В век просвещения

81

Для улучшения работы государственных органов, законода­тельства и суда Посошков предлагал создать новое Уложение, которое должно быть составлено представителями от духовенства, дворянства, купцов, крестьян, и новый Судебник. При составле­нии последнего он предлагал использовать опыт составления высших законодательных документов другими народами. К работе над подготовкой новой судебной книги также должны быть при­влечены представители всех сословий, не исключая и крестьян. Идея «совершенного общесословия» должна, по мнению Посо­шкова, проводиться и при обсуждении подготовленного судебни­ка. «Написав тыя новосочиненные пункты, — говорил он, — всем народам освидетельствовав самым вольным голосом, а не под принуждением, дабы в том изложении как высокородным, так и нискородным, и как богатым, так и убогим, и как высокочинцам, так и нискочинцам и самым земледельцам обиды бы и утеснения от недознания коегождо их бытия в том новоисправленном изло­жении не было» ¹⁶⁰. Посошков понимал, что эти демократические и буржуазные по своей сущности требования могут быть вос­приняты как направленные против самодержавия: «И сие мое речение мнозие вознепшуют, якобы аз его и. в. самодержавную власть народосоветием снижаю» ^1В1. Поэтому он тут же спешил признать верховенство суждений царя о принятии или неприятии той или иной статьи нового судебника. Однако и после этой аппро-бации судебник не может, по мнению Посошкова, считаться окон­чательно готовым. Его узаконение целесообразно только через несколько лет испытания на практике.

Развивая широкие планы экономических, законодательных, административных преобразований, Посошков не мог не обра­титься к основному источнику, откуда «гобзовитое богатство ум­ножается», — крестьянству. К нему он относился неоднозначно. Как помещик — «се бо и у меня человек пять-шесть збежа-ло» ^|62 — он настаивает на том, чтобы «тягчайши беглых людей штрафовать», возвращать их владельцу и «наказание дать не­оскудное». Всеми этими мерами, так же как и введением паспор­тов, Посошков стремился увеличить «крепость». Его идеалом был заботливый и строгий помещик-опекун, наделенный широкими полицейско-административными функциями ^1ез. Но, как заводчик,

'во Там же. С. 162. ■б' Там же. С. 163. 162 Там же. С. 179. '⁶³ Кафенгауз Б. Б. Указ. соч. С. 54.

82

Посошков стремился использовать беглых крестьян для найма свободных рабочих рук. Для найма на фабрики и мануфактуры он хотел привлечь и оброчных крестьян. Вместе с тем к крестьянам Посошков подходил и как выходец из их среды. Причину их ску­дости он видел не только в лени (что сближает его воззрения с взглядами западноевропейских меркантилистов, которые именно этим объяснили обнищание трудящихся), но и в том, что помещи­ки стригут крестьян, «яко овцу, догола». «Помещики, — говорил Посошков, — на крестьян своих налагают бремена неудобноси-мая, ибо есть такие безъчеловечные дворяня, что в работную пору не дают крестьянам своим единого дня, еже бы ему на себя что сработать»¹⁶⁴. Доведенные до полного разорения увеличением барщины и оброков, крестьяне «от таковыя нужды домы свои оставляют и бегут иные в понизовные места, иные ж во украинные, а иные и в зарубежные, и тако чужие страны населяют, а свою пусту оставляют» ¹⁶⁵. Но крестьяне, по мнению Посошкова, при­надлежат прежде всего государству, царю, а «помещики не веко­вые владельцы». Разоряя крестьян, они лишают казну доходов. Поэтому он предлагает установить строгую государственную рег­ламентацию барщины и оброка, чтобы крестьянам «сносно было государству подать, и помещику заплатить, и себя прокормить без нужды» ¹⁶⁶. Посошков был не согласен ни с подворным, ни с по­душным обложением крестьян государственными налогами. Он считал, что подать должна быть установлена «по владению земли и по засеву хлеба».

Посошков считал, что реализация предложенных им проектов преобразований, ведущих к экономическому преуспеванию стра­ны, к «общему благу» может быть осуществлена только при по­мощи абсолютистского государства. Оно обладает достаточной силой, чтобы через указ, законодательные акты, санкции и при­нуждение «блюсти» от убожества и обеспечивать «мерность» как высокородных, дворянства, так и купечества и крестьянства. «Царский интерес» представляется Посошковым как интерес об­щегосударственный и общенародный. Но соблюдение этого инте-

реса, достижение социальной гармонии и мира, согласно утопиче­ским воззрениям Посошкова, осуществляется только благодаря тому, что государство стоит над сословиями, над народом и может использовать средства государственного принуждения.

Большинство проектов преобразований, созданных русскими мыслителями в петровское время, направлены на развитие и усо­вершенствование органов и функций абсолютистского государст­ва. В нем они видели основной рычаг, средство, при помощи кото­рого могут быть реализованы предлагаемые реформы. Государ­ственное принуждение — важнейший способ их осуществления, ведущий к достижению общего блага. Это государство мыслилось авторами проектов как стоящее над сословиями, как защищаю­щее интересы господствующих слоев общества от аристократии и церкви, с одной стороны, и от трудящихся масс — с другой. К нему апеллировали в своих проектах и дворяне, когда стреми­лись оградиться от посягательств на свои сословные интересы со стороны купцов и мануфактуристов, и представители третьего сословия, выступающие против конкуренции дворян в торговле, строительстве и эксплуатации промышленных предприятий.

В проектах реформ обосновывается политика меркантилизма. Важнейшее место в них отводится доказательству необходимости создания в России собственной промышленности, строительства заводов, фабрик, мануфактур, освоения и сохранения природных богатств страны, особенно Сибири и Урала.

Большинство авторов проектов связывали улучшение об­щественного благосостояния, силу и престиж русского государст­ва с развитием просвещения. И. Т. Посошков выдвинул демокра­тическое требование всеобщей грамотности, Ф. Салтыков, К. Зо­тов видели в развитии просвещения и наук одно из основных средств европеизации России.

Литература проектов реформ отразила социальные и идейные сдвиги, происшедшие в петровское время, став серьезным за­воеванием русской общественной мысли.

ГЛАВА ВТОРАЯ

оппозиция

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИМ ИДЕЯМ «ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА»

1. Отражение критики абсолютизма

в народном сознании.

идея замены царя-антихриста

Протест против преобразовательных действий и политики госу­дарства, правительства, лично Петра I как носителя высшей самодержавной власти имел различную социальную основу. Он шел и снизу, со стороны крестьян, ремесленников, стрельцов, и со стороны феодальной знати, бояр, духовенства, определенных слоев дворянства. Поэтому против нововведений «роптали не одни те люди, которые уперлись против естественного необходимого дви­жения России на новый путь, — роптали люди, которые признава­ли несостоятельность старины, необходимость преобразова­ний»¹. Однако недовольство вызывали не только материальные тяготы и лишения, сопряженные с преобразованиями, но и усили­вающийся произвол абсолютистского государства, его чиновни­ков, крутая ломка устоявшегося народного быта, обычаев, верова­ний, решительное сближение с конфессионально чуждой культу­рой Запада, начинающееся засилье иностранцев.

Как показывает анализ дел, слушавшихся в Преображенском приказе, в котором расследовались преступления против государ­ства, бунты и измены, а также хула и покушение на честь и здо­ровье царя, до 47,5 % из них являлись крестьянскими процесса­ми². Как отдельные выступления крестьян, так и их массовые восстания, охватившие при Петре I многие районы России, были направлены против усиления самодержавно-крепостнического гнета, прежде всего против роста прямых и косвенных налогов. Массовые побеги, стихийные восстания крестьян стали в период петровских преобразований обыденным явлением.

Восстания крестьян, так же как и выступления городских низов и стрельцов, не имели четкой цели и программы. В деятель­ности и поведении Петра было много такого, что шло в разрез с традиционными представлениями о высшем носителе государ­ственной власти, связанными с византийской пышностью при-

¹ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб., б. г. Кн. 3. Т. XIV.
Стб. 1161.

² См.: Голикова Н. Б. Политические процессы при Петре I: По материалам Пре­
ображенского приказа. М., 1957. С. 165—184.

85

дворного этикета. Над сознанием народных масс довлели пред­ставления о царе как хранителе «древлего благочестия». По­этому даже те участники крестьянских восстаний, которые воз­лагали надежды на Петра, осуждали его за «апробацию» мо­щей и икон, враждебное отношение к монахам, попам, патри­арху. После возвращения Петра из-за границы, когда было введено брадобритие, ношение иностранной одежды и значи­тельно увеличились налоги, в народе стали упорно распростра­няться слухи, что царя подменили (немцем, шведом и т. п.). Среди крестьян начала распространяться идея о необходимости устранения правящего царя. Так, на основании протоколов Преображенского приказа известно, что крестьянин Еремеев говорил: «Подати де в государя стали велики, и нихто де его не изведет и не убъет», а другой крестьянин — Марков заяв­лял: «Разорили де нас указы, с этими де бы указами его бы, государя, повесил».

Многие из крестьян и городских низов начали связывать на­дежды с царевичем Алексеем, имя которого стало знаменем бо-ярско-церковной реакции, пытавшейся привлечь на свою сторону народ. Он представлялся не только как защитник старины, пра­вославия, но и как заступник народа.

Наличие царистских иллюзий в освободительных движениях XVII—XVIII вв. свидетельствовало, что в народном мировоззре­нии еще прочно удерживались принципы иерархизма, отражав­шие структуру феодального общества. В период формирования абсолютизма теория Иосифа Волоцкого о царе как наместнике бога на земле была заменена теорией царя как земного бога, который, по решению Собора 1660 г., имеет не только в глазах мирян, но и в глазах церкви равные права с царем небес­ным ³.

Конечно, в феодальной иерархии в конце XVII—начале XVIII в. уже происходили глубокие изменения: движение отдельных представителей низов вверх, а верхов вниз, «талант» нередко вытеснял «породу», что находило яркое отражение в сочинениях идеологов петровских преобразований. Но верховная государ­ственная власть в общественном сознании того времени могла принадлежать только царю. Даже «Пункты» Д. М. Голицына, одного из начитаннейших людей петровского времени, знакомого с сочинениями Маккиавели, Липсия, Гроция, Пуфендорфа, : а также многих тираноборцев, не покушались на монархическую форму правления. Если у Д. М. Голицына и был более разверну­тый проект преобразования высшей государственной власти, как допускают некоторые исследователи, то он не противоречил бы ^! «Пунктам». Последние же, сохраняя монархию, лишь в известной степени ограничивали ее. При ответе же на вопрос, интересы каких общественных слоев отстаивал Д. М. Голицын в «Пунктах»,; предлагая избрать на престол Анну Иоанновну, становится впол-

не очевидным, что это были интересы аристократии, князей и бо­яр, т. е. верхушки феодальной иерархии.

Вместе с тем внедрялась мысль, противоречащая догматиче­ским библейским установкам, а следовательно, и учению церкви о неприкосновенности «помазанника божьего», о возможности устранения одного монарха, даже путем цареубийства и замены его другим, ставленником определенных общественных слоев в ре­зультате их насильственного действия.

Итак, в общественных движениях и соответствующих им идео­логических концепциях периода петровских преобразований во­прос ставился еще не о замене монархической формы правле­ния — демократической, а о смене одного царя — другим. Каж­дая из противоборствующих социальных сил хотела видеть на вершине иерархии «своего» царя, власть которого была бы на­столько могущественной и безграничной, чтобы могла подавлять сопротивление противоположной стороны, и настолько ограни­ченной, чтобы выражать прежде всего ее собственные интересы.

В конце XVII в., после возвращения Петра из-за границы, концепция замены царя получила новое обоснование в идее «анти­христа», которая широко распространилась в сознании народных масс. Известно, что идея конца мира и пришествия антихриста в XV—XVII вв. имела своих приверженцев в России. В 1464— 1470 гг. об этом думал Новгородкий архиепископ Геннадий, кото­рый полагал, что конец мира настанет в 1492 г. В конце XVI— начале XVII в. эта идея обсуждается в связи с насильственным введением унии, в частности в «Книге о вере», в сочинениях Сте­фана Зизания и др. В середине XVII в. старообрядцы Аввакум, Вонифатьев, Неронов называют антихристом Никона. Теперь же на рубеже XVII и XVIII вв. эта идея направлена против прави­тельства, существующего государства и общественных порядков, лично против Петра I. Она возникла не в среде старообрядцев, а среди лояльных к официальной церкви жителей посада и близ­кого к ним низшего духовенства, которое по своему образу жизни нередко приближалось к беднейшим слоям городского и деревен­ского люда.

Идея конца мира и пришествия антихриста основана на не­ортодоксальном использовании положений Библии для критиче­ского осмысления действительности. Ее творцы выразили мисти-ко-эсхатологическое содержание этой идеи при помощи языка образов и понятий, свойственного Апокалипсису и другим библей­ским книгам. Она была понятна народу и созвучна его интересам своей критической направленностью против существующих об­щественных отношений как мира антихриста. Неприятие этого мира для людей, доведенных до последней степени бедности и от­чаяния, ожидание его конца и наступления тысячелетнего царства божьего на земле было ожиданием освобождения от страданий, неволи и потому обретало, скорее, оптимистический характер. Однако у творцов идеи антихриста она не имела столь радикаль­ного смысла, какой был придан ей в среде простого народа. Эта

87

идея не означала полного отрицания и неприятия мира существу­ющих социальных отношений, а была направлена прежде всего против их изменений, вызванных петровскими преобразованиями. В связи с этим антихрист приобрел личностное, персонифициро­ванное, антропоморфное выражение — им был объявлен Петр I. Поэтому и все результаты его деятельности интерпретировались как следы явления антихриста в мире. Идея антихриста, вопло­тившегося в Петре I, развязывала руки его противникам, оправ­дывала и одобряла любые действия, направленные против царя и руководимого им государства. Это был идейно-политический протест, облеченный в религиозно-теологическую оболочку.

наиболее подходящей кандидатуры на престол он рекомендует избрать стрельцам князя Михаила Алегуковича Черкасского. Для идейной подготовки восстания Талицкий считал необходимым обратиться к народу с воззваниями, в которых бы излагалось его учение об антихристе и о мерах борьбы с ним. Но он не успел осуществить свой замысел, на него донес в Преображенский приказ дьяк Федор Казанцев.

Дело Талицкого не сохранилось, об идеях московского книго-писца известно преимущественно на основе тех выписок, которые были представлены в свое время по требованию царицы Елизаве­ты Петровны. Но отзвуки этих идей долго жили среди посадского населения, которое считало Талицкого мучеником, пострадавшим за интересы бедных людей. Умным человеком считал Талицкого и царевич Алексей, очевидно, потому, что тот боролся против нововведений и косвенным образом расчищал ему путь к пре­столу.

Интересным документом, проливающим свет на убеждения Талицкого, является «Увещание Григорию Талицкому», написан­ное по поручению Петра I Стефаном Яворским. Известно, однако, что последнему не удалось убедить Талицкого в ошибочности его взглядов, он «склонности к раскаянию не показал».

Из «Увещения» видно, что протест московского книгописца был политический. Местоблюститель патриаршего престола обли­чал увещеваемого в поношении и бесчестии царя и властей, в при­зыве к неповиновению им и подстрекательстве к бунту и восста­нию. На основе многих сюжетов из Библии он пытался доказать, что всякая власть — от бога, что необходимо покоряться и до­брым, и строптивым царям и господам, что личность божьего помазанника неприкосновенна. Поскольку и в Св. Писании со­держатся многие примеры обличения священниками и пророками царей, которые использовались Талицким, Яворский пытался по­казать различие между обличениями царей в Библии, и теми, к которым обращался Талицкий. Если первые обличали «по исти­не» и с кротостью, то Талицкий, по мнению увещевателя, обличал «аки тать и разбойник», «с диавольской яростью», «возмущающе народ на толикия кроворазлияния».

«Изострил еси язык свой яко змий, яд аспидск под устнами твоими, — говорил Яворский о Талицком, — толикия хулы воз-глаголал еси на царя и на властей, яко бы ниже ад, желчию пре­исполненный, дерзнул бы возглаголати»⁵. Очевидно, что против представителей официальной церкви, которые в большинстве сами защищали старину и были противниками преобразований, Та­лицкий выступал лишь в той мере, в какой церковная иерархия, исходя из догматических установок православия, поддерживала власть правящего царя как данную от бога. Это и дало основание Яворскому спрашивать: «Кто тя постави судиею над нами, яко всех, наченши от царя и боляр и архиереев, архимандритов и игуме-

Неизвестное сочинение Стефана Яворского // Там же. С. 915.

89

нов, и весь причет церковный осудил еси, уничтожил еси и с бла­том смесил еси, забыв страх божий!» Яворский упрекал Талицкого в том, что, объявив Петра антихристом, он либо не знает, либо отвергает основные положения христианского учения об антихри­сте, принятого православной церковью, по которому время при­шествия его считается неизвестным никому, кроме бога-отца. Поэтому Яворский говорит не только о «невежестве» Талицкого, но и о его высокомудрствовании, о попытках истолковать Св. Пи­сание при помощи собственного разума без обращения к сочине­ниям отцов церкви, т. е. к авторитету церковного предания и церк­ви вообще. «Ты же безумный философ, — говорил увещеватель о Талицком, — ... восхотел еси аки желв без крыл высоко летати и тайны пророческие и апокалиптические, умом светил отец свя­тых неудобно постижимыя, изследовати скудоумием своим»⁶. Хо­тя, наставлял Яворский Талицкого, «всякому человеку подобает испытывати писания божественного», это нужно делать под кон­тролем и руководством церкви, которая обладает искусством и умением его истолкования, переданными ей Христом и апостола­ми. «Судьбы господни умом человеческим непостижимыя и тайны от века сокровенныя несть лепо, ниже полезно человеку наипаче в писаниях неискуссну испытывати и кормильцем скудоумия не-изследимую пучину изследовати» ⁷. Эти слова Яворского подтвер­ждают, что в мистико-эсхатологическом учении Талицкого, так же как и Квирииа Кульмана и многих еретиков и вольнодумцев того времени, были значительные рационалистические элементы. Оно допускало исследование и истолкование Св. Писания на основе собственного разума, делало этот разум, направленный на реше­ние проблем своего времени, критерием понимания уроков древ­ней истории и способом извлечения существующей в ней мудро­сти. Яворский именно потому и критиковал Талицкого, что усмот­рел в его идеях подрыв церковного авторитета, церковных преданий, содержащих в себе выработанные на протяжении веков традиции и способы изучения и истолкования библейских историй. Ведь Талицкий истолковывал библейские тексты, исходя не из преданий и наставлений святых отцов, а из собственного разума. Он обращался к интерпретации Библии для того, чтобы разо­браться в современной ему действительности. Поскольку так по­ступали и западноевропейские реформаторы, Яворский имел опре­деленные основания говорить о Талицком как о еретике.

о Там же. С. 907. ⁷ Там же. С. 908.

90

ский епископ Игнатий и суздальский митрополит Илларион, инте­рес к ним проявлял боярин князь И. И. Хованский и человек Стрешнева — Андрей Семенов. Однако в основном учение Г. Та-лицкого распространилось среди жителей московских посадов — это и садовник Федот Милюков, и печатного дела батырщик Дмитрий Кириллов, и другие; они сохраняли и читали «Тетради» Талицкого и после его казни.

Мысль о том, что близится конец света, что Петр — явившийся в мир антихрист, с нововведениями которого нужно бороться, высказывалась и многими другими лицами, принадлежавшими к различным слоям русского общества, недовольным петровскими преобразованиями, и прежде всего духовенством. В частности, независимо от Талицкого ее пропагандировал бродячий поп Ро­ман Иванов (1700), белгородский поп Иван Никитин (1705) и др. Так, И. Никитин говорил: «Такие де подати стали, уму непо­стижимы, а ныне де и до нашего брата священника дошло. По­чали де имать с нас с бань, со пчел, с изб деньги, а до того де наши прадеды и отцы не знали и не слыхали. Никак де в нашем царстве государя нет, а ныне де у нас не государь царствует — антихрист»⁸. К подобным мыслям несколько позже пришел и Вар-лаам Левин, капитан, сын помещика. Размышляя о нововведени­ях и возмущаясь ими, он склоняется к выводу, что приходит конец света и что Петр I — антихрист⁹. Пытаясь уйти от неприемлемого для него мира зла, он постригся в монахи, но и в монастыре на каждом шагу находил множество нового, связанного с обмирще­нием духовной жизни, развитием светской культуры, европеиза­цией страны, что неизбежно порождалось проводимыми преобра­зованиями, В состоянии крайней экзальтации Варлаам Левин начал пропаганду своих идей на базарной площади в Пензе. Здесь он был схвачен, дело его, слушавшееся в Преображенском при­казе, закончилось смертным приговором ^|0.

Жители городских посадов, среди которых наряду с ремеслен­никами, служилыми людьми, торговцами было и низшее духовен­ство, далеко не все принадлежали к числу противников петров-

⁸ Голикова Н. Б. Указ. соч. С. 146. См.: Есипов Г. Люди старого века: Рассказы из дел Преображенского приказа и Тайной канцелярии. СПб., 1880. С. 86. '" См.: Есипов Г. Варлаам Левин//Русское слово. 1861. Л"» 6.

91

В своем письме он жаловался на то, что живущие в восточном благочестии испытывают жестокие насилия и надругательства, уничтожаются последние остатки свободы, повсюду властвует фискальная система, увеличиваются налоги, купечество разоряет­ся, в то время как иностранцы наживают большие капиталы, пребывают в чести и довольстве. «Пришельцев иноверных языков щедро и благоутробно за сыновление себе восприняли и всеми благами их наградили, а христиан бедных бьючи на правежах и с податей своих гладом поморили и до основания всех разорили и отечество наше, пресловущие грады опустошили» ". Из этого письма мы узнаем о злободневных нуждах горожанина, ухудше­ние положения которого вынуждает автора письма искать при­чины этого: «Домов и торгов, земледелства и рукоделства и всех своих прежних промыслов. . . и всякого во благочестии живущих состояния и грацких, — издревле установленных законов лиши­лись. . . в лестных учения обычай свой изменили, слова и звания нашего словенского языка и платья переменили, главы и брады обрили и персоны свои ругательски обесчестили, несть в нас вида и доброты и разнствия с иноверными языки. . . последуем их нравам и законам, забыв страх божий»¹².

Но апеллировал Докукин уже не столько к старине, ее обыча­ям и порядкам, сколько к естественному праву человеческой личности, данному ей богом. Человека бог сотворил по образу и подобию своему и «вся покорил под нозе его». Человек, как и бог, по мнению Докукина, существо свободное и самоопределя­ющееся: «самовластну ему поведено быти». Меры правительства, проведенные им преобразования идут против этого божественного права: «Многие от оного божественного дара отрезаемы и свобод­ной жизни лишаемы».

Докукин прибегал к крайним для людей своего времени выво- ' дам, хотя и не высказывал их явно. Он объявил действия Петра и его правительства направленными против бога и потому лишил их божественной санкции. Но на вопрос: что же делать, как про-

92