«Книга воина света»

Они живут в нашем мире, они составляют часть нашего мира, в наш мир были они присланы, и пришли сюда без посоха и сандалий. Нередко они испытывают страх. Не всегда они поступают правильно. Воины света порой терзаются из-за безделицы, огорчаются по пустякам, считают, что недостойны расти. Воины света время от времени думают, что недостойны ни чуда, ни благодати.

Воины света часто спрашивают себя и друг друга, что они делают здесь, и еще чаще приходят к выводу, что жизнь их лишена смысла. Именно поэтому они – воины света. Потому, что совершают ошибки. Потому, что задают вопросы. Потому, что неустанно отыскивают смысл. Ищут – и, в конечном счете, находят».

Пауло Коэльо.

«Книга воина света».
ЧАСТЬ I.
Синяя тьма. Вязкая и холодная, могущественная и неумолимая. Она обволакивает человека, кружит его в своих объятиях, уговаривает впустить ее внутрь, позволить слиться с ней, стать единым целым – могущественным и неумолимым.

Человек пытается противостоять этому коварному шепоту, но тщетно. Синюю тьму невозможно превозмочь. Она повсюду. Шепчет, уговаривает, приказывает. Ее сказки звучат соблазнительно. Она предлагает человеку вечный покой и слияние с самой великой стихией в этом мире. Она говорит о бренности тела и окостенелости смерти. Она поет о тишине, покое, и в тоже время, вечном движении, рождающем жизнь.

Человек уже почти согласен впустить в себя эту вязкую Вселенную, он улыбается ей и пытается обнять ее в ответ, но она ускользает от его объятий, сжимая его еще крепче, будто приглашая к последнему поцелую, когда в разомкнутые уста вместо воздуха хлынет губительная, перерождающая заново, синева.

Человек последний раз проговаривает мысленно свое имя, словно называя себя перед Вратами Вечности, и кричит, напрягая, последний раз в этой жизни, свое израненное и утомленное долгим сопротивлением, тело. В скованную спазмом грудь мощной струей врывается… свежий воздух. Человек судорожно вдыхает его и открывает глаза.

Воздух. Он жив. Он дышит! Под онемевшим телом отчетливо ощущается приятная твердость лежака выстланного оленей шкурой.

Синяя тьма обманула. Она обещала растворить в себе боль от множества ран и ссадин, и подарить тишину и покой. Но стоило проснуться, и иллюзии обещанного величия сменились ноющей болью растекшейся по всему телу. Человек застонал и, приподняв голову, осмотрел себя. Раны были перевязаны чистым полотном, из-под перевязи выбивались стебли и листья каких-то лечебных трав. Превозмогая невероятную слабость, человек приподнялся и вскрикнул от боли пронзившей тело десятком острых стрел.

Крик услышали. Спустя мгновение входной полог откинулся и в жилище вошел невысокого роста старик.

- Лежи, тебе нужно время, чтобы набраться сил.

Человек подчинился мягкому давлению старческих рук уложивших его обратно на лежак.

- Где я и кто ты такой?

Старик, улыбаясь, разводит в центре жилища небольшой огонь, дым от которого тут же уносится куда-то вверх, и садится рядом.

- Я – Юрг.

Израненный человек с наслаждением ловит кожей теплый воздух, перемешанный с легким запахом дыма.

- Как я сюда попал?

Старик смотрит ему в глаза.

- Я нашел тебя.

- Нашел?

- Ты должен вспомнить…

Человек закрывает глаза, не то, прячась от настойчивого взгляда Юрга, не то, просто пытаясь вернуть себе ускользающие воспоминания о минувших событиях. За закрытыми веками синяя тьма. Плещется и клокочет, мешая увидеть главное.

Крики и стоны раненых. Жуткая окоченелость убитых. Дикая скачка и загнанный конь, рухнувший в дорожную пыль с кровавой пеной на губах. Азартные окрики воинов преследующих его подобно охотничьей добыче. Свист стрел и мучительное касание жалящей стали. Стремительный ток реки под горным обрывом и белая пена на острие бурунов. Синяя тьма.

- Я вспомнил. Вспомнил…

Старик кивает ему, словно понимая его чувства.

