Учебной и научной литературы

Если логические аспекты экспериментального исследования начиная с Фрэнсиса Бэкона (1620), продолжая Миллем и вплоть до сегодняшнего дня всегда категорически подчеркивались, то материальной³⁵ стороной настолько пренебрегали, что это серьезно повредило развитию социальных наук, а также не дало возможности вооружить человеческое общество в целом более строгими и адекватными орудиями социального изменения чем те, которые имеются в настоящее время. Отсюда одной из важных задач социологической мысли нашего века является исправление наиболее грубой методологической ошибки, которая делает социальные исследования тривиальными и путаными и в то же время сужает их точку зрения.

а) динамическая или революционная социометрия (представители — Я. Л. Морено, Г. Инфилд и отчасти Э. Дженнингс);

б) диагностическая социометрия (Дж. Крисвелл, Г. Лундберг, У. Бронфенбреннер, М. Нортуэй, М. Бонни, Л. Зеленый, К. Лумис, Ф. Чапин, Э. Богардус и др.);

в) математическая социометрия (П. Лазарфельд, С. Додд, Л. Кац, Дж. Стюарт).

Три области перекрываются, и некоторые ученые (как и автор) внесли вклад в каждую область исследования.

Каждая наука направлена на констелляцию фактов и на средства для их измерения. Без соответствующих средств для исследования фактов и без соответствующих средств измерения нет науки. Первый шаг в развитии каждой науки состоит в том, чтобы выявить условия, при которых проявляются важные (значимые) факты. Достигается это в каждой науке по-разному. Сравнительно хорошо известно, как достичь условий, при которых возникают физические и биологические факты (их описание, тщательное наблюдение и изучение). Гораздо сложнее создать условия, при которых проявляются важные факты человеческих отношений. Для этого требуется поистине революционный метод. Причина, почему существует такая большая разница в предварительных шагах, требуемых для социальных наук по сравнению с физическими науками, не является вполне очевидной. Поскольку естествознание имеет дело с неодушевленными предметами, основное значение здесь придается механическим, физическим аспектам ситуации. Мы не рассчитываем на то, что тот или иной предмет, как камень, вода, огонь, земля или планеты, солнце и звезды, внесут свой вклад в изучение самих себя Если оставить в стороне мифологию, им уже не приписывается, по меньшей мере сегодня, душа или личность. Поэтому метафизические связи, которые могли бы существовать между планетами и звездами в виде мифологических, наделенных душой, действующих субъектов, для естествознания значения не имеют. Это также не особо меняется в случае более низших по сравнению с человеком организмов, например в экспериментах с крысами, морскими свинками и т.п. Социальный исследователь, который проводит эксперимент и интерпретирует данные, не является ни морской свинкой, ни крысой, а является человеческим существом. Крысы или морские свинки, так сказать, не выступают в таких экспериментах в качестве действующих в собственных интересах субъектов. Подобные планы в эксперименте всегда являются планами человека, а не планами морских свинок или крыс. Если бы поэтический ум a la Свифт, смог описать, какие чувства испытывают крысы друг к другу и как на них воздействуют эксперименты, проводимые с ними людьми, то, это, вероятно, оказалось бы понятным для нас с художественной, но не с научной точки зрения. Здесь можно было бы сказать, что мы пытаемся оценить поведение крыс так, как оно «есть», а не так, как оно воспринимается крысами. Это, однако, не решает методологическую проблему, с которой мы сталкиваемся, применяя эти же методы наблюдения к человеческим отношениям. Можно отстаивать точку зрения, что животные сообщества, так же как и индивидуальные животные организмы, являются неизменными и предопределенными; но человеческое общество отнюдь не является неизменным и предопределенным. Хотя оно тесно связано с физическими и биологическими условиями, оно обладает структурой, возникновение и развитие которой инициируется и может быть исследовано изнутри.

Фрейд был гораздо более заинтересован, как получить значимые ассоциации, чем как получить любую ассоциацию или реакцию. Хотя он об этом никогда определенно не говорил, Фрейд считал, что эксперименты в логическом смысле следует отложить до тех пор, пока не станет больше известно о материальной структуре психики и о возможностях выведывать у индивида действительные доказательства. По его мнению, экспериментальный подход середины ХIХ века был преждевременным и бессмысленным, а результаты тривиальными. Фрейд уже настаивал на добровольном и спонтанном содействии клиентов при сообщении и анализе их мыслей. Он скептически относился к психологическим экспериментам логических школ, поскольку интуитивно предвидел, что исследование природы человека без понимания того, что я назвал «сущностью процесса разогрева», затруднительно или даже невозможно. Однако Фрейд остановился на полпути. Прошло более четверти века после опубликования его первой работы (1895), пока с появлением психодрамы (1923) [Moreno 1924] материальная часть психологической ситуации была полностью восстановлена в своих правах и более глубоко понята, и прошло еще двадцать лет, пока она не была узаконена психологической литературой. Моя теория и практика психодрамы подвергла глубокому изменению фрейдовскую точку зрения. Его идея, что ассоциации должны быть выделены для того чтобы подвергнуться научному анализу хотя и называла ассоциации "свободными", ограничивалась ассоциацией слов и к тому же была связана интерпретацией аналитика. Спонтанность индивидуума в метод не включалась. Психологическая ситуация как таковая была еще довольно искусственной, беседа между врачом и пациентом во врачебном кабинете неизбежно ограничивала и искажала естественное течение ассоциаций.

Психодраматические методы попытались это исправить. Сконструированное психоаналитическое отношение врач-пациент было устранено, и индивид вернулся на место, в котором он фактически живет и действует, назад в естественную атмосферу своего существования, в ситуацию в собственном смысле слова, in situ, место, где он естественно, спонтанно и до определенной степени креативно мыслит, чувствует и действует. Этот возврат в естественные условия означал бы отступление, если бы мы не смогли сознательно углубить и расширить материальную часть психологической ситуации, выйдя за пределы того, что было сделано Фрейдом. Я организовал экспериментальную ситуацию таким образом, чтобы она могла быть для индивида отображением жизни, выражением в миниатюре жизненных ситуаций. От клиента требовалось не только говорить о себе, свободно выражать себя, но и действовать, проявлять себя, быть действующим. Словесная ассоциация дополнилась ассоциацией действия. Эти цепочки слов и действий были связаны друг с другом и с конкретной жизненной ситуацией. Все вербальные призраки были материализованы теперь в ролях людей в психодраме. Процесс ассоциации действия был распространен также на ассоциацию взаимодействий между различными индивидами. Может быть, именно благодаря этому максимальному внешнему выражению личности в целом психодрама делает возможным применение экспериментального метода непосредственно к личности человека путем психодраматического теста. Во многих формах психодраматических постановок преодолена также искусственность сконструированного эксперимента, эксперимент in situ и условия реальной жизни идентичны. Ранние формы психодраматического метода представляли собой эксперименты in situ. Перенос психодрамы в «театр», лабораторию или во врачебный кабинет был вторичным и более поздним развитием. Несомненно, что естественный социальный процесс состоит не только в спонтанности, он налагает на себя свои собственные ограничения. Если тем не менее эксперимент in situ берется как способ работы, искусственность сконструированного эксперимента может быть сведена к минимуму. Протоколисты, наблюдатели и аналитики становятся естественными частями группового процесса: они выполняют для каждого участника непосредственно полезную (вспомогательную) функцию (Moreno 1936).

Поскольку психодраматический метод тщательно учитывает природу процесса разогрева человека, участники могут добиться максимальной спонтанности и сотрудничества. Прогресс в осознании материальной части психологической ситуации вселяет также надежду, что и логическая часть может и будет применяться к ней более адекватно и менее тривиально, чем в прошлом.

Какой бы комплексной ни была материальная структура жизненной ситуации отдельного человека, ее все же можно наблюдать отдельно от остальной вселенной. С ним можно разговаривать лично и он может отвечать; материальная структура жизненной ситуации группы напротив является гораздо более сложной: чем больше группа, тем более сложной и непонятной является ее материальная структура. Нельзя разговаривать с группой и группа не может отвечать. Она не имеет Я. Природа процесса разогрева группы является еще большей загадкой, чем природа процесса разогрева отдельного индивида, и если бы не нашлось методов, с помощью которых можно было бы мобилизовать групповое событие изнутри и через само себя, то, наверное, все усилия создать науку о группе еще более были бы обречены на провал, чем в случае создания науки об индивиде.
Материальный аспект социальной ситуации
Динамическая логика социальных отношений особенно сложна, и она остается неосознанной человеком из-за его максимальной близости и включенности (заинтересованности) в собственную ситуацию. Поэтому уже тысячелетия формы поведения в человеческом обществе являются для него, пожалуй, большей загадкой, чем любая другая часть вселенной. Из-за большей отдаленности от них он мог наблюдать движения звезд и планет или жизнь растений и животных более объективно. Поэтому наука о человеческом обществе разработана сегодня едва ли так глубоко, как были разработаны физика и астрономия во времена Демокрита и Птолемея. Требуются огромные жертвы и дисциплина, чтобы видеть и принять себя таким, каким являешься, - индивидуальным человеком, со структурой индивидуальной психики, ее психодинамикой. Но степень невидимости структуры человеческого общества, ее социодинамики гораздо большая, чем невидимость его собственной индивидуальности. Попытка стать объективным по отношению к социуму встречает больше препятствий, чем попытка стать объективным по отношению к самому себе. Включенность своего собственного Я человек еще может учесть; вероятно, он может утверждать, что знает об этом, поскольку оно действует в нем самом, внутри него. Но он не может утверждать, что знает и может учесть включенность социума, так как это действует вне его самого; однако это «вне» неразрывно связано с ним.

Социометрия принесла нам знание, что человеческое общество является не изобретением, а могущественной реальностью, управляемой собственными правилами и законами, которые существенно отличаются от всех законов, руководящих другими частями вселенной. По этой причине были разработаны так называемые социометрические методы, с помощью которых эта область может быть адекватно определена и исследована.

Внутренняя, материальная структура группы лишь в редких случаях видима на поверхности социального взаимодействия; но даже если это и имеет место, то никто не может быть уверен, соответствует ли поверхностная структура в точности глубинной структуре. Чтобы создать условия, с помощью которых можно сделать операционально видимой глубинную структуру, «организмы» группы должны превратиться в «актеров» (то есть людей действующих). Теперь они должны возникнуть для достижения общей цели, критерия, и "среда", или "поле", должна превратиться в специфические, наполненные действиями ситуации, пронизанные мотивами, побуждающими к действию. Поскольку даже наши самые тщательные наблюдения процессов взаимодействия могут быть неполными, несущественными, бессмысленными или бесполезными для актеров, мы должны сделать так, чтобы наши актеры действовали так, как будто это сама их жизнь. На самом деле мы должны включиться в движение социальной жизни и стать актерами на месте и действием увеличить их гибкость и продуктивность и намного расширить объем их восприятия реальности сверх обычного горизонта.

Единственно продуктивным способом заставить их открыть друг другу свои истинные «Я» по отношению к важному критерию - это найти методы, при помощи которых их можно заставить естественным образом творить совместно. Социометрия выработала несколько таких методов. Два примера тому — социометрический эксперимент in situ и социодрама in situ. Они являются динамическими формами социального действия, они определяют свои процессы в терминах действия, выполняемого социальными актерами для достижения общих целей.

Социометрические методы представляют собой синтез субъективных и объективных методов исследования. Социометрический эксперимент in situ обеспечивает в никогда еще прежде не достигавшейся степени а) автономию (и сосуществование) индивидуальных характеров, б) их наблюдение и оценку друг другом в) измерение субъективных и объективных аспектов их поведения и г) автономию отдельных групп и взаимодействие между ними. Это же относится и к социодраме; она является синтезом субъективных и объективных методов исследования: а) протагонисты (участники) не только изображают собственными словами и действиями переживания, но и при этом б) наблюдаются и обсуждаются другими. Наконец, в) субъективные и объективные фазы постановки измеряются и протоколируются (консервируются).

Целью социометрического эксперимента является превращение старого социального устройства в новое социальное устройство и, если это необходимо, преобразование групп таким образом, чтобы формальная поверхностная структура как можно более соответствовала глубинной структуре. Социометрический тест в своей динамической форме является революционной формой исследования. Он изнутри меняет группу и ее отношение к другим группам; он вызывает социальную революцию на микроскопическом уровне. Если он не производит в какой-то степени переворота, может возникнуть подозрение, что исследователь из уважения к существующему социальному устройству превратил социометрическую процедуру в жалкий, неэффективный инструмент.

«Причиной того, что социометрия оказалась столь плодотворной и будет, пожалуй, еще более плодотворной в будущем, является ее непосредственная полезность. Из-за этой полезности она не обременена ложным привкусом большинства так называемых «социологических экспериментов». «…еще одна причина ее нынешнего и будущего успеха заключается в том, что она занимается конкретными, доступными наблюдению данными, малыми социальными системами... Было бы хорошо знать также все о сложных социальных системах; но можно спокойно сказать, что мы никогда не узнаем о них очень многого, не поняв вначале структуру и способ действия простых систем. Только тогда, основываясь на наших знаниях о простых, доступных наблюдению и управлению социальных системах, мы сможем получать, исследовать и пересматривать, непременно всякий раз в той или иной форме заключения и более широкие обобщения ... Это всегда было, есть и будет принципом физики и биологии и должно, следовательно, относиться также и к социальным наукам» (Bain 1942).

Природа процесса разогрева и экспериментальный метод

Процесс разогрева можно определить как операциональное проявление спонтанности. (Спонтанность представляет собой различную степень адекватной реакции индивида на ситуацию различной степени новизны.) Если мы хотим исследовать процесс разогрева индивида, то будет полезным рассмотреть процесс сверху вниз: сначала актера (действующего человека), затем организм и, наконец, действие. Без организма не бывает никаких действий, однако организм может стать продуктивным только в качестве действующего человека. (Организм в поле становится актером in situ.) Действующего человека нельзя исследовать в обратной последовательности, если он не может действовать в обратной последовательности. Его можно изучать лишь с точки зрения продуктивности, которая проявляется во время исследования. Если в целях исследования его пытаются разогреть для дела, к которому он не готов или которое противоречит его наклонностям, в «контроль» вводят искусственный элемент, который нельзя должным образом компенсировать последовательной и логичной аргументацией. Действующий человек может мгновенно потерять спонтанность и несколько мгновений спустя ему будет очень трудно воспроизвести в памяти свой опыт во время действия.

Для того, чтобы соответствовать данному действию, он должен начинать разминку возможно ближе к сущности действия, и вам следует знать, когда начинается разогрев, чувствовать когда человек начинает разогреваться (правило процесса разогрева или активной продуктивности). В процессе разогрева группы лучше всего изучать всех участников in situ и с точки зрения их продуктивности. Чтобы суметь изучить их, нужно действовать вместе с ними; но как можно с ними действовать, если не быть в качестве экспериментатора частью действия, со-действующим актером? Самый надежный способ участвовать в процессе разогрева — это стать членом группы (правило «коакции» или «совместного действия» исследователя с группой). Однако в качестве члена группы экспериментатор лишается роли исследователя, который должен находиться снаружи и планировать, организовывать и вести эксперимент. Нельзя быть членом группы и одновременно «тайным агентом» экспериментального метода. Выход состоит в том, чтобы членам группы придать статус исследователей, сделать всех их исследователями и договориться с ними о проведении социального эксперимента. В группе из ста человек имеется, следовательно, сто исследователей, и каждый исследователь проводит свой «собственный эксперимент». Теперь, когда проходит уже сто экспериментов, необходимо координировать каждый отдельный эксперимент со всеми другими. Социометрия — это социологическая наука людей, осуществляемая самими людьми и для людей. Здесь эта аксиома применяется к самому социальному исследованию (правило всеобщего участия в действии).

Что же получил исследователь для логической части исследования, добиваясь своей идентичности группе? На первый взгляд ничего. Чтобы доказать гипотезу, ему, очевидно, было бы проще создать две контрольные контрастные ситуации. С эвристической точки зрения он все же кое-чего добился: он приобретает опыт, опыт in situ; он учится. В смысле диалектического процесса в направлении настоящего социоэкспериментального метода будущего он совершает медленный, но истинный прогресс. Вместо того чтобы поспешно перепроверять гипотезу, сразу противопоставляя группу испытуемых контрольной группе, проводя псевдоэксперимент с псевдорезультатами, он отводит себе некоторое время, чтобы обдумать новую ситуацию. Гипотеза может все же быть правильной, хотя и никогда не подтвердится. Лучше подождать, пока она будет действительно подтверждена, вместо того чтобы преждевременно принять не подтвержденную гипотезу и тем самым её ослабить. Со временем экспериментатор сможет лучше приспособиться к своей двойной роли, поскольку он разделяет ее с каждым из членов группы, но при планировании эксперимента он сможет обдумать каждый свой шаг, а не навязывать его слишком поспешно группе. Ему не следует действовать как экспериментатору больше, чем другим членам группы. Живя в группе, он вскоре обнаружит, что между очевидным и скрытым поведением членов имеется большое расхождение, что они находятся в постоянном конфликте между явными и скрытыми потребностями, явными и скрытыми системами ценностей (правило динамической дифференциации в структуре группы, периферийное против центрального).

Исследователь также вскоре обнаружит, что индивиды руководствуются иногда личными, а иногда коллективными стремлениями, которые раскалывают группу в ином направлении (расщепление группы благодаря психологическим и социоструктурам). Прежде чем будет предложена экспериментальная модель или социальная программа, следует рассмотреть действительный состав группы. Для того чтобы дать каждому члену адекватный мотив для спонтанного участия, каждый участник должен почувствовать, что эксперимент является "его собственным делом", что он "сам по себе является мотивом, побуждением в первую очередь для него, субъекта, а не для того, кто выдвинул эту идею испытателя, работодателя или какого-нибудь другого агента, обладающего властью", что он "тождествен цели жизни субъекта", что "это удобный случай для него стать активным агентом в делах, связанных с его собственной жизненной ситуацией" (Moreno 1934) (правило адекватной мотивации).

С расширением его знаний, как применять исследовательские идеи изнутри, ему может прийти мысль стать членом двух или более групп, причем одна будет контрольной по отношению к другой.При этом, однако, речь не должна идти о естественном эксперименте; скорее он должен сознательно и систематически организовываться и планироваться всей группой. Разумеется, это возможно только тогда, когда процессы разогрева всех индивидов и всех задействованных групп естественным образом сливаются в эксперименте (правило «постепенного» включения всех внешних (по отношению к центральному) критериев). Существует множество этапов и еще больше барьеров, которые может встретить чуткая группа исследователей на пути к научной утопии. Как бы плохо или хорошо они ни продвигались вперед, они все же ни будут обманывать ни самих себя, ни других. Они предпочтут постепенный диалектический процесс социометрического эксперимента in situ социальным экспериментам, основанным только на умозаключении и логике.

Социометрический эксперимент не опирается в своих открытиях на метод интервью или «анкетирование» (часто встречающееся недоразумение); это акциональный метод, акциональный эксперимент. Исследователь-социометрист занимает позицию «status nascendi» в исследовании; он интроецирует экспериментальный метод, применяет его изнутри, является его действующим участником. Он настаивает на материальном исследовании (исследовании материала) до тех пор, пока у него не появится уверенность, что теперь можно перейти к логической части. Он пытается измерить то, что можно измерить, валидизировать то, что может быть подтверждено, но пренебрегает измерением и подтверждением ради них самих. Измерение, однако, является неотъемлемой составной частью социометрической диалектики. Он ищет подтверждений, которые вытекают из самого материала, без ссылок на внешние критерии.Социометрический индекс, например, является индексом валидизации соотношения выборов и отвержений. Крисвелл [4] указывает на то, что «полученные схемы важны сами по себе и не нуждаются в валидизации путем привлечения внешних критериев». "Экспериментальный метод" не может доказать больше того, что доказывает социометрический индекс.

Основной вклад, который внесла социометрия в социальные науки, — это методы исследования в их центральной области, о которой практически ничего не было известно, в сфере межчеловеческих отношений и отношений между группами. Экспериментальный метод Милля занимается только методами доказательства. В здоровом, развивающемся естествознании вначале появляются методы исследования, а затем уже методы доказательства. Методы доказательства естественным образом должны вытекать из методов исследования. Принцип экспериментального метода Милля возник из физики и был построен так, чтобы отвечать требованиям ее методов исследования.

