В. И. Марковин испун дома карликов: Заметки о дольменах Западного Кавказа

Лето 1984 года набирает силу. Уже несут из подмосковных лесов лукошки с грибами, наливается и рдеет на солнце рябина. Приближается июль. В этом году экспедиции у меня нет, и я могу заняться чтением накопившейся литературы. Такая перспектива меня очень радует. И вдруг в отделе полевых исследований Института археологии мне предлагают поехать в район Туапсе и включиться там в раскопки кургана со звучным названием Псынако I. В его насыпи обнаружена грабительская яма с большим плиточным дольменом. Дольмен в кургане. Такое встречается не очень часто. Есть над чем задуматься. Начал его раскопки археолог и музейный работник Мадин Камболетович Тешев - человек энергичный и прекрасно знающий древности района Туапсе. Работы над таким объектом, как курган, обычно не растягиваются на длительный срок. И я согласился.

В Туапсе закончены обычные формальности, и я уже на месте. Псынако — это быстрая речка. Русло ее изборождено перекатами и глубокими котлованами. Слева от течения находится поселок Анастасиевка, а справа - большой яблоневый сад. В нем и высится огромный курган, поросший мощными дубами. По речке он и получил свое название. Диаметр кургана сейчас трудно восстановить, его каменную насыпь стали разбирать на стройматериал и сильно разворошили, но около 60 м он вполне мог иметь. Это при высоте почти 5 м. К северной поле кургана пристроился наш лагерь, Мадин Камболетович заботливо огородил его забором из жердей. Пять палаток, приспособленных под всякие нужды, стол под навесом — вот в основном все наше хозяйство.

Уже при свете костра обдумывали мы план дальнейших раскопок кургана.

Целый месяц продолжались наши совместные работы. Иногда мешали ливни, а более всего — влажная и душная жара. К полудню приходилось делать длительный перерыв, так как камни кургана к этрму времени особенно сильно отдавали перегретым воздухом. Более тридцати ребят и девчат — местных и приезжих школьников трудились у насыпи кургана.

У нашей экспедиционной тройки — Мадина Камболетовича, его жены Натальи Николаевны, выполнявшей обязанности лаборанта, и у меня — не было даже выходных. То нужно обмерять какую-нибудь конструкцию кургана, то мыть керамические находки, то заполнять полевые документы и дневники. А еще снимки, зарисовки, черчение профилей, зачистки каменных кладок и т. д. Работы хватало. Только в полную темень, когда светлячки пульсирующими движениями начинали бороздить просторы сада, мы могли спокойно посидеть за чаем.

Работы на кургане шли своим чередом, и его конструкции с каждым днем обнажались все более и более.

Да, Псынако I содержал действительно уникальные сооружения. В северной его части у самого дна на материковую сланцеватую глину были положены крупные речные камни (голыши), образуя подобие круговых вымосток. А внутри них среди земли, содержавшей угли, встречались мелкие обломки красной керамики с пачкающей поверхностью. Здесь же лежали два миниатюрных кремневых наконечника стрел треугольной формы. Они имели специальные выемки для насада к древку. Сделанные находки, несомненно, оставлены племенами майкопской культуры (о них уже упоминалось раньше.) Это позволяет думать, что на месте кургана (тогда его еще здесь не было) в первой половине III тысячелетия до нашей эры находилось какое-то почитаемое место. Мы условно назвали его «святилищем». Если наше предположение верно, то здесь, у каменных колец производились какие-то непонятные нам ритуальные действия. Правда, подобными кольцами («кромлехами») население этого времени окружало могилы — ямы, вырытые в грунте. Однако следов захоронений мы не нашли. Ямы были бессистемно забиты камнями. Конечно, они могли быть уничтожены строителями кургана. Но доказательств этого нет.

К сожалению, исследовать «святилище» самым обстоятельным образом не удалось, так как край его был потревожен, когда курган уже в наше время начали разбирать «на камень».

Можно думать, что территория «святилища» почиталась длительное время, вот почему именно здесь и решили древние жители начать создание курганных построек.

Несколько позже (на две-три сотни лет) над «святилищем» возник угольный слой, зачистка которого заняла у нас много времени. Этот слой достигал в толщину 10 см. Почти не выклиниваясь, он простирался на значительную площадь. Здесь были найдены облоглки более поздней керамики дольменного типа (она описана в предыдущей главе). Встречались здесь и сильно истлевшие кости животных.

