Уполномоченный по правам человека



бет38/61
Дата16.06.2016
өлшемі6.28 Mb.
#139463
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   61

Резюме

Взятый темп репрессий руководители НКВД готовы были под­держивать и далее, но были в ноябре 1938 г. остановлены решением Сталина, который счел цели чистки достигнутыми. Нельзя согла­ситься с тезисом Р. Конквеста, разделяемым и С. А. Пайковым*, о том, что Большой террор закончился в связи с невозможностью под­держивать заданный уровень репрессий имевшимся в наличии кара­тельным аппаратом. Так же как в начале 1920-х и в начале 1930-х гг., массовые чистки прекращались в соответствии с политическими ре­шениями верхов, когда цели очередного витка террора считались достигнутыми.

«Массовые операции» для органов госбезопасности имели весь­ма серьезные последствия. Проводимая одновременно с Большим террором чистка среди чекистов полностью заменила руководящий состав НКВД, разрушила сложившиеся в его аппарате неформаль­ные, зачастую клановые связи. Значительная часть оперсостава была уволена либо репрессирована, другая часть пошла на выдвиже­ние, на многие годы составив костяк руководящего состава аппарата госбезопасности. В ходе террора произошло, несмотря на внутриве­домственные репрессии, увеличение численности работников НКВД и укрепление их позиций в государственном аппарате. После прекращения массовых операций органы госбезопасности не счита­ли свою задачу по очистке СССР выполненной до конца и летом-осенью 1941 г. вновь обрушили шквал репрессий на уцелевших «бывших»**.
Конквест Р. Большой террор. Флоренция, 1974. С. 584; Папков С. А. Сталинский террор в Сибири... С. 232.

Тепляков А. Г. Управление НКВД по Новосибирской области накануне и в на­чальный период Великой Отечественной войны... С. 276-284; Савин А. И. Репрессии в отношении евангельских верующих в Сибири в 1939-1941 гг. // Книга памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. Вып. 2. Новосибирск, 2008. С. 620-634.



ПОКАЗАНИЯ РУКОВОДЯЩИХ СОТРУДНИКОВ УНКВД (ДОКУМЕНТЫ)

173



Из протокола допроса обвиняемого Т. К. Салтымакова*, сотрудника УНКВД по Алтайскому краю

[г. Барнаул] 23 декабря 1939 г.



<...>"

Ответ: В практике работы 4-го'" отдела, как и других отделов, в последующий период массовой операции по изъятию контрреволюци­онного элемента, упрощенное ведение следствия настолько истолко­вывалось расширительно, что малейшей хотя бы косвенной зацепки было достаточно, чтобы произвести арест и привлечь к ответствен­ности.



Помню, в период проведения операции по эсеровскому, церковно-монархическому элементу, составлялись списки на основе имевшихся агентурных или официальных данных в УНКВД или на основе данных спецчастей учреждений, адресного стола. Эти данные в основном со­держали в себе сведения о том, что такой то в прошлом судим за ан­тисоветскую деятельность, соцчуждый, имеет связи с антисовет­ской средой, быв[ший] колчаковец и т. д. В большинстве не было кон­кретных фактов, изобличающих в контрреволюционных или антисо­ветских действиях. По списку составлялись стандартные постанов­ления на арест, которые утверждались нач[альником] УНКВД и крайпрокурором.


За пытки и убийства арестованных Т. К. Салтымаков был в 1941 г. расстрелян. Его показания, отличающиеся точностью при показе процедуры подготовки и оформ­ления дел на тройке, типичны умолчанием об основных преступлениях чекистов и были призваны доказать виновность значительной части осужденных.

** Здесь и ниже опущены показания обвиняемого о проведении других «массовых операций».

Секретно-политический отдел (СПО), занимавшийся борьбой с «антисоветскими элементами».

Однажды в декабре 1937 г. или начале января 1938 г. по всем отделениям была заготовлена уйма постановлений с указанием на всех только того, что данное лицо является участником эсе­ровски-повстанческой церковно-монархической организации и так как такие постановления писались мной, писались и другими ра­ботниками. Знаю, что большое количество постановлений писа­лось по 2-му отделению, возглавляемому Кузьминым Федором.