Социальные науки должны изобрести методы доказательства, которые соответствуют структуре собственного материала. Число социометрических методов исследования велико и постоянно растет: 1. Тест знакомств — индекс знакомств — диаграмма знакомств. 2. Социометрический тест — социометрический индекс — социограмма или социоматрица. 3. Тест ролей — индекс ролей — диаграмма ролей. 4. Тест взаимодействия — индекс взаимодействия — диаграмма взаимодействия. 5. Тест спонтанности — котировка спонтанности — шкалы спонтанности. 6. Психодрама — консервирование (протоколирование) — процесс-анализ. 7. Социодрама — консервирование — процесс-анализ. 8. Живая газета. 9. Терапевтический фильм. 10. Общее исследование действием in situ.)

В социометрическом анализе группы совместно используются несколько факторов. Социометрический метод не является однофакторным. Социометрический тест исследует лишь один фактор, а именно выбор, отвержение или теле; тест спонтанности исследует спонтанность, S-фактор, тест ролей — фактор ролей. Благодаря тщательному, непосредственному исследованию малых групп мы можем научиться исследовать все меньшие системы (микросоциометрия) и постепенно подходить ко все более крупным системам (макросоциометрия), пока, наконец, все человеческое общество не будет рассматриваться как единая система. Социометрия является в значительной степени классифицирующей наукой, и на основе таких классификаций могут делаться обобщения. География и геология являются примерами других классифицирующих наук. Их аналогом в социометрии является психологическая география или социография. В один прекрасный день без каких-либо ссылок на внешние критерии³⁶ будет разработана психологическая география населения нашей планеты.. Как только вся область сможет рассматриваться как нечто единое, как только смогут стать видимыми отношения причины и следствия, так же как и любое другое отношение, тогда вне ее не останется ни одного критерия и экспериментальный метод не будет нуждаться в доказательстве. Мы можем предположить, что Богу достаточно одного мгновения, чтобы создать образ всей вселенной. Метафорически Бога можно назвать социометристом на космическом уровне. Все внешние для людей критерии для него являются внутренними. Бог не нуждается в экспериментальном методе, чтобы доказать гипотезу о причинных связях. Он может воспринимать все связи непосредственно.

В ходе социометрического исследования мы часто сталкиваемся с естественно обусловленными контрастирующими ситуациями, которыми мы пользуемся. Дилемма процесса разогрева возникает, однако, тогда, когда исследователь пытается создать контрастирующие ситуации, для которых логическое исследование подбирает нужные факторы и организует условия в сообществе таким образом, чтобы они отвечали требованиям точного контроля. С ростом социометрического сознания народы и их правительства будут сотрудничать и участвовать в социальном исследовании. Людьми все же нельзя манипулировать как крысами и втискивать их в требуемую процедуру опыта, не допустив этим в эксперименте серьезной ошибки. Экспериментальным обусловливанием можно изменить индивидов и исказить процессы разогрева. В результате эксперимент не измеряет того, что собирался измерить. Рано или поздно индивиды в силу своих спонтанных наклонностей и констелляций процесса разогрева вернутся к доэкспериментальному состоянию сознания.

Социометрический метод предлагает решение этой дилеммы. Социометрическим экспериментом был создан ряд новых правил.

1) Эксперимент должен проводиться in situ — в том месте, где индивиды развивают наибольшую спонтанность, в том окружении, по отношению к которому они наиболее интенсивно разогреты и в тех условиях, которые им наиболее известны по собственному опыту. Если индивиды насильственно удаляются с арены своей любви и своей ненависти, то их сообщения — даже честно высказанные — не имеют той же ценности. Это обстоятельство можно изменить в социометрическом обществе, поскольку в его институциональные процессы включается тренинг спонтанности.

2) Все члены группы или сообщества являются исследователями общей для них ситуации. Как таковые они могут выполнять в экспериментальной ситуации различные функции, но ни один индивид не исключается из исследовательской группы, так же как никому нельзя отказать также в пище и крове. Это полностью противоречит традиционной форме экспериментирования, где совершенно не требуется, чтобы люди сами являлись частью эксперимента, а экспериментатор сам с собой проводил настоящий эксперимент. Эксперимент ex post facto в собственном смысле слова экспериментом не является.

Представители этой формы исследования, пасующие перед трудностями непосредственного акционального подхода, боящиеся коллизий современности и опасающиеся не получить от природы точного ответа, встретясь с ней лицом к лицу, возвращаются к могилам прошлого. Это величайший триумф положения Милля, согласно которому социальные науки не могут применять экспериментальный метод к своим данным. Автократический естествоиспытатель к своему ученому удовольствию может распоряжаться и манипулировать естественнонаучными объектами, растениями и низшими животными. Но чем выше его наследник, «автократический социальный ученый», взбирался по ступеням эволюции, тем менее плодотворным становилось исследование.

Но миллевский канон неприложим к социальным наукам отнюдь не потому, что они ниже естественных наук. Он просто предложил неправильную модель. Новая модель - социометрический эксперимент in situ - находится еще в младенческом состоянии, но обещает многое. Милль, подобно многим из его современных сторонников, является социологом-наблюдателем, смотрящим на социальную вселенную с хладнокровием астронома, взирающего на звездную вселенную, и говорящим "нет Маркс, действующий социолог, мало что знавший об экспериментальных методах, сказал: «да». Откуда берутся эти две диаметрально противоположные позиции? На это, пожалуй, есть следующие причины: великие религиозные экспериментаторы in situ — Будда, Христос и Ганди, — социальные утописты Фурье и Оуэн, социальные реалисты Маркс и Ленин — какими бы несовместимыми и различными ни были их подходы — кое-что знали о природе процесса разогрева, о спонтанности индивида и масс. Они интуитивно догадывались, что успешный план исследования общества должен опираться на некую присущую человеку модель жизни и ее предвосхищать: хотя они никогда не имели намерения претворить в жизнь свои гипотетические социальные системы, они внесли несравненно больший вклад в знание, накопленное сегодня социальными науками, , чем все искусственно построенные социальные эксперименты вместе взятые.

Имеются два вида социального исследования в самом широком смысле этого слова: с одной стороны, периферическое, внешнее, косвенное, псевдообъективное, с другой стороны, — центральное, внутреннее, непосредственное, субъективно-объективное социальное исследование. Есть два крайних социологических императива: 1) человечество может пассивно ждать дня, когда научно-утопический проект социального исследования осуществит свою задачу. 2) Человечество может активно взять, здесь и теперь, свою социальную судьбу в свои руки, организовывать эксперименты и одновременно проверять их валидность.
Старая и новая модель экспериментального метода
Переход от старой модели эксперимента к новой — задача непростая. Некоторые из важных проблем, которые вызывает в воображении исследователя материальная структура новой модели, ввиду их особой важности подробно излагаются здесь через сравнение двух социометрически ориентированных исследований «Advances in Sociometric Technique», (."Прогресс социометрической техники") Морено и Дженнингс, 1936 и , "An Experimental Appraach in the Study of Autocracy and Democracy" («Экспериментальный подход к изучению автократии и демократии») Левин и Липпит, 1938.) Теоретическим и экспериментальным фоном обоих исследований явилась работа Морено «Who Shall Survive?» («Кто выживет?», 1934), одной из главных задач которой было показать помощью социометрического теста различие между авторитарной и спонтанной структурами группы во всех классах, общежитиях и мастерских воспитательной колонии для девочек. Исследования Морено были опубликованы между 1931-м и 1936-м годами. Последнее исследование, в котором изучались авторитарная и социометрическая структуры, появилось в феврале 1936 года. Первое сообщение Левина и Липпита было опубликовано в начале 1938 года. Можно было, следовательно, ожидать некоторого прогресса или изменения в подходе к проблеме. Замечания, касающиеся исследования Левина и Липпита, здесь относятся только к использованию социометрических методов и методов ролевой игры и тому значению, которое они имеют в проблеме уравнивания и создания новых экспериментальных групп. В мои намерения не входит обсуждение роли других переменных (оценки социального поведения учителем, табели успеваемости, социоэкономического статуса и т.д.) и окончательной ценности этого прекрасного исследования. Краткости ради я буду ссылаться на обе работы, используя инициалы авторов — М-Дж и Л-Л.

