Глава 15
Пока я спускался вниз, из прошлой жизни на ум мне прилетело сразу несколько досадных эпизодов, связанных с проблемным конвоированием арестованных. И недавние саратовские гастроли тоже вспомнились. Поэтому, отринув неуместные колебания, я зашел в дежурку и протянул помдежу карточку-заместитель. Получив взамен пистолет, высыпал из колодки патроны и снарядил оба магазина.
Стаса и плюгавого разбойника, как и предполагалось, я нашел в прокуратуре на втором этаже. Опер и злодей сиротливо топтались коридоре, у двери Кубасова.
- Бумаги на животное при тебе? – после того, как мы поручкались, спросил я у коллеги.
- Всё здесь! – Гриненко похлопал по своей затёртой, но всё ж таки кожаной и когда-то вполне роскошной папке. – Погоди секунду, я только Петровича предупрежу, что мы с клиентом убыли, – он зашел в кабинет и почти сразу же вернулся.
Прихрамывающего утырка я усадил на заднее сиденье и пристегнул его правой рукой к обрезиненной ручке, расположенной над аркой дверцы. Слева его подпер Стас.
СИЗО располагалось неблизко, в промкомзоне Советского района и ехать до него было минут тридцать. Практически, через весь город. Хорошо, что время еще было не пиковое, а то бы мы настрадались дополнительно. К тому же, от злодея ощутимо тянуло неволей. Все-таки, за те десять дней, которые он провёл в ИВС, специфический запах камеры уже успел пропитать его одежду. И, похоже, что баню он там за эти полторы недели посетить не сподобился.
Как только мы тронулись, арестованный ушлёпок начал качать права и капризничать. Он жаловался на непереносимую боль в колене, которое я своим ботинком подправил ему при задержании. Нахально требовал курева и даже пенял на то, что из-за следственных действий, которые с ним сегодня проводили в прокуратуре, он пропустил по закону положенный ему обед.
А я, крутя баранку и переключая скорости, думал о том, что мои жена и дочь из прошлой жизни живут в высотке, под которой помимо торгового центра, не так уж и далеко тоже расположен общественный туалет. То, что кто-то из них в него зайдет, конечно же, маловероятно. Но всё же… Я посмотрел в зеркало заднего вида. Кусок биологического мусора по-прежнему чего-то хотел. И делал он это вслух. С грядущей отсидкой он уже давно смирился и третьей судимости в своей никчемной жизни ничуть не страшился.
И без того, измотанные за день нервы у меня зудели, как после сотни комариных укусов. А тут еще это мерзостное существо, внешне напоминающее человека, с неуемным упорством отравляло какую-никакую, но жизнь.
В прошлом будущем у меня уже сложилось устойчивое понимание о всепревышающей ценности человеческой жизни. На это понимание существенно повлияли девяностые годы вот этого самого столетия. Когда за символическую зарплату приходилось вести самую настоящую войну с сытыми и обряженными в малиновые пиджаки, врагами человеческой популяции. Особая четкость нанесенных делений на шкалу ценности человеческой жизни обычно проявлялась после похорон товарищей. Которых, а так иногда случалось, приходилось хоронить вместе с их семьями. Как, например, Володю Вяткина, смятого в старенькой «копейке» грузовиком. Кроме него в той «копейке» были его жена и двенадцатилетняя дочь. Грузовик потом нашелся неподалёку. Его накануне угнали из АТП. А чуть позже мы с группой неравнодушных товарищей нашли и водителя, сидевшего за рулём того самого грузовика. И заказчика с его активной помощью потом тоже нашли. Нашли и всех их по-человечески похоронили. Не отвлекая от важных дел ни честного прокурора, ни самый неподкупный в мире суд.
Этот вот тоже лет через семь выйдет. И опять начнёт рвать бабам уши. А, может, просто будет резать этих баб. Сразу и наглушняк. Чтобы на очных ставках они его потом не опознали.
Большую часть пути мы уже проехали. Справа уходил в небо бетонный забор режимного завода, а слева нависала над дорогой зеленеющая лесопосадка. Прижавшись к краю обочины, я обернулся к Гриненко.
- Дай постановление на его арест! – протянул я руку через сиденье.
Стас молча расстегнул папку и протянул мне лист с огромной печатью в верхнем правом углу и с размашистым автографом прокурора там же.
Внимательно изучив документ, я удовлетворённо кивнул и отдал его назад. Проехав по пустынной дороге еще метров двести, я свернул по грунтовке в посадку.
Остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. Потянувшись, обошел её, как лошадь спереди и открыл со стороны конвоируемого поганца дверь.
- Ты ведь, наверное, ссать хочешь? – участливо обратился я к любителю рвать наживую серьги из бабских ушей. – Стас, отомкни его!
- Пошли, лишенец, побрызгаем, я тебе компанию составлю! – потянул я разбойника за ворот наружу.
- Не хочу я ссать, начальник! – заблажил неожиданно тонким голосом дамский угодник, – Поехали на тюрьму, начальник! Не выйду я из машины!
В отличие от этого гиенообразного, всё и сразу понявшего своим звериным чутьём, Стас всё еще не догонял происходящего и, придерживая злодея, растерянно хлопал глазами.
- Помоги его из машины вытащить! – прикрикнул я на опера, взяв в локтевой захват шею разбойника, – Толкай его на меня!
Жулик, изо всех сил прижимая подбородок к груди, не давал мне его как следует придушить. Он обоими руками вцепился в несчастную ручку над своей головой. И хрипел, как загнанная лошадь. Ни при каких обстоятельствах не желая выходить на свободу. Заметив царапины от наручников на запястьях отчаянно бьющегося ублюдка, я понял, что этот раунд я проиграл вчистую. Такие телесные повреждения на руках арестованного были несовместимы с тем, что я задумал.
- Отставить, Стас! Отпусти его! – отказался я от гуманитарной миссии и, захлопнув дверцу, пошел вокруг машины на свое водительское место.
Еще через минут пятнадцать, мы сдавали жулика в СИЗО. Зеленые тюремные человечки с удивлением переглядывались между собой, проводя ритуальные действия, по принимке нового постояльца. Я предположил, что за всю свою внутреннюю службу они не видели, чтобы с такой неподдельной радостью арестант заселялся на тюрьму. Разбойный шакал жался ближе к вертухаям, стараясь держаться подальше от нас с Гриненко. Его нервозность передалась капитану внутренней службы с повязкой ДПНИ на левой руке. Он посмотрел на жулика, потом на нас со Стасом и снова на жулика.
- Доктор, вы повнимательней его посмотрите! – наклоняясь к мужику в белом халате, потребовал он.
- Уже посмотрел! – ответил тот недовольно, – Все в пределах нормы! – огрызнулся медик, из под халата которого виднелись зелёные форменные брюки с краповым кантом.
- Жалобы есть? – не унимался ДПНИ, обратившись к арестованному.
- Нет жалоб, начальник! – замотал тот головой, опасливо поглядывая в мою сторону, – Просьба у меня есть, начальник! Отведите меня в привратку, я там подожду!
- Закрой пасть, падла! – лениво оборвал его дежурный помощник начальника изолятора.
Присутствующие на приемке «хозбыки» из постоянного контингента СИЗО, тайком зыркали на нас с опером. Их я и решил использовать, уж коль не удалось сработать радикально.
- Капитан! – вполголоса обратился я к ДПНИ, когда один из «хозбыков» оказался ближе других и гарантированно меня слышал, – Передай вашему «куму», что вот этот, – я кивнул на доставленного, – Он очень хорошо по камере работает. Пусть приглядится к нему! Нам он разбой и мокруху поднять помог!
Дежурный понятливо покивал, расписался, где надо и ушел по своим делам. А два бойца «хозбанды», одетых в щегольски ушитую тюремную робу, о чем-то перешептывались, то и дело поглядывая на заехавшего на тюрьму стукачка. Я ни секунды не сомневался, что уже через час по изолятору «конями» и через «машки» зашуршат «малявы» относительно нашего протеже. Скорее всего, уже сегодняшней ночью масть сортирного разбойника кардинально поменяется. И всю свою последующую арестантскую карьеру он проведет около своего любимого рабочего места. Возле параши. Время от времени, в факультативном режиме оказывая честным арестантам услуги интимного характера.
Назад в РОВД мы доехали быстрее. Всю дорогу Гриненко молчал, искоса поглядывая на меня. Окончательно он прозрел, когда я в его присутствии сдал пистолет.
- Я понял, зачем ты его санкцию на арест смотрел! – растерянно сообщил он мне о своем открытии, – Ты хотел наверняка удостовериться, что арест есть и, что оформлен он правильно. Так?
- Так! Всё так, Станислав! Но это лирика и мы её оставим на потом! – прекратил я душевные терзания сослуживца, – Давай сюда протокол допроса Ворожейкина и пошли писать рапорт на раскрытие девяносто три прим! И на раскрытие убийства через покушение. Ты теперь, дружище, до конца года передовик среди оперов области!
Гриненко из состояния растерянной задумчивости разом перешел к чувству глубочайшего и радостного удовлетворения. Не только окружающей его жизнью, но и собственным профессиональным величием. И следует признать, что на это у него были все основания. Сразу выставить две таких «палки», это вам не хухры-мухры!
Закрывшись в кабинете, мы сорок минут корпели каждый над своей бумажкой. Я добивал постановление, а Стас вымучивал рапорт о раскрытиях.
Ознакомившись с его творчеством, я остался неудовлетворённым. Корявость слога оперуполномоченного царапала мой левый глаз. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что и правый тоже был недоволен.
- Садись! – железной рукой вернул я друга за стол, – Переписывать будем! Иначе твою корявую писульку с большим удовольствием скомкают и приобщат к урне! А потом напишут свою и она поползет по инстанциям вверх. Но уже без твоей фамилии! Тебя устраивает такой финал?
Как я и предполагал, такой финал Стаса не устраивал. Смирив гордыню, он подчинился. За пятнадцать минут, используя весь свой иезуитско-административный опыт, я надиктовал Гриненко безупречно сформулированный рапорт. При прочтении которого, сразу становилось понятно, кто есть самый квалифицированный опер в штате областного уголовного розыска всего милицейского гарнизона.
- Пошли к Захарченко! – подстегнул я вспотевшего от писанины и от осознаниясобственной значимости друга, – Одному тебе нельзя идти, начнут ломать на предмет включения в рапорт всех непричастных. А оно тебе никак не надо, тебе сейчас индульгенция от твоего левого отказняка нужна. Стало быть, всю славу надо суметь засунуть в одну харю, Станислав. И эта харя должна быть твоей!
Гриненко сосредоточенно слушал и невпопад моим словам кивал головой. Я окончательно уверился в том, что к начальству надо идти с ним обязательно.
- Добрый день! – набрав номер приемной Захарченко, поздоровался я с его секретарём, – Это следователь Корнеев. Виталий Николаевич на месте?
Вместо ответа женщина начала выяснять, с какой целью я интересуюсь наличием руководства. Из этого я понял, что зам по опер находится у себя в кабинете.
- Вы передайте ему, пожалуйста, что я готов доложиться по тому вопросу, который мы с ним обсуждали вчера! – закинул я под нос главному оперу райотдела наживку, которую он не сможет не проглотить. Даже, если перед РОВД на парашютах спустятся гуманоиды.
Сначала мне было велено подождать минуту, но столько времени нам со Стасом тратить не пришлось.
- Виталий Николаевич вас ждёт! – радостно сообщила мне секретарша, видимо, заразившись от своего шефа весенним позитивом.
Большого ума, чтобы понять острое желание Захарченко немедленно пообщаться со мной, было не надобно. Конец месяца и, как всегда над оперативной службой нависла жопа с процентом раскрываемости. Участковым сейчас, как обычно, выкручивают руки, чтобы они всеми правдами и неправдами возбуждали дела по двести шестым УК. Открыто им говоря, что даже, если дело будет возбуждено не совсем обоснованно, то это ничего! Это не страшно! Что в первых числах следующего месяца его можно будет без особого шума прекратить. И без каких либо претензий со стороны руководства. Вот в этих непростых, я бы даже сказал, суровых реалиях, появляется сопливый лейтенант и на блюдечке с голубой каёмочкой подаёт раскрытие убийства. Так жизненно необходимое для заваленной отчетности.
- Вставай мой друг! – обратился я к оперу Станиславу, – Твоё верховное главнокомандование ждет нас!
- Я готов, – без особой уверенности привстал Стас, – Но ведь, если по совести, то это ты поднял обе «палки»!
- Это ты раскрыл эти «палки»! – воспалённое сознание юноши в моей голове, захотело моим же правым кулаком въехать Станиславу Геннадиевичу Гриненко по печени. Нашел, гадёныш, время для ужимок и реверансов!
- Ты, сука, потом кокетничать будешь! – с ненавистью зашипел я, надвигаясь на Стаса со сжатыми кулаками, – Когда задницу твою со сковородки снимем! Понял, придурок?!
- Понял! Я всё понял, Серёга! – шарахнулся к двери мой оперативный друг. – Ты ведь сегодня сортирного разбойника завалить хотел! Я всё понял, Серёга, давай, пошли уже к Захару!
Захарченко не удивился или сделал вид, что не удивился, увидев заходящего вместе со мной в его кабинет опера. Присесть он предложил нам обоим. Мне это понравилось.
- Вот, товарищ капитан, как и обещал! – я кивнул сидящему напротив меня Гриненко и тот протянул своему прямому шефу рапорт.
Заместитель начальника Октябрьского РОВД взял его и, не обращая больше на нас внимания, начал читать документ. Прочитав примерно треть, он поднял глаза.
- Кто писал? – приподнял он бумагу над столом, – Рапорт, я спрашиваю, кто писал?!
Я молча кивнул на его подчиненного, а тот, покраснел, как пионер, застигнутый у женской бани и уткнулся глазами в полировку стола.
Не произнеся больше ни слова, капитан вновь впился глазами в текст.
- Мокруху закрепили? – оторвался от бумаги он.
- Так точно! – протянул я Захарченко протокол допроса потерпевшего Ворожейкина.
Тот не стал его читать, а просто положил его перед собой и вновь углубился в рапорт Стаса.
- Корнеев, ты тут ничего не напутал?! – вытерев со лба выступившую испарину, потыкал указательным пальцем в бумагу Виталий Николаевич. – Ты уверен, что здесь девяносто третья прим?! Не сорвётся она?
- Уверен, товарищ капитан! – для пущей важности встал я.
Стас зачем-то сделал то же самое.
- Товарищ капитан! – будто на плацу, начал я докладывать, – Оперуполномоченный старший лейтенант Гриненко сегодня с самого утра работал с потерпевшим Ворожейкиным. Это он расколол закройщика на хищение в особо крупных. На основании добытых оперуполномоченным Гриненко данных, я вынес постановление о товароведческой экспертизе. Хотя, подследственность, сами понимаете, не наша. Но уже предварительные расчеты позволяют обоснованно полагать, что состав указанной статьи в действиях Стукалова и Ворожейкина присутствует!
- Ну да, ну да! – нервно забарабанил по столу капитан Захарченко.
- Мужики, если все, что здесь изложено, соответствует действительности, – он бережно собрал перед собой в стопку наши со Стасом бумаги, – То сами понимаете, родина вас не забудет! Но тут есть еще один деликатный вопрос! – приосанившись и, хоть доверительно, но уже по-начальственному, повел он дальнейший разговор.
- Надо бы твой рапорт, Станислав, немного подправить! Во-первых, сам понимаешь, экономические преступления не наш профиль. И с покушением на убийство тоже надо подумать. У вас ведь целый отдел, а тут, – зам по опер кивнул на рапорт Стаса, – Тут у тебя отражено только твое участие. Ведь непорядок же! Согласен?
- Никак нет, товарищ капитан! – вклинился я в разговор, видя, что Стас готов согласно кивнуть своему начальнику, – Он не согласен! А самое главное, товарищ капитан, не согласен я! Оба преступления раскрыл старший лейтенант Гриненко! И я настоятельно прошу вас, Виталий Николаевич, как положено оформить составленный им документ. Написан он безупречно и в каком-либо редактировании не нуждается!
Захарченко сначала очень долго смотрел на меня, потом на бумаги. От бумаг он поднял глаза на Стаса.
- Звание хочешь? – вздохнув, поинтересовался он.
- На свободе он хочет остаться! – наплевав на прежние мысли и расчеты, решил рискнуть я. – Виталий Николаевич, я эти палки никому не отдам, кроме Стаса! Зачем будить лихо?! – теперь уже я начал давить взглядом Захарченко пока он не опустил глаза на свой стол.
Из кабинета заместителя начальника РОВД мы со Стасом вышли с мокрыми от испарины спинами. Но что-то мне подсказывало, что и главному оперу райотдела не помешало бы поменять рубаху на свежую.
Достарыңызбен бөлісу: |