University press 2002 Кросс-культурная психология

В противоположность подходам общего интеллекта и генетической эпистемологии, когнитивные стили относятся скорее к «как» (стилистическим), чем к «насколько» (способность) аспектам когнитивной жизни человека. Позиция, принятая в настоящем разделе является средней между позициями тех, кто связывает всю когнитивную деятельность с единой основной особенностью («общий интеллект»), и тех, кто различает несметное число навыков, определенных конкретным заданием, которые не распространяются на другие задания (см. Следующий раздел о контектстуализированном познании). Когнитивные способности и стили рассматриваются как способы эффективного решения проблем культурной группы и ее членов, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни. Интерес к когнитивным стилям изменялся на протяжении нескольких десятилетий, но недавно они опять стали центром внимания, так как предполагают альтернативный способ рассмотрения индивидуальных и групповых различий в когнитивной деятельности⁷³. А совместно с экокультурным подходом (как это часто делается при их кросс-культурном применении) они облегчают достижение менее спорной и более нейтральной ценностной позиции⁷⁴.

Кросс-культурный подход к когнитивному стилю начинается с попытки понять, насколько важны конкретные когнитивные действия в конкретных экологических и культурных контекстах. При этом опираются на предположение Фергюсо-на, который ранее отмечал, что различное культурное окружение приводит к развитию разных паттернов способностей. В подходах когнитивных стилей проявляется интерес к «экологическому анализу» требований ситуации. При этом задают два вопроса: что следует сделать, чтобы выжить (это называется «экологическим требованием») и чем являются культурные практики, которые приводят к развитию требуемых когнитивных действий (это называется «культурными поддержками»). Подход когнитивных стилей основан на поиске паттернов познавательной деятельности и базируется на универсалистском предположении о том, что основные процессы являются общими для всех групп, однако их разное развитие и использование должны приводить к различным паттернам способностей⁷⁵.

Наиболее влиятельную концептуализацию когнитивного стиля разработал Уиткин⁷⁶ . Он предложил такой параметр когнитивного стиля как «полеза-висимость/поленезависимость» (ПЗН). Отправной точкой Уиткина был интерес к способностям восприятия и ориентации у пилотов-стажеров, но вскоре он заметил, что многие способности были так взаимосвязаны, что это доказывало существование «паттерна» (в понимании Фергюсона). Однако модель, которая лучше всего объясняла этот паттерн, была намного менее понятной, чем модель общего интеллекта: у лю-дей наблюдалась тенденция полагаться,

⁷⁵ См. Ferguson, 1956; Berry, 1980a; Berry, 1966.

⁷⁶ См. Witkin, Dyk, Paterson, Goodenoug & Karp, 1962.

прежде всего, на внутренние (вотличие от внешних) структуры референции при ориентации в пространстве. Дальнейшее исследования расширили этот паттерн ковариации и включили в него когнитивные и социальные типы поведения. На одном конце параметра ПЗН находятся те (относительно поленезависимые), кто целиком полагается на внутренние телесные сигналы (стимулы), и вообще, меньше ориентируются на социальные обязательства по отношению к другим; на другом конце — те (относительно по-лезависимые), кто опирается больше на внешние визуальные сигналы (стимулы) и более социально ориентированы и компетентны. Что же касается психологического измерения этого параметра, лишь немногие люди попадают на сэкс-тремумы, большинство же находятся в широком среднем диапазоне параметра.

Когнитивный стиль ПЗН упоминается у Уиткина, Гудинафа и Ойлмена" как «степень автономности функционирования. Само понятие когнитивного стиля относится к устойчивой манере (или «стилю») взаимодействия человека с окружающей средой. В случае ПЗН, конструкт связан с тем, в какой степени индивид обычно воспринимает физическую или социальную окружающую среду как данность, или же принимает ее, в отличие от работы над ней, например, путем ее анализа или реструктурирования. Это подразумевает, что те, кто стремится принимать внешнюю окружающую среду или полагаться на нее, относительно более полезависимы, в то время как те, кто стремится изменять ее относительно более поленезависимы. Эта модель является параметром, крайние точки которого определены в соответствии с двумя терминами; отдельные люди ⁷⁷ См. Witkin, Goodenough, Oilman, 1979, с. 1138.

занимают характерное «положение» по этому параметру, что отражает их обычную степень автономностии. Однако они не «зафиксированы» в своих обычных положенях. Когнитивный стиль ПЗН является общим параметром функционирования человека, что проявляется в восприятии, интеллекте, личностной и социальной сферах. Он стремится быть устойчивым во времени и в различных ситуациях и «вносит индивидуальные различия скорее в переменные процесса, а не в переменные содержания (контен-тные переменные), то есть обращается к индивидуальным различиям аспектов поведения скорее в плане «как», чем в плане «что».

В основном, модель ПЗН применялась кросс-культурно в связи с экокультурной структурой (рис. 1.1.). В ранних исследованиях⁷⁸ ученые использовали элементарную версию этой теории структуры (главным образом, компоненты экологии и социализации). В более поздних работах⁷⁹ они охватили всю экокультур-ную теорию структуры. Исследования, вплоть до середины 1970-х гг., были проанализированы Уиткином и Берри (1975), а более поздние — Берри (1991). Здесь мы можем лишь кратко изложить основные результаты.

Экокультурный фрейм обладает опреде-леным соответствием теории психологической дифференциации. Эти отношения между структурой и теорией наиболее кратко показаны на рис. 5.3., где представлены основные экологические, культурные, и аккультурационные переменные, наряду с их ожидаемыми отношениями с когнитивным стилем ПЗН.

Следует ожидать, что кочующие охотники и собиратели, более или менее свободные от социальной структуры и подчеркивающие самоутверждение при социализации, будут относительно поленезависимыми; напротив, оседлые земледельцы, стесненные социальной структурой и отличающиеся уступчивость при социализации,вероятно, будут относительно полезависимыми. Кроме того, те, кто подвергается аккультурации, особенно при более высоком уровне обучения западного типа, вероятно, будут более поленезависимыми, чем те, кто имел в этом меньше опыта.

В литературе, которую проанализировали Уиткин и Берри (1975), были обнаружены значительные корреляции среди тестов на восприятие, но так было не всегда, особенно в Африке. Была отмечена меньшая согласованность между сферой восприятия и другими областями.

Относительно тендерных различий, то проявляется изменчивый, но поддающийся интерпретации паттерн. Ранее «антропологическое вето» было наложено Берри (1966) и подтверждено МакАр-туром (1967). Они продемонстрировали, что обычно обнаруживаемое тендерное различие (женщины относительно более полезависимы, чем мужчины) не проявлялось в разнообразных выборках инуитов (эскимосов) и североамериканских индейцев; Это интерпретировалось как результат относительно схожей социализации и другого экологического и культурного опыта мальчиков и девочек в этих обществах охотников и собирателей. В большинстве таких обществ относительно поленезависимый когнитивный стиль считался высоко адаптивным и для мужчин, и для женщин в их индивидуальных экономических ролях, вообще в жизни семьи, а также в охоте и собира-

В последнем большом разделе обзора мы рассматривали адаптацию и изменения, особенно при аккультурации (при контактах с другими обществами, прежде всего через формальное школьное обучение и при индустриализации). Фактически во всех представленных исследованиях присутствовали доказательства увеличения поленезависимо-сти в процессе аккультурации. Однако было неясно, изменяются ли радикально когнитивный стиль индивидов всвязи с этим опытом, или опыт аккультурации изменяет подход к материалам тестов, в результате более тесного знакомства и практического опыта освоения навыков «обмана тестов». Этот результат аналогичен результату первых двух подходов к познанию: аккультурация, особенно обучение в школе, оказывает сильное влияние на когнитивную жизнь человека.

