3. Рассказ ученика об А. П. Бородине.
Бывают сочетания имен, представляющиеся почти символическими. Такова встреча Александра Порфирьевича Бородина, композитора, чье творчество отмечено чертами мужества и широты, с песнью Игорева похода.
Обращением к «Слову», оказавшимся столь счастливым, Бородин был обязан Владимиру Васильевичу Стасову, его душевной, художественной и исторической проницательности. Рождение эпической оперы «Князь Игорь» неотрывно от общественной и музыкальной атмосферы «Могучей кучки», знаменитого Балакиревского кружка, выступавшего в 60-х гг. ХIХ в. за искусство национальное, демократическое, народное. Проникновенно интересуясь отечественной историей, «кучкисты» обращались к сюжетам, позволяющим раскрыть народные характеры в их душевном цветении.
Стасов безмерно полюбил «Слово» и верно усвоил его национальную сущность. Он подчеркивал ярко выраженное чувство природы, обнаруживаемое в поэме. Именно Стасову принадлежит первый сценарий будущей оперы, который хотя и перерабатывался затем Бородиным, но все же лег в основу произве1жения.
Александр Бородин, работая над музыкой и либретто, существенно видоизменил стасовский сценарий, стремясь приблизить оперу к тексту произведения, заботясь о том, чтобы передать эпичность Игоревой песни. По Стасову, опера должна была начаться в тереме Ярославны, задумчивой и грустной, ничего не знающей об Игоре, ушедшем в поход. Опера же, как мы знаем, открывается величественной сценой выступления рати Игоря, которого Бородин сделал главным героем. Его образ наиболее полно раскрывается в каватине: «Ни сна, ни отдыха измученной душе...», ставшей знаменитой.
Звучит каватино.
В опере нет «златого слова» Святослава, введены новые герои князь Владимир Галицкий, гудошники, Кончаковна.
Изменения, произведенные Бородиным, диктовались исключительно желанием композитора «написать эпическую русскую оперу».
Бородин ввел в оперный текст сцену сбора Игоря в поход, зловещее затмение, прощание с Ярославной и народом; подчеркнул в опере действие космических сил, обрушивших свой гнев на Путивль, ввел драматическую сцену набата — ведь и само «Слово» было призывом. Половецкие сцены, написанные Стасовым, удовлетворили Бородина, но он укрупнил обрисовку фигур Игоря и хана Кончака.
Третий акт был намечен Бородиным лишь пунктирно, позднее его подробно разработали А. К. Глазунов и Н. А. Римский-Корсаков.
И, наконец, четвертый, заключительный акт написан композитором как народное торжество, проникнутое радостью по поводу возвращения Игоря.
Римский-Корсаков позднее вспоминал, что Бородин, работая над оперой, страдал зрительными галлюцинациями: стоило ему закрыть глаза, как во всех подробностях он видел лица, одежды, глаза своих героев.
Постоянно отвлекаемый научными обязанностями (ведь он был одним из крупнейших химиков своего времени), Бородин сочинял оперу не акт за актом, а «кусками», создавая те сцены, которые больше всего привлекали его в данную минуту.
Как ни складывал Бородин кирпичик за кирпичиком грандиозное здание оперы, всевозможные музыкальные, научные и житейские дела постоянно отвлекали его от работы; завершить оперу Александру Бородину было не суждено. В 1887 г., незадолго до смерти, композитор играл для собравшихся друзей фрагменты оперы. После смерти Бородина «Князя Игоря» завершили его друзья. Римский-Корсаков по этому поводу вспоминал: «Между мною и Глазуновым было решено так: он досочинит все недостающее в III акте, запишет на память увертюру, наигранную много раз автором, а я переоркеструю, досочиню и приведу в систему все остальное, недоделанное и не оркестрованное Бородиным».
В апреле 1890 г. «Князь Игорь» был впервые поставлен на сцене Мариинского театра в Петербурге, чтобы затем начать триумфальное шествие по театрам мира.
4. Слово учителя.