Начальная процедура в обоих работах одинакова: "Был сделан предварительный социометрический обзор симпатий и антипатий, существующих в двух классах школы. Такие данные могут всегда анализироваться в двух направлениях: положение индивидуального члена группы и самой группы как динамического единства" (Л-Л). Представления о цели сходны, а именно помимо прочего исследовать различие между «автократической и демократической» (Л-Л), «авторитарной и социометрической» (М-Дж) структурами группы. Различие начинается со следующего предложения Левина и Липпита: «Вместо того чтобы использовать группы в школах, клубах, на фабриках, необходимо было создавать группы экспериментально... На основании социограммы каждой группы из числа добровольцев создавались группы (из каждого класса) таким образом, чтобы с точки зрения потенциальных отношений дружбы и отвержения они были примерно равны... Вместо того чтобы выбирать «клику» близких друзей, в каждом случае отбирались пять детей, которые как в школе, так и в совместной игре во внешкольных группировках проявляли мало связей друг с другом... В ходе десятиминутных подготовительных встреч с каждой группой руководитель пояснял, что целью кружка является изготовление театральных масок (новое для всех детей занятие). Еженедельно с каждой группой проводились две встречи по полчаса, причем один и тот же экспериментатор руководил обоими кружками» (Л-Л). По-видимому, до определенного момента Левин и Липпит следовали социометрической модели, чтобы затем, однако, вернуться к модели экспериментального метода Милля. Поступив таким образом, они оказались в водовороте нереальности и искусственности.

Для сравнения рассмотрим вкратце исследование Морено и Дженнингс, в котором изучалась группировка детей в столовой. Эта ситуация не «создавалась» экспериментаторами, она была совершенно естественной, поскольку во время трапезы дети должны были сидеть на определенных местах. Социометрическому эксперименту подверглось авторитарно руководимое сообщество (воспитательная колония для девочек). Социометрический тест проводился в жилых помещениях, цехах, классах, а также в каждой столовой. Все социограммы показали, насколько резко отличается демократический процесс от существующей авторитарной организации. В столовой, в которой проводилось данное исследование, находилась двадцать одна девушка, они как раз должны были сесть за столы. Заданный им порядок размещения был записан, поскольку мы ожидали обнаружить там результаты диктаторской политики, авторитарной структуры группировки. "Рассаживание проводилось исключительно с точки зрения авторитарной надзирательницы столовой. Она рассадила девочек таким образом, чтобы они причиняли ей меньше всего хлопот, не принимая во внимание чувства девочек в отношении того, как их посадили" (М-Дж). Авторитарно заданная группировка представлена в таблице А.

Далее проводился эксперимент, чтобы установить структуру группы с наибольшей спонтанностью, «полного невмешательства (laissez-faire)» (М-Дж), в котором авторитарная надзирательница удалялась из столовой, и каждую девушку просили вести себя совершенно непринужденно и выбрать себе место по своему усмотрению. В результате получалась структура группы, сформированной по принципу невмешательства: «Мы позволили им занять по своему усмотрению любое место и стали наблюдать за тем, что получится. Девушка «А» садится за стол № 1; восемь девушек, которые испытывают к ней симпатию, пытаются сесть за этот же стол. Однако за столом № 1 для троих не хватает места. В результате возникает спор, кто-то должен вмешаться и рассадить их принудительным образом. Девушка «Б» направляется к столу 2, однако никто не пытается к ней присоединиться. Таким образом, три места за столом остаются свободными» (М-Дж). Тест невмешательства (laissez-faire) привел к неразберихе: «На наш взгляд, техника, позволяющая девушкам выбирать себе место, оказывается неосуществимой. Она связана с трудностями, которые неизбежно ведут к произвольному, авторитарному вмешательству в их желания, то есть к полной противоположности изначальной цели свободного, демократического и индивидуалистического процесса» (М-Дж).

Последним проводился эксперимент, в котором был выбран социометрическая процедура и демократический метод. Она состояла в том, что девушек спрашивали, с кем бы они хотели сидеть за столом и, поскольку за каждым столом имелось по меньшей мере четыре места, каждая девушка должна была сделать три выбора; им сообщалось, что все делается для того, чтобы каждая из них могла сидеть за одним столом по меньшей мере с одной и, если возможно, первой выбранной ею девушкой... Была составлена карта структуры симпатий друг к другу. Наилучшие констелляции из возможных при данной структуре взаимоотношений определяют оптимальное размещение... (таблица Б)...
Таблица А

Первоначальное размещение — авторитарное

Новое размещение — социометрическое

Анализ размещения, представленного в таблицах А и Б, показывает, что после учета результатов социометрического теста из двадцати одной размещенных по воле авторитарной надзирательницы девушки только три (14 %), а именно Белла (стол 1), Ида и Перл (стол 3), остались сидеть за тем же столом, что и прежде. См. также социограмму на стр. 112 и 113.

Обращает на себя внимание то, что в тесте невмешательства («laissez-faire») вокруг стола 1 собрались девять девушек, хотя имелись только четыре места; за столом 2 находилась только одна девушка, хотя имелись еще три места. См. также социограмму на стр. 110.
«Дело принципа дать каждой девочке наилучшее из возможных размещений независимо от ее репутации или мнения надзирательницы в отношении любых двух девочек, которые хотят сидеть вместе за одним столом. Мы не начинаем с предрассудка, но хотим посмотреть, как они поведут себя(М-Дж). Наша гипотеза заключалась в том, что с помощью этого метода мы получим представление о спонтанной, демократической структуре и возможность сравнить различия между структурами группы laissez-faire и авторитарной, которые представлены в соответствующих социограммах. Эксперимент проводился как лонгитюдное исследование – тест повторялся через каждые восемь недель. Социометрические данные квантифицировались (переводились в числа), а социометрические индексы, полученные на каждом шаге, сравнивались между собой.