Этот слой может быть связан со строителями подкурганного дольмена и всех окружавших его сооружений. Люди здесь жили некоторое время, жгли костры и готовили пищу. Мне это кажется наиболее вероятным. Но можно также предполагать, что угольный слой появился во время длительной поминальной тризны. И все же, чтобы возник слой золы и угля, необходим большой отрезок времени. Вот почему я стою за первое предположение. Тризна вряд ли могла длиться очень долго. Дольмен строили не торопясь, и до его установки кургана здесь еще не было. Над «святилищем» древние мастера уложили слой глины и на такой платформе работали.

Дольмен, обнаруженный у центра кургана, относится по своему типу к плиточным сооружениям. Сделан он из больших плит плотного туфопесчаника. Их подправили шлифовкой, аг излишние выпуклости сбили точечными ударами какого-то орудия наподобие керна. Боковые стороны дольмена имеют трапециевидную форму. В них врезаны пазы. Передняя, высокая стена слегка наклонена внутрь, а задняя, низкая, подушкообразной формы стоит почти вертикально. Обе эти плиты имеют прямоугольные очертания.

Дольмен был с двойным перекрытием, для которого в боковых частях были высечены специальные уступы. Грабители проломили их, обломки откинули и проникли внутрь постройки. Что они нашли в дольмене — навсегда останется тайной. Мадин Камболетович и Наталья Николаевна в 1983 году дольмен застали пустым. Два-три черепка — и только. Жаль, предметы, содержавшиеся в нем, может быть, прояснили бы многие темные для нас вопросы.

Итак, дольмен был перекрыт двумя плитами. Передняя возвышалась над задней, еще более усиливая впечатление монументальности всей постройки.

Лаз, ведущий в дольмен, имел аркообразную форму. В него была задвинута каменная втулка, которая завершалась округлой шляпкой с конической выпуклостью в центре.

Однако необычным в кургане Псынако I был не сам дольмен, а сооружения, связанные с ним. Чтобы выявить их, нам пришлось часами зачищать, казалось бы, случайные завалы и кладки камней, приостанавливая земляные работы. В итоге мы установили, что дольмен был окружен круговой постройкой со стенами, достигающими в толщину 180 см. В северо-западной части кургана их высота была очень значительной — 325 см. Первоначально стены могли быть еще выше, ведь курган со временем оплыл и вершина его попорчена грабителями.

В нижней части эта постройка сложена из относительно ровных пластин плитняка, а затем уже из речного булыжника. Камни лежат плотной массой и почти правильными рядами, напоминая рыбью чешую, но они не заходят друг за друга. Связующим раствором являлась глинисто-земляная масса, на которую не скупились. Заметно, что древние мастера стремились придать стенам заведомо сводчатый профиль, но только профиль, так как камни кладки соответствующим образом не были обработаны, и смыкание стен (по мере их повышения) идет не за счет напуска камней или их клинчатости, а только в результате умелого использования раствора, величины булыжных голышей и, главное, массивности стен. Вероятно, древние зодчие мыслили создать над дольменом купольное сооружение. Конечно, при явной примитивности строительной техники, думаю, этого они не сумели достичь. Но стены постройки на высоте более 3 м уже были сильно сближены, и здесь купольная конструкция могла завершаться перекрытием из дерева. К сожалению, это опять-таки только предположение, так как вершина кургана повреждена.

Внутреннее пространство в помещении, созданном над дольменом, вероятно, должно было не только ограждать его, но и служить для каких-то ритуальных целей. Ведь получалось, что дольмен был помещен в нечто, напоминавшее сферу. Он был вписан в круговое помещение (назовем его античным термином «целла»), и над ним высились округлые своды. Если кто из читателей интересовался мегалитами, то, вероятно, знает о существовании в юго-западной части Англии Стоунхенджа - огромных камней, расположенных по кругу в сопровождении целой аллеи более мелких торчащих плит - менгиров. Ученые до сих пор гадают, зачем же были воздвигнуты эти сооружения, и многие из них сходятся в том мнении, что Стоунхендж — древняя обсерватория (Д. Хокинс, Д. Уайт, Д. Вуд и др.). В ней изучались закономерности солнцестояния, велись наблюдения за луной. Здесь для нас важно то, что в эпоху создания мегалитов круговые, а значит, и сводчатые постройки могли связываться с космическими представлениями. Я далек от особого увлечения астрономией, но в данном случае и мне хотелось бы воспринимать дольмен в кургане Псынако I как могильное сооружение, над которым простирались стены целлы, имитирующие свод неба. Дольмен, покоясь на земле, таким образом, был связан с небесной сферой.

