Уильям Боннер Эддисон Уиггин Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в

Гринбеки Линкольна

Первое появление центрального банка в Америке пришлось на 1860-е годы. До Гражданской войны люди могли выбирать, какими банкнотами пользоваться. В Америке свободно ходили монеты Британии и других суверенных государств, и каждый был волен ими пользоваться.

В то время в стране не было государственного банка. Закон признавал только одно средство платежа – золотые и серебряные монеты. Денежная масса страны состояла большей частью из банкнот, обеспеченных звонкой монетой. Хождение бумажных денег, таким образом, регулировалось законами конкуренции.

Но к 1862 г. правительство Линкольна подсчитало расходы на убийство южан, и получилось больше, чем соглашались дать банкиры северян. И без того зажатый в тиски финансовых проблем, Линкольн решил пойти знакомым путем. В начале 1862 г. был принят закон об узаконенном платежном средстве, разрешивший федеральному правительству выпускать бумажные деньги. Гринбеки Линкольна не имели другого обеспечения, кроме обещаний правительства. Новые деньги выпускались непосредственно правительством и являлись узаконенным платежным средством по всем обязательствам, кроме таможенных пошлин и процентов по казначейским облигациям.

Недовольный законом сенатор Чарльз Сампер размышлял, действительно ли было необходимо «запятнать наше достоинство [неразменными бумажными деньгами] – обесчестить себя явным отказом от выплаты долгов?… Горько – очень горько – думать, что такую страну, такую сильную, такую богатую и столь горячо любимую заставят принять эту морально сомнительную политику».⁶¹

Гринбеки Линкольна до сих пор с нами. Только считанные единицы экономистов, конспирологов и эксцентричных комментаторов с подозрением относятся к этим деньгам и к тем, кто ими управляет. Иными словами, они имеют репутацию, какая бывает только у живых героев войны и мертвых рок-звезд. Но всё, чем можно управлять, обречено стать жертвой плохого управления… но крайней мере, такова наша гипотеза.

Нам трудно это представить, но когда-то у денег не было централизованного управления. Специалисты по истории экономики – приверженцы веры в неумолимую поступь прогресса – описывают период до Гражданской войны как время частых кризисов, нестабильности и банковских крахов. Поэтому введенная Линкольном централизация денежного хозяйства и даже его необеспеченные бумажные деньги многим представляются улучшением.

Но некоторые историки считают, что в предыдущий период – в эпоху Джэксона – у Соединенных Штатов была такая стабильная денежная система, какой впоследствии у них никогда не было. «Разговоры о разгуле жульничества, неплатежей и спекуляций "диких банков" крайне преувеличены, – пишет Генри Роджерс Хаммел в книге «Освобождение рабов, порабощение свободных» (Emancipating Slaves, Enslaving Free Men). - Если пересчитать суммарные потери владельцев банкнот за весь период, предшествовавший Гражданской войне, во всех штатах, принявших законы о свободе банковского дела, они будут меньше потерь одного года при 2 %-ной инфляции в пересчете на масштабы хозяйства 1860-х годов».⁶²

Денежные власти 1863 г. очень быстро приобрели плохие привычки. В их распоряжении были печатные станки. В северных штатах объем денег в обращении быстро удвоился. Уже к следующему году курс гринбеков упал до 35 центов золотом. Пытаясь защититься, люди избавлялись от бумажных денег и накапливали золотые и серебряные монеты. Очень скоро частная чеканка монет была объявлена незаконной. А Конгресс попытался «запретить торговые договоры с обязательством оплаты в золоте». Однако в те дни гринбеки не пользовались таким всеобщим доверием, как сегодня. Правительство Линкольна было вынуждено отступить: иностранные государства настаивали на золотом обеспечении денег.

В конце XIX в. созданный Линкольном аппарат централизованного управления деньгами был по большей части демонтирован. Но опасные идеи не удержать под спудом. В 1913 г. была создана Федеральная резервная система, после того как банковская паника 1907 г. убедила банкиров, что банковский картель можно обрядить в мантию филантропии, и они протащили эту идею через Конгресс.⁶³

Первоначально Федеральный резерв представляла собой преимущественно децентрализованную резервную систему с 12 окружными банками. Однако с вступлением США в Первую мировую войну все изменилось. Федеральный резерв был главным финансистом этой войны и накопил огромный пакет краткосрочных государственных облигаций. Не желая после окончания войны расставаться с ролью главного финансиста, Федеральный резерв продолжил политику инфляции денег и стал центральным игроком короткой и глубокой рецессии 1920–1921 гг. В 1920-е годы Федеральный резерв, направляемый Бенджамином Стронгом, тогдашним главой Федерального резервного банка Нью-Йорка, буквально «шел на всё» (по выражению Уильяма Андерсона) в попытке поддержать британский фунт. «Идти на всё» – это привычный стиль Федерального резерва.