Теперь критически разберем оба этих эксперимента. В эксперименте Левина-Липпита социометрический тест применялся к детям в школьных классах. Экспериментаторы не указывают четко, какой критерий при этом использовался, — досадное упущение. У поверхностного читателя может создаться впечатление, что не важно, какой критерий используется и что получить социограмму притяжений и отталкиваний сравнительно просто. Но если критерия нет или используется только очень расплывчатый критерий, то представленные в социограмме данные для выяснения структуры группы окажутся, скорее всего, недостаточными. Поэтому, как показывают социограммы, все группы оказались почти одинаковыми. Из каждой группы отбирались пять детей, которые проявляли минимум связей друг с другом.

С точки зрения точного анализа и требований социометрического сопоставления работа Левина и Липпита является неудовлетворительной. Создается впечатление, что их опыт расшифровки социограмм был слишком незначительным, чтобы суметь правильно сопоставить две группы. Кроме того, они проводили не «позитивное» сравнение двух групп (то есть сравнение фактической конфигурации), а так называемое «негативное» сопоставление, охарактеризовав две группы индивидов как почти одинаковые, поскольку социограмма выявила «мало связей» между ними. Тем самым вся идея социометрического сопоставления лишилась почвы. Что означает «мало связей» в социометрии? Эти две группы индивидов по дюжине других критериев, наверное, выявили бы очень много связей, которые экспериментаторы должны были исследовать, прежде чем назвать обе группы одинаковыми и взять их за основу для серьезного применения экспериментального метода. Индивиды, образующие определенную структуру в домашней группе, могут образовать другую структуру в рабочей группе и опять-таки совершенно иную структуру в группе свободного времяпрепровождения. Из данных экспериментаторов не вытекает, сравнивали ли они социограммы двух групп с социограммами, которые составлялись по другим критериям. Прежде чем отстаивать позицию, что выбранные для кружка дети никак или почти никак не были между собой связаны, и, в частности, прежде чем использовать в науке столь многозначительное слово как «сравнение» необходимо было использовать ряд важных для этих детей критериев.

Можно сказать, что исследование было проведено на недостаточной основе, и, таким образом, выводы из всего эксперимента оказались искусственными даже с точки зрения логического исследования. Столь же досадным упущением является отсутствие социометрического исследования еще до создания обоих состоящих из пяти индивидов кружков перед началом эксперимента. Если кто-нибудь «экспериментально создает группы», он должен знать, что им создано, как именно люди попали в эти группы. При проведении социометрического исследования с привлечением нового критерия «изготовление масок» экспериментаторы, наверное, обнаружили бы, что обе группы детей создали социограммы с разнообразными отношениями, существующими между ними. Кроме того, были бы выявлены различия в социометрической структуре. Несколько детей, наверное, показали бы большее умение в изготовлении масок, другие, вероятно, проявили бы мало умения и интереса.

Такой анализ показывает, какими опасностями чревата преимущественно логическая манипуляция и как легко экспериментатор, отдаляющийся от конкретной материальной структуры группы, теряет контакт с ее реальной действительностью и обманывается игрой слов и чисел. Становится также понятно, что социометрические тесты должны повторяться перед каждой экспериментальной фазой, чтобы выяснить, какие произошли изменения в структуре обоих кружков до, после и между исследованиями. Такое впечатление, что эксперименты были проведены без знания действовавшей к тому времени групповой динамики. Даже если использовались интервью и наблюдения над детьми, все равно их взаимные чувства и всю структуру отношений нельзя было понять без данных повторных социометрических исследований. Такие данные, возможно, показали бы, что социограммы изготавливающего маски кружка № 1 и изготавливающего маски кружка № 2 отнюдь не являются идентичными. Экспериментаторы могли бы узнать, что, например, одна из социограмм с самого начала отличалась автократической структурой, в которой один ребенок был бы центром выборов, тогда как другая группа начала бы, возможно, с демократического распределения выборов и отвержений. Первоначальная социометрическая картина обоих кружков повлияла бы на эксперимент, поставленный для изучения автократической и демократической атмосферы, в том или другом направлении. Неразумное упущение не провести эти социометрические тесты в самом начале исследования поставило под сомнение правомерность сделанных заключений. Это не исключает возможность того, что гипотезы могли соответствовать автократической и демократической атмосфере. Во всяком случае, мое собственное исследование в Хадсоне, выявившее различную структуру авторитарно и социометрически организованных групп, подтвердило это достаточно четко. Ошибка заключается в недостаточно умелом обращении Левина и Липпита с социометрическими данными; и это возвращает нас к проблеме процесса разогрева детей перед началом экспериментальной ситуации изготовления масок.

Анализ социограмм показал нам следующее: если из группы удаляется один или несколько человек, социограмма не остается той же самой, а претерпевает — разумеется, в зависимости от их положения в группе — глубокое изменение. Если удаляются пять индивидов, это приводит к переориентации притяжений и отталкиваний оставшихся членов, в результате чего может возникнуть острое соперничество между ключевыми фигурами. С другой стороны, пять индивидов, покинувших группу, образовавших новую и тем самым отделившихся от прежней группы, в которой у них, возможно, имели место сильные притяжения и отвержения по отношению к определенным членам, направили теперь собственные процессы разогрева на индивидов, присутствовавших в новой группе. Им не оставалось ничего другого, как направить на них свое внимание и взаимодействовать с членами кружка по изготовлению масок. Эти границы они определили не сами, а они наложены извне экспериментаторами как на автократический, так и на демократический кружки.

Мы хотим теперь исследовать оба эксперимента по изготовлению масок как таковые. Многие экспериментаторы в обоих случаях принимали по отношению к участникам каждого кружка либо автократическую либо демократическую роль. Это сопоставимо с психодраматической работой на уровне реальности. Проблема состоит здесь опять-таки не в логической манипуляции, а в ее противоположности. Слабость экспериментов Левина с человеческими отношениями заключается как раз в избытке логической манипуляции. Основную проблему составляет недостаточная ясность и конкретность материальной структуры эксперимента. Первый выход состоит в том, чтобы позволить одному и тому же человеку сыграть две противоположные роли³⁷. В психодраматической работе это соответствует «вспомогательному Я», играющему в двух различных ситуациях две разные роли. Ведущие психодрамы знают, сколько требуется тренировки, чтобы на определенном отрезке времени оно могло следовать постоянному рисунку одной и той же роли. Трудность возрастает, если один и тот же человек должен попеременно воплощать две разных роли.

Из работы Левина и Липпита не видно, проводился ли для вспомогательных Я или ведущих тренинг ролей автократических или демократических руководителей, научились ли они исключать личные предубеждения и спонтанные наклонности и не смешивать обе роли. Все это могло быть, но когда было опубликовано их исследование, представления о ролевом тренинге и процессе разогрева, о личном включении вспомогательных Я и воздействии определенного ролевого поведения на структуру группы, другими словами, психодраматическая теория и практика были известны только небольшой группе ученых. Из этого вытекают следующие вопросы: в какой мере экспериментаторы были способны воплотить эти роли? Как их выбирали, как роли выбирали их и как обучали принимать роли? Это серьезное упущение, поскольку нередко бывает, что вспомогательные «Я» очень хорошо вживаются в одни роли и очень плохо — в другие. Как мы можем узнать, что экспериментаторы хорошо подходили для роли демократического руководителя, но очень плохо для роли автократического, или наоборот? Следовательно, их ролевое поведение могло повлиять на результат эксперимента в зависимости от того, какую из ролей они лучше усвоили или в силу их личных склонностей. В зависимости от структуры его собственной роли личное влияние экспериментаторов могло содействовать автократической или демократической атмосфере эксперимента. К этому добавляется то, что, выступая в определенных ролях, многочисленные исполнители демократических принципов на словах признают одно, но в своих жестах и в своем поведении являются автократическими, или наоборот. Поэтому необходимо было тщательное описание этих психологических феноменов.

