фигура (Foster, 1985: 45–48).
В течение года после своего нуминозного видения г-жа Фостер пыталась, как могла,
понять свой опыт в юнгианском контексте. Ответ на ее письмо бывшего аналитика, доктора
Хардинг, был предсказуемым: она рекомендовала «не доверять» явлениям такого рода.
Обратившись к другим аналитикам, она получила в ответ больше сочувствия, но реального
понимания не было. Все, казалось, считали, что ее опыт не представлял особого значения для
развития ее личности – это своего рода психический курьез – тогда как сама она глубоко
внутри себя знала, что это было самое важное событие в ее жизни. В то время ей больше
всего помогли классические описания похожих мистических
переживаний Эвелины
Андерхилл (1955), так как они помогли ей поместить свой опыт в границы нормального.
Позже она прочитала у юнгианского аналитика Эдварда Эдингера, что центральный архетип
Самости часто проецируется на аналитика, и, когда, наконец, проекции изъяты, их обратный
поток может привести к встрече с центральным архетипом
как таковым (см.: Edinger, 1972:
42).
В своих более поздних размышлениях г-жа Фостер расширяет понятие Самости, или
«Другого», и предлагает несколько интересных идей, имеющих отношение к теме этой
книги. В соответствии с идеями Юнга об индивидуации она размышляет о том, что мы,
видимо, ощущаем присутствие
центрального архетипа с самого начала жизни. В качестве
подтверждения этого она указывает на переживания благоговения, откровения или другие
трансцендентные состояния, о которых сообщают многие дети в возрасте от трех до пяти лет
(см.: Borg, 2004; Hart, 2003; Shroder, 1999; Coles, 1990). Она полагает, что этот центральный
архетип является «основой души», но еще не воспринимается как
нечто отдельное само по
себе; напротив, он обычно
проецируется на родителей, других значимых людей,
наставников, священников, аналитиков и т. д.
С точки зрения Фостер, нуминозность центрального архетипа в какой-то степени
отделяется от этих проекций и отбрасывает «золотой отсвет» в моменты нашей фантазийной
игры, пока мы дети (Foster, 1985: 58). Однако чаще всего наша проекция образа центрального
архетипа остается «приклеенной» к фигурам значимых людей или даже к неодушевленным
предметам (в том числе природе в целом). Постепенно
через болезненный опыт мы
приходим к пониманию неполного соответствия многих этих «объектов» независимо от того,
насколько они были нам дороги, нуминозной реальности центрального архетипа, которую
мы проецируем (например, проекции г-жи Фостер на ее аналитика). Юнг предположил, что
это часто происходит в середине жизни, когда мы готовимся к ее второй половине и, в
конечном итоге, к смерти. Фостер приходит к следующему выводу:
В визионерском опыте, подобном моему, …эта главная ценность являет себя
отдельно от человеческих и материальных объектов и сияет собственным светом.
Когда такое происходит, она занимает центральное положение в психике, и – мы
снова используем метафору Юнга – Эго вращается вокруг нее,
как Земля
вращается вокруг Солнца. Любая работа, которую я делала после этого,
оказывалась не личным достижением, а приношением Другому, которому я теперь
отдавала должное. Существует уже не столько чувство, что я делаю то или это («я
живу», «я делаю карьеру»), сколько то, что жизнь проживается через меня.
Достарыңызбен бөлісу: