Вадим Кирпиченко

Меня пугали, когда я впервые собирался в Аден, дикой жарой и стопроцентной влажностью. «Это же Сандуновские бани Ближнего Востока!» — так аттестовал Аден один наш сотрудник. А какой-то англичанин в своих заметках о Южном Йемене назвал его последней ступенью на пути в ад. Мне повезло: я был в Южном Йемене в самые холодные месяцы в декабре и в январе. Но жара тем не менее стояла сильная. Я спросил нашего представителя, что же здесь делается в августе. Немного подумав, он ответил: «Соберешься после работы зайти по пути из посольства в кооператив, купить чего-нибудь к обеду, пройдешь двести метров под солнцем, а когда придешь в магазин, уже не помнишь, что собирался купить!»

Главная достопримечательность Адена — черные скалы, лишенные всякой растительности, между которыми расположена столица. Густонаселенные районы города разделе-

192

Море — единственное место в Адене, куда все время тянет и где можно испытать минуты блаженства и отдохновения. Купались мы ежедневно рано утром, до начала рабочего дня, на так называемом президентском пляже (иногда его называли еще пляжем для членов политбюро). Это просто маленький кусочек берега и моря, огороженный ржавой безобразной сеткой от акул, там можно бултыхаться в очень теплой (+28°С) и соленой воде, не опасаясь быть съеденным хищниками Аденского залива.

Переговоры южно-йеменские чекисты (наши партнеры гордо именовали себя чекистами) вели зачастую напористо, особенно когда надо было выколачивать из нас разного рода материально-техническую помощь. «Раз мы в одной лодке (любимый аргумент союзников-арабов), то вы должны нам помогать». Давали мы, конечно, минимум, в основном оперативную технику, и учили йеменцев бесплатно на наших краткосрочных курсах. Каких-то крупных затрат не делали и старались ничего не обещать, так как, с одной стороны, понимали бессмысленность больших расходов, а с другой — у нас просто не было значительных средств на оказание помощи. А южно-йеменские партнеры иногда проявляли неумеренные аппетиты. В последние годы они настойчиво просили построить им здание Министерства госбезопасности в Адене, здания для службы безопасности во всех провинциальных центрах и даже... тюрьму. Кстати говоря, не одни они просили нас оказать помощь в строительстве тюрем. В подобных случаях приходилось язвительно замечать, что мы приехали совсем не с целью обсуждать вопросы тюремного строительства.

Однако такого напористого стиля придерживались далеко не все собеседники. Некоторые южно-йеменские руководители органов безопасности были опытными и трезво мыслящими политиками и свои вопросы ставили тактично, со знанием дела, в рамках, как теперь стало модным говорить, разумной достаточности.

Очень благоприятное впечатление на меня всегда производил председатель КГБ, а затем министр внутренних дел Салех Мунассер Сейили. Как и большинство южно-йеменских руководителей, был он выходцем из небогатой крестьянской семьи и, как и все остальные, не имел возможности получить даже среднего образования. Ум у него был природный, беседы он вел очень тактично, задавал много вопросов по существу и с большим вниманием выслушивал ответы. Во время бесед и переговоров он часто ссылался на высказывания Андропова по различным поводам.

Много внимания работе с нашими делегациями на первом этапе сотрудничества уделял заместитель председателя КГБ и начальник разведки Фархан — один из ближайших соратников и друзей генерального секретаря ЦК Йеменской социалистической партии Али Насера Мухаммеда. Не раз мы с ним встречались и в Москве. Это был решительный и напористый человек, готовый на любые авантюры и постоянно вынашивавший множество различных проектов, по большей части неосуществимых. Любимой его поговоркой, им самим придуманной, была такая: «Мы умрем стоя и здоровыми». Шутка оказалась пророческой. Фархан (его настоящее имя Омар Хуссейн Аляуи) принимал участие в организации уничтожения противников Али Насера Мухаммеда, а когда обстановка внезапно изменилась в пользу противников, не успел убежать вместе со своим хозяином. Его судили и расстреляли в 1987 году. Следствие длилось около года, и надо сказать, что на суде и, в частности, в момент вынесения приговора Фархан держался внешне спокойно.

В первый мой приезд нашу делегацию принял южнойеменский лидер Али Насер Мухаммед. Это было 15 декабря 1982 года. Он собирался в ближайшие дни в некоторые арабские страны, поэтому беседа была довольно продолжительной и касалась положения во всем арабском мире. По всему было видно, что южные йеменцы уже начали уставать от постоянной конфронтации с соседями, и Али Насер Мухаммед нащупывал пути нормализации отношений с остальным арабским миром. На прощание были сделаны па-

194

Незадолго до того, в сентябре 1982 года, Али Насер Мухаммед нанес визит в Советский Союз, где у него состоялись переговоры с Брежневым, Громыко, Черненко, Пономаревым и другими деятелями.

Вспоминая визит Али Насера Мухаммеда, невольно задумываешься о необыкновенной скоротечности событий в наш век. Одни государства прекратили свое существование, другие появились на свет Божий, ушли навсегда в прошлое пышные церемонии приема иностранных гостей в Москве, утратили силу многочисленные договоры о дружбе и сотрудничестве, исчезли из отечественного лексикона привычные штампы и клише, нет уже в живых когда-то прославлявшихся государственных деятелей, теперь их активно забывают. Но вот что привлекает внимание.

Во время переговоров с делегацией НДРЙ в речи Брежнева 15 сентября 1982 года были сформулированы шесть принципов достижения справедливого и прочного мира на Ближнем Востоке:

во-первых, арабам должны быть возвращены все оккупированные Израилем с 1967 года территории;

во-вторых, арабский народ Палестины должен иметь право на самоопределение и создание собственного независимого государства;

в-третьих, восточная часть Иерусалима должна быть возвращена арабам, и верующим во всем Иерусалиме должна быть обеспечена свобода доступа ко всем святыням трех религий;

в-четвертых, все государства этого района должны иметь право на безопасное и независимое существование;

в-пятых, должно быть прекращено состояние войны и должен быть установлен мир между Израилем и арабскими государствами;

в-шестых, должны быть выработаны и приняты по линии ООН международные гарантии урегулирования.

Как ни удивительно, но эти предложенные СССР принципы ничуть не устарели и до сих пор являются насущными, актуальными и жизненно необходимыми. Этим и остался мне памятен визит Али Насера Мухаммеда в Москву.

Бывая в Южном Йемене, я по завершении работы в Адене каждый раз имел возможность совершить поездку по стране, что всегда воспринималось как щедрое вознаграждение за работу в столице, за изнурительные переговоры, когда временами между сторонами возникала стена полного непонимания.

Из поездок по Южному Йемену больше всего запомнилась поездка в провинцию Хадрамаут, в которой нас сопровождал Фархан. Поездка в Хадрамаут — это путешествие вглубь веков, в арабское средневековье. Житница Южного Йемена, Хадрамаут представляет собой довольно длинную и узкую долину, посреди которой расположены города и поселки. Три самых больших города — Сейун, Шибам и Тарим. Цивилизация мало коснулась этих мест. Так же, как и многие века назад, возделывают свою землю крестьяне, так же неспешно орудуют в своих мастерских ремесленники. По пустыне преисполненные чувства собственного достоинства бродят верблюды. Немногочисленные автомобили, электричество и телевизор еще не успели нарушить покой этой земли, переменить нравы и обычаи. Здесь раздолье для этнографов и историков. Хотя подозреваю, что не последнюю трудность составляет для них найти людей, которые интересуются собственной историей.

Самое удивительное и даже поразительное зрелище являют собой дома в Шибаме, которые насчитывают восемь, десять, двенадцать, а иногда и семнадцать этажей. Если смотреть издали, кажется, что перед тобой центральная часть Нью-Йорка, вблизи же — это многоэтажные хижины с окнами без стекла, сделанные из прочной смеси местной глины с соломой. Эти города по решению ЮНЕСКО занесены в список выдающихся памятников архитектуры. Не будучи специалистом, трудно даже представить, как ухитрились люди построить такие небоскребы и что они вообще стоят уже несколько веков.

