между младенцем и его матерью. Благодаря этому знанию были созданы новые теории,
описывающие механизмы травмы и пути преодоления ее последствий, обладающие мощным
объяснительным потенциалом (Schore, 1994, 2003b; Siegel, 2007).
Рассказывать историю травмы с открытым глазом означает придавать
фундаментальное значение отношениям «мать – дитя» в процессе формирования
я, а также
признавать решающую роль восстанавливающего, опирающегося на телесность
эмоционального опыта в отношениях переноса в терапии для исцеления травмы. Тот, кто
смотрит открытым глазом, настаивает на доказательствах и опирается на «прозрачные»
исследования отношений в диаде «мать – дитя» (Beebe et al., 2000; Tronick, 1989) или
«пациент – терапевт» (Mitchell, 1988; Bromberg, 1998). Это касается главным образом
межличностных фактов истории наших отношений с их конкретными деталями, доступными
наблюдению, но не «приватной самости» (Khan, 1974; Modell, 1993),
которая всегда
предполагает вопрос «
зачем? » и более глубокий «
кто? » относительно нашей внутренней
жизни.
Мир, который мы видим «закрытым глазом», известен нам меньше – невидимый
внешнему наблюдателю и в то же время не менее реальный, возможно, более загадочный и
из-за этой самой таинственности часто неудобный для современных мужчин и женщин.
Однако великие мистики всех времен нашли в этом внутреннем мире глубинное или
большее
я, которое дает
основу внешней жизни, оживляя ее ощущением глубины и смысла.
В своей книге «Глубинная жизнь: введение в христианский мистицизм» Луи Дюпре (Dupre,
1981: 24) определяет то, что видит закрытый глаз нашего сказителя,
если мы знаем, как
смотреть:
Мистическое сознание… предполагает… что под покровом череды
привычных ощущений и размышлений, непрестанно сменяющих друг друга,
находится более устойчивое
я,
в котором пространство и время
трансформированы в измерения внутренней вселенной со
своими ритмами и
перспективами. Самопознание только тогда можно назвать полным, если оно
достигло этого более глубокого уровня, скрытого за обыденным сознанием, с
помощью которого мы работаем, общаемся и осваиваем новое.
…Для христианина именно здесь душа соприкасается с Богом, это
представляет
собой божественную основу, на которой покоится человеческая
индивидуальность. Таулер назвал ее «основой души», а Экхарт – «малым
дворцом». Екатерина Сиенская говорит о «внутреннем доме сердца»… а Иоанн
Креста – о «тайном приюте… скрытом в темноте». Во всех этих метафорах
присутствует мотив тайного убежища, в котором пребывает Бог, они описывают
центр моего тварного бытия, в котором оно всегда находится в единении с
Божественным актом творения… святилище без образов, как назвал его Плотин.
Для обозначения «основы души» Юнг использовал слово
Самость, которое в этой
книге я буду писать с заглавной буквы. Переживание Самости – духовное событие для Эго.
Те, у кого есть такой опыт, никогда его не забудут. Яркие примеры
таких встреч Эго с
Самостью приведены в главах 1, 3, 4, 7, 8 и 9.
Идея второго духовного мира, лежащего рядом с нашей обыденной материальной
реальностью, не нашла широкого признания в научных кругах, но все же она стара, как само
человечество. Первобытные народы всего мира испытывали спорадические вторжения
высших духовных сил в свою жизнь, которые часто проявлялись в необычных событиях и
сновидениях (см.: Bernstein, 2005; DeLoria, 2006). Некоторые индивиды в этих ранних
традиционных
культурах
5
переживали визионерский «зов» или инициацию в таинства
духовного мира и возвращались, получив особую мудрость и дар исцеления, после чего
становились шаманами в своей культуре. Существование двух миров никогда не ставилось
5 Ярким примером этого является Черный Лось в традиции индейцев лакота (см.: Niehardt, 2004).
под сомнение аборигенами, и шаман был, пожалуй, самой важной фигурой в жизни племени
именно потому, что он мог (как прошедший инициацию) быть посредником «между
мирами». Было даже высказано предположение, что идея о дуализме тела и духа, присущего
человеческому существу, своими корнями уходит к первоначальному экстатическому опыту
шаманов (Jensen, 1963: 228–229, 284–285).
Итак, «глядя закрытым глазом», который изображен на эскимосской скульптуре, мы
встречаемся с невыразимым – с таинствами души и духа, наблюдаем знаки бесконечного и
вечного.
Ранняя травма часто усиливает влияние этого мира, и поэтому полная история
Достарыңызбен бөлісу: