Вадим Кирпиченко

Встречи с А.Н.Косыгиным

В период с 1955 по 1973 год мне приходилось время от времени встречаться с Алексеем Николаевичем Косыгиным. Помимо разных заседаний, совещаний и приемов трижды я имел возможность по несколько дней подряд общаться с ним, докладывать ему разведывательную информацию, рассказывать об обстановке в арабском мире, переводить его беседы, сопровождать в поездках, принимать участие в его охране и просто беседовать с ним. Большинство этих встреч связано с Египтом.

Никто другой из советских руководителей не производил на меня такого сильного и глубокого впечатления, как Алексей Николаевич. Прежде всего, он не старался напустить вокруг себя византийского тумана, держался естественно и просто, не подчеркивал ни своей значимости, ни своей осведомленности, ни своей причастности к высшему руководству. Казалось, что громадные знания и опыт начисто избавляли его от необходимости думать о том, как преподнести себя внешнему миру. А.Н.Косыгина отличали компетентность в делах государства и в вопросах экономики, твердость характера, строгость мышления, конкретность во всем.

Несомненно, А.Н.Косыгин по своим деловым, а также моральным качествам стоял выше большинства своих коллег по политбюро ЦК КПСС и правительству СССР, не говоря уж о Брежневе. Об организаторских способностях Косыгина говорит, в частности, его быстрое продвижение в высшие эшелоны руководителей советской экономики. Конечно, в 1937-м и последующих годах выдвижение на руко-

128

водящие посты происходило по особой модели: одних сажали, а других выдвигали, — но служебный рост Алексея Николаевича показателен по-иному. В тридцать три года он — директор прядильно-ткацкой фабрики в Ленинграде, в тридцать четыре — председатель Ленинградского горисполкома, в тридцать пять — нарком текстильной промышленности СССР, в тридцать шесть — заместитель Председателя Совнаркома.

Во время первого визита Гамаля Абдель Насера в Советский Союз А.Н.Косыгин был в числе сопровождавших президента лиц. Во время поездок Насера по Союзу в одной машине с ним находился Н.А.Мухитдинов, а в машине со вторым лицом в делегации—вице-президентом Объединенной Арабской Республики сирийцем Акрамом аль-Хаурани — Косыгин, я же был с ним постоянно в качестве переводчика.

Много разговоров на самые разнообразные темы велось и с аль-Хаурани, и с представителями местных властей. Запомнились мне лишь наиболее острые ситуации, в которых проявились ясность и конкретность мыслей и суждений Косыгина. На Кавказе, в районах Сухуми и Сочи, мы много ездили по окрестностям, и Косыгин живо интересовался у местных деятелей — грузин и абхазцев — состоянием экономики, новостройками, благоустройством городов и сел. Однажды, заметив чахлые деревца по обе стороны дороги, Косыгин спросил у представителя местной власти:

— Что это за деревья?

— Не знаю, Алексей Николаевич.

— А что вы вообще сажаете вдоль дороги и какую цель при этом преследуете?

Тот же ответ. Рассердившись, Косыгин дал точную рекомендацию, какие деревья следует сажать в этом районе, для чего и почему.

— Будет сделано! — последовал ответ.

В другой раз Косыгин, увидев водохранилище, начал спрашивать, сколько в нем воды и как она расходуется. Последовали сбивчивые и неуверенные ответы. Тогда Алексей

129

Третий случай из этой же серии. Желая как-то сгладить положение после неудачных ответов, Председатель Верховного Совета автономной республики выдал положительную информацию:

— Алексей Николаевич, мы недавно закончили в республике строительство большого завода (последовало его название), очень вас ждали на открытие, приглашение специально послали!

— Ну и зря ждали, — отрезал Косыгин, — и приглашать меня было вовсе ни к чему, раз вы задержали строительство на целый год!

Вот такие случались веселые разговорчики. В Ленинграде Алексей Николаевич заметно оживился и повеселел. Здесь он уже выступал в качестве главного гида. Много и увлеченно рассказывал Насеру о Ленинграде, показывал ему здания, где он жил и работал. Не преминул вспомнить и свою жену Клавдию Андреевну. Рассказал Насеру, что она была в свое время специалистом по аккумуляторам для подводных лодок, и с гордостью упомянул, что одной из первых женщин, совершивших плавание на подводной лодке (с целью испытания своей продукции), была именно она. На Насера, как потом мы выяснили, Алексей Николаевич произвел очень хорошее впечатление, и в дальнейшем он всегда стремился к общению с ним.

Следующая продолжительная встреча с А.Н.Косыгиным состоялась уже при драматических обстоятельствах.

В качестве главы советской делегации он приехал для участия в похоронах Г.А.Насера в конце сентября 1970 года. Помимо дел, связанных с траурными церемониями, выражением соболезнования семье Насера и руководителям Египта, Косыгина очень интересовали складывавшаяся в стране ситуация, перспективы отношений Египта с СССР, а также личность Садата, который, являясь вице-президентом, уверенно выдвинул себя в качестве единственного преемника Насера.

130

— Вы уж слишком набросились на него... да не так уж, наверное, все мрачно...

— Нет, — настаивал я, — мало того, он еще и человек ярко выраженной западной ориентации и будет вести курс на свертывание отношений с СССР.

Это был тот случай, когда я с полной уверенностью в правоте излагал свое мнение, не очень думая о подыскивании более сдержанных формулировок. Косыгин с обеспокоенностью воспринял эту информацию и пытался аккуратно проверить ее через египетских деятелей. Я не помню, при каких обстоятельствах состоялся его разговор с видным политическим деятелем Египта Али Сабри, но смысл высказываний последнего сводился к следующему:

— Мы, верные ученики Насера и его убежденные последователи, полностью владеем ситуацией в стране. Управлять будем мы, а Садат будет скорее представительствовать. У нас в руках все: и армия, и партия, и органы безопасности...

Однако коварство Садата сторонники Насера явно недооценили. 13 мая 1971 года он без единого выстрела, без всякого кровопролития переловил их поодиночке, посадил за решетку и объявил заговорщиками и врагами нации. Продержал их Садат в местах заключения ровно столько, сколько было нужно, чтобы они стали для него полностью безопасны ввиду изменения строя и прихода новых лиц в армию, органы госбезопасности и ключевые министерства. По иронии судьбы, как писала какая-то каирская газета, Шаарави Гомаа был водворен в тюрьму, на дверях которой красовалась

131

мемориальная доска с надписью, что тюрьма открыта в присутствии и с участием министра внутренних дел Шаарави Гомаа...

Третий и последний раз продолжительное общение с А.Н.Косыгиным имело место также в условиях кризисной ситуации, во время октябрьской войны. Советский премьер прибыл в Каир 16 октября 1973 года, чтобы разобраться в обстановке и доложить руководству СССР о наших дальнейших шагах. Это был уже другой человек. За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых. Поэтому основная информация о переговорах с Садатом шла, конечно, шифротелеграммами.

132

События октябрьской войны многократно описаны, и нет смысла возвращаться к этой теме. Первоначальный успех Египта из-за нежелания Садата продолжать войну и протянуть руку помощи Сирии сначала привел к топтанию египетской армии на месте, а затем закончился поражением, которое было названо победой.

По возвращении во дворец уже поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут двадцать гулять по дворцовому парку, и во время этих прогулок беседа продолжалась. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и переключался на более интимные темы. Говорил он и о своем возрасте, о состоянии здоровья, о необходимости не поддаваться наступающим недугам и немощам. При этом он распрямлял плечи, словно показывая, как надо это делать. На второй этаж дворца он тоже пытался быстрой, молодцеватой походкой подниматься по лестнице, минуя лифт.

— В следующем году мне будет семьдесят лет — это уже много.

Я, естественно, говорил какие-то ободряющие слова. Несколько раз он рассказывал, как И.В.Сталин поручил лично ему сопровождать де Голля, когда тот впервые приехал в Советский Союз. И то, что речь шла о де Голле, и то, что это было личное поручение Сталина, Косыгину, по-видимому, было приятно вспоминать. Однажды, уже совсем неожиданно,

133

Алексей Николаевич заговорил о том, что несколько лет назад потерял жену, что она была очень образованной и доброй женщиной, настоящим другом. И от этих откровений, сделанных, по существу, незнакомому человеку, мне стало как-то тоскливо. Я вдруг почувствовал, что он очень одинок, что ему надо выговориться, что невмоготу хранить в себе свои тяжелые мысли. Очевидно, предположение о его моральном одиночестве было верным: к тому времени прошло уже семь лет после смерти жены, а говорил он об этом так, будто эта невосполнимая утрата была совсем недавно, чуть ли не на днях. Жизнь все больше пригибала его, он чувствовал наступление дряхлости, да и отношения с Брежневым были крайне напряженными, если не сказать враждебными. От моих встреч с Алексеем Николаевичем остались у меня ощущения безысходной грусти и теплое чувство к большому человеку.

Во время этого пребывания Косыгина в Египте достичь какого-либо взаимопонимания с Садатом не удалось, перспектива наших отношений с Египтом представлялась весьма неопределенной. Но нашей работой Алексей Николаевич остался доволен, и вскоре до Каира дошли положительные отклики на этот счет.

Два дня спустя Андропов неожиданно вызвал меня уже в свой кабинет на Лубянке и объявил, что имеет намерение назначить меня заместителем начальника разведки — начальником Управления «С» — нелегальной разведки. Это прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Предложение, как мне казалось, никакой логикой не было связано с моей предыдущей работой, поскольку сформировался я как специалист по арабским странам и Африке. Я вежливо, но довольно решительно начал отказываться, особенно настаивая на том, что нелегальную разведку представляю себе слабо и что я специалист совсем в другой области. Андропов заявил, что это предложение я должен рассматривать как приказ, а что касается моей пригодности, то он-де давно присматривается ко мне и считает, что моя прежняя работа в кризисных условиях позволяет доверить мне этот непростой департамент. В дальнейшем я не раз пытался разобраться в причинах крутого поворота в моей разведывательной биографии. Вышел на несколько версий и столкнулся даже с некоторыми легендами на этот счет, но все было не очень достоверно, а главное, уже неактуально.

После разговора с Андроповым я поехал в Каир сдавать дела, прощаться с друзьями, а по возвращении в Москву долго ждал приема у Брежнева. Почему Андропов повел меня к нему — не совсем понятно, тем более что протоколом такая процедура не предусматривалась. Очевидно, этим жестом Юрий Владимирович хотел приободрить сотрудников нелегальной разведки, дать понять, что «наверху» придают большое значение этой службе.

Визит к Брежневу состоялся 25 апреля 1974 года. Генсек был ласковый, томный, неторопливый, незамысловато шутил. Говорил он — явно с подсказки Андропова и его же словами — о том, что работа в нелегальной разведке штучная, что туда должны идти самые стойкие, смелые, сильные, без всяких слабостей и изъянов люди. Партия ценит этот коллектив, и мне-де оказано большое доверие. Помня строгий наказ, данный Андроповым по дороге к Брежневу: «Не подумай отказываться от предложенной работы во время приема у Генерального секретаря», — я поблагодарил за советы и за назначение, а сам с огромным беспокойством думал о том, чем мне предстояло заниматься, с чего начать, справлюсь ли и за что мне выпала такая участь.

В таких смятенных чувствах я и приступил к работе в новой должности, в которой проработал пять с небольшим лет, пролетевших, как мне сейчас представляется, мгновенно. Это были годы дальнейшего приближения нелегальной разведки к насущным задачам советской внешней разведки в целом, годы упорных поисков новых форм и методов работы, омоложения коллектива, настоящего творчества, скромных побед, а также огорчений и разочарований, без которых никакая разведка не обходится. Но судьба в те годы была к нам благосклонна. За период моей службы в нелегальной разведке не было ни измен, ни крупных провалов. Но здесь уже, как говорят, кому как повезет.

За нашей деятельностью пристально следил Андропов. По своему положению председателя комитета он вроде бы и не должен был интересоваться мелочами нашей жизни, но он, как ни один другой председатель, ухитрялся вникать в мельчайшие детали специфической работы нелегальной

136

разведки. Очевидно, оттого, что он состоял на учете в парторганизации Управления «С», он уделял этому коллективу повышенное внимание. Авторитет Андропова в Управлении «С» стоял высоко, тем более что он находил время встречаться со многими нелегалами, часто сам вручал им государственные награды, помогал решать сложные житейские проблемы.

Ко мне не раз обращались и корреспонденты, и наши работники с предложениями рассказать что-нибудь интересное из жизни и работы нелегалов или подсказать тему для публикаций, но я всегда отвечал отказом, полагая, что нелегальная разведка — это святая святых всей разведывательной деятельности. Не желая тем не менее обойти молчанием этот важный период моей работы в разведке и этот удивительный коллектив, я все-таки коснусь немногого, избегая конкретики.

Что же это за люди — нелегалы — и откуда они берутся? Кандидатов мы ищем и находим сами, перебирая сотни и сотни людей. Работа действительно штучная. Чтобы стать нелегалом, человек должен обладать многими качествами: смелостью, целеустремленностью, сильной волей, способностью быстро прогнозировать различные ситуации, устойчивостью к стрессам, отличными способностями к овладению иностранными языками, хорошей адаптацией к совершенно новым условиям жизни, знанием одной или нескольких профессий, дающих возможность зарабатывать на жизнь. Перечисление свойств характера, необходимых для разведчика-нелегала, можно было бы продолжить, удлиняя

137

Если наконец найден человек, у которого все перечисленные качества в той или иной мере есть, это вовсе не означает, что из него получится разведчик-нелегал. Необходимы еще какие-то свойства натуры, неуловимые и трудно передаваемые словами, особый артистизм, легкость перевоплощения и даже некоторая, хорошо контролируемая склонность к приключениям, какой-то разумный авантюризм. Часто сравнивают перевоплощение нелегала в другого человека с игрой актера. Но одно дело — перевоплощаться на вечер или на театральный сезон и совсем другое — превращаться в другого, некогда жившего или специально сконструированного человека, мыслить и видеть сны на чужом языке и не позволять думать о самом себе в реальном измерении. Поэтому у нас часто шутят, что нелегалу, вышедшему на оперативный простор, уже можно смело давать звание народного артиста.

За время подготовки и практической работы в разведке нелегал приобретает многое: обширные знания, в частности в политических и экономических вопросах, несколько профессий, иностранные языки, — но и жертвует многим. Трудно в этих условиях устроить семейные дела: жена, дети, родители — тут вереница бесконечных сложностей, и редко удается все решить более или менее удовлетворительно.

Нелегальная разведка существенно отличается от других звеньев внешней разведки своей спецификой и налагаемой ею особой ответственностью. Во всяком случае, для меня годы работы в Управлении «С» — это время наивысшего морально-психологического напряжения, когда нервная система, казалось, была на грани возможного. Ни до того, ни после я не испытывал подобных нервных перегрузок.

Труд разведчика-нелегала попросту несравним с работой разведчика обычной резидентуры. Каким бы напряженным ни был день сотрудника разведки, работающего, скажем, «под крышей» посольства, вечером он все-таки возвращается в свою семью и забывает тревоги дня, наступает расслабление. У нелегала нет родной «крыши», нет места, где можно расслабиться и забыться, и часто нет рядом семьи. Он, как теперь стало модно выражаться, соци-

138

За время руководства Управлением «С» мне нередко приходилось провожать молодые супружеские пары на нелегальную работу, регулярно встречаться со зрелыми разведчиками и с ветеранами, ставшими воспитателями молодежи. Больше всего было забот с новичками. Проблемы их подготовки, их семейные дела, их документация под иностранцев, трудоустройство за границей. И при этом ни одного легкого вопроса. Иногда приходилось выступать даже в необычной роли то ли священника, то ли заведующего отделением загса — давать санкции на заключение брака. И такое случалось.

Нелегал готовится для работы келейно, узким кругом преподавателей-тренеров. Эта ограниченность общения является отрицательным моментом. Отрыв молодых нелегалов от остальных сотрудников управления мы всегда старались восполнить созданием дружного микроколлектива, где люди были бы психологически совместимы, как в космическом экипаже при продолжительном полете. И нам удавалось создавать вокруг нелегалов дружескую, семейную атмосферу.

Молодые нелегалы, отправлявшиеся на боевую работу, всегда напоминали мне людей, которых, едва они научились плавать, сразу пускают в дальний заплыв. И доподлинно никогда не известно, хватит ли у них сил одолеть длинную дистанцию. И всех тех, кто работал с молодым нелегалом или молодой парой в Центре, не покидает беспокойство, не отпускает тревога, пока нелегалы не подадут весточку, что добрались до места назначения и все у них в порядке. Эту высокую меру ответственности, постоянное нервное ожидание во время передвижения нелегалов к месту назначения и все последующие волнения за их работу и судьбу выдерживали не все: бывали случаи, когда сотрудники нелегального управления просили перевести их на более спокойный участок. И каким же счастьем было увидеть молодую пару через два-три года, когда они приезжали в отпуск, став уже настоящими профессионалами, обретя уверенность в своих силах, свободу, раскованность!

Встречаясь с опытными нелегалами, учишься у них сам. У каждого свой неповторимый опыт приживаемости за границей. Руководители нелегальной разведки должны почув-

139

С большим уважением в Управлении «С» относятся к нелегалам-ветеранам, закончившим боевую работу за границей и приступившим к работе в Центре в качестве воспитателей молодежи. У каждого позади яркая, необычная жизнь, которая и в эпоху гласности известна лишь немногим.

Я упомяну здесь только о Марии Павловне и о Крогерах, с которыми мне самому приходилось работать и о которых уже неоднократно появлялись публикации в нашей прессе, а о Крогерах даже был снят неплохой фильм.

Мария де Лас Эрас Африка, или, как мы ее называли, Мария Павловна — испанка. В молодости она была красивой миниатюрной женщиной, темпераментной и решительной. Свою судьбу с советской разведкой она связала еще в 1937 году. Во время Великой Отечественной войны была радисткой в знаменитом партизанском отряде Героя Советского Союза Д.Н.Медведева, в котором сражался и Николай Кузнецов, использовавший в свой работе методы нелегальной разведки.

После войны, с 1945 по 1967 год, Мария Павловна находилась на нелегальной работе в странах Латинской Америки. Она умела делать все: работала с агентурой, сама добывала документы, нужные для нелегальной разведки, прикрывала деятельность других нелегалов, работала на рации. По натуре своей Мария Павловна была правдоискательницей. Всякие неполадки, проявления неорганизованности возмущали ее до глубины души, и если эти недостатки и упущения не устранялись, она была вне себя от ярости. Отойдя от разведывательной работы, Мария Павловна занималась подготовкой молодых нелегалов. Полковник Африка скончалась в 1988 году.

Герои Российской Федерации Хелен и Питер Крогеры (Леонтина и Моррис Коэны) давно получили всемирную известность как советские разведчики высокого класса.

140

Питер связал свою судьбу с нами еще во время гражданской войны в Испании, где сражался на стороне республиканцев. Хелен тоже была сотрудницей советской разведки.

24 декабря 1992 года на 80-м году жизни Хелен скончалась. Она знала, что скоро умрет. Говорила об этом спокойно и свое мужество и силу характера показала даже в последние дни жизни.

Питер не надолго пережил боевую подругу. Мы похоронили его 23 июня 1995 года.

Почему нужны нелегалы в разведке? По многим причинам. Прежде всего потому, что за официальными российскими представителями всегда может следовать «хвост», видимый или совершенно невидимый (с учетом развития технических средств), а за нелегалом, если он сам не совершил какой-либо ошибки, не ведется наблюдение. Географическое пространство для граждан России за рубежом ограничено всевозможными зонами, а разведчик-нелегал может передвигаться свободно. С рядом государств наша страна не имеет дипломатических отношений, а по делам разведки там иногда необходимо бывать.

Не так уж долго мне пришлось трудиться в Управлении «С», но у меня на всю жизнь осталось большое удовлетворение от работы в нелегальной разведке, громадное уважение ко всем товарищам и соратникам по этому тяжелому цеху и особенно, конечно, к нелегальному аппарату — золотому фонду разведки.
Юрий Владимирович Андропов
Писать об Андропове сложно и ответственно. Сложно потому, что сам он был человек непростой и вряд ли с кем-нибудь до конца откровенный. Ответственно потому, что он стоял у руля нашего государства, а это само по себе требует серьезного отношения пишущего к оценке таких лидеров. Поэтому мои страницы об Андропове — это лишь наброски, попытка воссоздать некоторые черты его характера, вспомнить обстоятельства встреч и бесед с ним.

Начну с того, что Комитет госбезопасности явно нуждался в приходе человека такого масштаба, как Андропов. С одной стороны, нужен был опытный государственный деятель, а с другой — человек, которому эта служба была бы интересна и который был бы способен в своей работе дойти до низов, до понимания проблем рядовых исполнителей. Андропов, на мой взгляд, в наибольшей степени обладал такими качествами. Где он находил время для всестороннего охвата деятельности КГБ, остается загадкой. Здесь, конечно, проявились и особый дар, и настрой на такую работу. Но при этом каждый человек сам по себе был ему интересен, он постоянно вел поиск деятельных и содержательных людей, чтобы использовать их наиболее эффективным образом.

Каждый из предшественников Ю.В.Андропова проработал на посту председателя КГБ всего по нескольку лет, и лишь он поставил абсолютный рекорд — возглавлял службу безопасности государства в течение почти пятнадцати лет. Этот период целиком приходится на так называемые застойные годы, но для сотрудников Комитета госбезопасности это были годы известной стабильности, организованности и порядка.

Первый председатель КГБ И.А.Серов не был свободен от груза прошлых преступлений, тяготевших над органами государственной безопасности, и плохо вписывался в изменения в стране, происходившие в 50-е годы.

А.Н.Шелепин, по общему впечатлению сотрудников, чувствовал себя на посту председателя человеком временным и не пустил глубоких корней в комитете, а его преемник В.Е.Семичастный еще далеко не сформировался как государственный деятель, в нем было больше комсомольского задора, чем политической мудрости.

Что касается Ю.В.Андропова, то к моменту его назначения в КГБ в мае 1967 года за плечами у него был уже солидный послужной список: руководящая партийная работа в Карелии, посты посла СССР в Венгрии, заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС. И он, как это почувствовалось довольно быстро, пришел в КГБ всерьез и надолго.

Получив известие о назначении Андропова председателем, мы, естественно, попытались выяснить у знакомых в аппарате ЦК КПСС, что он собой представляет. Ответы были обнадеживающими, однозначными и весьма лаконичными: «Ребята, вам повезло».

Однако для самого Юрия Владимировича приход в КГБ не был простым. Он серьезно беспокоился, как его здесь воспримут, очевидно, еще не сознавая в полной мере, какие изменения произошли в госбезопасности к 1967 году, когда в системе практически уже не осталось людей, начинавших работу в органах в предвоенные годы.

В комитете Ю.В.Андропова встретили с надеждой на то, что при нем будет больше порядка, организованности, определенности и меньше сумасбродства, злоупотреблений и нарушений законности. Андропов привел с собой из аппарата ЦК КПСС небольшую команду, не более десяти человек. Держались они на первых порах тесной стайкой и все старались выяснить, нет ли вокруг Юрия Владимировича недоброжелательности или, не дай Бог, не зреет ли какая крамола. Эта группа была предана ему лично и стремилась всеми доступными средствами работать на повышение его авторитета, что порой выглядело даже смешным и наивным из-за прямоли-

143

Пока команда врастала в жизнь КГБ, Андропов сам вел постоянный поиск новых людей для выдвижения на ответственные посты. Был он на первых порах склонен к быстрым очарованиям и разочарованиям. Смелый в суждениях, эрудированный человек сразу привлекал внимание Андропова, он его быстро двигал вверх, а потом, случалось, проявлялись организаторские изъяны и еще какие-нибудь негативные качества выдвиженца. Такого работника он быстро смещал с ключевой должности, переводя на менее ответственную. При этом Юрий Владимирович не таил зла, неприязни и сохранял благожелательность по отношению к тем, кого он двигал сначала вверх, а потом вниз. Порой он сетовал на то, что человек бывает труднопредсказуем. На своей должности вроде бы хорош, а передвинь его на одну ступеньку повыше, он уже растерялся и запаниковал или — еще хуже — неожиданно превратился в грубияна и диктатора.

О том, что Андропов не был злопамятен и не стремился сводить личные счеты с людьми, причинившими ему когда-то неприятности, говорит такой факт. Однажды в разговоре со мной он поинтересовался, как чувствует себя и как работает один наш сотрудник старшего поколения, и рассказал с грустной усмешкой, что этот человек в момент, когда было сфабриковано так называемое ленинградское дело, выделил его, Андропова, вопрос в отдельное дело, что означало на практике неминуемый арест. Юрий Владимирович не только не пытался как-то наказать этого человека, но даже не увольнял его на пенсию, поскольку понимал, что не конкретный человек был повинен в подобных делах, а время тогда было жестокое.

Иногда Андропов, правда, заводил разговоры несколько двусмысленного свойства, проверяя, как люди относятся к тому или иному руководителю. Он вдруг начинал слегка поругивать какого-нибудь начальника, втягивая в обсуждение своего собеседника. Я сам не раз подвергался подобным испытаниям, когда Юрий Владимирович позволял себе нелестные высказывания в адрес человека, к которому, как

144

я доподлинно знал, он относился с большим доверием. Подобный метод, возможно, оправдан, если председатель КГБ нуждается в дополнительной информации об отношении к тем людям, которые стоят вокруг него, но мне лично такие игры не очень нравились.

Участвуя в переговорах Андропова с иностранными делегациями, присутствуя при докладах резидентов разведки, обсуждая бесконечные проблемы вроде афганской, я нередко покидал кабинет председателя с чувством неудовлетворенности самим собой, так как его уровень мышления, знания, умение нестандартно и увлекательно вести беседу заставляли осознавать, и иногда довольно остро, собственную некомпетентность в ряде вопросов, неспособность так же досконально разобраться в существе каких-то проблем. Иначе говоря, Андропов подавлял собеседника не своим положением, ибо держался просто и большей частью приветливо, а своей эрудированностью, знаниями и оригинальным видением вещей и событий.

Если, принимая в своем кабинете иностранные делегации, советских представителей, сотрудников КГБ, Андропов вел беседы свободно, не сковывая их рамками строго заданной программы, то в подготовке своих публичных докладов и выступлений отличался особой тщательностью и пунктуальностью. Получив от помощников составленный по его тезисам материал, он на два-три дня отключался от текущих дел и со всей скрупулезностью работал над текстом, тщательно выверяя все его положения.

Зная динамичную и даже резкую манеру бесед Андропова, я предупреждал резидентов, что к докладам и отчетам

145

надо готовиться очень основательно, что необходимо знать все детали обсуждаемых вопросов и ориентироваться на ведение диалога, а не на спокойное повествование. «Учти, он не даст тебе спокойно говорить больше пяти минут, а будет задавать самые неожиданные вопросы», — примерно такую я давал «вводную» идущему «на ковер» к председателю.

Умел он и считать государственные деньги, решительно отвергая различные дорогостоящие проекты в КГБ и требуя сокращения расходов даже на разумные и оправданные разведывательные мероприятия. По некоторым делам, требовавшим его председательского согласия, приходилось делать к нему по три захода, пока он не давал добро или окончательно не отказывал.

О своем положении в высшем эшелоне государства он никогда не говорил, не подчеркивал своей значимости и лишь иногда, рассказывая о какой-либо сложной тяжбе с кем-то из высоких должностных лиц, употреблял такую фразу: «Я ему в ответ и сказал: „Я ведь тоже не самый последний человек в государстве"».

Юрий Владимирович, сколь ни банально звучит это утверждение, любил людей. Казалось бы, рвавшиеся в его служебный кабинет посетители и подчиненные должны были ему порядочно надоесть, и при его состоянии здоровья естественнее было бы ожидать стремления на время уединиться и передохнуть от бесконечных проблем и разговоров, а он тянулся к людям, постоянно испытывал желание расширить круг знакомств. Эту его общительность, умение слушать и рассказывать я хорошо почувствовал во время поездки

146

28—29 декабря 1981 года в Венгрию, куда он совершил свой последний официальный визит в качестве председателя КГБ. Там состоялись подписание очередных рабочих документов о сотрудничестве, вручение государственных наград СССР сотрудникам венгерского МВД, встреча уже больного Андропова с одряхлевшим Кадаром.

Кто-то из близких к его дому людей рассказывал, как однажды Андропов твердо вознамерился поесть хорошего шашлыка и дал команду повару изготовить это блюдо по всей форме. Повар доложил о полученной команде врачу. Врач молча показал повару кулак. После этого повар с согласия врача изобразил из отварного мяса что-то по виду напоминающее шашлык — кусочки вареного мяса на шампурах с луком и помидорами. Юрий Владимирович обиделся и не стал есть это блюдо.

Диетой его мучили постоянно. Однажды при очередном докладе текущих дел в Кунцевской больнице он предложил мне: «Сначала давай попьем чайку». На столе в комнате, которая использовалась для приема посетителей и одновременно как столовая, стояла тарелка с двумя воздушными и прозрачными крендельками. Юрий Владимирович злобно посмотрел на них и сказал нарочито ворчливым тоном: «Смотри не съешь оба кренделя, это нам дали на двоих!»

В Кунцеве доклад проходил обычно более спокойно. Не было частых телефонных звонков, и Андропову не нужно было переключаться на другие дела и экономить время.

147

Здесь иногда возникал «разговор за жизнь», но все свои высказывания и оценки он, конечно, строго контролировал.

Кстати сказать, Андропов был человеком очень осторожным и никогда не брал на себя лишнего, того, что могло быть истолковано как превышение полномочий. По всем мало-мальски серьезным вопросам писались бумаги в ЦК КПСС или непосредственно Генеральному секретарю для получения согласия на то или иное предложение.

Объективности ради надо сказать, что и либералом или пацифистом Андропов, конечно, не был. Он требовал, чтобы в подразделениях КГБ царил боевой дух, чтобы личный состав был готов к действию в экстремальных и кризисных ситуациях, умел владеть средствами оперативной техники и оружием.

За время пребывания Андропова на посту председателя КГБ значительно вырос уровень профессиональной подготовки разведчиков и контрразведчиков. В рядах сотрудников КГБ не было коррупции, крупных злоупотреблений материально-финансового порядка. Особенно ценно то, что именно так об этом публично высказался и академик А.Д.Сахаров, в нелицеприятности мнения которого о КГБ никто, кажется, не сомневался.

Вернемся, однако, к самому Андропову... Я уже упомянул, что немалую часть времени в последние годы своей жизни Юрий Владимирович находился в Кунцевской больнице, где проводились многочисленные обследования и процедуры по поводу хронической почечной недостаточности, а также нефрита, гипертонии, сахарного диабета и других недугов. По существу, у него была там как бы вторая квар-

148

Однажды Юрий Владимирович назначил прием для доклада в Кунцеве в 12 часов дня, в воскресенье, в разгар зимы. Прежде чем ехать к председателю, я хорошо покопался в снегу — расчистил дорожку от дачи к сараю. Ярко светило солнце, и чуть-чуть вьюжило. Небольшой мороз, солнце и приятный свежий ветерок. Бодрый, разогревшийся от работы на солнце и с хорошим настроением я прибыл в Кунцево, поздоровался и начал с погоды:

— Юрий Владимирович, сегодня погода замечательная!

Вы уже гуляли?

— Какое там гулянье! Нос высунуть нельзя, ветер с ног валит!

Что было первопричиной и что следствием, судить не берусь: то ли болезнь отлучила Андропова от общения с природой, то ли, наоборот, пренебрежение к прогулкам и спорту привело к многочисленным болезням. Но не только набор всевозможных болезней осложнял деятельность Андропова на посту председателя КГБ, были еще и особые обстоятельства, мешавшие сосредоточиться на деле.

Известно — и об этом уже писали, что Брежнев приставил к Андропову на должности вторых лиц в Комитете госбезопасности своих близких друзей — С.К.Цвигуна и Г.К.Цинева, из-за чего ситуация в комитете сложилась непростая: Юрий Владимирович должен был постоянно оглядываться на этих заместителей, искать к ним особые подходы и заниматься дипломатией вместо того, чтобы уверенно требовать от них рабочей отдачи как от своих главных помощников. Оба они все время что-то докладывали лично Брежневу, и это ставило Андропова в неудобное и щекотливое положение. О непростой ситуации в верхах были осведомлены все более или менее ответственные работники комитета и сочувствовали Андропову.

По этому поводу в Москве даже ходил анекдот — не то чтобы очень смешной, но точно отражавший реальную ситуацию. За час до наступления Нового года Брежневу звонит Цвигун и докладывает: «Леонид Ильич, в стране все тихо,

149

происшествий нет, граница на замке, можете спокойно встречать Новый год! Поздравляю вас!» За полчаса до Нового года звонит Цинев и говорит: «Леонид Ильич! В стране полный порядок, никаких ЧП нет, в армии тоже порядок, можете спокойно встречать Новый год. С праздником!» За четверть часа до Нового года звонит Андропов, чтобы доложить обстановку, а Брежнев говорит ему: «Юрий Владимирович, в стране все спокойно, в армии полный порядок, граница на замке, можете спокойно встречать Новый год!»

Я встречался с Юрием Владимировичем довольно часто, и работая в Каире, и в бытность свою начальником нелегальной разведки, и тем более с 1979 года в качестве первого заместителя начальника ПГУ, когда мне приходилось систематически исполнять обязанности начальника разведки. Запомнился мне последний доклад Юрию Владимировичу. Это было 25 января 1982 года, незадолго до его ухода из КГБ.

Уже тяжело и неизлечимо больной, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему было трудно читать. Просмотрев несколько документов, он попросил меня зачитывать ему короткие бумаги, а содержание длинных — просто излагать. Иногда он отвлекался на телефонные звонки, а время от времени заводил беседы на темы, не связанные с докладом: ему просто нужен был отдых и переключение внимания. Вдруг раздался один телефонный звонок, а потом одновременно зазвонило несколько телефонов. Андропову докладывали из разных мест, что умер М.А.Суслов. Я попросил разрешения прервать доклад, чтобы не мешать Андропову обсуждать создавшуюся ситуацию, и он отпустил меня на десять минут. Я вышел в кабинет напротив, к начальнику секретариата, сообщил ему новость, и он, не моргнув глазом, сказал: «Все... Юрий Владимирович уходит от нас в политбюро!» Как я понял, это было давно решенным делом: Андропов садится в кресло Суслова. Затем доклад продолжился. Юрий Владимирович совсем как-то расслабился и сказал:

150

Я рассказал Андропову, что и мусульмане, даже образованные, далеко не все понимают Коран и что разобраться в нем можно, лишь специально изучая этот предмет. Затем речь шла о пророке Магомете, его жизни и окружении, о различных направлениях в исламе, о роли ислама в политике и жизни арабского общества. Юрий Владимирович неожиданно оживился и задавал, как в былые времена, очень много вопросов. Беседа на эту тему заняла более часа. В заключение он сказал:

— Спасибо тебе огромное за интересную беседу. Теперь это случается все реже и реже!

Так закончилась наша последняя встреча. Потом был еще прощальный телефонный звонок. Я позвонил Юрию Владимировичу, поблагодарил за все, что он сделал доброго для коллектива разведки, сказал, что все мы искренне сожалеем о его уходе от нас. По его ответу чувствовалось, что ему тоже тяжело отрываться от коллектива и переключаться на новую работу. А в самом конце разговора он неожиданно посоветовал: «А ты все-таки будь более осторожен!»

Этим загадочным пожеланием и завершилось наше многолетнее общение. В чем же следовало быть более осторожным? Скорее всего, в острых ситуациях, когда приходилось давать резкие оценки кое-кому из сотрудников, имевших родственные связи в окружении Брежнева. Наверное, именно это имелось в виду.

Эпоха Андропова в Комитете государственной безопасности закончилась, но сам он остался в памяти сотрудников живым человеком и великим работником. Но наше время быстро заметает следы прошлого. Сейчас уже и Андропова мало кто вспоминает. Увы, нам почему-то все хочется забыть — и как можно скорее. Мы постепенно превращаемся в людей без традиций и без истории. Нам уже никого и ничего не жаль. Впечатление такое, что остается только каяться, или предавать все анафеме, или делать то и другое одновременно...

Председатели КГБ: взгляд в прошлое

После ликвидации Комитета государственной безопасности я не раз мысленно возвращался к теме его создания в 1954 году и его расчленения в 1991 году на отдельные службы и, естественно, думал о тех людях, которые в разное время возглавляли КГБ.

Какими должны быть органы государственной безопасности в России, к данной теме не относится, — это вопрос особый, сложный и дискуссионный, а вот личности бывших председателей КГБ —- это уже совершенно конкретная материя.

Однажды я поймал себя на мысли, что был лично знаком со всеми без исключения председателями, общался с ними по конкретным делам и о каждом из них имел свое собственное представление. Складывалось оно и в результате непосредственного служебного взаимодействия, из выступлений председателей на служебных совещаниях, партактивах, коллегиях КГБ, а также под воздействием бесед с коллегами по работе, в ходе которых очень часто возникал обмен мнениями по поводу личных и деловых качеств того или иного председателя. Это последнее обстоятельство нуждается в некотором пояснении. Среди оперативного состава КГБ практически не существовало полярных мнений о личности председателя. По прошествии нескольких месяцев после назначения нового руководителя органов госбезопасности сотрудники КГБ давали ему точную оценку, которая в дальнейшем уже не менялась.

Многообразие функций КГБ, сложная и особо деликатная роль этого ведомства в государстве предполагали, что

152

Личная ответственность за безопасность государства, за судьбы отдельных людей, за положение страны в международном сообществе, за соблюдение законности и порядка — все это просто обязывало каждого председателя КГБ быть особо одаренной личностью. Он должен был знать внутренние политические и экономические проблемы, международную обстановку, быть эрудитом и интеллектуалом, обладать сильной волей, организаторскими способностями и, естественно, знать контрразведывательное и разведывательное дело. Ну и, конечно, он должен был обладать бесконечным терпением и безупречным чувством справедливости.

И теперь, когда перед моим мысленным взором предстают поочередно председатели КГБ, я вижу, как далеки от идеала председателя конкретные лица, занимавшие эту должность. И дело не в том, что каждый раз происходили ошибки в выборе личности, а в том, что людей, даже приближающихся к идеалу, просто не существовало и не существует в нашей российской действительности.

Да что там говорить о председателях, если система отбора была такова, что и на посты генеральных секретарей ЦК КПСС не находилось по-настоящему достойных кандидатов. Многие из них были вообще карикатурны, давали многочисленные поводы для насмешек и пищу для нескончаемых анекдотов... Выдающимся председателем, пожалуй, был лишь один Юрий Владимирович Андропов, равно как и выдающимся премьер-министром был только Алексей Николаевич Косыгин. Недаром многие мемуаристы наших дней (я не имею в виду оголтелых ниспровергателей всего и вся) выделяют именно Андропова и Косыгина как деятелей, которые по. своим личным и деловым качествам превосходили остальных членов Политбюро ЦК КПСС. К сожалению, наличие кланов и раскладка сил в высших сферах нашего государства развели этих двух деятелей в разные стороны. Зная о недоброжелательном отношении Брежнева к Косыгину, Андропов, чтобы не обидеть генсека, держался подальше от Алексея Николаевича.

Все остальные председатели КГБ, несомненно обладая большой силой воли и будучи неплохими организаторами, в то

153

Итак, моя служба в разведке проходила при следующих председателях КГБ: Серове, Шелепине, Семичастном, Андропове, Федорчуке, Чебрикове, Крючкове и Бакатине. При первых трех я занимал должности от оперуполномоченного до начальника африканского отдела Первого главного управления и имел с ними непродолжительные контакты по отдельным вопросам, возникавшим время от времени на моем участке работы. С Андроповым, Чебриковым и Крючковым я уже общался повседневно и могу судить о них не со стороны, а по личному общению и по конкретным делам. Федорчук оказался фигурой эпизодической, а Бакатин, несмотря на кратковременность своего пребывания на посту председателя КГБ, вошел в историю отечественных органов безопасности как их главный и бездумный могильщик. Все его семеро предшественников пытались укреплять систему государственной безопасности, а он один, опираясь лишь на горстку приспешников, разрушил все, что было создано за 37 лет существования КГБ. Результаты этого безумия государство ощущает и по сей день.

Но начнем по порядку...
Иван Александрович Серов

(март 1954 г. - декабрь 1958 г.)
Военный, затем контрразведчик, долгое время работавший вместе с Берией, но не из его близкого окружения. Он вовремя понял опасность нахождения с Берией в одной лодке и успел дистанцироваться от него, что в какой-то мере и предопределило назначение Серова председателем КГБ после ареста Берии и реформирования Министерства внутренних дел СССР. Однако главной причиной этого назначения была близость Серова к Хрущеву. Когда в довоенные годы Хрущев был Первым секретарем ЦК Компартии Украины, он выдвинул Серова на должность наркома внутренних дел республики, и они вместе вершили здесь «праведный суд».

Небольшого роста, быстрый в движениях, Серов не мог подолгу сидеть на одном месте и доставлял много хлопот охране, так как любил передвигаться по Москве, лично находясь за рулем автомобиля обязательно иностранной мар-

154

ки. От него исходили флюиды нервозности и непостоянства. Иногда оперработники с оттенком иронии говорили, что он и внешне, и по характеру похож на генералиссимуса Суворова, что, конечно, доходило до ушей Серова и, надо полагать, доставляло ему большую радость.

Одно из основных обвинений, предъявленных Берии, состояло в том, что он хотел вывести органы госбезопасности из-под контроля партии и даже поставить их «над партией». Обвинение справедливое: все мы и тогда ясно осознавали, что контроль партийных органов, а точнее — руководства ЦК ВКП(б) над госбезопасностью — намного предпочтительнее, чем бесконтрольное господство Берии и его ближайшего окружения. Во времена Берии аресты, допросы, увольнения следовали один за другим, процветала атмосфера подозрительности, доносительства, сведения счетов, отсутствовала уверенность в завтрашнем дне. Всем уже давно хотелось элементарного порядка, стабильности и хотя бы мало-мальски нормального рабочего дня. Ночные бдения измотали людей: почти десять лет прошло после окончания войны, а режим работы в органах оставался прежним.

У нас, молодых выпускников 101-й разведшколы, помнится, настроение было хорошим от сознания того, что мы переступили порог Лубянки уже после ареста Берии, а, следовательно, полностью непричастны к тому, что творилось в органах безопасности в прежние времена.

Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом — все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором «врагов народа» и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.

155

Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии.

Египетское направление, где я начал свою работу в 1953 году, являло собой типичную для всей разведки картину: в Каире остался только один оперативный сотрудник, недавно туда направленный и не имевший никаких полномочий. Весь состав резидентуры надо было срочно подбирать, в том числе и резидента. К этому времени в ПГУ пришли выпускники разведшколы, Военно-дипломатической академии и различных гражданских вузов. После интенсивных поисков резидентура для Каира была сформирована из шести человек, один из которых уже находился в стране, и однажды мы впятером во главе с резидентом В.П.Соболевым предстали перед Серовым. Таких встреч у Серова было немало, и в условиях продолжающейся неразберихи он, по всей вероятности, не имел возможности серьезно готовиться к каждой из них.

Разговор носил формальный характер. Серов высказал ряд общих, уже набивших оскомину рекомендаций, вроде того, что нужно много работать, проявлять инициативу, вербовать агентуру, направлять информацию и так далее. Единственным отступлением от унылого стандарта была выраженная Серовым озабоченность по поводу того, что нам будет трудно встречаться с агентурой из числа египтян ввиду черного цвета их кожи. Обмениваясь после встречи мнениями о председателе КГБ, мы дружно отметили его неосведомленность в вопросах внешней политики, небогатый словарный запас, а то, что он представлял себе египтян чернокожими африканцами, нас просто шокировало.

156

Вспоминая разгром разведки в 1937 и 1938 годах, волюнтаризм и профессиональную неподготовленность Берии, я все время задаю себе один и тот же вопрос: как в этих ужасных условиях могла уцелеть наша ценнейшая агентура в Англии, Франции и некоторых других странах? Ответ напрашивается один: отнюдь не благодаря заботам высшего руководства органов государственной безопасности, занятого интригами и кровавыми разборками, а исключительно благодаря самоотверженной работе, высокому профессионализму и верности долгу рядовых, немногочисленных к тому же разведчиков, трудившихся в те годы как «в поле», так и в Центре.

Ценная агентура и во времена Серова обеспечивала руководство СССР самой достоверной информацией о военных приготовлениях США и других западных стран, направленных против Советского Союза. По мере стабилизации положения в разведке и в других подразделениях КГБ тематика и география получаемой информации все время расширялись. Такое состояние дел позволило Серову даже пошутить на одном из партийных активов КГБ в середине шестидесятых годов:

157

Быстрое сближение СССР с Египтом во времена Насера и активная работа резидентуры на гребне подъема наших межгосударственных отношений вызвали одобрение со стороны Серова и повысили его внимание к каирским делам. Пик этого внимания пришелся на 1958 год, а именно на конец апреля этого года, когда состоялся визит Насера в СССР.

В этот период Серов уже более реально представлял себе, что такое Египет и кто такие египтяне. Во время пребывания делегации Насера в Москве Серов лично встретился с руководителем египетских спецслужб. Насер сам проявил инициативу и попросил Хрущева во время первой же встречи с ним, чтобы Серов принял начальника Службы общей разведки Египта Салаха Насра и установил с ним постоянный деловой контакт. Дело развивалось следующим образом.

1 мая 1958 года Гамаль Абдель Насер вместе с Н.С.Хрущевым и другими руководителями СССР находился на трибуне мавзолея, а внизу, на Красной площади, ликовали колонны демонстрантов, выкрикивая лозунги и приветствия по адресу советских лидеров и в честь их большого друга — Насера. Между Хрущевым и Насером неотлучно находился в качестве переводчика мой начальник и друг, резидент КГБ в Каире Викентий Павлович Соболев. Правда, когда мы открыли на следующее утро центральные газеты и посмотрели на многочисленные фотографии, то никаких признаков присутствия Викентия Павловича на трибуне обнаружено не было. Был человек — и нет его!

Впечатление такое, что наша история сама очищает себя от «ненужных» людей. Только одних убирает с фотографии сразу, а других позже. Сколько мы уже видели таких групповых снимков, с которых постепенно куда-то исчезали изображенные на них люди...

Во время демонстрации я стоял рядом с мавзолеем среди членов египетской делегации, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, появился юркий и решительный Серов и приказал мне организовать завтра же в его служебном кабинете на Лубянке встречу с Салахом Насром. В беседе с

158

ним мой верховный шеф сказал, что поручает мне быть офицером связи между КГБ и спецслужбами Египта.

— Значит, так... Я договорился с ним, что мой псевдоним будет «Старик», а он потом сам себе выберет имя, которым будет подписываться. Всю информацию для «Старика» направляй прямо мне, а мы уж тут сами разберемся, что с ней делать...

Разговор был в мае, а уже в декабре 1958 года Серова переместили на должность начальника Главного разведывательного управления Генштаба Советской Армии и замечательный псевдоним «Старик» оказался невостребованным.

В связи с уходом Серова с поста председателя никто в КГБ особых сожалений не высказывал, а начальник разведки А.М.Сахаровский даже вздохнул облегченно, выразив надежду, что с новым руководителем легче будет договариваться по всему кругу вопросов деятельности разведки.

В конце 50-х годов в эпоху разоблачения культа личности Сталина держать Серова во главе органов госбезопасности было уже просто неприлично. Конечно, при устранении Берии Серов был полностью заодно с Хрущевым, и неизвестно еще, какой оборот приняли бы события без помощи «Старика». Но время шло, и люди, одинаково виноватые в организации массовых репрессий, разделились на две неравные категории. Те, кто оказались на вершине власти, расправились с теми, кто был в их подчинении, свалив на них всю ответственность за беззакония и репрессии. А Серов к тому же был известен в стране как главный исполнитель приказов о депортации народов, получивший фактически за это звание Героя Советского Союза.

Дальше все пошло по известной схеме: начал падать — будешь падать до самого конца, и тебя будут все время раздевать, снимут звезды, лампасы, вышлют из Москвы, исключат из энциклопедических словарей твое имя и похоронят голеньким...

159

Трагедия Серова вызывает жалость и чувство протеста. Свой позор и падение ему пришлось пережить при жизни. В основном же у нас все-таки разоблачают людей уже после их смерти, впрочем, равно как и реабилитируют тоже после...