Глядя на эти творения рук человеческих, я все время терзался мыслью о крайней мимолетности впечатлений от всего увиденного, хотелось остаться здесь подольше, вглядеться в это чудо, понять, как и чем живут люди, о чем думают, что знают о внешнем мире. Но сопровождавших нас местных коллег все это совершенно не интересовало, и мы

196

И вот еще одна неожиданность. На подъезде к Тариму перед нами вдруг выросла стройная белая мечеть в тринадцать этажей. От нее невозможно было оторвать глаз, казалось, она куда-то плывет в ясном голубом небе. Если долго смотреть на эту плывущую башню, обязательно закружится голова. При прощании местные власти Хадрамаута преподнесли мне макет этой мечети в раме под стеклом — произведение местного умельца, и с тех пор эта рельефная картина украшает мой дом. Все приходящие обязательно спрашивают, что это такое, и я с большим удовольствием рассказываю, где и как перед нашими глазами возник этот архитектурный шедевр. Мечеть называется аль-Мохдар.

Из многочисленных встреч на дорогах Южного Йемена, посещений достопримечательных мест в разных провинциях отложилось в памяти и пребывание на сельскохозяйственном предприятии в провинции Абьян, специализирующемся на выращивании бананов и различных овощей.

Директор этого государственного хозяйства имени 7-го Октября Адель Кадер Абдель Гани, молодой, красивый, высокий по местным масштабам йеменец, свободно говорит по-русски. Образование — сельскохозяйственный институт в Ташкенте, где он познакомился со своей будущей женой Наташей, также учившейся в Ташкенте в медицинском училище, но приехавшей туда из Якутии. У молодой пары сын Надир. Больше всего в этом браке меня поразила разница в градусах, при которых выросли муж и жена. «Если в Якутии сейчас градусов 60 мороза, — думал я, — а здесь около 40 выше нуля, то разница будет в сто градусов. Бывают же такие разноградусные браки!»

Дружеские встречи в разных местных клубах и домах для гостей часто заканчивались пением «Катюши» и «Подмосковных вечеров». Эти песни через йеменских студентов, учившихся у нас, дошли до южного побережья Аравийского полуострова. Хотелось бы, чтобы их там не забыли. Это все-таки визитные карточки советского песенного творчества.

Наше декабрьское 1982 года пребывание в Адене закончилось большим приемом в каком-то эстрадном театре под

197

открытым небом. После посиделок состоялся концерт национальной фольклорной группы. Южно-йеменское руководство было представлено членом политбюро Йеменской социалистической партии, министром обороны Салехом Муслихом Касемом и членом политбюро, председателем комиссии партийного контроля Али Шайи Хади. С ними мы и сфотографировались в обнимку...

И теперь черные скалы Адена уже кажутся символом траура по погибшим людям, и разобраться в том, во имя чего они погибли, за какую идею, видимо, никому не дано. Во всяком случае, эта бойня еще раз показала всему миру полную бессмысленность устранения политических противников силой оружия.

Откуда в действительности родом арап Петра Великого, никому толком не известно. В наших энциклопедических словарях Ганнибал назван сыном эфиопского князя, а сам Пушкин называет его и негром, и сыном арапского султана. Но мысль, что прадед Пушкина происходит из Эфиопии, почему-то приятно волнует. Во всяком случае, сами эфиопы поддерживают версию об эфиопском происхождении Пушкина. Им это тоже приятно.

Эфиопия издавна представлялась нам страной исключительно героической и свободолюбивой. Эти представления усиливались многочисленными репортажами и фотографиями, публиковавшимися в советской прессе в 30-е годы, когда Эфиопия вела вооруженную борьбу с фашистской Италией. Действительно, Эфиопия — практически единственная страна в Африке, которая всегда оставалась независимой.

Эфиопия к тому же и христианская держава, находящаяся в мусульманском окружении, — на этой почве у России сложились с ней дружественные отношения. Вообще-то порядки в эфиопской христианской церкви странные и специфически эфиопские. В одном из главных храмов столицы,

199

соборе Святой Троицы, построенном в ознаменование освобождения Эфиопии от итальянской оккупации (1936-1941 гг.), можно увидеть наряду с прекрасными витражами на библейские сюжеты картины из современной политической жизни. На одной из них император Хайле Селассие выступает в ООН, на другой он же поднимает флаг в честь победы над итальянцами. В соборе установлено мраморное надгробие, которое заблаговременно приготовил для себя Хайле Селассие, однако где в действительности захоронено его тело, никому не известно. Прежние власти скрывали это. Может быть, новый режим внесет ясность в этот вопрос. Во всяком случае, совсем недавно в Эфиопии заговорили об обнаружении останков императора. В соборе Святой Троицы стоят скамьи для молящихся, как у католиков, а обувь при входе положено снимать, как у мусульман.

Непосредственное знакомство с Эфиопией несколько разочаровывает — та же бедность и примитивность жизненного уклада, что и в большинстве африканских стран. Но все равно Эфиопия манит и привлекает к себе.

Когда я стал заниматься Африкой и узнал, какие пышные, торжественные и уводящие в глубины истории эпитеты заложены в титуле эфиопского императора Хайле Селассие, то проникся еще большим интересом к этой загадочной стране. Оказывается, Хайле Селассие — прямой потомок царя Соломона и царицы Савской и «Храбрый лев» племени Иуды. Бывшая императорская династия и эфиопские историки новейшего времени стойко держатся за эту версию и возводят родословную императорской семьи к библейским временам.

Понятно, что после заочного знакомства с Эфиопией мне очень хотелось туда попасть, но, пересекая Африку вдоль и

200

поперек (чаще вдоль, ибо авиалинии шли в сторону метрополий — в Лондон, Париж, Рим и Брюссель, а поперечных авиалиний практически не было), я долго не имел случая осуществить свое желание. Командировка в Эфиопию выпала мне лишь в октябре-ноябре 1990 года.

Переговоры прошли по-деловому. Эфиопы всегда с благодарностью принимали нашу скромную помощь, с вниманием относились к нашим советам, но при этом, что самой собой разумеется, сохраняли за собой полную самостоятельность и свободу действий. Наверное, никто не сможет нас упрекнуть и в том, что мы хоть когда-то подталкивали эфиопские службы безопасности к тем или иным действиям в ущерб их национальным интересам. Надо сказать, что одна из основных заповедей для наших советников по линии разведки — абсолютное невмешательство во внутренние дела дружественных государств, так как только такой подход может обеспечить ровные и устойчивые партнерские отношения.

Все увиденное в Эфиопии, как и состоявшиеся беседы, в той или иной степени указывало на близость краха режима Менгисту Хайле Мариама. Подтверждали это и унылые, растерянные лица наших собеседников, начиная с министра внутренних дел Тесфайе Вольде-Селассие, его заместителя Мерши Кетселы, начальников департаментов и кончая сопровождавшими нас рядовыми сотрудниками МВД. Многое из того, что нам показали, тоже носило на себе унылую печать увядания и исчезновения.

На большой и живописной территории, на окраине Аддис-Абебы, расположен учебный центр МВД Эфиопии, имевший громкое и претенциозное название «Центр стратегических исследований». На территории стоят коробки

201

нескольких недостроенных зданий, сооружавшихся с помощью Германской Демократической Республики. С исчезновением ГДР строительство прекратилось и никаких реальных планов по достраиванию этих зданий, естественно, уже не было. Руководители центра, рассказывая нам о своей работе, читали по бумажке. Это производило гнетущее впечатление и выглядело совершенно противоестественно: земля, можно сказать, горит под ногами, а они все что-то еще читают по бумажке.

Приятным отвлечением от тревожной эфиопской действительности была поездка в курортное место Содэре, знаменитое своими радоновыми источниками. Провели мы здесь всего одну ночь, а запомнилась эта поездка на всю жизнь. Был ужин рядом с отелем, на свежем воздухе, у костра. Один большой костер горел сам по себе, а на другом жарился козленок. Пронзительно кричали неведомые нам эфиопские птицы, ярко светила большая луна, пахло разными цветами и травами, но самым сильным и стойким был запах мяты. Все устали после долгой дороги и наслаждались покоем и вечерней прохладой. Заместитель министра Мерша Кетсела рассказывал о быте и нравах эфиопов, а его маленькая и кругленькая жена с неожиданно русскими — рязанскими — чертами лица, но с очень смуглой эфиопской кожей строго контролировала своего мужа по части употребления спиртного.

Но главным событием в Содэре было, конечно, купание вечером и утром в радоновом бассейне с теплой, почти горячей водой. Густая и тяжелая голубая вода не позволяла быстро плавать. От воды шел густой пар, и вылезать из бассейна никак не хотелось: у всех членов нашей делегации

202

Запомнился также завтрак в кафе, рядом с бассейном. Все, что нам подавали, пытались отнять обезьяны — серые макаки. Они, сгруппировавшись по три-четыре особи, слаженным броском кидались к столикам и хватали все, что мы не успевали спрятать. Но это, скорее, все же была игра, а не серьезные нападения. Один эфиоп, правда, ходил с рогаткой и лениво постреливал в обезьян, чтобы они не действовали слишком нагло и активно. Одна обезьяна, насытившись отнятым у нас хлебом, спокойно запила свой завтрак радоновой водичкой из бассейна, тем самым как бы подтвердив ее целебные свойства.

По возвращении из Содэра мы неожиданно узнали, что главу делегации намерен принять президент Менгисту Хайле Мариам. Теперь я, кажется, уже могу претендовать на то, что был последним советским официальным представителем, которого принял бывший президент Эфиопии. Менгисту Хайле Мариам назначил аудиенцию в своем новом роскошном дворце, где размещался Государственный совет. Смысл этой встречи, судя по характеру состоявшейся беседы, заключался в том, что президент хотел более точно уяснить, насколько Советский Союз отошел от Эфиопии и на что он, Менгисту, может еще рассчитывать. На встречу Менгисту допустил лишь министра внутренних дел Тесфайе Вольде-Селассие, свою переводчицу и стенографистку. С нашей стороны он никого не пожелал приглашать.

Вопросы президент ставил прямо: «Что происходит в СССР? Есть ли будущее у советско-эфиопских отношений? На вашу экономическую помощь мы уже не рассчитываем, но просим сохранить хотя бы военную. Без вашей военной помощи мы не сможем успешно вести переговорный процесс с вооруженной оппозицией и наше положение в ближайшие месяцы станет катастрофическим». В конце беседы президент бросил упрек: «Вы сами ориентировали нас на социалистический путь развития, и вы же сами от нас сейчас отворачиваетесь!» Чувствовал себя Менгисту неуютно на своем диване: все время двигался, менял позы и водил

203

во все стороны черными беспокойными глазами. Эта его излишняя подвижность мешала сосредоточенно вести беседу. Впечатление было такое, что Менгисту старался подавлять свойственные ему, особенно в тот период, раздражительность и вспыльчивость и с трудом удерживал беседу в мирном русле.

Бурно живет Эфиопия в завершающие XX век десятилетия. 12 сентября 1974 года последний император «соломоновой» династии Хайле Селассие был смещен, арестован, вывезен в «специально отведенное место» и исчез навсегда после сорокачетырехлетнего пребывания у власти.

21 мая 1991 года, как уже упоминалось, первый президент Эфиопии Менгисту Хайле Мариам, учитывая печальный конец императора и желая все же остаться в живых, заблаговременно покинул Аддис-Абебу. Таким образом закончился период «социалистических преобразований» в Эфиопии. Что будет дальше? Поживем — увидим.
Танцы в Анголе
Ангола долгое время оставалась для нас закрытой страной. О ее богатствах (нефть, золото, алмазы, кофе) ходили легенды, а столица Луанда на почтовых открытках выглядела красивой жемчужиной у моря.

Прежде чем советские представители смогли попасть в Анголу, пришлось много походить вокруг да около.

С позиций пограничных с Анголой стран — Конго (Браззавиль), Заира, Замбии, а также Танзании мы старались понять, что происходит в Анголе, насколько в стране сильны позиции партии Народное движение за освобождение Анголы (МПЛА в португальской аббревиатуре), лидером которой был Агостиньо Нето. Нужно было также уяснить себе положение других партий и движений. Представлялось разумным поддержать партию Нето, известную нам с 1956 года, но прежде необходимо было узнать, в чем она нуждалась, какие объемы помощи наиболее целесообразны.