Техническая работа выполнялась Ворониным, быв[шим] помощ­ником] уполномоченного, сейчас работает в Барнауле на мясо­комбинате.

Я работал тогда начальником 4-го отделения (информационно­го) и тем не менее участвовал в ведении следствия в отношении арестованных по делу указанных организаций. Следственные дела рассматривались тройкой. Сроки следствия были чрезмерно ограни­чены. Были случаи, когда без обвинительного заключения дела рас­сматривались на тройке, а потом дооформлялись. Об этом должен хорошо знать Калентьев, быв[ший] постоянный докладчик на трой­ке. Обвинение строилось на показаниях обвиняемого, не проверялись и не документировались. Методы допроса извращались. Как прави­ло, применялась стойка к упорствующим, или отборная ругань, или пощечина. При таком положении вещей неизбежны были крайности, что наряду с врагом мог попасть невиновный. Очень трудно пред­ставить себе, какие же дела являлись «чистыми» обоснованными и какие фальсифицированы. Одно ясно, что показания обвиняемых могли быть натянуты, одно ясно, что арестованные искусственно вязались между собой, так как оформлялись преимущественно груп­повые дела и пускались на тройку по 30-40 человек и больше. Если просмотреть повестки, то они являются достаточным подтвер­ждением. Писались и корректировались они главным образом Кост-роминым или заместителем] нач[альника] отдела Юркиным, помощником] нач[альника] отд[ела] Шутилиным. Ими давалась шапка, как тогда выражались или окраска организации, группа и сюда подбирались дела. Повестка для тройки являлась основным до­кументом и отдельные моменты следственного дела прикрашива­лись. Я должен сказать, что мной лично, указанным образом было закончено несколько дел. Дело Пейренко быв[шего] члена ЦК эсеров Украины, возвратившегося из ссылки и др. С известной натяжкой закончено следственное дело быв[ших] меньшевиков Волкова, Меще­рякова и др. (Змеиногорский район), быв[ших] анархистов Таловско-го, Кучерова и др. <...>

Допросил: особоуполномоченный УНКВД Алт[айского] края,
лейтенант госбезопасности Зудин (подпись)

ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 6222/5. Л. 290-291; Д. 5700/7. Л. 193-194. Машинописная заверенная копия. Опубликовано: Этно-конфессия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Аннотированный перечень архивных документов и ма­териалов. Избранные документы / Сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2006. С. 438-439.



Из протокола допроса бывшего секретаря начальника УНКВД по Алтайскому краю М. Л. Шорра

[г. Барнаул] 2 января 1940 г.



<...>'

В момент приезда сотрудников в Алтайский край число аре­стованных было небольшое", поэтому с первых же дней работы Попов начал организовывать работу по проведению операции изъятия контрреволюционного элемента по Алтайскому краю. Организация эта носила явно примитивный характер. Не знаю, на чем основывался Попов, но им была составлена шифротелеграмма на имя бывшего наркома Ежова с запросом санкции на дополни­тельный арест 3 тыс. человек, как бы в дополнение к тому количе­ству, которое подлежало аресту по городу Барнаулу и всем рай­онам, отошедшим к Алтайскому краю, ранее включавшихся в за­явку бывшего УНКВД по Запсибкраю*". Точность этой цифры и такого запроса можно установить путем проверки шифроделопро-изводства УНКВД за октябрь 1937 года.

До организации края я в течение пяти с половиной лет работал в Барнауле, знаю почти все районы, входящие в состав УНКВД, и с уверенностью заявляю, что такого количества подучетных органам НКВД лиц, которые бы проходили по агентурным делам, разработ­кам или делам-формулярам, не было. Этим я хочу сказать, что дан­ная цифра была взята Поповым просто произвольно. Тем не менее, санкции от наркома Попов получил.

Вызвав к себе в кабинет Перминова, который являлся в то время начальником 4-го отдела и лицом, замещавшим во время отъезда Попова, Попов, вооружившись конторскими счетами, вместе с Перминовым начали указанную цифру разверстывать порайонно, исходя при этом исключительно из населенности и


Здесь и ниже опущены показания обвиняемого по другим «массовым операци­ям».

На деле к моменту приезда С. П. Попова на территории края было арестовано бо­лее 7 тыс. чел.

