В. Л. Дуров Дрессировка животных Психологические наблюдения над животными, дрессированными по моему методу
жүктеу/скачать 2.12 Mb.
|
Ассоциации и сны у животных.«Точные исследования серьезных ученых», – пишет В. Вагнер (Сравнительная психология, том 2, стр. 369), – «устанавливают, что дрессировка ничего другого, кроме ассоциаций по смежности звука с действием, не представляет». Так ли это? Точные исследования, да еще серьезных ученых – вот эти то слова меня в особенности заставляют удивляться. Если понимать, что звук производится дрессировщиком, а действие перципиентом, – то у меня делается и наоборот: я произвожу нужные движения, а животное, ассоциируя, делает звук, да не один, а несколько различных: поющий по команде свое: «кукареку» петух; осел – ревущий во все горло; собака, воющая на разные голоса с различными переливами; слон, трубящий корнетом; гусь, говорящий «что такое»; морские свинки, хором свистящие; ворон, точно выговаривающий «кто там?»; говорящие скворцы, попугаи; морской лев, ясно произносящий подряд гласные: а, э, и, о, у; собаки, которые по моему желанию произносят во всякое нужное время букву рррр, эф, выговаривающие слово «мама» и, наконец, поющий мой бык, который тянет своим мягким баритоном ноты: до, ми, фа и соль. Ассоциации по смежности (буду придерживаться пока терминологии В. Вагнера), можно классифицировать приблизительно так: звук с действием (интонировка) (см. рис. 28); действие со звуком (см. рис. 29), (пантомимой, движением тела я вызываю рев слона, быка и т. д.); звук со звуком (вызывается музыкой вой собак), шелестом—свист морских свинок и т. д.; вкус с действием (вкусопоощрение) (см. рис. 30 и 31); осязание с действием (механические способы болевые; мой прием: дуновение на крыс, свинок, а также ласка и половое раздражение); действие с действием (повадкоприманка и механическое воздействие и т. д.). Внушение1 со звуками и движениями вызывают у перципиента, проявление различных чувств, как-то: зевоту, чихание, потягивание, чесание, сон, злобу, радость и т. д. (ассоциация идей). Ассоциативных актов так много и так они разнообразны, что, в сущности, представляют из себя самую жизнь.
Вот определение Вундта, как его описывает тот же проф. В. Вагнер: «Вундт называет ассоциации по смежности законом ассоциации чувственных представлений», оно будет ближе к истине. Кстати о представлении в уме животных. Видят ли животные сны? Проф. В. Вагнер пишет («Сравнительная психология», стр. 391): «что касается до способности высших животных к представлению, т.-е. способности вспоминать об ощущениях, полученных в свое время вследствие раздражения органов чувств факторами среды, то самыми «разительными» и едва ли не единственными являются соображения о снах, которые будто бы видят животные»... «Что касается до снов у собак, то мне не один раз приходилось наблюдать описанное Дарвином явление: собака во сне продолжительно и сдержанно лает; при этом она вздрагивает, двигает ногами и пр. Картина ее действий может получить толкование, которое ей дает Дарвин. Но мне ее смысл представляется иным. Я полагаю, что и звуки, напоминающие сдержанный лай, и движения ног являются выражением не психических, а физиологических процессов, испытываемых собакой. Известно, что очень многие из них заражены глистами, которые в течение дня хотя и беспокоят собаку, но ей не до них. Во время сна, когда окружающий ее мир явлений перестает ее беспокоить, ощущения, испытываемые во сне собакой, являются внешним выражением испытываемых ею болевых ощущений. В справедливости этого мнения убеждает то обстоятельство, что выражаемые упомянутыми действиями сны мне приходилось наблюдать у собак, зараженных паразитами, и не приходилось наблюдать вовсе у собак вполне здоровых». Специально посвятив для разрешения этого вопроса много времени, я вынес следующее впечатление. У меня на постели «Нета», карликовый той-тер-ер, кормила своего трехнедельного щенка «Малыша». «Малыш» подползал к брюшку матери и упирался передними лапками в наполненную молоком грудь «Неты», хватал ртом сосок и втягивал в себя жидкость. Достигнув цели, радостно помахивал хвостиком. По мере сосания «Малыш» переставал двигать хвостом, щеки щенка все реже и реже втягивались в полость рта и, наконец, «Малыш» засыпал. Мать отодвигалась в сторону, и я сонного переносил с одного места на другое. Для того, чтобы было удобней наблюдать, я положил щенка себе на руку. Малютка спал крепким сном. Но вот я замечаю, как верхние веки у собачки чуть-чуть вздрагивают и приоткрываются. Глазные яблоки вращаются и тельце немного втягивается. Спящий «Малыш» задрыгал ногами, как он это делал при подползании к матери. Желтые пятнышки над глазами попеременно то поднимаются, то опускаются. Передние лапки вытянулись вперед и задвигались точно так же, как он это делал при выдавливании молока. Хвостик часто, часто завилял, ясная картина – выражение радости, затем характерное чмоканье как при сосании. Все виденное мною ясно рисовало картину акта сосания. Трехнедельный щенок не мог иметь глисты, питаясь только молоком матери. На пятой неделе своей жизни «Малыш» вылезал из своего ящика, поднимал свои ушки и лаял, а затем, струсив, поджимал хвостик и прижимался к стенке ящика. Слыша не раз такой же лай у спящего «Малыша», я одновременно замечал и то же движение ушей и хвоста. Все эти движения во сне являются внешним выражением чисто психических переживаний. Во всяком случае, радостное виляние хвостом не могло вызываться глистами. Я часто замечал, как мои особо избранные дрессированные собаки лаяли во сне. Они спали всегда со мной, растянувшись, когда было жарко, и свернувшись, когда было холодно, под одеялом у меня в ногах. И что мне особенно бросалось в глаза – это разница характера сна. Чем больше собака была мною дрессирована, т.-е. чем интеллигентнее она была, тем становилась нервнее и тем чаще ночью она во сне вздрагивала и бредила. Мой старый покойный друг «Бишка», моя очень нежная интеллигентная «Запятайка» и тогда здравствовавший «Пик», вели себя разнообразно. «Бишка», который во время представления курил папироску (см. рис. 32) («Бишке», сидящему на задних ногах, я вкладывал между пальцами передней правой лапы папиросу, которую он сам, подняв лапку, брал в рот. Я спичкой ее поджигал, и собака несколько секунд сидела с тлеющей папироской), при чем перед курением лаял, как бы прося у меня папиросу, и после курения комично чихал, – во сне видимо переживал то же самое, что и наяву. Глухо лаял и чихал, ноздри его нервно вздрагивали. «Запятайка», у которой был желудок всегда в порядке, на что указывали анализы, спящая, часто вздрагивала и как-то особенно визжала, как это она делала и в бодром состоянии, радуясь чему-нибудь. «Пик» хотя и страдал глистами, бредил гораздо реже, чем «Бишка» и «Запятайка». «Пик» во сне больше бегал, чем лаял, что выражали его двигающиеся четыре лапы. У других животных редко приходилось подмечать бредовые явления. Только у молодых медвежат да у морских львов ясно выражались эти явления. Медвежата во сне нередко складывают трубкой язык и с бульканьем сосут и чмокают, втягивая и выпуская постепенно воздух из ноздрей. Это тоже говорит за то, что они во сне переживают удовольствие. Во всяком случае, при глистах это должно бы иначе выражаться. У ластоногих (см. рис. 33) способность к представлению в уме выражалась очень ярко. Вот мои наблюдения: в цирке во время антрактов публика заполняла весь проход из арены в конюшню; в проходе стоял аквариум с морскими львами. Публика толпилась около клетки. Ластоногие обыкновенно лениво потягивались, зевали и как-то равнодушно, вскользь глядели на публику. Я часто нарочно, далеко от клетки, громко начинал говорить. Заслышав мой голос, морские моментально поднимались на ласты и высоко поднимали головы, стараясь отыскать меня. Я медленно двигался с толпой мимо клетки. Львы не спускали с меня своих глаз и, по мере моего удаления, беспокоились и ревели. Когда я скрывался за портьерой, ластоногие снова лениво ложились и продолжали дремать. Антракт кончался, публика занимала свои места, а львы, прижавшись плотно друг к другу, лежали неподвижно до следующего антракта. Я в своей уборной спешно надеваю костюм. Номер за номером идет по программе. Музыка то играет, то останавливается, меняя мотивы для разных артистов. Но вот пришла моя очередь, грянул мой выходной марш, и львы преобразились. Мечась по клеткам, они бросались в бассейн, ныряли, вылезали быстро на площадку и снова шлепались в воду. Брызги летели во все стороны. 
Рис. 32. Собака „Бишка", якобы курит папиросы. Артисты строились в проходе попарно, приготовляясь выходить в две шеренги, устраивая тем парад. Я появляюсь из уборной и прохожу между построившимися в две линии артистами. Львы, увидя меня, бросаются к дверце клетки и, становясь на задние ласты, прилипают к решетке. Глаза горят у них зеленым фосфорическим светом. Вся фигура – одно ожидание. Мои помощники снуют взад и вперед мимо аквариума, подавая и принимая разных животных и реквизит. Львы, волнуясь, то ныряют, то вылезают на площадку и зорко следят за ними. Раздается призывной трубный звук в оркестре (специально написанное вступление для морских львов), и ластоногие при первых звуках оркестра совершенно преображаются. «Лео», «Пицци» и «Васька», перелезая друг через друга, стремительно бросаются к дверце клетки, нетерпеливо хватают зубами за железные прутья решетки, кусают друг друга и до такой степени отчаянно ревут, что постороннему делается страшно. Служащий отпирает решетчатую дверцу, и львы, сбивая его с ног, быстро бегут на арену... Разве все поведение львов не говорит за то, что в уме у них происходит ясное представление о своем хозяине, о месте работы и о вкусопоощрении за свою работу? Даже при первых звуках знакомого мотива у них в воображении рисуются все последующие действия. Для меня совершенно ясно, что ластоногие обладают способностью к представлению, т.-е. обратное тому, что пишет В. Вагнер, отвергая способность вспоминать об ощущениях, полученных в свое время. Что касается сна, наличие которого проф. Вагнер не допускает у животных, то вот мои наблюдения: в обыденное время, когда работа ластоногих изо дня в день проходит шаблонно, львы безмятежно спят, обнявшись друг с другом или, поджав под себя ласты, кладут друг на друга головы. Но вот в цирке начинаются сборы в путь. Запаковываются ящики, свертываются и укладываются в бочки ковры, связываются барьеры и реквизит. Все это происходит на глазах у ластоногих. К утру готовится все цирковое имущество к нагрузке на ломовых. Морские львы тревожно спят эту последнюю ночь. Беспокойство выражается в необычайных позах. Спят они эту ночь каждый отдельно, и то один, то другой издают тяжелый вздох. Часто просыпаясь, лежа, поднимают головы и тревожно-вопросительно всматриваются в темноту конюшни. Снова опускают головы и со вздохом закрывают глаза. Тело их часто вздрагивает. Ласты судорожно прижимаются к бокам. Под самое утро они засыпают, видимо, крепко. 
Рис. 33. Морской лев. Мне пришлось упаковываться в одну из этих ночей, и я, отдыхая, в полуоткрытую дверь моей уборной наблюдал за львицей «Пиции», которая на этот раз лежала в необычайной позе. Загнув голову назад и уперев шею в решетку, она повернулась на бок и в этой позе, долго лежала неподвижно. Сначала меня эта поза встревожила. Я подумал, не околела ли она, но вижу, что ласты зашевелились. «Пиции» как-то характерно во сне смеялась. Короткие отрывистые звуки, следующие один за другим, были очень похожи на человеческий хохот (между прочим, эти звуки выражают нетерпение и злобу). Этим хохотом я пользовался в моих выступлениях. «Смейся, Пицци!», говорил я, «и затем проси публику аплодировать». Львица произносила эти звуки и затем, лежа на груди на ящике, свободно болтающими ластами шлепала ими, как люди ладонями. В момент моего наблюдения я отчетливо слышал, как она сначала произнесла несколько похожих звуков, а затем, благодаря этой случайной позе, свободными ластами начала аплодировать. Без сомненья, «Пицци» переживала во сне то же самое ощущение, как и на представлении, т.-е. сновидения и бред у нея были налицо. По моему мнению, это может служить доказательством способности высших животных вспоминать о пережитых ощущениях. жүктеу/скачать 2.12 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