Подытоживая критику эксперимента Левина-Липпита, мы должны, однако, признать, что эта проблема осознавалась авторами. Они потерпели неудачу из-за того, что недостаточно исследовался материальный аспект социометрической ситуации. Со введением социометрии группа раскрылась как динамическое, структурное единство — обстоятельство, которое необходимо было учитывать при сравнении двух групп. Обычный способ сопоставления на основе индивидуальных качеств и особенностей членов группы, таких, как интеллект, экономический статус, национальность, пол, религия, профессия и так далее, оказался неудовлетворительным.

Обратимся теперь снова к эксперименту Морено и Дженнингс. Проблема сопоставления ко времени исследования Левина-Липпита не была новой. Я занимался ею в моих исследованиях случайных отклонений социометрических структур группы (Moreno, Jennings 1938). К своему удивлению, я обнаружил тогда, что социометрическое сопоставление полно подводных камней, которые надо уметь обходить. Две одинаковые социальные конфигурации, которые по числу полученных и сделанных выборов в количественном отношении казались почти идентичными, явно различались между собой количеством изолированных пар, не получивших взаимности, цепей, треугольников и структурами вокруг лидера. Кроме того, тщательное качественное исследование структуры материала группы показывает, что с точки зрения динамической структуры сопоставление двух групп не будет удовлетворительным, если учитывается только один отдельный фактор, социометрический индекс. Динамическая структура группы является гораздо более сложной, комплексной: приходится исследовать соответствующие диаграммы знакомств (Moreno 1934), диаграммы ролей (Moreno 1939, Moreno 1940, Moreno 1945), диаграммы действия (Moreno 1924) и шкалы спонтанности, причем так, чтобы их можно было сравнивать по основным параметрам, составляющим их живую структуру. Столь энергичное настаивание на точности «материального» исследования препятствует логическим манипуляциям и «проведению параллелей для точного контроля» (Chapin 1947; Greenwood 1945). Но лучше все же посмотреть этой проблеме прямо в глаза, чем вводить самого себя в заблуждение. «Отображенные в наших социограммах социальные конфигурации являются недифференцированными, грубыми и упрощенными по сравнению с комплексными связями, ритмом и темпом, действующими в живых социальных агрегатах. С разработкой новых социометрических методов и совершенствованием современных инструментов появится возможность точнее отображать все более тонкие и зрелые процессы — экономическую, религиозную, культурную среду, действующую внутри социального агрегата. На наш взгляд, эти организации³⁸ (экономика, религия или культура), какой бы ни была логика их существования, не являются настолько обеличенными, чтобы они могли существовать независимо от сообществ, в которых люди фактически думают, живут и действуют. Эти процессы должны выражаться внутри живых социальных агрегатов, как бы ни было трудно увидеть их взаимодействие³⁹. Социометрия как раз и претендует на то, чтобы понять эти богатые по содержанию, интегрированные и созревшие конфигурации" (Moreno, Jennings 1938). Этим объясняется поиск и изобретение мною все новых инструментов, таких, как психодрама, социодрама или аксиодрама, с помощью которых должна быть получена более полная картина непосредственно окружающих нас социальных систем.

Примечательно, что обе группы, которые пытались сравнить Левин и Липпит, состояли из пяти детей, тогда как обе группы, исследованные Морено и Дженнингс, — из двадцати одного ребенка, то есть в обоих случаях это были малые группы. И оба раза сопоставление их терпело неудачу: в первом случае из-за преждевременной логической манипуляции, во втором — из-за настаивания на дальнейшем материальном исследовании, которое отодвинуло сопоставление на неопределенное время, пока его не удалось провести с достаточной достоверностью. Рассмотрев огромное количество существующих проектов и социальных исследований, проводимых во многих местах и претендующих на то, что они являются высоконаучными благодаря экспериментальному методу исследования, мы видим, что эти проекты обычно имеют дело с большим количеством людей и анализом многочисленных факторов, но при подборе и сопоставлении индивидуумов в них пренебрегают социодинамическими эффектами групповой структуры. Однако все, что относится к вышеописанным миниатюрным группам, должно относиться также и к большим группам — и, вероятно, тем скорее, чем больше группы.

Я ни на од о мгновение не сомневаюсь в серьезности этих исследователей и разделяю их надежду, что совершенное ими окажется когда-нибудь и где-нибудь полезным. Но если наука молода и требует элементарных сведений, логическая элегантность может выглядеть такой же трагикомической, как ситуация, когда кричащего от голода ребенка мать «кормит» куклами. В качестве примера подобной тенденции в науке я хотел бы процитировать одно место из появившейся недавно книги Ф. Стюарта Чапина (1947), в котором он описывает план эксперимента ex post facto: «Рабочая гипотеза данного исследования была такова: лучшая успеваемость в гимназии соответственно ведет к лучшей экономической адаптации в обществе... Этот эксперимент основывался на табелях успеваемости и социальном опыте 2127 юношей и девушек, после обучения в четырех средних школах города Сен-Поль в 1926 учебном году. Эти лица или окончили среднюю школу, или проучились от одного до трех лет в старших классах средней школы... Это исследование пыталось установить шесть постоянных факторов, которые повлияли бы на последующую экономическую адаптацию при изменениях этих факторовМы приблизительно приравняли шесть факторов — профессия отца, национальность родителей, статус соседей, пол, возраст в годах и средние оценки в гимназии... Целью исследования Христиансена было выявить возможные причинно-следственные отношения между сроком обучения в гимназии (с 1922 по 1926 гг.) как причиной и экономической адаптацией (какой она была с 1935 года) как следствием».

Структура социума в таких исследованиях не находит себе места. «Важными» факторами оказались индивидуальные и социальные свойства, которые часто выбираются столь же произвольно, как и сами банальные гипотезы (например, плохие жилищные условия как причина и повышенная смертность от туберкулеза как следствие; продолжительность гимназического образования как причина и высокая степень экономической адаптации как следствие). Сам экспериментатор заменяется расшифровщиком документов и сообщений, испытуемые устраняются и заменяются совокупностью социальных признаков, взятых из стандартной⁴⁰ демографической статистики. При этом речь идет об усовершенствованной форме науки о населении и утонченном применении логических манипуляций, которые поэтому можно было бы назвать «демометрией» (demos — народ, metrum — мера). Однако она не имеет ничего общего с важнейшими формами социометрии, в которых компонентам socius и metrum придается одинаково большое значение.

Как отмечал Эрнест В. Бурджесс в «Методах социологического исследования» в специальном пятидесятом номере журнала «The American Journal of Sociology» (1945), социометрия в широком смысле включает наряду с группой основных ее представителей (в том числе Я. Л. Морено, Элен Г. Дженнингс, Джоан Г. Крисвелл, Джордж А. Ландберг, Чарльз П. Лумис, Лесли Д. Зеленый, Мерле Э. Бонни, Мэри Л. Нортуэй, Стюарт К. Додд, У. И. Ньюштеттер) работы Ф. Стюарта Чапина, Эмери С. Богардус и теорию поля Курта Левина. Представления Богардуса в «Measurement of Person-Group Relations» («Измерение отношений личности и группы»), Sociometry, том 10, № 4, стр. 306): совпадает с представлениями Бурджесса: «Дистанционный подход (подход с точки зрения социального расстояния) в социологии можно рассматривать как форму социометрического метода...». Чапин рассматривает свою работу как форму социометрии (там же, стр. 23–28). Однако я должен возразить здесь на изменение Чапином определения социометрии. Отождествляя ее с общим социальным измерением, он суживает ее значение. Создавая и определяя понятие социометрии, центральное положение я отводил исследованию социума. Согласно определению Чапина, в центр ставится измерение, а социум оттесняется на периферию или вообще лишается материального существования. Выражаясь диалектически, в центре любого социометрического исследования должно быть диалектическое единство «социум» и «метрум», каждое из которых не должно быть обделено вниманием Работа Богардуса как проективный метод и работа Чапина как форма демометрии частично пересекаются с социометрией.

Раскачиваясь между двумя крайностями, Маркс в короткие мгновения интуиции был более близок к идее настоящего социального эксперимента, чем многие из его противников. Тем не менее Маркс не осознавал, что человеческое общество имеет собственную структуру, которую можно очень точно исследовать и определить. Для него человеческое общество являлось огромной целью, широким полем, бурлящим и наполненным человеческой активностью. Он исследовал силы и идеологии, влиявшие на это поле. Но человеческое общество как таковое было для него аморфной, недифференцированной массой индивидов и событий, которые подвергались воздействию могущественных идеологических сил, которые он открыл. Экономические институты, например капитализм, культурные институты, например религия или семья, политические институты, например формы правления, их происхождение, их историческое развитие и обусловленная ими общественная надстройка — таковы были основные вопросы его диалектического материализма. Но то, что человеческое общество обладает собственной социальной структурой, требующей для своего исследования и изменения специфических средств, лежало по ту сторону его воображения. Он смог увидеть только воздействие ожесточенной борьбы между двумя идеологическими силами — между трудом и капиталом. Может быть, можно сказать, что он, лучше всех оценивший социальные силы, воздействующие на человеческое общество извне, не был реалистом и питал иллюзии относительно "внутренней" структуры человеческого общества. И именно в этом плане можно найти объяснение иррационального характера тех социальных революций, которые провозгласили он, Энгельс, Ленин и Троцкий.

Намерением Маркса было заниматься действительными людьми в реальном мире и решать их самые насущные проблемы. Но, как мы видим, к сожалению, для человечества, он не достаточно тщательно занимался материальным исследованием. Он уделял мало внимания индивиду и небольшим социальным единствам. Он страдал от чрезмерного революционного догматизма, так же, как некоторые современные социологи страдают от чрезмерного логического догматизма. Его вера в социальное изменение и социальную справедливость была сильнее, чем желание терпеливо исследовать сложную и разветвленную материальную структуру человеческой ситуации. Маркс имел практические представления о настоящем эксперименте, но все же его можно сравнить со знахарем, которому приходилось лечить больное тело без знания анатомии, гистологии и физиологии.

Марксистские революционеры не ждут того, что «событие» наступит. Они опасаются, что восстание масс будет отсрочено или вообще никогда не произойдет, а потому они вызывают его, подстрекая и будоража массы (и этот процесс называют «волей» масс). По этой причине социал-революционеры создают — до определенной степени бессознательно — атмосферу социометрического эксперимента: они превращают коллективную жизненную ситуацию — там, где она есть in situ — в социальную лабораторию. Но все же революционная операция совершается в потемках. Межиндивидуальная и социодинамическая структура масс, участвующих в действии, остается неизвестной, за исключением некоторых идеологических предпосылок и структуры ролей на поверхности - некоторые ведущие индивидуумы в "роли" рабочего против других в "роли" капиталиста.Опасность действий марксистов заключается в том, что, подстрекая и поднимая массы, они могут побудить их на большее действие, чем-то, к которому они спонтанно склонны, и на большие действия, чем те, которые они в конечном счете могут контролировать. Последствия - революционные достижения, если таковые имеются, имеют сомнительную ценность. Они даже не знают, когда может случиться возврат или регресс к дореволюционному или даже еще худшему состоянию. И, кроме того, не только действие, но и сам социальный анализ неизбежно оказывается ошибочным и полным неразрешимых трудностей, поскольку им не известно, когда началось революционное действие, какая была структура масс in statu nascendi и какие специфические динамические факторы действуют в массах.

(Размещение в столовой)

Все три противопоставленные на социограммах А, Б и В группирования состоят из одних и тех же людей. Мы словно имеем перед собой три пробирки, А, Б и В, с одним и тем же веществом, но из которых только В подвергается действию реактива Х. Реактивом является социометрический тест. Социограммы А и Б показывают расположение группы из двадцати одной девушки за шестью отдельными столами незадолго до проведения социометрического теста, социограмма В — после проведения теста. А и Б представляют собой как бы контрольные группы⁴¹, В — экспериментальную группу.

Группирование А (laissez-faire) можно рассматривать как «естественный эксперимент». Каким бы диким и нелепым ни было размещение, между индивидуумами в ситуации (по критерию) - сидение за тем или иным столом - по-видимому, должен действовать сильный фактор теле. Авторитарное группирование Б можно рассматривать как «культурный эксперимент», как «ценностно-нормативный эксперимент». В возникновении данного конкретного размещения могут играть роль несколько различных факторов. Использование надзирательницей собственного авторитета, как бы ярко он ни выражался, является лишь одним из факторов, влияющих на размещение. Скорее всего девушки также могут оказывать значительное влияние на ее решения. Любимицы надзирательницы могли эгоистично влияя на нее, получать привилегию сесть так, как им этого хотелось. Какой жесткой бы ни была надзирательница, речь все же идет о естественной ситуации, в которой пробивается наружу спонтанность отдельных индивидов, как это часто можно наблюдать при автократических режимах. Можно предположить следующее: чем больше число индивидов, тем меньше власти над ними имеет надзирательница и тем больше она должна позволять им пользоваться своим собственным выбором. В этой ситуации неизбежно проявляется фактор теле.
Автократическая социограмма (Б)

(Размещение в столовой)

(Социометрическое размещение в столовой⁴²)

Социометрические результаты

Анализ размещения

* Двенадцать взаимных выборов были учтены при размещении, однако один из них (выбор Элен) не был оптимальным выбором девушки.

Новое размещение