домашнего блаженства не могло сделать его счастливым.

Его реакция на смерть матери и на конец "ужасной зимы" проливает некоторый свет на эту диспропорцию в его натуре. Он писал одному из своих друзей: "Моя мать была для меня матерью в самом полном, самом нежном смысле этого слова, и ее потеря оставила меня с печальным, тяжелым ощущением до некоторой степени внезапной потери моей юности. Я чувствую себя старым, с намного большим грузом ответственности... Однако самым тяжелым для меня является не собственная тяжелая утрата, а тяжелая участь отца, обе дочери которого замужем и который, так как мой брат учится в колледже, остался практически один в доме. Мне кажется в тяжелые моменты, что моя счастливая семейная жизнь здесь в сравнении с его несчастьем служит мне укором..."

Это письмо не является криком души о потерянном объекте. Его слова о кончине матери слишком вежливые и общепринятые. Эллен Эксон уже заняла ее место. Но его пассивность по отношению к отцу была глубоко взволнована мыслью о том, что отец нуждается в жене. В своем бессознательном он всегда желал занять место матери для своего отца. Теперь он незамедлительно занял это место. Его наполняло не ощущение того, что он потерял мать, а чувство того, что он потерял свою юность.

Смерть матери устранила одно из препятствий к тому, чтобы стать в его бессознательном женой своего отца. Он почувствовал себя "старым, с намного большим грузом ответственности", ощутил необходимость дать приют отцу. Ощущается желание сказать, что в своем бессознательном он чувствовал себя старой женщиной - своей матерью. Неудивительно, что он предложил отцу на какое-то время переехать жить к себе и постольку, поскольку это было возможно, играл роль преданной жены по отношению к преподобному Раглесу Вильсону до самой его смерти. Так нашла выход его пассивность по отношению к отцу.

9 марта 1890 года он писал жене: "...отдаленное чувство зрелости - или, вернее, взросления - пришло ко мне. Мальчишеское отношение, которое сохранялось и лелеялось столь долго, сознательно уступает место иному чувству..." - и добавил, что "наконец-то он начинает становиться уверенным в своих силах (возможно, способным отстаивать свои права) мужчиной". Сознательно ему казалось, что он наконец-то становится взрослым человеком, но представляется вероятным, что в своем бессознательном он стал взрослой женщиной. Так, даже смерть матери послужила выполнению его неудовлетворенного влечения быть любимым в качестве жены своим отцом. Он стал взрослым мужчиной в своем бессознательном лишь после смерти отца.

"Острая нужда в мужском обществе" для частичной разрядки своей активности и пассивности по отношению к отцу заставила его ухватиться за возможность сменить Брин-Мор на Уэслианский университет. Здесь было нужное ему мужское общество, и его здоровье и настроение сразу улучшились.

Последующие 7 лет его жизни были наиболее счастливыми. В течение всего этого периода у него не было ни одного "упадка сил" и его обычные симптомы не очень донимали его. Для всех основных "аккумуляторов" его либидо были найдены сравнительно удовлетворительные выходы. Его нарциссизм был удовлетворен успехом, которым пользовались его лекции, и тем общим уважением, которое ему оказывали повсюду. Жена превосходно удовлетворяла его активность и пассивность по отношению к матери. Его пассивность по отношению к отцу находила выход не только посредством принятия им роли жены по отношению к отцу, но также посредством отождествления с теми молодыми людьми, которым он читал лекции. Конечно, его активность по отношению к отцу удовлетворялась не полностью; но значительная доля его либидо выходила вследствие отождествления им себя с отцом во время чтения лекций, так что уменьшилась его потребность в нахождении выхода для своей активности посредством государственной деятельности. Даже его Супер-Эго, по всей видимости, было болee или менее удовлетворено успехами в академическом мире.

Его лекции, во время чтения которых он играл роль своего отца и изливал на своих слушателей свое душевное тепло и множество величественных обобщений на манер пастора, читающего проповедь с церковной кафедры, пользовались огромным успехом. Однако лишь выход его либидо через государственную деятельность мог полностью удовлетворить его агрессивность по отношению к отцу, и он был обрадован, когда 2 года спустя после начала преподавательской деятельности в Уэслианском университете ему предложили должность в Принстоне. Даже во время этого периода сравнительного счастья Вудро Вильсон постоянно помнил об отце, каждая разлука с которым заставляла его браться за перо, чтобы написать старому пастору.