Но вернемся к конструкциям нашего кургана. В 1983 году Мадин Камболетович и его супруга были удивлены узким коридором — «дромосом» (снова употребим античный термин), который подходил к передней плите дольмена. Я тоже никогда и ничего подобного не встречал. От дольменного лаза с втулкой отходил узкий почти двенадцатиметровый дромос, перекрытый крупными плитами случайной формы. Стены его особенно тщательно сложены возле дольмена. Это можно объяснить тем, что здесь их кладка врезана в толщу глины. Далее, по мере удаления от круговой постройки и дольмена, в стенах дромоса начинают все чаще встречаться плосковатые по форме голыши и огромные расслаивающиеся глыбы сланца. Факт легко объяснимый - здесь, в своей начальной части дромос поддерживается камнями насыпи кургана, опираясь на них. Так как описание этого коридора идет в обратном порядке - от дольмена к его началу, то следует сказать, что тут дромос несколько расширяется и приобретает уступчатую форму. Это вход в него, который закрывается тройным плиточным перекрытием. Можно предположить, что в насыпи кургана имелся специальный проем, ведущий к дромосу.

Таким образом, к дольмену подводил ход, ориентированный довольно точно с северо-востока на юго-запад. В самых узких местах он имеет высоту в полметра при такой же ширине, так что в случае необходимости по коридору мог пролезть худощавый человек. Описываемый дромос несколько расширялся в самом начале, у выхода к насыпи кургана, и затем уже у дольмена, где свободного пространства вполне хватило бы, чтобы вынуть втулку из дольменного лаза. О том же, что дольмен посещали, свидетельствует и такой, внешне незначительный факт, как потертость втулки, прикрывавшей лаз. Она свободно входила в него и лишь держалась на заплывшей земле. Сделана втулка из желтоватого песчаника — материала, не очень прочного в отличие от плит дольмена.

И еще одна деталь. М. К. Тешев обратил внимание на большую прослойку угля у входа в дромос. Здесь часто зажигали огонь, возможно, благовониями окуривая дольмен с его содержимым. Образцы угля, сданные на анализ по 14С, дали дату 2340 +/- 40 лет до нашей эры. Значит, примерно в это время дольмен уже мог быть построен и здесь горели костры.

Я не знаю курганов до деталей напоминающих Псынако. Пока это единственный в своем роде памятник. В этом его уникальность, хотя четыре подкурганные мегалитические постройки, известные мне по литературе, немного напоминают Псынако. Одна находится в Нью-Грейндж в Ирландии, другая — в Ёрдхой в Дании, третья — в Алька-ларе в Португалии и четвертая — это Лос-Милларес в Испании. Всех их объединяет коридорный ход, который ведет в погребальную камеру, сложенную из плит по принципу ложного свода. Но ни в одной из этих построек не было дольмена, хотя бы отдаленно напоминающего западно-кавказские. Сооружения кургана Псынако I по сравнению с ними, я бы сказал, сделаны более небрежно, словно на скорую руку. Думаю, что поиски близких по типу памятников, увеличат их количество. И в сопоставлении с ними предстоит обдумать каждую деталь, прослеженную в раскопанном нами кургане.

Комплекс построек в описанном кургане позволяет рассматривать его не только как погребальное сооружение (попросту могилу), а скорее всего как своеобразное культово-погребальное сооружение. В Псынако I мог быть захоронен человек, которого в дальнейшем обожествляли. Ему поклонялись, приносили жертвы, и, может быть, каждый, приходивший сюда, оставлял свой камень. Так могла разрастись его насыпь до гигантских размеров. Интересно, местные жители говорят, что на вершине кургана имелась площадка, огражденная правильным кругом из по-особому положенных камней. От нее отходили лучи к самому низу — подошве кургана, которая была очерчена большими валунами. Такие валуны видели мы в процессе раскопок.

Да, курган Псынако I — это поистине удивительное сооружение. Жаль, что он дал так мало вещевых находок. Но и так он позволяет более полно изучить духовный мир древнего человека, мир его культов, ритуалов, надежд и переживаний. Здесь лучше попридержать полет фантазии, чем перейти границы. Но это дело будущего. Конечно же, кургану Псынако I предстоит занять достойное место в ряду известных древностей нашей страны.

Экспедиция окончена, и независимо от личных чувств — удовлетворен ли ею или совсем нет — наступает самая трудная часть в жизни ученого-археолога. Здесь уже иная романтика — нет ни походов, ни жары и пыли, и лишь изредка, как что-то очень далекое, вспоминается трепетная дробь дождя по брезенту палатки. Начинается романтика обдумывания, взвешивания собранных фактов, прикидка «за» и «против» в решении поставленных вопросов. Далеко не всех такая деятельность привлекает. Порой считают, что археологи только ищут, копают... Увы, нет. Нужно разобраться в собранном материале, найти аналогии, узнать мнение о подобных находках предшественников, заглянуть в ту литературу, в которой они могут быть упомянуты. И одна книга, приоткрыв горизонты непознанного, заставляет искать все новые статьи и книги, в которые погружаешься с головой, забывая порой самого себя. Так было с материалами кургана Псынако I.

Вот такое обдумывание собранного материала и приводит иногда к успеху.

И вот сделаны обмерные чертежи, выверены записи и цифры. Нарисованы и сфотографированы находки, определены, если надо, породы камня и состав металла, установлено, каким животным принадлежали собранные во время раскопок кости. Начинается процесс сопоставления.

Дольмены дали огромный материал для обдумывания. Прежде всего, встал вопрос: зачем нужно было строить такие махины? Ведь соседи строителей дольменов ничего подобного не сооружали, они обходились для похорон своих сородичей более простыми способами. Обычно яма, иногда над ней курган, а если склеп, то из мелких камней, которыми обкладывали заранее вырытый небольшой котлован. А здесь хорошо осмысленная конструкция. Кроме того, дольмены поставлены не как попало, а явно в определенном направлении. Это подметил еще Е. Д. Фелицын. Другой археолог - Г. Н. Сорохтин считал, например, что оси дольменов (от передней к задней стене) перпендикулярны линии хребтов, па которых они стоят. К сожалению, я это проверить не смог. Но мне удалось собрать сведения о 644 постройках. Большинство из них — 333 дольмена были повернуты фасадами на юг, далее, 152 — на восток, 93 — на юго-восток, 21 постройка — на юго-запад, то есть их старались поставить так, чтобы они были обращены своими фасадами в солнечные стороны. Но подмечен и еще один интересный факт. Если дольмен стоит в сильно затененной местности, среди высоких гор или в дремучем лесу, то его фасад обращен к ярко освещенному пятну - скалам, далеким деревьям, пусть это будет даже фактически северная сторона. Дольмены с таким расположением удалось обмерить у Дедеркоя, Пшады, Солохаула. Как видно, «солнцем» для них служили именно эти быстро исчезающие, но ярко освещенные пятна окружающей природы.

Итак, ориентация дольменов свидетельствует о поклонении их строителей солнцу. Что и говорить, это светило и в наши дни вызывает не только простое уважение, ведь оно дарует жизнь во всех ее проявлениях. И ученые спорят о солнечных возмущениях, его активности, рассчитывая и взвешивая влияние солнца на жизнь всей нашей планеты. Как же мог древний человек не связывать с великим светилом все свои надежды, планы, мечты и самые затаенные чаяния?

Но при чем тут дольмены, если они являлись могилами? Форма дольменов, когда их осмотришь этак с десяток-другой, а то и сотню, заставит серьезно задуматься. В любом захоронении, даже самом современном, все наполнено традициями. Здесь ничего нельзя делать наспех и кое-как. Это умиротворяет, успокаивает оставшихся жить. Если теперь, честно говоря, боятся чем-нибудь обидеть тень умершего, то что же было в древности, когда боги, духи, злые и добрые силы наполняли все и вся, сопутствуя живым и мертвым. Тогда похороны являлись сложным ритуальным действом. Конечно, очень трудно поставить себя на место древнего человека, детально понять те едва уловимые отголоски, что предоставили в наше распоряжение археологические материалы и личные наблюдения во время раскопок.

Некоторые ученые, в том числе археолог и большой знаток первобытного искусства Александр Александрович Формозов, роднят кавказские дольмены с пирамидами египтян. Относительное сходство тут может быть прослежено по линии их герметичности, массивности, недоступности содержимого постороннему оку. С таким сопоставлением вполне можно согласиться. Это дает повод приоткрыть завесу над теми идеями, которыми руководствовались египтяне, строя свои пирамиды и масштаба - гробницы, еще более похожие на дольмены.

Египетский фараон (вождь) считался средоточием производительных сил природы. Он отвечал за хороший урожай, обильный приплод скота, рождаемость людей. И если фараон умирал, то тень, его продолжала обеспечивать благоденствие живущим и его царствующему наследнику. Будучи женатым большей частью на собственной сестре, он в полном смысле единодержавно управлял всеми видимыми и невидимыми силами. Потревожить пирамиду или мастабу с хранящимися в них мумиями - это значит уничтожить чудодейственность, в первую очередь беспредельное влияние на все живое.

Если перенести сказанное на захоронения в дольменах, может быть, слегка уменьшив потенциальные, столь всеобъемлющие возможности воздействия мертвых, то мы сможем увидеть в западно-кавказских дольменах воплощение той же идеи — магическим путем благоприятствовать живущему населению. Отсюда и некоторые детали, встречающиеся на дольменах, — зигзагообразный узор (дольмены близ Адербиевки, на Пшаде), символизировавший воду.

Именно так на древневосточных рельефах изображали влагу, моря и даже змей, как олицетворение сырого подземного мира. А без воды будет суха земля и нет плодородия, нечего ждать урожая. Изображение выпуклостей на дольменах, напоминающих женскую грудь (Анастасиевка, Большое Псеушхо), также может быть лишь символом плодородия. А. М. Горький только перефразировал древнейшее изречение, говоря, что все прекрасное идет от женщины. Гимны женщине-матери, прародительнице, подательнице жизни, вскормившей своим молоком весь мир, зародились очень давно. Большей частью мы не знаем слов подобных песнопений, но известны женские статуэтки, то несколько грубые, идущие от эпохи камня, то изощренно-изящные (эпохи бронзы) и великолепные в своих пропорциях и жизненно-духовной красоте — творения античных ваятелей. И все они воплощение идеи материнства, преемственного бессмертия.

Рассматривая каждую деталь дольменов, все больше и больше приходишь к выводу, что, возводя их, строители создавали вместилища для умерших предков, которые магически должны были влиять на будущий достаток и плодородие. В них заключена была таинственная сила всеобъемлющего и обильного воспроизводства. Может быть, этой же цели были подчинены и другие черты ритуала: поза, в которой клали умерших, вещи и прочее. Реконструировать все эти детали, а они связаны с миропониманием древних людей, очень трудно. Так считают, что скорченные захоронения, когда покойного укладывали на бок, поджимая ему ноги, может быть позой эмбриона, находящегося снова в изначальном своем положении в «мать-сырой земле». А почему не считать, что таким положением мертвецу придавали позу спящего человека? Разве на боку не спят? А скелеты, сидящие по углам дольменов? Нельзя ли осмысливать их расположение, как уверенность в том, что они готовы приподняться и действовать в любую минуту - на благо своим живым сородичам. И именно с этой целью умерших прислонили к стенкам гробниц, словно они присели отдохнуть. Это все предположения. Их можно высказывать, тасуя, как карты, но никогда, вероятно, не будет полной уверенности, что одно из них абсолютно верно. Вот вторичные захоронения - это когда укладывали в дольмен не тело умершего, а только кости. Такой обряд скорее всего связан с неясной сменой внутридольменного ритуала. Может быть, он возник и стал практиковаться вместе с какими-то изменениями в составе населения, жившего на территории распространения дольменов. Но это только толстые каменные стены, но и собаки, которых специально для этой цели убивали. Кости их часты при раскопках древних построек. Можно было бы думать, что их мясо, как и других домашних животных, употребляли в пищу. Едва ли так, ведь на поселениях, среди жилья, где костные остатки встречаются в изрядном количестве, остатки собак не найдены.

На дольменах и возле них, обычно на ближайших скалах и отдельных камнях, встречаются чашечные углубления. Они высечены в горизонтальном и вертикальном положениях. Назначение их пока еще не совсем ясно, хотя археолог А. Ф. Лещенко считал такие чаши «склянками» для воды, которая употреблялась при ритуальных действиях. Но как можно было налить эту самую воду в наклонную чашу?

Таким образом, рассмотрение деталей, сопутствующих дольменным захоронениям, дает множество поводов для предположений и сомнений. Вот, например, возле одного из дольменов горы Аутль (Солохаул) стоит обломок скалы, он не только имеет на своей верхушке чашечное углубление, но и покрыт со стороны, обращенной к отверстию гробницы, петроглифами — выбитыми рисунками в виде солнечных (солярных) изображений, кружочков с точкой в центре. Однако внутри дольмена захоронение отсутствовало. Кроме небольшой кучки углей, в нем ничего не было. Какие же действия могли совершаться возле этого дольмена? Почему же эта гробница, хорошо скрытая от взоров под навалом камней, все же пустовала? Легче ответить на второй вопрос, а затем уже на первый. У этнографов и археологов существует понятие кенотафа. Так древние греки называли памятник, поставленный как воспоминание о человеке, умершем на чужбине. Подобные надмогильные камни в виде узких стел обычны и для кавказских горцев, ими отмечают они смерть дорогих людей, так и не вернувшихся на родину. Для древности, в том числе и эпохи бронзы, в качестве кенотафов известны так называемые пустые могилы — без покойников. Оплаканные и соответствующим образом отмеченные ритуальными действиями, а иногда и приношениями (горшочек с пищей, какая-либо вещь) они занимали свое место среди родных могил в кургане или на кладбище.

В дольменах среди древнего заполнения почти всегда встречаются угольки. Нет, в них не жгли большие костры, а скорее всего окуривали камеру горящими ветками какого-то растения. Это могли делать во время похорон. В заинтересовавшем нас дольмене Солохаула, где все манипуляции производились в пустой камере, небольшому костру, вероятно, была придана особая роль - отогреть душу умершего вдалеке, магическим путем вернуть в родные места и призвать ее в гробницу. Очевидно, с этой же целью и был придвинут к дольмену кусок скалы с солярными петроглифами, чтобы солнца, выбитые на камне, «денно и нощно» сопутствовали тени умершего. Здесь все усилено: и количество угля от воскурений, и светозарность солнца, а на скале даже выбита чаша для каких-то совсем неясных возлияний.

Дольмен с солярным крестообразно перечеркнутым кружком, зигзагом и змейкой в 1929 году у поселка Лазаревское зарисовала археолог Лидия Алексеевна Евтюхова. К сожалению, эта постройка не сохранилась, но можно сказать, что она также таила так и не раскрытые неожиданности для исследователя.

Область верований и связанных с ними ритуальных действий, с которыми самым тесным образом слиты дольменные постройки, настолько еще плохо изучена, что современные археологи, с интересом описывая все культовые детали, касаются все же их попутно, большей частью припасая для исследований не очень близкого будущего.

Дольмены дают богатый материал для суждения о художественном вкусе древних людей, их строительном мастерстве, об умении использовать металл, кость, глину и камень в своем быту, и все же без исследования поселений наши сведения об их повседневной жизни кружились бы вокруг все тех же предполагаемых ритуалов и мистических воззрений.

Раскопки поселений, пусть даже фрагментарные, очень беглые, являются широко распахнутой дверью в самую суть давно отошедшей жизни с ее заботами, радостями и повседневной обыденностью. В этом смысле Дегуакеко-Даховское поселение дало много ценного материала. Так, определение найденных костей, сделанное зоологом Валентиной Павловной Данильченко, позволило прийти к выводу, что жители разводили в основном крупный рогатый скот (коров) и свиней, то есть они были оседлыми людьми, так как эти животные не приспособлены для перекочевок. Овцы и козы (всего 10 процентов среди костных находок) не имели большого значения для хозяйства строителей дольменов. Судя по указанному проценту, свинину они предпочитали баранине. Среди жителей поселка были охотники. На поселении найдена всего одна кость дикого животного, но она принадлежала лосю — животному, давно уже истребленному на Кавказе, но некогда жившему по всей территории. И. И. Аханов на поселении близ Гелендясика нашел кости дельфина, вероятно, жители приморья били морского зверя и ловили рыбу.