- Расскажи мне.

- Зачем?

Человек не открывает глаз, чувствуя, как на смену воспоминаниям пришли слезы. Они словно растопили болтливую память, которая принесла боль во много раз превосходящую телесные страдания.

- Они напали на нас поздно ночью. Наемники. Никого не осталось в живых. Только я успел ускакать. Но они настигли меня в ущелье. Мой конь упал, и я бежал от них через скалы. Но они догнали меня. Я сражался с ними, но они словно издевались надо мной – кололи саблями и ждали пока я упаду. Им не нужна была моя смерть, они хотели получить мое тело, чтобы сделать одним из них. Когда я это понял, то прыгнул с обрыва в реку. Они стреляли в меня из луков, но течение унесло меня прочь…

Старик молчит, но глаза его жду продолжения истории.

- Я не хотел жить, просто боролся с водой, пока были силы, а когда их не стало, и я уже пошел на дно, ноги коснулись отмели, и меня вынесло на берег. Синяя тьма обманула, отказалась от меня…

Человек замолчал, потому что каждый вдох стал отдаваться в груди мучительными вспышками боли. Старик протянул ему флягу, сшитую из тонкой выделанной кожи. Человек принял ее и сделал несколько глотков, чувствуя, как по телу побежала огненная волна. Боль отступила.

- Потом я выполз на камни и упал без сознания. А когда пришел в себя, увидел пред собой двух волков. Они стояли совсем близко, но не подходили, а смотрели на меня, ожидая, наверное, когда я снова впаду в беспамятство. Я кричал на них, но они стояли на одном месте. И тогда, мне стало все равно, я хотел тишины и покоя, и мне было безразлично, кто мне их даст: волки или синяя тьма на дне реки.

Старик слушал его, не шелохнувшись, и только взгляд его утратил остроту и теперь был рассеян, словно он думал о чем-то своем.

- Юрг, а ведь я слышал человеческий голос! Где-то совсем неподалеку, в лесу. Он звал кого-то и я подумал, что, либо схожу с ума, либо это лесные духи зовут меня к себе. А потом я снова потерял сознание. Это был ты, Юрг?

Старик улыбнулся.

- Как тебя зовут?

Человек задумался, словно решая произносить ли вслух имя, от которого он уже почти отказался, вверяя себя речному потоку.

- Мое имя Туан.

Старик заботливо похлопал его по руке.

- Я нашел тебя на речном берегу, Туан. Твое тело было покрыто ранами, и ты был похож на мертвеца. Я очень удивился, встретив тебя в тайге. Однако никаких волков я не видел.

- Значит, это были духи леса или призраки.

Старик встал и неопределенно пожал плечами.

- Тебе нужен отдых. Ты много пережил и сейчас тебе нужно восстановить свои силы. Ты должен много спать.

- Я не могу спать. Я теперь, наверное, больше никогда не смогу спать.

Старик накрывает его второй шкурой – лисьей.

- Сможешь. Твоя память сейчас замолчит. Твой страх уйдет глубоко внутрь, а ты сможешь отдохнуть. Здесь ты в безопасности. Здесь не бывает людей. Уже давно не было. Ты можешь спать спокойно.

- Не бывает людей? - задумчиво пробормотал Туан, - Где же мы находимся?

Старик развел руки в сторону.

- Мы в горной тайге. Здесь нет людей, только звери, - он опять улыбнулся Туану, - И призраки… Спи.

***

Темный Человек. Барнаул.

«Ненавижу!» - это была его первая мысль после пробуждения. Он еще не успел осознать причину своей ненависти, но уже точно знал, что его тело, и его воспаленный последними переживаниями разум, клокочут от злобы и жажды отмщения. Каждая клеточка тела дрожала от нетерпения и предчувствия убийства. Каждая мысль была лишь об одном: ненависть, ярость, убийство.

Причиной его ненависти был человек. Не какой-то конкретный человек, а весь человеческий род, неприязнь к которому сконцентрировалась подобно лазерному лучу в одном человеке. Чох встал с кровати и затравленно осмотрелся по сторонам. Этот человек словно заслонял ему свет в конце тесного тоннеля именуемого жизнь. Разве это можно назвать жизнью? Обстановка комнаты в которой Чох жил последние три месяца больше напоминала ему барак в пригороде Горно-Алтайска, где он терпеливо существовал в течение трех лет, ожидая исполнения своих желаний, первым из которых, было желание убить.

Выцветшие линялые обои, отвратительного болотного цвета, обшарпанная штукатурка на потолке, запах затхлости и разрушения. Он всегда так жил, будто этот интерьер, воссоздавался из его внутреннего пространства, где бы он ни появлялся. Но Чох обычно не обращал на это внимания. Он знал, что пространство внутри, до краев наполнено разрушением, но вот вина за это захлестнувшее его чувство целиком лежала на нем, человеке который отравил его жизнь.

Чох сжал кулаки и, метнувшись с кровати вниз, на грязный пол, вцепился ногтями в доски, сдирая с них опостылевшую грязно-оранжевую краску. Из его груди вырвался отчаянно-злобный рык, словно зашедшийся в агонии раненый зверь терзал в исступлении своего ненавистного противника. Он и был раненым зверем. Духом, запертым в проклятое тело.

Чох мучительно выгнулся и, перевернувшись на спину, замер, уставившись пустым взглядом в серый потолок, покрытый тонким слоем сажи. Его душа кровоточила. Боль, во много раз превосходящая физические страдания, распирала изнутри грудь, угрожая взломать грудную клетку и вывернуть наружу искореженные ребра. Было невыносимо держать внутри эту месть, ставшую уже неотъемлемой частью организма, пропитавшую каждую клеточку тела подобно едкому поту. Нужно было выплеснуть ее вовне, или, Чох это отчетливо ощущал, она взорвет его подобно воздушному шару, получившему избыточную порцию водорода.

«Я тебя убью! Убью…» - он оскалил зубы в зловещей усмешке и погрозил потолку нервно сжатым кулаком, - «я найду тебя и вырву тебе сердце!».

Он знал, ждать осталось уже совсем недолго. Азйа сказала, что это случится не позже чем через две-три недели. А что такое две-три недели по сравнению с вечностью, которую он потратил на взращивание ненависти в потаенных глубинах собственного существа?

Вспомнив об Азйе, Чох уронил на пол расслабленную руку и закрыл глаза. Что бы он делал без нее? Его маленькая дочка… Возможно, он хотел для нее иного будущего, но этот ублюдок не оставил для них иного выбора. Для всей их семьи. Он всех их превратил в убийц, и теперь у них был только один стимул существования, только один принцип, объединяющий их семью наподобие невидимого клея – месть.

Азйа. Он даже имени ей дать не смог. Все, как всегда, сделала за него его мать, эта старая ведьма, вдохнувшая в них дух разрушения. Она всегда все решала за него и за его дочку. И имя это она придумала для нее сама. Могло показаться, что в нем слышится упоминание их древней родины, места их рождения – Азии, но Чох знал, что это не так. Для него, в этом имени отчетливо слышалось иное название – Айза, злой дух. Эта ведьма уже тогда знала истинное предназначение для каждого своего выродка. Она проложила для них четко очерченный путь, свернуть с которого было невозможно. Они стали для нее мрачными ангелами смерти, духами-мстителями, ее грозным и неотвратимым оружием.

Стремительным движением Чох разорвал на себе рубашку и вонзил хищно изогнутые пальцы себе в грудь, так, как это он только что делал с полом под собой. Кровь хлынула по коже тонкими красными ручейками, заливая рубашку, но Чох не чувствовал боли. Наоборот, он испытывал какое-то странное наслаждение, которое притупляло душевные муки. В глазах замелькали вспышки света и тьмы, накладываясь на опостылевший интерьер комнаты.

«Азйа! Где ты, доченька? Мне плохо без тебя!».

Чох уже знал, что он будет делать, после того, как выполнит возложенную на него миссию отмщения. Сначала он убьет всех, кто был связан с этим последним тайшином, затем он прикончит его самого, а потом, он вернется к своей матери и убьет и ее. Это будет последним шагом к его свободе, его и его дочери. А потом они с Азйей уедут далеко-далеко, так далеко, что никто из людей даже поверить не сможет в само существование подобных мест. Уже скоро. Это произойдет очень скоро.

«Ты слышишь меня? – злобно прошептал Чох, проведя липкими руками по лицу, оставляя на нем кровавые следы, наподобие боевой раскраски индейца, вышедшего на тропу войны, - Скоро! Я уже иду. Молись своим убогим богам, я и их убью. Убью. Никто не сможет меня остановить…».

В тесном пространстве обшарпанных стен возник и забился рикошетом хриплый торжествующий смех, похожий на рык и на стон одновременно. Он бы непременно напугал соседей Чоха, но они уже привыкли к подобным звукам, списывая их на выходку нелюдимого придурка-алкаша, впавшего, по всей видимости, в очередной запой или в его крайнюю фазу – приступ белой горячки, наполненной бредовыми видениями и образами.
***

ТАЙШИН. (Записи в дневнике)

Максим Ковров – 29 лет.

«19.04.00 г.,

Прошлое… Как ускользающие обрывки яркого сна. Как клочья тумана тающего поутру. Если бы не эти записи в дневнике, я уже не смог бы отличить иллюзию и явь, перемешавшуюся за моей спиной в зыбкий и текучий узор. Тай-Шин. Община шаманов Белой Волчицы. Время обучения стерлось из моей памяти, став похожим на одну из тех сказок, которыми наше сознание украшает нашу личную историю. Было ли это на самом деле? Мой разум говорит что нет, мое тело уверяет меня в обратном. В любом случае, я опять погружаюсь в то отвратительное состояние, когда тело и разум вступают в опустошительный конфликт, разрушающий меня день за днем. Из всего, что осталось у меня от прошлого, это мои записи и мои воспоминания. Шаманы Тай-Шин ушли, и я цепляюсь за воспоминания о них, с отчаянием человека обреченного на одиночество. Когда я жил в Барнауле, я почти ежедневно ездил на обгоревшие остатки Дома Тишины, в котором проходило мое обучение. Но именно это зрелище, скорее всего и надломило меня. Я, наконец, с предельной очевидностью понял, что остался один. Один во враждебном для меня мире. Я вспомнил слова тайшина Айрука: «Как левая рука может напасть на правую? Как дерево может испытывать вражду по отношению к своей ветви? Мир враждебен только для того, кто изолировал себя от него, кто вступил с ним в изнурительную битву, в которой не бывает победителей». Это воспоминание добило меня окончательно. Я понял, что замкнулся в непроницаемую сферу, отгородившую меня от окружающего, плотным непроницаемым пологом. Мне хотелось спрятаться в спасительной внутренней Пустоте, сжаться в комок, закрыть глаза. Возможно, именно эта слабость и спасла меня от срыва: я ушел глубоко внутрь своего существа, в мерцающую Пустоту, растекшуюся гигантским аморфным океаном на дне моего Я, утратившего свои границы. Там, я обнаружил нечто, заставившее меня испугаться и обрадоваться одновременно. Я нашел там сумерки, остудившие мое отчаяние и скрасившие боль одиночества. Но, в них, было так же, и что-то устрашающее. Какая-то темная сторона, скрывающая в себе причину всех моих страхов…».
«23.04.00 г.,

Я решил покинуть Барнаул и сменить среду обитания. Мне необходима встряска, новые впечатления, новый круг знакомств, новое жилье. Вчера позвонил Авилов из Новосибирска, и сообщил хорошую новость: его рекомендации были приняты, моя кандидатура уже одобрена, и меня ждут со дня на день. Крупная торгово-промышленная компания, отличная зарплата, свободный график работы и полная независимость в принятии решений. Завтра выезжаю в Новосибирск».

Обжигающе горячий воздух, невидимой глазу лавиной, хлынул с крыш города вниз, на людные улицы, удушающее плотным маревом, встречая на своем пути лишь слабое сопротивление окон, охлажденных прохладой создаваемой кондиционерами.

Тяжелое июньское пекло безраздельно господствовало в Новосибирске уже четвертые сутки, навевая горожанам неуловимую ностальгию по майской свежести или даже по апрельскому легкому холодку.

- Опять сегодня будет жара, - генеральный директор торгово-промышленной компании «СИУС» Евгений Алексеевич Воронцов раздраженно вытянул из-под воротника сорочки надоевший галстук и, вернувшись к своему столу, взял с гладкой полированной поверхности миниатюрный пенал пульта дистанционного управления системой «климат-контроля». Через несколько секунд в кабинет хлынул прохладный воздух, а на окна неслышно опустились затемненные светофильтры. В помещении возник приятный, овеваемый свежестью, полумрак.

Максим деликатно кивнул, соглашаясь, не то с констатацией раздражающего климатического факта, не то с метаморфозами, произошедшими в кабинете. Он сидел в мягком кожаном кресле расположенном напротив кресла гендиректора и ждал продолжения разговора, инициатором которого был Воронцов. Максим уже два месяца работал в «СИУСе» и уже был готов поделиться со своим шефом первыми результатами своих исследований. Формально, он был приглашен в фирму для создания корпоративной миссии организации, но на самом деле спектр выполняемых им функций оказался гораздо более широким. Воронцову рекомендовали его как высококлассного специалиста по информационно-психологической безопасности. И хотя, само определение подобных изысканий было несколько расплывчатым и туманным, Воронцов четко обозначил ему векторы желаемого результата: сведение к минимуму любой утечки стратегической информации «СИУСа», поиск и нейтрализация деструктивных элементов в коллективе и замена их на более надежных и функциональных, создание корпоративной культуры, позволяющей объединить воедино первые два пункта. Максим окунулся в работу с каким-то необъяснимым чувством наслаждения. Это не было похоже на бегство от себя, наоборот, это было великолепной возможностью опробовать свои силы, пробудить себя к действию, развернуть вовне крылья своего обостренного восприятия. Работая, он чувствовал себя демиургом, видоизменяющим огромную, отлаженную годами, торговую империю. Его не заботил результат, как финансовый или имиджевый фактор. Он чувствовал, что от его успеха будет зависеть не только его дальнейшая адаптация в социуме, но скорее, его уверенность в собственных силах, ощущение того, что он жив и многое может сделать. И, поэтому, его деятельность в «СИУСе» больше напоминала не методичное и взвешенное исследование, а стремительное движение вперед набравшего скорость локомотива, когда обострены до предела все инстинкты и решения принимаются мгновенно и бесповоротно.
- А что это такое за термин: «эгрегор»?

Максим задумался на секунду, словно решая продолжать эту тему, или свернуть ее под благовидным предлогом и перевести разговор в другое русло.

- Это несколько специфический термин. Вошел в широкое употребление после публикации «Розы Мира» Даниила Андреева, который позаимствовал его из терминологии мистического иудаизма. Слышали?

Воронцов отрицательно кивнул головой.

- Был такой известный философ, - Максиму не хотелось вдаваться в подробности, и он решил ограничиться общей информацией, - написал в тюрьме свое самое значительное произведение и назвал его Метаисторией… Так вот, там термин «эгрегор» используется для определения некой общности энергетических полей, которые объединяются в один автономный невидимый организм. То есть, попросту говоря, несколько насыщенных эмоциями и информацией идей, могут образовать эгрегор, который, в свою очередь начинает существовать в пространстве самостоятельно, трансформируя данные идеи, в соответствии со своими целями.

- Ну-ка, ну-ка, поподробнее… - Воронцов явно заинтересовался темой, - что-то подобное я действительно слышал…

- Это может быть недолговечное зыбкое образование, а может быть очень мощной и влиятельной системой. Все зависит от потенциала породившего данный эгрегор, и от его энергетической структуры. В качестве структурных элементов эгрегора выступают люди, подпитывающие его своей энергией. Поэтому эгрегоры могут подразделяться на политические, социальные, религиозные, профессиональные.

- А фирма тоже имеет свой эгрегор?

- Безусловно. Вот тут-то и возникает ситуация взаимоотношений директора фирмы, ее сотрудников и эгрегора. Дело в том что, создавая любую организацию, ее основатель автоматически создает и ее эгрегор, который в свою очередь вступает во взаимодействие с другими эгрегорами окружающими его: эгрегором государства, эгрегорами контролирующих и курирующих органов, эгрегорами клиентов и конкурентов данной организации. Кроме того, внутри эгрегора тоже идет постоянная деятельность: сотрудники фирмы также находятся в постоянном взаимодействии – подсиживают друг друга, карабкаются по карьерной лестнице, продаются конкурентам, да мало ли что… И вот во всей этой кутерьме возникает один очень важный вопрос: управление эгрегором. Потому что аксиомой является непреложное правило: если директор фирмы не управляет эгрегором, эгрегор начинает управлять им.

- Интересно, - Воронцов с явным интересом рассматривал Коврова, прищурившись и облокотив голову о широкую ладонь, - Макс, я вот все хочу у тебя спросить, откуда такие познания? В ВУЗах, насколько я знаю, таким вещам не обучают? Когда Авилов рекомендовал тебя, он обмолвился насчет того, что ты якобы обучался шаманизму в Горном Алтае. Это правда?

Ковров откинулся на кожаную спинку кресла и провел рукой по деревянному отполированному подлокотнику.

- Шаманизм невозможно изучать, это не наука и не учение. Шаманизм - это стиль жизни, мировосприятие. Его можно только переживать. И эти переживания, не имеют ничего похожего на те аналогии, которые люди обычно подбирают для описания шаманизма.

Воронцов хмыкнул и покачал головой.

- Но ты же встречался с шаманами?

Ковров кивнул.

- Да, встречался.

- Насколько я знаю, в Горном Алтае сейчас каждый третий алтаец – шаман. Деградирующая нация. Выживают за счет воровства и туризма. А для туризма мифотворчество и фольклор – первое дело. Вот и объявляет себя каждый, кто посмекалистей, шаманом.

Ковров вздохнул и развел руками:

- Да, алтайцам сейчас нелегко, но это их боль, и то состояние, в которое они себя загнали, имеет под собой очень глубокую основу. Это древнее наследие, которое спрятано под землей Алтая. Оно влияет на его жителей, делая их либо невероятно сильными, либо ничтожно слабыми. Последних, как вы понимаете, всегда будет больше.

Воронцов опять изобразил на лице неподдельный интерес.

- А что же это за наследие?

- Это очень объемная тема. Если вы не возражаете, Евгений Алексеевич, то я не хотел бы сейчас касаться ее.

Гендиректор наклонился к пульту селектора и попросил секретаря приготовить им чай, затем он улыбнулся и понимающе кивнул.

- Хорошо, Макс, но тема для меня действительно интересная, и я бы хотел как-нибудь вернуться к ней. А сейчас, давай продолжим беседу о эргегорах. Ты остановился на управлении эгрегором. Как я понимаю, это имеет отношение к тем выводам, которые ты сделал относительно «СИУСа»?

Дверь в кабинет неслышно отворилась, и секретарь, красивая рыжеволосая девушка, впорхнула в помещение, подобно легкому летнему ветерку. В руках она держала поднос с двумя тонкими фарфоровыми чашечками, тарелочкой с лимоном, и вазой с печением и конфетами. Через несколько секунд, девушка так же неуловимо исчезла, а содержимое подноса, опять же, неуловимым образом, переместилось на специальный чайный столик, стоящий в углу кабинета. Собеседники перешли за сервированный стол.

- Корпоративный эгрегор очень сильно отличается, например, от эгрегора религиозного. Его инициатор, то есть генеральный директор, это предельно конкретное лицо, со своими слабостями, желаниями, возможностями. Но эгрегор имеет тенденцию расти, он включает в себя все большее количество людей, и чаще всего случается так, что директор перестает контролировать все происходящее в организации. Вот тогда-то, и возникает потребность в корпоративной культуре. Любому директору необходимо иметь инструмент, с помощью которого он мог бы контролировать как отдельные сегменты, так и весь эгрегор в целом. Но для управления эгрегором этого недостаточно. – Максим сделал выразительную паузу.

- Директор, который хочет управлять эгрегором своей фирмы, должен обладать знаниями, значительно превосходящими знания обычного человека.

Воронцов присвистнул и поставил дымящуюся чашечку на салфетку.

- Круто, Макс, ты загибаешь. И что же это за знания?

Ковров повернул голову в сторону светофильтров, на которых ярким круглым пятном завис в небе диск солнца.