С 1975 г. продолжалась кросс-культурная эмпирическая работа, связанная с теорией. Несомненно, самую обширную программу кросс-культурного исследования выполнили в Индии Дургананд

(Durganand) и Синха с коллегами. Вообще, Синха принял теорию экокультурной структуры и обратился к тем популяциям в Индии, в которых он смог протестировать прогнозы модели и распространить их на эти популяции. В первом исследовании Синха (1979) работал с двумя подгруппами бирхоров. Одна из них как группа кочевых охотников-собирателей, трансформировалась и стала группой оседлых земледельцев. Была также включена третья группа, традиционные земледельцы (ораоны). Вначале исследования была выдвинута гипотеза, что наряду с ожидаемыми изменениями в практиках социализации (но без изменений при аккультурации), средние показатели тестов изменятся согласно экокультурным требованиям. Выборкам мальчиков и девочек в возрасте от восьми до десяти лет, в каждой из трех групп поставили задание с включенными фигурами, в котором надо было найти простую фигуру на сложном фоне (путем «выделения»). Результаты продемонстрировали наличие значительного группового влияния. Синха интерпретировал этот результат как подтверждение и своей гипотезы, и теории экокультурной структуры.

Совсем недавно Мишра⁸¹ исследовал три индигенные группы («племена» или адивази) в штате Бихар. Он отобрал две противоположные группы: кочевую охотников-собирателей и оседлую сельскохозяйственную. Третья группа состояла из бывших охотников, которые недавно осели и стали земледельцами. Ученый использовал разнообразные тесты (как для диагностики «когнитивного стиля», типа включенных фигур, так и для диагностики «когнитивных способностей», таких, как «интерпретации изображе-⁸¹ См. Mishra, 1996.

ний»), при этом он делал прогнозы относительно групповых различий вследствии контекстов экологии и аккультурации. В целом, были обнаружены ожидаемые различия: народы-охотники были относительно более поленезависимыми, чем народы-земледельцы, а также те, кто имел интенсивные «аккультурационные контакты». Кроме того, аккультурация воздействовала на выполнение тестов на способности; для этих тестов более сильными оказались аккультурационные влияния, чем влияния, обусловленными различиями экокультурного контекста. Однако влияние аккультурации оказалось не столь существенным для кочевой группы охотников-собирателей.

Во второй исследовательской программе была предпринята попытку анализа некоторых гипотетических факторов развития когнитивного стиля. Вплоть до 1980-х гг. большинство исследований, которые изучали экологические противоположности, сравнивали когнитивные стили индигенных североамериканских охотников-собирателей и африканских земледельцев. Потребовалось сделать два повторения: одно — для североамериканских индейцев-земледельцев, и одно — для охотников-собирателей африканцев. Первое исследование⁸² показало, что индигенные сельскохозяйственные народы [юкатанские майя) стремились быть более полезависимыми по сравнению с описанными в литературе народами, которые занимались охотой и собирательством. Таким образом, это обеспечило один из двух случаев критического тестирования. Вторым было исследование когнитивного стиля в Африке (Берри, 1986), в котором сравнивались африканская выборка охотников-собирателей пигмеев биакаи

выборка сельских земледельцев баган-ду, проживающих в том же географическом регионе. Различия между обеими группами оказались более скромными, чем ожидалось, возможно, потому, что биака работают пару месяцев каждый год как сельскохозяйственные рабочие, в то время как сельские жители иногда занимаются охотой. Иными словами, противоположности между этими двумя группами в их взаимодействиях с экологической окружающей средой не были и приблизительно столь же резкими, как это подразумевают сами термины «охотники-собиратели» и «земледельцы». Отдельные результаты выявили различия между двумя культурными группами в африканском тесте включенных фигур, который был разработан в соответствии с местным контекстом. Но это можно было наблюдать только если в исследовании учитывались различия аккультурации. Это было воспринято как доказательство важности обеих переменных, как и прогнозировалось, исходя из теории экокультурной структуры.