*" 20 октября 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило предложение Алтайского крайкома ВКП(б) об установлении количества лиц, подлежащих репрессиям: 4000 чел. по первой категории и 4500 — по второй. См.: История сталинского Гулага. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Т. 1. Массовые политические репрессии в СССР. М., 2004. С. 290; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскула­чивание. Документы и материалы: В 5 т. 1927-1939 (главный ред. совет В. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола и др.). М., 1999-2006. Т. 5. 1937-1939. Кн. 1. 1937. М„ 2004. С. 383.

экономического состояния того или иного района. Мне помнит­ся, что таким образом было разверстано по всем районам при­мерно около 2200 человек, что также можно установить по шиф-ротелеграммам. В отношении остатка [в] 800 человек Перминов, обращаясь к Попову, сказал: «Серафим Павлович, это количест­во нужно оставить на всякий случай в резерв, возможно, какой-нибудь район запросит дополнительной санкции, это с одной стороны, с другой стороны, из этой цифры будем производить аресты по г. Барнаулу».

Так и было сделано. В этом отношении Перминов, пожалуй, оказался дальнозорким. Буквально через несколько дней единст­венно от одного района, это Славгородского, была получена теле­грамма с встречным планом. Начальник Славгородского райотделе-ния Кузнецов, не довольствуясь цифрой, как будто бы в 300 чело­век, данной ему Поповым, на Славгород запросил дополнительно еще, кажется 200 человек. Опять таки, это можно установить по шифротелеграммам. Попов вызвал к себе Перминова, показал ему эту телеграмму, спросил: «Как быть»? Перминов высказался [за] необходимость дать дополнительно Славгороду 200 человек. При этом Попов Перминову сказал примерно следующее: «Кузнецов молодчина, умеет работать, надо, Петр Романович, посмотреть, как мы можем использовать его здесь, в аппарате». На этом разговор окончился и Перминов ушел.

Организовав таким образом «работу» по операции в районах, Попов одновременно с этим приступил к производству арестов в самом городе Барнауле. Если мне не изменяет память, аресты нача­лись после организации края, числа с 10-11 октября 1937 года. Первое время арестованных почти не допрашивали, весь состав был занят арестами и оформлением этих арестов. Мне лично при­ходилось оформлять ордера путем визировки печатью, в день при­мерно до 100 ордеров <...>


Выписка верна: ст. следователь следотдела УКГБ

при СМ СССР по Алтайскому краю, майор (подпись)

Копия верна [подпись неразборчива]

ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5700. Т. 8. Л. 240-250. Маши­нописная заверенная копия. Опубликовано: Этноконфессия в со­ветском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Ан­нотированный перечень архивных документов и материалов. Из­бранные документы / Сост. А. И. Савин. Новосибирск; СПб., 2006. С. 432-433.

175

Из протокола очной ставки обвиняемого Л., политрука тюрьмы № 1 г. Барнаула, и свидетеля О.

[г. Барнаул] 27 декабря 1940 г.



<...>'

Вопрос О.: Что вам известно от В. о порядке проведения приговоров судебных органов — осужденных к высшей мере на­казания?

Ответ: Л. мне рассказывал, что заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, перед приведением в исполнении приговора вызывают, связывают руки, вернее скручивают — это подлинное вы­ражение Л., в рот вставляют палку. Л. также мне говорил, что в 1937 г. заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, не рас­стреливали, а убивали ломами и сваливали в большую яму, которую я, будучи на работе в тюрьме, осматривал.

Вопрос Л.: Подтверждаете показания О.?

Ответ: Показания Р. я отрицаю, т. к. таких сообщений ему не де­лал. Наоборот, о таких порядках мне, Л., рассказывал О.

Вопрос О.: Что вам рассказывал Л. по вопросу арестов белорусов, прибывших из б[ывшей] Польши в Алтайский край?

Ответ: Л. примерно в ноябре мес. 1940 г. мне рассказывал, что в тюрьму поступают арестованные женщины белорусы, прибывшие в Алт[айский] край, и что эти женщины посажены с грудными детьми. Л. также мне сказал, что арестованные белоруски женщины жалова­лись на плохие условия в тюрьме, что в Польше они в тюрьме не сиде­ли, а сюда приехали, их посадили. Тут же Л. сделал заявление: они, т. е. белоруски, не понимают русский язык, плохо им разъясняют партийные и комсомольские организации Советские законы и сажа­ют невинных.