От декаданса к депрессии

В тот самый год, когда родился Алан Гринспен, Ирвинг Фишер опубликовал известную статью «Статистическая связь между безработицей и изменениями цен» (А Statistical Relationship between Unemployment and Price Changes). В статье было описано то, что позднее стало известно как кривая Филлипса: функция, демонстрирующая, что умеренная инфляция не так уж плоха, поскольку, судя по всему, стимулирует занятость. К тому времени управляющие Федерального резерва уже разгадали ключевую формулу операций центрального банка в XX в.: для разогрева экономики нужно снижать процентные ставки, для охлаждения – повышать. Все верили, что пока инфляция не вышла из-под контроля низкие процентные ставки будут стимулировать здоровый бум.

Через год после рождения Гринспена в истории Федерального резерва случилось поразительное событие, задавшее тон на следующие три четверти столетия.

В июле 1927 г. Огден Миллс, министр финансов США, организовал совещание у себя дома на Лонг-Айленде. Он пригласил самых влиятельных людей в денежном мире той эпохи – руководителей центральных банков Англии, Франции, США и Германии. Присутствовали Бенджамин Стронг из Федерального резерва, Монтегю Норман из Банка Англии и Яльмар Хорас Грили Шахт из Рейхсбанка. Эмиль Моро, глава Банка Франции, ненавидел переезды почти так же сильно, как руководителей центрального банка Англии. Поэтому он прислал в качестве представителя своего подчиненного, Шарля Риста.

Речь шла о золоте. Точнее говоря, проблема заключалась в утечке золота из Англии, причиной чего был установленный Норманом чрезмерно высокий курс фунта стерлингов. После Первой мировой войны Банк Англии установил завышенный курс фунта, чем вызвал наступление экономического кризиса в Британии. Было предложено всем вместе расширить кредит. Стронг был близким другом Нормана; Шахт и Норман также были в дружеских отношениях. Помехой, как и 44 года спустя, был только француз. Франция пригрозила предъявить к погашению имевшиеся у нее фунты и тем самым опустошить английский золотой запас.

Чтобы снять давление с фунта, Стронг решил снизить процентные ставки в США и сделать американское золото доступным для Франции. При этом он жизнерадостно сообщил Ристу, что намерен предложить «стопку виски фондовому рынку».⁶⁴ Впоследствии в 1931 г. Адольф Миллер из Совета управляющих Федерального резерва, давая показания перед сенатским комитетом по банкам, сообщил, что этот эпизод представлял собой «самую большую и смелую операцию из всех, когда-либо предпринимавшихся Федеральным резервом, и, по моему мнению, привел к одной из самых дорогостоящих ошибок, когда-либо совершенных им или любой другой банковской системой в последние 75 лет». Экономист из банка J. P. Mor gan вскоре после совещания на Лонг-Айленд заметил: «Монти и Бен посеяли ветер. Полагаю, мы пожнем бурю… Нас ждет мировой кредитный кризис».

Кредитный кризис наступил, но только через два года после вздувания долга. С конца 1924 г. фондовый рынок уже почти удвоился. После конференции на Лонг-Айленде Уолл-стрит за вторую половину 1928 г. подрос еще на 50 %. За три месяца перед августом 1929 г. он раздулся еще на 25 %.

Были созданы новые кредитные инструменты, такие, как продажа в кредит, так что все больше и больше людей могли участвовать в процветании. Джон Рэскоб, директор General Motors и председатель демократической партии, писал: «Каждый должен быть богатым».⁶⁵

В 1929 г., как и в 1999 г., многие верили, что новые технологии – радио, телефон, автомобиль, электрическая техника – открывают новую эру богатства.

Федеральный резерв, снизивший процентную ставку, чтобы помочь Англии, был напуган чрезмерным разбуханием кредита и «иррациональной эйфорией» фондового рынка. В 1925 г. учетная ставка, которую коммерческие банки платили за деньги, предоставляемые Федеральным резервом, составляла всего 3 %. К 1928 г. ее в несколько приемов повысили до 5 %. Но мания продолжалась. Наконец, в августе 1929 г., Федеральный резерв поднял ставку до 6 %, и пузырь лопнул (рис. 5.1).

Но потом в один миг баланс превратился из положительного в отрицательный. Акции рухнули. Компании разорялись. Цены падали. К 1931 г. оптовые цены были на 24 % ниже, чем в 1929 г., а вскоре они упали еще на 10 %. К 1931 г. 15 % занятых потеряло работу, а через два года число безработных выросло до 25 %. Разорилось более 10 ООО банков. Тогда банки были чем-то вроде нынешних взаимных фондов или портфелей акций. Страхования вкладов не существовало. Потери были реальными. Богатство просто исчезло.

Напуганные ненадежностью банков и утратившие доверие к акциям люди бросились за золотом. Кладовые банков пустели. Люди предпочитали хранить наличные или золото у себя дома. Для финансовой системы, зависящей от состояния банков и их готовности предоставлять кредиты, это стало проблемой. Люди изымали деньги из банков, те разорялись, и это усиливало недоверие вкладчиков к банкам.

Разорение банков стало настолько острой проблемой, что президент Гувер попытался уговорить людей не изымать вклады. Он послал опытного оратора полковника Фрэнка Нокса в поездку по стране, чтобы тот объяснил публике пагубность тезаврирования наличных и золота.⁶⁶

По мере разорения банков денежная масса сжималась. В результате ценность денег повышалась (цены падали). В США еще действовал золотой стандарт, поэтому цена золота соответственно выросла. Но вскоре новаторски настроенные экономисты во главе с британцем Джоном Мейнардом Кейнсом сочли, что для приведения экономики в движение нужно увеличить количество денег и кредита. Казалось, что этому мешает золото.

Инвесторы, напуганные перспективой девальвации доллара (по отношению к золоту), начали уводить капиталы за границу или превращать их в золото. В феврале 1933 г. случился набег на американское золото – 160 млн долл. покинуло подвалы Казначейства. Еще 160 млн долл. были изъяты в первые четыре дня марта. Коммерческие банки также теряли золото: в первые 10 дней февраля инвесторы сняли со счетов более 80 млн долл., а за первые четыре дня марта – еще 200 млн долл.

Одним из инвесторов был Артур Дьюинг, профессор Гарвардской школы бизнеса. Он был настолько встревожен, что явился на Гарвардскую площадь в офис компании Harvard Trust и потребовал свои сбережения золотыми монетами. «Когда люди, толпившиеся в банке, сообщили стоявшим на улице о том, что сделал Дьюинг, – рассказывает Питер Бернштейн в своей книге «Власть золота» (The Power of Gold), – толпа желающих последовать примеру знаменитого профессора начала штурмовать двери банка». Дьюинг подвергся критике за «непатриотичный поступок» и вскоре был вынужден уйти из университета.

Президент Франклин Рузвельт вступил в должность в самый разгар золотой лихорадки. 8 марта Рузвельт в ходе своей первой пресс-конференции заверил страну, что золотой стандарт сохранится. 9 марта он протолкнул через Конгресс Чрезвычайный закон о банках, наделивший его властью регулировать или запрещать золотое обращение.

Меньше, чем через месяц, он заменил увещевания Гувера прямым принуждением – лидер свободного мира поставил владение золотом вне закона. Спустя два месяца Рузвельт объявил незаконными все контракты, в том числе и обязательства правительства США, которые предусматривали оплату золотом.

Когда что-либо оказывается настолько популярным, что правительство объявляет его незаконным, это хорошее вложение денег. В период от инаугурации Рузвельта в марте 1933 г. до января 1934 г. рыночный спрос, подтвержденный правительственным указом, способствовал увеличению цены золота на 69 %. После величайшего финансового кризиса в истории Америки покупательная способность золота выросла почти на 100 %.

«Это конец западной цивилизации», – объявил Льюис Дуглас, директор бюджетного управления. И в определенном смысле так оно и было.⁶⁷

Одной из жертв краха был отец Алана Гринспена. Он потерял деньги, развелся с матерью Алана и практически исчез из жизни семьи, но когда мальчику исполнилось восемь лет, отец вернулся. Он подарил сыну свою книгу с оптимистическим названием «Впереди подъем» (Recovery Ahead). Книга Герберта Гринспена, как и его экономические прогнозы, оказалась не слишком хорошей. Как свидетельствует история XX в., Алан пошел много дальше. Он не превзошел отца как писатель или предсказатель. Когда Алан вырос, в нем открылись два таланта, достойных самого Джона Ло: он ловко оперировал цифрами и умел внушать доверие высокопоставленным лицам.