Музыкальное воплощение «Слова», происшедшее почти сто лет спустя после счастливой находки Мусина-Пушкина, явилось до некоторой степени и новым рождением произведения. К старому эпосу приобщились и художники-декораторы, как, например, знаток языческой старины Н. К. Рерих (в зарубежных скитаниях он призывал: «Любите русский народ!»), и великие певцы, и замечательные дирижеры.
Революционный взрыв 1917 г. и Гражданская война заставили поэтов и прозаиков не раз прибегнуть к образам и метафорам «Слова», перетолковывая их на современный лад. Народный художник из Палеха Иван Голиков воскресил всю безмерную радость красок, живших в поэтическом шедевре, рожденном Киевской Русью.
Демонстрация репродукции картины И. Голикова «Битва».
5. Сообщение ученика об Иване Голикове.
В 20-30-х гг. ХХ в. популярностью пользовалось издательство «Academia». Художественным редактором там был энергичный М. П. Сокольников, прекрасно знавший Палех и друживший с И. Голиковым в юности. Сокольникову и принадлежала мысль выпустить «Слово» с палехскими иллюстрациями.
И. Голиков воспринял заказ как дело жизни.
Обычно Голиков рисовал без всякой предварительной подготовки. Увидев, например, цветы на поле, Голиков написал «Бой», поражая всех богатырством движений, передававших горячку схватки. Художник не признавал никаких предварительных набросков, не делал никаких заготовок.
Счастье Ивана Голикова заключалось в том, что весь он, его художественные представления — зеленый побег могучего ствола, выросшего из желудя, каковым и было «Слово о полку Игореве».
Книга вышла в свет в 1934 году.
Демонстрируется репродукция обложки-титула первого издания «Слова о полку Игореве» с иллюстрациями И. Голикова.
Тираж её составил 3200 экземпляров. Оригиналы Голикова, хранящиеся в настоящее время в Третьяковской галерее, претерпели, превращаясь в типографские листы, существенные изменения. По внешнему виду книга напоминала палехскую шкатулку с черным лаковым фоном, на котором цветовые блики горят как маленькие солнца.
6. Выступление ученика о В. А. Фаворском.
После Голикова нелегко было обращаться к зрительной стороне Игоревой песни, ибо в его работах поэма и ее изобразительное воплощение совпали. Но произошла еще одна встреча со «Словом», оказавшаяся на редкость современной и своеобразной.
Речь идет о графическом воплощении «Слова» Владимиром Фаворским.
К «Слову» Фаворский впервые обратился в 1937 г., создав небольшие заставки к главам, в которых сочетались легенда и история, сладостность предания и документальность.
Вспоминая о своей работе, Владимир Андреевич впоследствии рассказывал: «Я оформил и иллюстрировал «Слово о полку Игореве», потому что это произведение всегда меня восхищает. Трудно, по-моему, даже в мировой литературе найти эпическое произведение, равное «Слову». Книга, изданная «Детгизом», последняя моя работа над «Словом». Издание это отличается тем, что в книге, на развороте, друг против друга, помещались текст древний и перевод. И поэтому было естественно делать иллюстрации в разворот, занимающий обе страницы. При такой композиции все иллюстрации имеют удлиненную форму, подобно фризу в архитектуре, что способствует, как мне кажется, передаче эпического характера всей вещи. Мелкие картинки на полях и буквы сопровождают весь рассказ и должны соединять всю книгу в одну песнь».
Рассматривание иллюстраций Фаворского в учебнике, с. 10.
7. Заключительное слово учителя.
Нет сомнения, что «Слово» и впредь найдет свое новое воплощение в образах кино, пластики, балета, музыки. Поэты будут еще и еще создавать вариации на темы «Слова», а композиторы — извлекать новые и новые звуки из бесконечного художественного и музыкального пространства поэмы.
«Слово о полку Игореве» — неиссякаемый источник, щедро одаряющий тех, кто припадает к его живой воде. Познание «Слова» носит у нас всенародный характер, являя собой прекрасное и волнующее, вечно живое явление отечественной культуры» (Д. С. Лихачев).
Достарыңызбен бөлісу: |