Вопрос Л.: Слыхали показания О., подтверждаете его?

Ответ: Разговор по этому вопросу с О. был, но я не говорил о том, что белорусов невинно сажают.

Вопрос Л.: Что вы сообщали О. о жалобе заключенных белору­сок — кроме того, что сообщил О.?

Ответ: Я сообщил О. о том, что заключенные женщины белоруски жаловались мне, что их не пускают в Польшу на работу.

Вопрос Л.: Что вы сообщили О. о бывш[ем] сотруднике УНКВД А[лтайского] к[рая] П.?

Ответ: Никаких сообщений О. о П. л. не делал.

' Опущены биографические данные обвиняемого и свидетеля.



Ответ О.: Мне Л. рассказывал о том, что б[ывший] сотруд­ник УНКВД А[лтайского] к[рая] П., который допускал безобра­зия в работе, благодаря покровительству заместителя] на­чальника] УНКВД Т. вместо увольнения был назначен на рабо­ту в РО НКВД. Разговор этот с Л. у меня был в декабре м-це 1940 г., когда шли с Л. днем из парткабинета. Разговор этот Л. поднял, когда Л. выражал недовольство о том, что в УНКВД А[лтайского] к[рая] прикрываются старые грешки сотрудников. В этот же раз Л. мне сообщил, что бывш[ий] член бюро РК ВКП(б) П. осужден на 15 лет, за то что он лично расстреливал коммунистов.

Вопрос Л.: Подтверждаете показания О. — о П.?

Ответ: Разговор с О. по этому вопросу был, я ему сказал, что П., будучи членом бюро центрального РК ВКП(б), допускал грубое отно­шение в работе, недавно об этом разбирали — этот вопрос на парт­собрании, о том, что он осужден я О. не говорил.

Вопрос О.: Какими вы располагаете сведениями, полученными от Л., по вопросу состояния помещений тюрьмы, где содержатся за­ключенные?

Ответ: Не помню дату, в 1940 г. Л. мне сказал, что тюрьма для со­держания в ней заключенных не пригодна, то в тюрьме была техни­ческая комиссия, которая сделала такое заключение — Л. указал на одну деталь — «у одного корпуса лопнула стена».

Вопрос Л.: Слыхали показание, подтверждаете их?

Ответ: Сообщение О. о состоянии корпусов и их технической не­пригодности для содержания заключенных — делал, почти дословно это сообщение воспроизвожу так: третий корпус по своему со­стоянию для содержания заключенных не пригоден, может полу­читься обвал, что может за это попасть мне. О. на это мне ска­зал: «Ты уйди лучше со службы из тюрьмы, а то не выйдешь от туда добром».

Вопрос О.: Расскажите, что вам А. передавал по вопросу осужде­ния Воен[ным] трибуналом] 20 чел. сотрудников УНКВД Алтай­ского] к[рая]?



Ответ: В конце ноября мес. 1940 г. Л., будучи у меня на кварти­ре, в беседе о своей работе одновременно выражал недовольство тем, что тюремный отдел плохо помогает в работе, в тюрьму приезжают только составляют акты, что сам нач[алъник] тю­ремного отдела бывает в тюрьме только благодаря тем, что са­дит заключенных в карцер и отдает под суд сотрудников тюрьмы. Я сомневаюсь в действиях н[ачальни]ка тюр[емного] отдела, он как жандарм действует. За последнее время осуждено до 20 чел. сотрудников. П. указал, что на него П. материал создан, но не yda­

лось, так как нач[альник] УНКВД Ч. не допустил и только по это­му он не попал под суд.

Вопрос Л.: Вы слыхали показание О., подтвердите их?

Ответ: Да подтверждаю, но ряд вопросов О. передал не так. Я, Л., О. говорил, что П. на меня создает дутые материалы, что нач[аль-ник] тюр[емного] отдела строгий, что хотел меня под суд отдать, что если будет такое ко мне отношение, буду писать наркому, т. Бе­рия, о том что н[ачалъни]к тюр[емного] отдела лично сажает в кар­цер заключенных и отдает под суд сотрудников и что уже 20 чел. осуждены — я О. не говорил.