Грузы и каменные плиты люди могли перевозить на быках, пользовались они и лошадью. Отдельные находки костей этих животных найдены внутри самих дольменов (у станиц Баговской, Даховской, в Гузерипле и в других пунктах).

Оседлый образ жизни располагал к занятиям земледелием, о чем свидетельствуют находки «вкладышей» для серпов и мотыгообразные орудия.

В главе, посвященной описанию находок, уже говорилось о керамических изделиях и металлообработке. В целом вырисовывается образ дольменостроителя не в виде лохматого дикаря, закутанного в звериные шкуры, а человека полного интеллекта, сильного в своих духовных порывах и умелого в работе. Он хорошо знал камень и его свойства, ценил его красоту и прочность, умел отливать тонкие, почти ювелирной работы вещи и смело шагал вдоль и поперек гористых ущелий. По этому поводу интересно небольшое наблюдение: в бассейне реки Кизинки был найден обломок топорика, сделанного из красивого темно-зеленого камня — змеевика. Его месторождений поблизости нет. Вполне возможно, что куски этого минерала были принесены из высокогорий, занятых сейчас Кавказским государственным заповедником, где этот камень не является редкостью. В конечном итоге высокогорная зона не так уж далеко отстоит от станицы Баговской с речкой Кизинкой. Но люди, строившие дольмены, не чужды были и более далеких путешествий, ведь отдельные дольмены обнаружены даже в районе Железноводска. Краеведу Андрею Петровичу Руничу удалось обнаружить фотографии таких построек, заснятые еще в 1902 году. Что сопутствовало таким переходам — трудно сказать, скорее всего это были далеко не мирные прогулки. И все же в древности не менее чем сейчас ценили мир и добрососедские отношения. Как говорят специалисты по социальной психологии, «информация между людьми проходит через фильтр доверия и недоверия. Информация может быть абсолютно истинной и полезной и все-таки остаться не принятой, не пропущенной фильтром. И наоборот, информация может быть ложной и вредной, но принятой в силу открытости для нее шлюза доверия». Иначе говоря, речь идет о порядочности, коварстве и таком зле, как непонимание друг друга. Во все века «змий» недоверия соперничал с «птицей» честности и доброты. Строители дольменов были людьми интеллекта, их психология — вполне людской, хотя, возможно, чрезмерно перегруженной запретами, верованиями и крепкой сетью всевозможных ритуалов. И их окружали люди не менее развитые, чем они, и так же насыщенные своими предрассудками.

Требования времени (напомню, речь идет об эпохе бронзы) заставляли искать связи с соседями, вести обменные операции с ними, выменивая те продукты, которые почему-либо отсутствовали на своей земле.

Большой знаток эпохи бронзы Михаил Илларионович Артамонов, работая по Манычу в 40-х годах, писал о возможности связей между населением степей и носителями дольменной культуры. Более явными эти связи, даже влияние на степняков в некоторых деталях земляных гробниц прослеживает теперь ростовский археолог Владимир Яковлевич Кияшко. Если уже речь идет о таком факторе, как влияния, то, очевидно, отношения между древними племенами зачастую были достаточно интенсивными и дружескими. Как-никак, способы ведения войны, формы вооружения можно действительно перенять у своих противников, но архитектурные приемы в оформлении гробниц? Такое может происходить при полном доверии и длительном общении. К этому можно добавить интересный факт. Возле дольмена № 497 в бассейне реки Кизинки были найдены обломки глиняной чаши, покрытые снаружи елочным узором, нанесенным специальным штампом, а внутри — горизонтальными желобками. Подобные чаши в целом виде хорошо известны археологам из степных районов. Их обычно называют курильницами из-за того, что внутри они имеют небольшое отделение для благовоний, а рядом - через перемычку - в них клали угли. Такие чаши стоят на четырех ножках или на одной крестовидной, скорее всего имитирующей вымя животного. Эти сосуды очень характерны для могил, сооруженных в виде катакомб — подземных пещерок с колодцем, специально вырытым, чтобы опуститься в нее. И курильницы — непременный аксессуар многих захоронений в катакомбах Предкавказья. И вдруг курильница, хотя бы и в обломках, возле дольмена! Реальный факт связей, хотя и совсем еще неясный по своей причинности. Как видно, подобные факты, требующие особого исследования, будут увеличиваться с новыми раскопками и дольменов, и других памятников окрестных земель.