Исследователи предложили другие когнитивные стили⁸³, но лишь некоторые из них изучались кросс-культурно. Один из подходов, который связан со «способами мышления», представлен в дополнении 5.4.

В последнее время число кросс-культурных исследований когнитивного стиля уменьшилось, но когнитивные стили остаются жизнеспособным альтернативным способом понимания того, как когнитивная деятельность связана с эко-культурным и аккультурационным контекстами⁸⁴. Они также служат полезным способом осмысления индивидуальных различий⁸⁵, особенно для тех, кто стре-

Пенг и Нисбетт (1999) сообщили об исследовании, в котором изучались отличия в выполнении тестов, всвязи с особенностями мышления, характерными для разных культур. Они проводят различие между дифференциацией в мышлении (сравнение противоположностей и выбор одной позиции как правильной) и диалектическим мышлением (поиск согласования противоположностей). В серии экспериментов они обнаружили, что китайские студенты демонстрировали относительно большее предпочтение диалектическим решениям при столкновении с социально конфликтными ситуациями или логически противоречивой информацией. Американские студенты были более склонны поляризовать противоречивые точки зрения и выбирать из них одну правильную альтернативу. Например, американцы выражали меньшее предпочтение диалектическим пословицам на идиш, и дали более высокие оценки правдоподобности предпочитаемой альтернативе в случае противоречащих сообщений о результатах исследований. В последнем случае китайские студенты были более склонны учитывать оба сообщения.

Пенг и Нисбетт рассматривают свои результаты как отражение двух различных когнитивных традиций Востока и Запада. Основываясь на других источниках доказательств, включая этнографические и философские работы, они расширили свои результаты на различия в истории науки. Авторы делают вывод: «Мы уверены, что диалектический способ мышления в противоположность недиалектическому окажется лишь одним из набора взаимосвязанных когнитивных различий между азиатами и жителями Запада».

Этот вывод был оспорен Чен*. Он доказывал, что различия между формами мышления не могут поддерживаться в свете сведений из литературы по формальной логике. Он заявил: «Я вынужден отвергнуть два ключевых утверждения, сделанные Пенгом и Нисбеттом (1999): первое состоит в том, что утверждает, что китайское диалектическое мышление и законы формальной логики несовместимы, и второе, — что есть два различных вида аргументации (логическая впротивоположность «диалектической»)». Хо** полагает, что интерпретация самих эмпирических результатов может быть подвергнута сомнению. По его мнению, реакции, которые Пенг и Нисбетт называют «диалектическими», лучше рассматривать как «примирительные». Таким образом, Хо предлагает интерпретацию различий с точки зрения скорее социальных факторов, чем когнитивных процессов. Кроме того, мы хотели бы указать, что наблюдалось существенное перекрывание распределений ответов американских и китайских студентов. Это означает, что многие китайские студенты ответили в «американском» стиле, а многие американские студенты в «китайском».

* См. Chan, 2000, с. 1064. ** См. Но, 2000.

мится скорее не к количественному, а к качественному пониманию как индивидуальных, так и групповых различий.

КОНТЕКСТУАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ

В противоположность первым двум подходам, другие авторы (особенно культурные психологи, такие как Майкл Коул и его коллеги) критиковали всеобщие теории, которые пытаются связывать все когнитивные действия с предполагаемым основным общим когнитивным «устройством» обработки данных. Вместо этого, в ряде монографий⁸⁶ они обрисовали теорию и методологию, в которой попытались объяснять определенные когнитивные действия с точки зрения конкретных особенностей культурного контекста и использования определенных когнитивных действий; отсюда и название контекстуальное познание. Многое в этой работе стимулировалось социокультурной или социоисториче-ской традициями⁸⁷ и имеет связь с исследованием повседневного познания⁸⁸.

В своей монографии 1971г. Коул и его коллеги выдвинули идею о том, что «люди будут хорошо делать то, что важно для них, и что они могут делать часто», и завершили свою книгу положением, что «культурные различия в познании проявляются чаще в ситуациях, к которым применяются конкретные когнитивные процессы, чем в ситуации, когда этот процесс существует в одной культурной группе и отсутствует в другой». Их контекстно-специфический подход можно характеризовать как «формулировка, которая сохраняет основную экокуль-

1982, 1983; Scribner& Cole, 1981.

турную структуру, но отклоняет предположение о наличии центрального «устройства» обработки информации как организующей метафоры влияния культуры на познание»⁸⁹.

Контекстно-специфический подход отклоняет наличие универсальных законов разума, которые управляют развитием «сверху», контекстный подход направлен на понимание того, как когнитивные достижения, которые первоначально контекстно-специфичны, затем по мере развития, более сориентированы на общий контроль поведения по мере взросления людей. Исходной точкой контекстно-специфического подхода к культуре и к когнитивному развитию является «развитие в области деятельности». Этот подход сконцентрирован на процессах, обусловленных взаимодействиями людей в пределах конкретного окружения. Эти процессы в контекстном подходе рассматриваются как непосредственная причина все более и более общих когнитивных способностей.

Чтобы аргументировать свой подход, Коул и его коллеги выполнили множество эмпирических исследований и литературных обзоров. Их ранние исследования, проводились среди школьников и взрослых кпелле в Либерии и среди американских испытуемых в США в рамках ряда проектов, по обучению научению математике, умению обращаться с количественными данными и несколько более сложным когнитивным действиям (классификации, памяти и логическому мышлению). Их общий вывод на основании таких и подобных исследований следующий: основная часть когнитивного поведения кпелле «связана с контекстом», при этом невозможно обобщать когнитивные действия, произведенные

в одном контексте, с другими контекстами. В более поздних работах⁹⁰ они развивают и подтверждают свою позицию, критически анализирую работы других исследователей в таких областях, как развитие младенцев, навыки восприятия, общение, способность к классификации и память. Ранее Коул⁹¹ выдвинул концепцию «модулярности», которая относится к обусловленности психологических процессов в соответствии с тем, как они развились в ходе филогенетической истории человечества⁹².

В теории культурно-исторической психологии Коула «модулярность и культурный контекст совместно способствуют развитию разума» (1996, с. 198). Там, где дело касается концептуализации культуры, на работу Коула повлиял Выготский и его школа. В подходе Выготского онтогенетическое развитие рассматривается как культурно опосредованное (ср. гл. 2). Важное различие между Коу-лом и ортодоксальной концепцией мышления Выготского заключается в уровне обобщенности кросс-культурных различий (см. гл. 2).

По-видимому, главным вкладом школы Коула в кросс-культурную психологию была работа, которая оспаривала представления Лурии и других⁹³ о том, что грамотность служила «водоразделом» в истории людей, что неграмотные не могут, а грамотные могут выполнять определенные абстрактные когнитивные действия⁹⁴. Среди народа ваи (также в Либерии), Скрибнер и Коул обнаружили выборки людей, которые были неграмотными, а также тех, кто знает различные виды письменности: местную

письменность ваи, арабскую, которая преподается тем, кто посещает школу по изучению корана, и английскую, которую преподают в школах западного типа. Это устранило обычное мнение о школьном обучении и грамотности как помощниках при выполнении когнитивных тестов.

Используя комплекс заданий, который охватывает широкий диапазон когнитивной деятельности (например, память, логическое рассуждение), Скрибнер и Коул бросали вызов идее о том, что грамотность в целом преобразует интеллект. Они обнаружили, что на выполнении тестов оказывало общее влияние обучения в школе западного типа, но не обучения другим формам грамотности. Однако были некоторые характерные особенности выполнения тестов, связанные с конкретными особенностями письменности ваи и образования, полученного на арабском языке. Относительно письменности вбЯ/они сделали следующий вывод:

Вместо общих изменений когнитивных способностей, мы обнаружили ограниченные изменения когнитивных навыков, что проявилось в экспериментальных условиях. Вместо качественных изменений ориентации человека на язык, мы обнаружили различия избранных характерных черт речи и общения... Наше исследование среди ваи представляет первое непосредственное доказательство того, что грамотность приводит к определенным различиям определенных навыков в определенных контекстах⁹⁵.

При интерпретации своих результатов они отметили, что письменность ваи «ограничена», в том смысле, что мало людей знают и используют ее, а те, кто ее знает, используют лишь в ограниченных

⁹⁵ См. Scribner & Cole, 1981, с. 234.

целях: «Знание письменности ваине имеет значения ни для поддержания, ни для развития общепринятого стиля жизни... В лучшем случае, знание письменности ваи можно скорее считать способом, с помощью которого люди обращаются знакомым темам», чем способом получить доступ к новому опыту.

Таким образом, одной из возможных причин отсутствия общих изменений в интеллектуальной жизни является довольно ограниченная роль грамотности в обществе Ваи. Исследование среди племени кри из провинции Северное Онтарио, выполненное Берри и Беннеттом (1989), также имеет отношение к этой проблеме. И здесь грамотность представлена в форме силлабического письма, которая не слишком ассоциируется с формальным школьным обучением. Большинство кри функционально грамотны в своей письменности, менее ограниченной, чем письменность среди Ваи, так как она очень широко используется многими людьми и для многих целей. Однако она ограничена в более широком культурном смысле, что было отмечено Скрибнером и Коулом (см. выше). Результаты этого исследования также не дали никаких доказательств общего повышения когнитивных показателей (измерения проводились с помощью улучшенной версии «Прогрессивные матрицы Равена»⁹⁶. Зато исследователи нашли некоторые доказательства наличия способностей, которые включают те же умственные действия (задачи на вращение объектов и пространственные задачи), которые важны при использовании данной конкретной письменности. Таким образом, и в этом исследовании влияния грамотности не было обнаружено никаких доказательств сдвига в мышлении. Следовательно, необходимо отбросить * Raven's Progressive Matrices.

представление о «водораздельной» роли грамотности в ходе человеческой истории, по крайней мере, в том, что касается ее влияния на индивидуальное мышление. Тем не менее, социальные и культурные последствия грамотности в этом исследовании не рассматривались.

Коул и его коллеги не проводили сравнительный анализ данных, полученных в исследованиях; они не ставили перед собой такую цель. Вместо этого они обычно рассматривали влияние культурно-специфического опыта на определенный вид когнитивной деятельности. Проблема рассмотрения культуры как набора дискретных ситуативно связанных форм опыта была идентифицирована Джахо-дой (1980) в раннем анализе такого подхода. Он полагал

что это потребует чрезвычайно утомительного и практически бесконечного исследования весьма специфических примеров поведения без гарантии получения убедительных результатов. Это могло бы оказаться необязательным, если бы в нашем распоряжении была рабочая «ситуативная теория», но, как признает Коул, такой не существует⁹⁷...

Однако Коул (например, 1992а, 1992b), готов согласиться с мнением о том, что культурные опыты скорее переплетаются, чем являются дискретным набором ситуаций: «реальный материал культуры основан на взаимодействии элементов, которые, по сути, не являются независимыми»⁹⁸.

Следовательно, Коул приходит к тем же результатам, что и другие исследователи культуры познания. Коул остается верен своему прежнему утверждению, что невыполнение конкретного когнитивного задания не должно распространяться ни на

ожидание невыполнения других заданий, ни на отсутствие необходимого базового когнитивного процесса или оператора. Подобная точка зрения хорошо совмещается с универсалистским подходом.