Вопрос О.: Какие недовольства выражал Л. по вопросу плохого материального обеспечения?

Ответ: Л. мне заявил, что рядовые работники органов НКВД живут плохо и не обеспечены . В органах живет хорошо и обеспе­чена руководящая головка и, в частности указал, что н[ачальни]к тюр[емного] отдела поехал в отпуск — получил отпускных шесть тыс. рублей.

Вопрос Л.: Подтверждаете показания О.?

Ответ: Таких заявлений и недовольств я Л. не делал, наоборот, я говорил о хорошем экономическом обеспечении сотрудников ор­ганов НКВД.

Вопрос О.: Что вам рассказывал Л. о посещении тюрьмы № 1 сек­ретарем крайкома ВКП(б) Морщининым и председателем крайис­полкома Смердовым.

Ответ: Л. мне говорил, что в тюрьму приезжали Смердов и Мор-щинин, посмотрели тюрьму, посмеялись и уехали, а положение оста­лось такое же, как мер никаких не приняли.

Вопрос Л.: Слыхали показания О., подтверждаете их?

Ответ: Показание О. подтверждаю, я, О., заявил: «Морщинин и Смердов в тюрьму приезжали, посмотрели, мер не приняли и уехали». О том, что они смеялись — я О. не говорил.

Показания записаны верно и прочитаны.
Очную ставку производил нач[альник] тюрьмы (подпись)
ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5037. Л. 81-83. Рукописный под­линник.
Заработная плата рядовых сотрудников НКВД сильно уступала ставкам че­кистского начальства, но была в 2-4 раза выше средней зарплаты рабочих и слу­жащих. Помимо высоких окладов и добавок, работники НКВД, в т. ч. рядовые, имели большие преимущества в вещевом, жилищном, санаторно-курортном снаб­жении и т. д.

176



Протокол допроса обвиняемого Л., бывшего политрука тюрьмы № 1 г. Барнаула

[г. Барнаул] 13 января 1941г.

Вопрос: Вы разгласили служебную тайну о приведении в испол­нение приговоров на заключенных, приговоренных к ВМН. Под­тверждаете это?

Ответ: О порядке приведения приговоров в исполнение на за­ключенных, приговоренных к ВМН, я никогда и никому не гово­рил.

Вопрос: Вы наклеветали Р. о том, что в 1937 году заключенных приговоренных к ВМН в тюрьме № 1, якобы, убивали ломами и сбрасывали в яму. Подтверждаете этот разговор с О.?

Ответ: О том, как приводились приговоры в исполнение на при­говоренных к ВМН в тюрьме № 1 в 1937 году, я об этом О. не гово­рил, но на эту тему у меня с ним разговор был в присутствии быв[шего] работника НТК М. По этому вопросу Р. нам рассказы­вал, якобы, со слов освобожденных из тюрьмы бывших членов ВКП(б), О., Я. и В., которые якобы, ему рассказывали, что когда они в 1937-[19]38 гг. сидели в тюрьме, над ними издевались, их пы­тали, а лиц, приговоренных к ВМН, не расстреливали, а убивали ломами и сбрасывали в яму.

Вопрос: Вы говорили О., что после выхода в свет Указа Прези­диума Верховного Совета СССР от 26/VI-1940 г. тюрьма перепол­нена народом, среди которых много честных колхозников, комму­нистов?

Ответ: Разговор у меня с О. на эту тему был. Он у меня спраши­вал, как поступают осужденные по указу и наверно разных специаль­ностей? На что я ему ответил, что поступают директора и других специальностей. Дальше О. сказал: «Под эту шумиху, как в 1937 г., могут попасть и честные коммунисты, вроде Б. и других». На это я ему ответил: «Возможно, кто и попадет, хотя сейчас разбираются лучше».

Вопрос: Вы рассказывали О., что в тюрьме все камеры перепол­нены, вместо 20 чел. в камере сидят по 100 и более человек, от недос­татка воздуха ежедневно умирают по 2-3 человека?