И еще факт. В дольмене № 26 некогда существовавшей кожжохской группы (у поселка Каменномостского) Е. Д. Фелицын обнаружил кольцевидную подвеску, покрытую литым шнуровым узором, - вещь, не характерную для строителей дольменов. Ее разыскал в старых коллекциях А. А. Иессен и зарисовал. Подобные подвески служили украшением более восточным соседям — горцам, которых археологи называют для простоты носителями северокавказской культуры (общности). Они были большие мастера по металлообработке — ковке, литью, и на их территории, по-видимому, добывались руды меди и мышьяка. Эта подвеска является вполне вещественным доказательством связей двух соседей.

Третьим соседом в наиболее раннее время строительства дольменов, а скорее даже соперником из-за территории, были племена майкопской культуры (о них уже упоминалось). Сосуды первого типа округлых форм, вероятно, появились у строителей дольменов не без влияния «майкопцев», да и те самые, вскользь названные новосвободненские гробницы, заполненные вещами майкопского типа, — итог каких-то связей тех и других. Ведь «майкопцы», как пишут археологи Рауф Магомедович Мунчаев и Аннетта Леонидовна Нечитайло, дольмены в качестве могил не употребляли. Думаю, ситуация, нашедшая отражение в гробницах станицы Новосвободной, связана с войной. «Это мое», — хотели сказать завоеватели, выбрасывая останки умерших из дольменов и помещая в них своих покойников, тем самым попирая обычаи и права врагов. Если дольмены известны в районе Железноводска, за 400 км по прямой от основной их территории, и на этой же территории и даже дальше, почти до Дагестана известны курганные памятники «майкопцев», причем в районе Нальчика также имеются дольменовидные гробницы и опять-таки заполненные чужеродными вещами, то чем это можно объяснить, как не войной?

Есть и другое решение. Так, археолог Исмаил Магомедович Чеченов объясняет подобную ситуацию «родственностью позднемайкопеких племен строителям дольменов».

Возможно, не стану спорить, но почему же так редки, единичны подобные памятники среди многочисленных древностей майкопского типа? Над этим вопросом еще предстоит работать археологам-историкам.

Итак, строители дольменов, если постараться рассмотреть известный материал более или менее детально, вырисовываются людьми не только талантливыми, но и способными постоять за себя. Если вспомнить указания К. Маркса, сделанные им в «Капитале», «что средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд», то сделанный уже перечень орудий труда (предметы из камня и бронзы), предметов быта и описание дольменов дают право говорить о достаточно развитой общественной организации людей, оставивших дольмены. В подобной среде уже могло иметь место выделение таких лиц, которые, по Ф. Энгельсу, могли, «хотя и под надзором всего общества», исполнять судейские и религиозные функции, представляя тем самым «зачатки государственной власти». Все сказанное вполне согласуется с появлением «института частной собственности». Он, как замечал В. И. Ленин, «возникает только с появлением обмена». Приведенные факты неплохо иллюстрируют мысли классиков науки. Ведь действительно без прибавочного продукта, хотя мы не знаем его точного объема и точного перечня, не могли бы зарождаться связи как со степняками — «катакомбниками», так и с «северокавказцами». Очевидно, и те родственные или даже враждебные контакты с носителями «майкопских традиций» тоже были построены не на песке, а в основе их лежали какие-то более весомые, материальные причины. Рисуется вполне реальная картина, что жители Закубанья и Черноморья, строившие, дольмены, располагали достатком хотя бы в виде скота, цветного поделочного камня и т. д. В их среде уже были люди, далекие от рядового труда (жрецы-вожди), и подавляющее большинство — мускулистые труженики. Первые, хотя бы выбираемые всем обществом, уже могли повелевать вторыми, и для них строились наиболее массивные и емкие усыпальницы. Уже мертвые, они помогали своим живым восприемникам вершить суд и расправу, а рядовая масса, иногда захороненная даже не в дольмене, а в гротах и под скальными навесами, боялась их вездесущей и карающей руки. Такое повиновение диктовалось традициями, обычным правом, самим непоколебимым видом дольменных полей.