Ответ: Вообще о перенаселенности тюрьмы я с О. разговаривал очень часто. Я имел в виду, что он, как работник РК ВКП(б), помо­жет разгрузить тюрьму. Что касается, сколько человек сидит в ка­мере и что от недостачи воздуха ежедневно умирают по 2-3 челове­ка заключенных, я ему об этом не говорил.

Вопрос: Вы разговаривали с заключенными женщинами белорус­ками, ранее проживавшими на территории бывшей Польши и на ка­кую тему?

Ответ: Разговаривал с одной заключенной, осужденной по указу от 26/VI-1940 года. При заходе в камеру эта заключенная, фамилию ее не знаю, наклонила голову к полу, я обратился к ней, спросил: «Зачем это?» Эта женщина ответила, что мы привыкли кланяться панам. Я ей разъяснил, что в СССР панов нет и кланяться не надо. Тут же добавил: «И в Польше теперь нет панов». В заключение этого разго­вора она попросила меня, чтобы ее выводили на работу. Я ей отве­тил, будет что делать, работу дадим.

Вопрос: А с другими заключенными женщинами, проживающи­ми на территории быв[шей] Польши, вы разговаривали?

Ответ: Кроме, как только с этой женщиной я больше с арестован­ными женщинами белорусками не разговаривал.

Вопрос: В тюрьме № 1 имеются заключенные женщины-белорус­ки с детьми, которые, якобы, безвинно посажены?

Ответ: О таких женщинах я не слышал, есть ли такие женщины или нет.

Вопрос: В отношении женщин-белорусок с детьми, которых за­ключают под стражу безвинно, Вы об этом в ноябре месяце 1940 г. говорили гр-ну О. Подтверждаете этот разговор с О.?

Ответ: Нет, не подтверждаю, такого разговора у меня с О. не было.

Вопрос: В ноябре месяце 1940 г. Вы разговаривали с О. в его квартире о состоянии 3-го корпуса тюрьмы № 1?

Ответ: Такой разговор был, примерно в августе или сентябре месяце 1940 г.

Вопрос: Кто еще присутствовал при этом разговоре? Ответ: Кроме О. никого не было.

Вопрос: А жена О., гр-нка Б., при этом разговоре присутство­вала?

Ответ: Нет, ее не было, но утвердительно сказать не могу.

Вопрос: Что Вы рассказали О. о состоянии этого корпуса?

Ответ: Я ему рассказал, что в тюрьме № 1 есть корпус № 3, кото­рый признан к эксплуатации непригодным, а людей туда садят, а он может обвалиться, за это и нас с начальником тюрьмы посадят. По­сле этого О. мне посоветовал уйти с работы политрука, а то на са­мом деле посадят.

Вопрос: В декабре месяце 1940 г. у вас с О. был разговор в отно­шении сотрудника УНКВД П.?

Ответ: Такой разговор с О. был только не в декабре месяце 1940 г., а в начале 1940 г., в каком месяце я не помню. Я ему рассказал, что

у нас было собрание, на котором отдельные коммунисты выступа­ли и указывали, что П. грубо обращался с заключенными, О. доба­вил, что он член бюро Центрального РК ВКП(б) на заседаниях тоже грубит.

Вопрос: Не правду говорите, Вы же О. говорили, что быв[ший] член бюро Центрального РК ВКП(б) П. [в] настоящее время осуж­ден на 15 лет за то, что он сам лично расстреливал коммунистов. Подтверждаете этот разговор?

Ответ: О том, что П. осужден на 15 лет я об этом никому не гово­рил, да я про него ничего не знаю. П. я на днях до моего ареста видел в столовой УНКВД.

Вопрос: Вы разговаривали с гр-ном О. в отношении материально­го обеспечения сотрудников УНКВД?

Ответ: Да, я об этом с ним разговаривал, примерно в ноябре ме­сяце 1940 г. Этот разговор он сам начал, что «вот мы с тобой не живем, а существуем, я вот получил туберкулез. Такие, как ваше начальство, живут хорошо». Я промолчал, ничего ему на это не сказал.

Протокол читал, с моих слов записано верно (подпись)

Допросил: нач[альник] 1-го отделения тюремного отд[ела], лейтенант

государственной безопасности (подпись)

ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5037. Л. 15-17. Рукописный под­линник.


177


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   61




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет