Расчеты на предмет защитника

Единственной аберрацией и психосоматическим заболева­нием, за которые человек будет постоянно держаться, явля­ется способствующая выживанию инграмма, которая составляет часть расчета на предмет защитника. Даже повто­рив это пятьдесят раз, мы не преувеличим важность сказанного. Это наиболее важный момент, первое препятствие, которое одитору придется преодолеть, когда он начинает кейс. Это то, что он обязан разрядить в первую очередь, если он хочет, чтобы терапия продвигалась быстро. Возможно, ему придется найти и сократить множество контрвыживательных инграмм, так как они приходят на зов достаточно быстро, перед тем, как он может догадаться о том, что является расчетом на предмет защитника. Но когда он получит расчет на предмет защитника, одитор обязан произвести всю необ­ходимую работу над ним и разрядить все эмоции, так как если это не сделать, кейс застрянет.

Расчет на предмет защитника на уровне реактивного ума -идиотизм о том, что выживание зависит от бабушки, или тети Сью, или прислуги, которая умерла тридцать лет назад. Люди, которые помогали преклиру, когда он был болен, которые умоляли его беременную мать перестать пытаться сделать аборт или которые его кормили или как-то пытались уберечь от боли - они все являются защитниками.

Реактивный ум целиком оперирует двузначной логикой. Все является или жизнью, или смертью, они правы, или они неправы, точно в соответствии с тем, что говорит инграмма. Персонажи инграмм являются либо друзьями, либо врагами. Друзья, защитники, означают жизнь! Враги означают смерть! Середины не существует. Любой рестимулятор или ассоциа­тивный рестимулятор в инграмме, способствующей выжива­нию, означает жизнь; любой рестимулятор или ассоциативный рестимулятор в контрвыживательной инграмме означает смерть!

Одитор, конечно, может оказаться очень рестимулирующим человеком (псевдо-отцом, псевдо-любовником матери до рождения и т.д.), но он всегда является ассоциативным рести-мулятором, человеком, который в состоянии отобрать эти страшно, ужасно необходимые способствующие выживанию инграммы. Контрвыживательные инграммы перевешивают этот фактор и, конечно, аналитический ум преклира всегда за одитора и терапию.

Проблемы начинаются тогда, когда аналитический ум отключается рестимуляцией, и одитор ищет расчеты на пред­мет защитника. Тогда реактивный ум преклира начинает уворачиваться и избегать попыток одитора.

Расчет на предмет защитника, однако, легко обнаружить. А найти его очень важно, так как этот расчет может содержать основную часть всего эмоционального заряда в кейсе. Полно­стью освободить расчет на предмет защитника до того, как достигнута бэйсик-бэйсик, не представляется возможным. Но для хорошей работы кейса преклиру должно быть возвраще­но так много силы жизни, как только возможно.

Расчеты на предмет защитника, кроме всего прочего, создают кисты, заполненные силой жизни человека. Здесь пойманы и содержатся свободные чувства, биение сердца самой жизни. Преклир может впасть в апатию только из-за расчетов на предмет защитника. Тело может быть почти мертвым, но в присутствии противника оно все равно способно собрать силы и бороться. Но оно не в состоянии бороться со своими друзьями. Закон аффинити был аберрирован при вхождении в реактивный инграммный банк. И этот закон, даже сплетенный вместе с черными тенями неразумности в реактивном уме, все же продолжает работать. Это хороший закон. Слишком хороший, когда одитор пытается найти и сократить инграммы, которые заставляют преклира испыты­вать боль от артрита или страдать от внутреннего кровотече­ния при язве желудка. Почему он не может “избавиться” от своего артрита? Мама сказала, грациозно споткнувшись о свинью и растянувшись в грязи: “О, я не могу подняться! Не дай Бог, я повредила моего бедного, бедного ребенка. О, я надеюсь, ребенок еще жив! Пожалуйста, Боже, дай ему жить! Пожалуйста, Боже, разреши мне иметь ребенка. Пожалуй­ста!”. Только бог, которому она молилась, оказался реактив­ным умом, который производит свои идиотские расчеты на основании того, что все равняется всему остальному. Холдер, мольба о жизни, спина ребенка вся в синяках, мамино сочув­ствие, хрюканье свиньи, молитва — все это равноценно для реактивного ума, и так мы получаем прекрасный случай артрита, особенно когда наш пациент пытается “выжить” за счет женитьбы на девушке с голосом, очень похожим на материнский, когда он был в ее утробе. Вы просите его отделаться от своего артрита? Реактивный ум говорит: “НЕТ!”. Артрит равняется ребенку, равняется хрюканью свиньи, рав­няется молитве, равняется симпатии жены, сочувствию бед­ности, равняется голосу матери и все эти вещи очень желательны. Он держал себя в бедности, и он держался за свой артрит, и он женился на женщине, которая заставила бы проститутку покраснеть, и все это нужно для выживания: прекрасное дело - выживание, когда над ним поработает реактивный ум! Л в случае язвы, ребенок был утыкан дырами (мама никак не могла сделать аборт, чтобы он выглядел как выкидыш, поэтому она использует для сей цели ассорти из кухонных принадлежностей), и некоторые из ударов опять и опять приходятся на район живота ребенка. Он выживет, так как он окружен белками и имеет запас питания и потому, что оболочка похожа на те самовосстанавливающиеся шины для колес, в которых каждая дырка сама затягивается. (Природа была мудрой по поводу попыток абортов на протяжении долгого, долгого времени).

В этом случае так вышло, что мама не разговаривала с собой, хотя большинство ее действий были драматизациями и имели разговоры как часть содержания. По соседству жила бабушка, и она неожиданно зашла в гости вскоре после самой недавней попытки матери заставить ребенка встретить полное забвение. Бабушка могла иметь историю попыток абортов в былые времена, но теперь она постарела и отличается высоким моральным уровнем и, кроме того, ребенок не вызывает у нее тошноты по утрам; поэтому она находит отличный повод для строгой критики, когда видит в ванной окровавленную палоч­ку из апельсинового дерева. Ребенок все еще “без сознания”. Бабушка отчитывает маму: “Любая из моих дочерей, которая задумала бы сделать такую ужасную вещь, должна быть наказанной местью Бога (по принципу “не делай, как я делаю, а делай, как я говорю”, так как кто же, как не она сама, дал матери эту драматизацию?) и провезенной по улицам, чтобы другим не повадно было. Твой ребенок имеет право жить: если ты не думаешь, что сможешь о нем позаботиться, я точно смогу. Донашивай его, Элосия, и когда ребенок родится, если ты его не хочешь, отдай его мне! Додуматься поранить это бедное существо!”. Итак, когда наш кейс кровоточащей язвы рожден, вот она, бабушка, и вот они, безопасность и спасение. Бабушка здесь является защитником (и она может стать защитником при помощи тысячи разных способов, все они основаны на принципе, что она сочувственно говорит с ребен­ком, когда тот глух, как камбала, и воюет с матерью в его пользу, когда он “без сознания”), и когда он становится подростком, то оказывается в большой зависимости от бабуш­ки, к большому удавлению родителей (они никогда не оби­жали маленького Роджера, нет, только не они). После смерти бабушки Роджер заполучает язву с тем, чтобы вернуть бабуш­ку обратно.

Друга нужно прижимать к груди стальными объятиями, говорит этот великий гений - реактивный ум, даже если это убьет организм.

Расчет на предмет защитника - это не намного больше, чем просто решение идиота, что друга можно сохранить, только создав приблизительно такие же условия, как и те, в которых дружба началась. Это расчет на основании того, что человек может быть в безопасности только вблизи, определен­ных людей, а быть вблизи этих людей можно только если он будет больным, бедным, сумасшедшим или вообще беспомощ­ным.

Покажи одитору ребенка, которого можно легко запугать наказанием, который не чувствует себя комфортно дома и который имеет защитников, кажущихся ему более важными, чем родители (бабушки, дедушки, тети, квартиранты, врачи, медсестры и т.д.) и кто часто болеет, и одитор обычно в состоянии вывести на свет прошлое из попыток абортов, поскольку чаще всего так оно и было. Покажите одитору ребенка, который чрезвычайно сильно привязав к одному из родителей и недолюбливает другого, и одитор сможет найти ситуации, когда один из родителей хотел избавиться от ребен­ка или причинить ему боль, а другой этого не хотел.

Поэтому расчет на предмет защитника важен. И он также является очень секретным. Попытки нахождения настоящих защитников в кейсе часто превращаются в великую борьбу. Может быть такое, что пациент имел восемь или десять этих защитников в некоторых случаях и отчаянно пытался за них держаться, а когда он не мог этого сделать - искал и находил супругов и друзей, которые приблизительно напоминали его защитников. Жена, возле которой “А” постоянно болеет, но которую он не оставит ни при каких обстоятельствах, обычно является псевдо-защитником. Это означает, что ее манеры похожи на манеры защитника, что она имеет подобный голос или даже похожее имя. “Б”, который не оставит свою работу несмотря на то, что он работает гораздо ниже своих способ­ностей, может быть, находится там потому, что его начальник является псевдо-защитником; также он, может быть, работает там, так как его защитник имел подобное занятие в жизни, и начальник выступает в роли этого защитника.

Все, что в состоянии так серьезно портить жизнь человеку, естественно, представит до какой-то степени трудности во время терапии. Ведь когда его просят избавиться от расчетов на предмет защитников, шанс на то, что он их выдаст, так же мал, как и на то, что он плюнет им в лицо.

Таковы способствующие выживанию инграммы. Они со­держат расчеты на предмет защитника и могут быть описаны как содержащие людей, которые защищали существование пациента тогда, когда, как пациент считал, оно находилось в опасности. Это не должно быть действительной, рациональной защитой: может случиться так, что просто содержимое инг­раммы как будто на это указывает; но можно предположить, что самыми ужасными расчетами на предмет защитника явля­ются те, в которых жизнь пациента действительно обороня­лась защитником от атак. Большинство расчетов на предмет защитника зарождаются в пренатальном районе.

Расчет на предмет защитника нужно искать в любом кейсе в первую очередь, и новые расчеты на предмет защит­ника нужно искать на протяжении всего кейса.

Способствующие выживанию инграммы, которые состав­ляют расчеты на предмет защитника, отличаются от стандар­тных способствующих выживанию инграмм только своей интенсивностью. Стандартная способствующая выживанию инграмма опасна только потому, что кто-то выразил дружбу по отношению к пациенту или другому человеку, когда пациент был “без сознания”. Ее трудно найти и почистить, даже если она была совершенно неправильно понята: способ­ствующее выживанию содержание предназначалось другому человеку, а не пациенту, и только причинит последнему неудобства. Если пациент находится в “бессознательном со­стоянии” и кто-то сказал: “Он хороший парень”, имея на самом деле ввиду кого-то другого, эгоцентричный реактивный ум принимает фразу на свой счет. В способствующей выжи­ванию инграмме сочувствия (расчеты на предмет защитников состоят только из них) защитник действительно защитил человека от опасности. Вариации могут быть от драматической сцены, в которой кто-то считал, что убийство пациента - это неплохая идея (но тут появился защитник, как кавалерия, в самую последнюю минуту), и до ситуации, когда пациент был просто спасен (или считает, что он был спасен) от разрушения типа утопания, автомобильной катастрофы и т.д. Способству­ющая выживанию инграмма сильна настолько, насколько сильны слова, которые ее составляют, так как она не рацио­нализирует действия. Были обнаружены инграммы, в которых пациента на самом деле убивали, но содержание заставило его поверить, что его спасали: такой кейс может быть тем, что одиторы называют “совместной ПА”, когда оба родителя совершают попытку аборта (ПА значит “попытка аборта”), где мать была полностью согласна с отцом и сама сделала проведение операции удобным, но испугалась и начала кри­чать о своем “драгоценном ребенке” в попытке защитить себя от повреждений. Пациенты с подобного рода способствующими выживанию инграммами сочувствия путаются в своем отношении к матери.

Существует несколько коварных аспектов в способству­ющих выживанию инграммах сочувствия: (1) они направлены в ту же сторону, что и фундаментальная динамика выживания в буквальном смысле и поэтому совпадают с целью человека; (2) они напоминают кисты, оболочкой которых служат контр­выживательные инграммы; (3) они наиболее опасны для здоровья человека и всегда являются фундаментальным фак­тором, на котором основаны психосоматические болезни; (4) они заставляют реактивный ум (но не аналитический) сопро­тивляться терапии; и (5) Они - просто огромная брешь, куда утекают единицы силы жизни.

В приведенном выше пункте (3) способствующая выжи­ванию инграмма сочувствия делает больше, чем просто несет травму, которая становится психосоматическим заболеванием. Каждая инграмма - это набор данных, который включает в себя не только все присутствующие ощущения и речь, но также мерки для эмоционального и физического состояния. Последнее, т.е. состояние физического существования, было бы достаточно серьезным. Эти мерки говорят, что структура должна быть такой, какой она была во время получения способствующей выживанию инграммы. В случае инграммы зародыша, реактивный ум в своем стремлении опять привести инграмму в действие может также насильно внедрять в тело то или иное структурное строение: это временами проявляется в заторможенном развитии, в коже и кривизне позвоночника как у зародыша и так далее. Железы, будучи физическими органами, тоже иногда подавлены таким образом в стремлении реактивного ума приблизить все условия к инграммным. Недоразвитые железы, производящие половые гормоны, не­доразвитая щитовидная железа, усохшие конечности - все эти недостатки часто происходят из-за способствующих выжива­нию инграмм сочувствия. Это настолько легко заметить, что когда человек становится клиром, процессы роста начинают приводить тело к проектным стандартам еще до того, как кейс закончен: иногда изменения, происходящие в физической сущности человека, настолько поразительны и заметны, что этот феномен является гораздо более потрясающим, чем простое исчезновение набора психосоматических заболеваний типа коронарной недостаточности, язвы желудка, артрита, аллергий и так далее.

Можно предположить, что нечто достаточно мощное, чтобы переиначить физический проект и задержать развитие тела или заставить его расти, когда оно должно было уже остановиться, сопротивляется терапии. Это является правдой, но только напо­ловину. Как только человек узнает, что именно задерживает кейс, он может начинать уничтожение сапрессоров, так как способствующая выживанию инграмма, в отличие от контрвы­живательной инграммы, имеет свою ахиллесову пяту.

Наиболее работающий ответ, известный Дианетике, за­ключается в принципе единиц силы жизни и в технологии того, как запускать их обратно в циркуляцию. Способствующая выживанию инграмма собирает и удерживает эти единицы, согласно данной теории, и приходит в полный упадок, когда ее власть удерживать эти единицы разрушена.

Входя в кейс, который имеет хронические психосома­тические заболевания (а какой кейс их не имеет, хотя бы легкие, как приступы чихания или икания), одитор сначала изучает территорию, идет по рутине возвращения для того, чтобы обнаружить, как далеко назад он сможет зайти за материалом, проверяет состояние соник-рикола, насколько закупоренной является молодость человека и так далее. Когда он это исследовал, он начинает составлять свои расчеты о кейсе: во-первых, был ли ребенок счастлив с обоими родителями, и если нет, то с которым из родителей он был счастливей? (Именно тот и является защитником). Был ли один из родителей чрезмерно мощным фактором в формировании мыслительной способности ребенка? Здесь опять может быть защитник, пусть даже и незначительный. Имел ли пациент бабушек и дедушек или других родственни­ков и что он по отношению к ним чувствовал? Вся эта информация будет до какой-то степени закупоренной и иска­женной демонскими контурами и примерно такой же надежной, как и информация, которую пациент неизбежно попыта­ется получить от родителей или родственников, которые не только не знают, что с ним произошло, но могут также страстно желать, чтобы какая-то информация не увидела свет.

Что же произошло на самом деле? Не позволяйте паци­ентам ничего спрашивать у родственников или родителей, если вы можете, так как такие расспросы являются крайне рестимулирующими и никогда не содержат информации, которую вы сможете использовать; пациент просто пытается использо­вать ее для того, чтобы избежать боли действительного рикола своего прошлого. Когда кейс закончен, он не будет больше преследовать этих людей, и если вы хотите проверить в целях исследования, подвергните терапии одного из этих родствен­ников.

Теперь одитор имеет кое-какое представление о том, кто мог бы быть защитником. Тут мы и подходим к ахиллесовой пяте расчетов на предмет защитника.

Любой расчет может содержать потерю защитника. По­теря защитника может быть тем пусковым механизмом, который начнет цепную реакцию. Что мы попытаемся сделать, так это разрядить как можно большее количество единиц силы жизни из реактивного инграммного банка для того, чтобы его ослабить. Каждый заряд, который мы вытащим из банка, усилит способность пациента продол­жать жить и поможет его аналитическому уму проникнуть в инграммный банк. Таким образом, разрядка этих заморо­женных единиц является жизненно важной частью терапии, и состояние кейса будет улучшаться пропорционально ко­личеству освобожденных единиц.

Считайте эти единицы жизни свободной энергией: инг­рамма, захватывая ее, может, при желании сделать силой жизни себя. Только тогда она становится существом. Демон­ские контуры, вэйлансные стенки¹⁵ (которые разделяют ана­лайзер и приводят к существованию мультивэйлансности), силы власти инграммы сами по себе зависят, в соответствии с теорией и практическими наблюдениями, от незаконно захва­ченных единиц жизни.

15 вэйлансные стенки: что то типа защитного механизма, при помощи которого заряд кейса разделен по секциям, что позволяет человеку функционировать хотя бы часть времени

Освобождение этих единиц - основная задача терапии; облегчение боли в инграммах - второстепенная задача; созда­ние комфорта для пациента во время сессии даже не подходит близко в сравнении, хотя нет нужды и в том, чтобы пациенту было неудобно. Двойственный характер терапии - это две стороны одного и того же понятия, облегчения инграмм. Двойственный характер инграмм заключается в том, что они содержат в себе болезненные эмоции (узурпированную силу жизни) и физическую боль (боль от травм, болезней и т.д.).

Направление и стремление терапии на первых стадиях -это попасть как можно раньше на траке времени и как можно быстрее найти бэйсик-бэйсик. Для достижения данной цели (когда это невозможно сделать немедленно просто за счет возвращения и нахождения бэйсик-бэйсик инграммы, что можно и нужно пытаться сделать) одитор облегчает кейс и “грабит” инграммный банк, освобождая единицы жизни (за­хваченные болезненными эмоциями) из расчетов на предмет защитника.

Короче, все стремление и действие терапии заключается в нахождении самой ранней инграммы, стирании ее и затем в продолжении стирания всех остальных инграмм, как инграмм, чтобы их больше нельзя было найти (они переходят в стан­дартный банк, но нужен гений, чтобы их там обнаружить; такие поиски заняли бы часы и часы, поэтому, с точки зрения одитора, можно сказать, что они “стерты”, так как теперь являются не инграммами, а жизненным опытом). Первым, последним и единственным долгом одитора является нахож­дение самых ранних инграмм, которые он только может найти, и их стирание. Не мешает повторить это лишний раз.

Различные способы достижения этого являются методами и искусством терапии. Все, что приводит к такому стиранию инграмм, является технологией и искусством терапии. Все, нто приводит к стиранию инграмм и перемещению их в сферу опыта, приносит пользу и должно быть достигнуто любыми путями. Инженер собирается убрать гору, которая стоит на пути реки: его стремление и труд направлены на перемещение горы. Способы и приспособления, которые он использует -бульдозеры, экскаваторы или динамит - являются искусством и технологией, примененными для достижения цели работы.

Существует три уровня знаний в нашей задаче: (1) в Дианетике мы знаем цель, мы знаем, что является результа­том, когда достигнута цель; (2) мы знаем характер препятст­вий между нами и целью, но о точном характере препятствий мы •не можем узнать слишком много; (3) искусство и техни­ческие возможности для преодоления препятствий между нами и целью являются оправданными и их единственным критерием является то, преодолевают ли они препятствия.

Метод атаки на проблему может быть всегда усовершен­ствован за счет: дальнейшего изучения характера факторов проблемы; новых искусств и технологий, которые можно применить к проблеме; усовершенствования нашего умения применять существующие технологии и искусства. Не нужно считать существующую технологию и искусство оптимальны­ми просто потому, что они справляются с задачей. Время и простота в работе могут быть улучшены новыми методами или при помощи совершенствования мастерства в применении старой технологии.

Данное отступление нужно было для того, чтобы Диане­тика, в отличие от логики Аристотеля и естественной истории, была принята как развивающаяся, изменяющаяся наука. Нуж­но, чтобы ни один одитор не почивал на лаврах с данной процедурой и никогда не оставлял попыток ее улучшать.

Прекрасно. Итак, процедура. Она работает, но никогда нельзя ее заставить работать слишком хорошо или слишком быстро.

1. Введите пациента в ревери и проведите разведыватель­ную попытку пробраться в пренатальную область для того, чтобы посмотреть, доступны ли инграммы для успешной работы без дальнейших усилий. Если они там и если их можно найти, разрядите их и сотрите, если это возможно. Не пытай­тесь стереть ничего настолько удаленного от бэйсик-бэйсик, как роды, делайте это только если файл-клерк настаивает на предоставлении вам родов. Другими словами, приведите па­циента в пренатальную область и шлите самые ранние инг­раммы. Не спрашивайте о специфических происшествиях, особенно о родах; просто берите то, что вам дают. Если вам не удается вернуться в ранний период, переходите ко второму пункту.

2. Расспросите пациента в ревери о его жизни (сделайте это в любом случае, раньше или позже, если кейс замедляется, но только в том случае, если он замедляется до такой степени, что ранние инграммы не сокращаются или не имеют эмоцио­нального заряда). Установите, от кого пациент зависел, всегда подозревайте, что он вам не открыл действительно важных защитников, но не говорите ему о своих подозрениях.

3. Узнайте, когда пациент потерял защитника в результате его смерти или ухода. Подойдите к этому моменту и любым путем, работая с более ранним материалом и этим инцидентом или просто с этим инцидентом, уберите из него печаль потери. Относитесь к любому инциденту, где защитник уходит или где пациент разъединен с защитником, как к инграмме и сотрите ее соответствующим образом или работайте над ней до тех пор, пока она не перестанет иметь заряд печали. Если заряд не уходит, подозревайте более ранний момент печали о том же защитнике, найдите этот момент и отнеситесь к нему, как к инграмме.

4. Во-первых, в-последних и всегда, работа заключается в том, чтобы найти бэйсик-бэйсик и затем доступный в данный момент самый ранний инцидент боли или печали, и в том, чтобы стереть каждый инцидент по мере выдачи его файл-клерком или найденный при помощи метода репитера.

5. Любой инцидент, который не сокращается в достаточ­ной степени, имеет похожий инцидент раньше, и нужно отправить пациента раньше для нахождения предыдущего инцидента, когда первый инцидент не сокращается от прохож­дения по нему несколько раз.

6. Каждый раз, когда инграмма теряет эмоциональность, даже если она сокращается, подозревайте, что существует другой расчет на предмет защитника, найдите его рано или поздно на траке времени пациента и сократите по крайней мере до такого состояния, когда заканчивается эмоциональная разрядка. Не рестимулируйте весь кейс за счет перескакива­ния от одного несокращенного инцидента к другому, который выглядит более многообещающим. Сократите все, что есть в поле зрения перед тем, как начнете искать новые заряды печали.

7. Лучше сократить раннюю инграмму, лишенную эмо­ции, чем расстроить весь кейс своими настойчивыми поисками расчета на предмет защитника, когда такая ранняя инграмма показывается на глаза. Стирание ранних инграмм, не содержащих эмоции, со временем выявит новые расчеты на предмет защитника, если вы время от времени будете их искать.

8. Считайте, что любая задержка кейса, любое нежелание помогать происходит от расчета на предмет защитника.

9. Демонские контуры удерживаются на своих местах единицами силы жизни, втянутыми в банк, поэтому разрешай­те проблему демонских контуров при помощи разряжения зарядов печали.

10. Считайте, что потеря защитника (его уход или смерть) идентична смерти какой-то части пациента и что сокращение смерти или ухода защитника восстановит соответствующее количество жизни в пациенте. И помните, что громадными зарядами печали не всегда являются смерть или уход защит­ника, но может быть просто внезапная смена отношений защитника к пациенту.

Всегда помните, что тот человек, с которым пациент наиболее близко себя отождествляет, как, например, сочувст­вующие отец, или мать, или дедушка, или бабушка, или родственник, или друг, принимаются реактивным умом за часть самого человека. Все, что случается с этим персонажем, можно считать, случилось и с пациентом. В таком кейсе, если защитник умер от рака, вы иногда обнаружите, что пациент имеет язву или какую-либо эрозию там, где защитник имел рак.

Реактивный ум думает исключительно тождествами. Спо­собствующая выживанию инграмма сочувствия отождествляет пациента с другим человеком. Смерть или потеря другого человека (защитник ушел или отказал в поддержке), превра­щается поэтому в убеждение реактивного ума, что пациент испытал какую-то долю смерти.

Любая инграмма может содержать эмоциональные заря­ды: эмоции передаются (на том же эмоциональном тоне) от находящихся вокруг человека “без сознания” людей в его реактивный ум. Злость входит в инграмму как злость, апатия -как апатия, стыд - как стыд. Все, что люди эмоционально чувствовали вокруг человека “без сознания”, должно быть найдено в инграмме, которая явилась следствием того инци­дента. Когда эмоциональный тон присутствующих в инграмме определенно зол или апатичен по своему словарному содер­жанию, но все же пациент во время прохождения инграммы этих эмоций не ощущает, значит, где-то есть инграмма с вэйлансной стенкой между пациентом и эмоциональным тоном, и эта вэйлансная стенка почти всегда разрушается при помощи нахождения инграммы с зарядом печали немного раньше или позже в жизни пациента.

Единственной приемлемой причиной для вхождения в более поздние периоды жизни человека до того, как пренатальная область была хорошо опустошена, является стремле­ние разрядить печаль от смертей, потерь или отказов в сочувствии со стороны защитника. Под “отказами” мы имеем в виду, что защитник превратился в настоящего врага пациента (действительного или воображаемого). Двойник защитника, псевдо-защитник, является человеком, которого реактивный ум перепутал с действительным защитником. Смерть, потеря или отказ псевдо-защитника тоже может содержать заряд печали.

По нашей теории, единственное, что может закрыть дверь за единицами жизни, это эмоция потери. Если бы существовал способ не делать ничего, кроме освобождения этих единиц жизни, с физической болью можно было бы не считаться.

Релиз осуществляется, так или иначе, за счет освобожде­ния наибольшего возможного количества единиц жизни из периодов потерь с минимальным обращением к самим инграм­мам.

Потеря защитника или псевдо-защитника не должна со­держать больше физической боли или “бессознательности”, чем вызваны самой потерей. Это достаточно серьезно. Это создает инграмму.

Любой персонаж, который найден закупоренным в жизни человека, может с большой степенью уверенности считаться защитником или псевдо-защитником. Если во время вспоми­нания или возвращения пропадают большие периоды обще­ния пациента с другим человеком, последний называется “закупоренным” человеком. Лучшей гарантией статуса защит­ника является закупоренность (недоступность для памяти), которая окружает смерть человека, или уход, или отказ. Возможно возникновение закупоренное™ также вследствие наказаний; закупоренный человек также может быть архивра­гом. Однако в таком случае любые присутствующие воспоминания будут относиться к смерти, или поражению, или болезни закупоренного человека. Закупоренность похорон человека в памяти пациента теоретически зачисляет его в защитники или псевдо-защитники. Воспоминания о похоро­нах человека, но закупоренность приятных моментов может значить, что человек был врагом. Эти правила являются условными. Но не вызывает сомнений, что любые закупорен­ное™ значат, что человек имел огромную и невысказанную важность в жизни пациента, которую требуется объяснить.

Здесь следует заметить, что выздоровление пациента бу­дет зависеть в большой степени от количества единиц жизни, выпущенных из его реактивного ума. Разряжение печали может быть довольно жестоким. Обычной практикой является “забудь” и “чем раньше забудешь, тем раньше заживет”. К сожалению, это не работает. Мы были бы очень счастливы, если бы это работало. Все, что забыто, является гноящейся раной, когда к этому имеет отношение отчаяние. Одитор обнаружит, что каждый раз, когда он находит такой самый главный денайер, “забудь об этом”, он получает инграмму, которая подавлялась данной командой; если он не может найти инграмму, но нашел соматику, это значит, что “забудь об этом”, или “не думай об этом”, или “не могу вспомнить”, или “не помню”, или же какой-то другой денайер будет найден в содержании инграммы. Забывание является таким нездоро­вым делом, что когда что-то “выброшено из головы”, оно идет прямо в реактивный ум, где поглощает единицы силы жизни. Этот аберрированный расчет, что забывание происшествий приводит к способности их выдерживать, обнаруживает свою ложность перед лицом того факта, что гипнотизер, к примеру, добивается результатов, именно если он вставит один из этих денайеров в конце внушения. Это было известно на протяжении тысячелетий и стало одним из первых уроков автора в его изучении азиатских практик. Из Индии это давно просочилось в Грецию и Рим и пришло к нам через Антона Месмера¹⁶; это является фундаментальным принципом не­скольких мистических искусств; эта механика была даже известна шаманам сиу¹⁷. Но все же люди, преимущественно, до сих пор безо всякого основания, и, возможно, от недостатка настоящей помощи, верили, что самый правильный подход к печали - это ее забыть. Даже Гиппократ¹⁸ заметил, что операция полностью не является законченной до тех пор, пока пациент не расскажет несколько раз о том, что с ним про­изошло, каждому из своих друзей по очереди, что хотя и не является достаточной терапией, было, как исповедь, частью всеобщих знаний на протяжении многих веков. Но все же люди настаивают на подавлении печали.

16 Месмер, Антон (1734-1815): австрийский врач, который разработал практику месмеризма — гипнотизма.

17 сиу: племя североамериканских индейцев.

18 Гиппократ (460?-370? до н.э.): греческий врач, известный как отец медицины.

Одиторе своей практике столкнется с мольбами пациен­тов “не говорить больше о смерти”. Если одитор достаточно глуп, чтобы послушаться этой слезливой просьбы, когда пациент находится в ревери, тогда одитор активно препятствует релизу. Это и есть самый первый инцидент, который он должен найти!

Возможно, без технологии Дианетики было бы плохо подходить к таким вещам; но с нашим искусством достаточно просто не только войти в действительный момент инцидента, но также и переживать его до тех пор, пока слезы и причита­ния не останутся эхом в записях кейса. Отнестись к той потере как к инграмме, пересказывая ее по мере переживания до тех пор, пока она больше не причиняет эмоциональной боли, значит возвратить человеку его энергичность, которой он не имел с момента происшествия инцидента. И если инцидент не станет легче после дюжины прохождений, идите назад по цепочке печальных событий так же, как в случае с любой другой инграммой, и найдите все более и более ранние инциденты. Пациент, который начал разряжать печаль .в возрасте 50 лет, может обнаружить себя через два часа в пренатальной области в моменте, когда потерянный защитник впервые стал защитником. Если одитор может получить всю цепь на любого отдельного защитника, выпуская печаль из нее от поздних моментов к ранним, выбирая всю печаль из каждого инцидента и снимая заряды с целой серии инграмм, он может за несколько часов работы избавить кейс от доста­точного количества заряда, чтобы затем начать упорядоченное стирание.

Попрошу заметить это различие: ахиллесова пята рас­чета на предмет защитника может быть найдена поздно на цепи инцидентов, имеющих дело с этим защитником, что значит - мы имеем дело с вертикальной воронкой времени, в которую можно войти поздно и следовать до раннего периода жизни. Ахиллесова пята контрвыживательной ин­граммной цепи расположена в самых ранних инцидентах (откуда нужно начинать), в то время, как наиболее уязви­мым местом цепи инграмм душевной боли являются наибо­лее поздние инциденты (откуда нужно начинать работу с таким типом инграмм).

Для получения обратно единиц жизни из инграммного банка, чтобы было достаточно свободной эмоции для релиза или клирования кейса, начните с более поздних потерь защит­ников и псевдо-защитников и продвигайтесь назад к более ранним.

Для того, чтобы отпустить физическую боль человека из инграммного банка, начните пораньше на траке (как можно ближе к зачатию) и продвигайтесь сквозь более поздние периоды.

Физическая боль в контрвыживательной цепи в состо­янии подавить болезненные эмоции в способствующей вы­живанию цепи.

Болезненные эмоции в способствующей выживанию цепи могут подавить физическую боль в контрвыживатель­ных инграммах.

Если бы вы начертили схему пренатальной области реактивного инграммного банка, она бы выглядела следую­щим образом: длинная горизонтальная линия, выражающая время, имела бы черные кружки, обозначающие инграммы; один конец линии обозначал бы зачатие, другой конец -рождение. Поверх этой линии находилась бы темная об­ласть, которая, как тяжелая мгла, протягивалась бы от одного конца линии до другого, почти касаясь ее. Сверху этой мглы находилась бы другая горизонтальная линия, кажущийся трак времени, по которому пациент возвраща­ется. Первая длинная линия является действительным тра­ком времени; мгла - это болезненные эмоции; верхняя линия представляет собой то, что пациент принимает и использует в качестве трака времени.

Болезненные эмоции, конечно, временами затрагивают пренатальный район, и возможность рассеивания их путем нахождения пренатальных эмоциональных зарядов никогда не должна упускаться одитором: в самом деле, как только основная часть поздних болезненных эмоций разряжена, большое количество болезненных эмоций может быть най­дено среди ранних инграмм. Большая часть этой мглы, и самая первая часть, с которой устанавливает контакт оди­тор, это поздний период жизни: хотя заряд болезненных эмоций и находится в поздней части жизни, можно сказать, что он зарождается в пренатальном районе¹⁹.

19 Сила инграмм болезненных эмоций зависит от инграмм физической боли, которые лежат под ними.

Моменты потерь вследствие смерти или ухода защитников пациента, а также потери защитников, когда те внезапно поворачиваются против пациента, ловят как в капкан эмоци­ональные заряды и размещают их между пациентом и дейст­вительностью. Хотя момент потери и был после рождения, в младенчестве, детстве, молодости, старости, он обладает об­ратной силой в подавлении ранних инграмм.

Этот аспект болезненных эмоций является включением ранних инцидентов моментами потерь. Другими словами, момент большой потери давит человека вниз шкалы тонов до такой степени, что тон становится приблизительно равным тону ранних инграмм, и те, будучи включенными, всегда поддерживают заряд.

Единицы жизни, пойманные и удержанные таким обра­зом, являются жизнью инграммы. В электричестве одноимен­ные заряды отталкиваются. Аналайзер, работая, можно сказать для аналогии, на том же виде заряда, что и инграмма, отталкивается от инграммы, которая таким образом остается целой и неизвестной.

Когда человек возвращается в район ранних инграмм, которые поддерживаются в состоянии включения за счет зарядов из поздних инцидентов — он может довольно комфортабельно пройти мимо громадного количества аберрирующего матери­ала, даже не подозревая о его существовании. Однако когда поздние моменты болезненных эмоций отпущены (релиз), одитор может немедленно возобновить работу над ранним периодом и найти инграммы физической боли, которые до тех пор он не был в состоянии обнаружить.

В действительности, поздние моменты и ранние моменты являются инграммами: потеря или известие о вей отключают аналайзер, и все, что после этого входит, является инграмм­ным материалом и подшивается в реактивном уме. Существу­ют зрительные образы и память о событиях, которые относятся к настоящему времени и помогают ориентации человека. Это часто позволяет ему вспоминать моменты потерь, чего нельзя сказать о пренатальном материале, по­скольку в период до рождения нет ориентирующих факторов, которые могли бы оставить отпечаток на аналайзере. В то время, как пренатальный ребенок имеет аналайзер (особенно в последней стадии развития), опыт и память не координиро­ваны и аналитический ум не подозревает о существовании инграмм. Это не является правдой для поздних периодов жизни, особенно после того, как освоена и используется речь. Фактом является то, что эта способность поздней жизни восстановить в памяти окружающие обстоятельства без того, чтобы чувствовать крайности боли, также служит для маски­ровки существования инграмм. Человек думает, что об этих моментах потерь он все знает аналитически. На самом деле он не имеет никакого контакта с самой инграммой, которая содержит момент “бессознательности” меньшей глубины, чем, скажем, наркозная разновидность. Потери защитников в детстве, однако, могут быть настолько закупоренными, что пациент даже не помнит самих защитников.

Одитор обнаружит, что с поздними инграммами легко войти в контакт. Он также обнаружит кое-что другое. Пациент может, когда он возвращается в такие моменты потерь, не находиться в своем собственном теле. Этот “феномен” был известен на протяжении нескольких тысяч лет, но даже наиболее недавним высказыванием на эту тему было простое “это интересно” без никаких дальнейших попыток узнать, почему человек, возвращенный гипнотической регрессией, иногда был в своем теле (видя окружающий мир как будто через свои глаза), а иногда видел все окружающее, включая самого себя, частью пейзажа (как будто он смотрел со сторо­ны) . Только то, что мы обнаружили естественную способность ума возвращаться в бодрствующем состоянии к прошлым инцидентам, не изменяет того факта, что мы сталкиваемся с загадочным “феноменом” наркотических снов и гипнотизма. Мы никаким образом не практикуем гипнотизм. Это значит, что Дианетика и гипнотизм используют одинаковые способности ума - но не значит, что эти способности принадлежат полю деятельности гипнотизма. Одним из свойств возвраще­ния является то, что оно иногда (а у некоторых пациентов постоянно) сталкивается со случаями, когда пациент находит­ся снаружи своего тела. Такие взгляды на себя со стороны имеют два объяснения. Одно из них - это вэйланс, когда пациент перенимает личность другого человека и видит сцену сквозь глаза того человека; другое - это экстериоризация²⁰, когда болезненные эмоции присутствуют в таком количестве, что пациент не в состоянии занимать свое тело. Эти болезнен­ные эмоции могут происходить от будущих инцидентов по отношению ко времени, когда он является свидетелем сцены, в которую был возвращен при помощи Дианетики. После нескольких раз прохождения этой сцены пациент будет ближе и ближе к возвращению в свое тело, пока, в конце концов, он сможет смотреть из него на окружающее. Временами эмоци­ональной разрядки (слез и т.д.) нет до тех пор, пока пациент не прошел по инциденту несколько раз и пока он не находится внутри своего тела. Словно в состоянии возвращения он должен был сначала разведать обстановку и разузнать, без­опасно ли находиться в своем теле. Если после нескольких раз в инграмме не происходит эмоциональной разрядки типа слез, значит эмоции “подвешены” где-то в другом месте, раньше или позже, но обычно гораздо позже. Экстериоризация вследствие эмоций ничем не отличается от экстериоризации из-за физической боли для всех намерений и целей одитора. Когда он сталкивается с кейсом, который на всем протяжении трака времени постоянно экстериоризирован, он должен обратиться к своей способности релиз (отпустить) моменты болезненных эмоций.

20 экстериоризация: состояние, при котором человек находится снаружи своего тела и в риколе видит себя со стороны

Все пациенты, похоже, придерживаются идеи, что время лечит и что некоторые инциденты, которым по десять-двад­цать лет, больше не оказывают на них никакого влияния. Время — это великий шарлатан, а не великий лекарь, как уже было отмечено. Время, за счет процесса роста и увядания, изменяет окружающее, вокруг - новые лица и действия, и таким образом изменяются рестимуляторы. Момент болезнен­ных эмоций в прошлом имеет, как и любая другая инграмма, свои собственные рестимуляторы и, в добавление к тому, держит все более ранние инграммы в состоянии включения, чтобы их рестимуляторы тоже были включены: каждый рестимулятор имеет набор рестимуляторов, ассоциируемых с ним аналити­ческим умом, который не в состоянии видать действительные рестимуляторы. Это создает сложную картину, но сложную в терапии только в том случае, если кто-то не знает источника аберрации. Если одитор возвратит пациента в любой момент болезненных эмоций прошлого и будет проходить²¹ по нему, как по инграмме, он обнаружит, что весь первоначальный заряд присутствует и разрядится.

21 проходить: осуществлять процесс одитинга В Дианетике - возвращать преклира в инцидент и помогать ему наиболее полно с ним контактировать с целью постепенного сокращения этого инцидента (см. термин “сокращение* в словаре в конце книги)

Он обычно обнаруживает, что пациент “стесняется” самой мысли о вхождении в настоящую инграмму: преклир может попытаться детально объяснить различную ерунду, его собст­венные мысли, причины, почему инграмма больше не достав­ляет ему боли и так далее. Эти мысли и данные, на любой стадии одитинга, представляют собой примерно столько же ценности в работе с инграммой, сколько диссертация на тему “детских страхов” представляла ценность для избавления че­ловеческого ума от аберраций. Одитор, который слушает эти “причины” и “я помню” вместо того, чтобы идти по инграмме, не улучшает состояние своего пациента и выбрасывает ценные часы терапии на ветер. Одитор, который так делает, принад­лежит к школе мышления “поглаживателей по руке”, которая верит в то, что сочувствие имеет ценность. Ему нет места среди одиторов. Теряется драгоценное время на выслушивание того, что пациент думал, или говорил, или делал, или верил, когда пациент должен войти в инграмму и работать с ней, как с инграммой. Конечно, существует необходимость обнаружить из разговоров преклира, где находится эта инграмма, но как только она найдена, все остальное становится лишним.

Возьмем тот случай, когда ребенок получает известие о смерти своих родителей. Одитор узнал, что родители погибли, когда ребенку было два года. Он может вычислить, без дальнейших неприятностей и вопросов, что кто-то, должно быть, сказал его пациенту о смерти родителей, что существо­вал точный момент, когда малыш узнал об их смерти. Расска­зывая инграмму в прошлом времени не будучи возвращенным, пациент использует все прошедшие годы как буфера против болезненных эмоций. Одитор возвращает пациента, без даль­нейших предисловий, кроме обычной процедуры введения в ревери, в момент, когда пациент узнал о смерти родителей. Пациент сначала будет немного тыкаться в разные стороны для того, чтобы сориентировать себя в прошлом, но вскоре он обнаружит момент, когда кто-то сказал ему о смерти родите­лей. Можете не сомневаться в том, что если тот ребенок хоть немного любил своих родителей, то там существует инграмма. Инграмма начинается с первого момента, когда ребенок ин­формирован о случившемся, когда можно ожидать отключе­ния аналайзера. Конец инграммы - это момент включения аналайзера через минуту, час, день или даже через неделю. Между первым моментом снижения аналитической мощности и включением аналитического ума находится инграмма. Пер­вые минуты инграммы являются наиболее опасными. Часа инграммного времени (час инграммы, не терапии) должно быть больше, чем достаточно. Большинство одиторов работа­ют только с первыми несколькими минутами для того, чтобы узнать, наступит ли эмоциональная разрядка. Идите по этому периоду потери, который содержит болезненные эмоции, точно так же, как по периоду физической боли и “бессозна­тельности” с другим источником. Период болезненных эмоций является периодом “бессознательности” так же точно, как если бы ребенка ударили по голове дубиной. Если можно осуще­ствить контакт с эмоцией этого периода при помощи четырех или пяти прохождений по нему (каждый раз начиная с начала, убеждаясь, что пациент возвращен и в контакте со всеми ощущениями инцидента, и проходя его как следует, как инграмму), затем инграмма должна проходиться до тех пор, пока эмоции не уйдут и преклиру не станет скучно об этом говорить или даже пока он не развеселится по этому поводу. Если после четырех-пяти раз пациент все еще экстериоризирован, все еще не вошел в контакт с какими-либо эмо­циями, значит заряд “подвешен” где-то раньше или позже. Нужно попытаться найти другие потери (независимо от того, на сколько лет до или после неподдающегося инци­дента) для получения разрядки. После получения разрядки эмоций в другом месте, первый инцидент может также разрядиться, как в кейсе двухлетнего ребенка, который потерял родителей. Совершенно определенно, что рано или поздно такой инцидент разрядится. Так же точно и то, что кейс не будет достаточно прогрессировать в нахождении большого количества инграмм физической боли до тех пор, пока такой серьезный инцидент не разряжен.

Разрядки часто происходят в очень необычных местах. Где-то они подходят к поверхности достаточно близко для того, чтобы возвращенный пациент дотронулся до них и освободил единицы жизни, разрешил инграмме выключиться и появиться на траке времени в должном месте.

Инграммный банк становится сильно искаженным болез­ненными эмоциями, и районы болезненных эмоций серьезно искажаются физической болью в других местах на траке. Система “подшивания документов” реактивного ума оставляет желать много лучшего. Файл-клерку удается раскопать и выдать одитору только ограниченное количество инграмм болезненных эмоций или физической боли в какое-то время. Они могут быть перемешаны в своем положении на траке или, другими словами, одитор может наладить контакт с ранней инграммой физической боли (его наиболее важная работа), затем контактировать с инграммой в середине пренатального периода, потом с послеродовой инграммой, и потом покажет­ся, что больше не существует ни одной инграммы физической боли (инграммы физической разновидности, которые содер­жат случайные удары, болезни, хирургические операции или травмы). Это не значит, что кейс зашел в тупик или что пациент стал клиром. Это скорее значит, что существуют инграммы другой разновидности (болезненные эмоции, про­изошедшие от потерь защитников в результате смерти, ухода или резкого изменения отношения), которые теперь могут быть контактированы. Тогда одитор ищет и убирает эмоцио­нальный заряд из инграмм потерь, обычно позже в жизни. Они же, вместе с единицами, освобожденными обратно в циркуляцию, позволяют появиться ранним инграммам физи­ческой боли, и одитор сокращает каждую, которую может контактировать. Как только он больше не в состоянии найти физически болезненные инграммы, он идет обратно в поисках инграмм болезненных эмоций, вперед и назад по мере надоб­ности. Ум, будучи самозащитным механизмом, раньше или позже блокирует пациента от инграмм физической боли, если инграммы болезненных эмоций готовы к работе. Верно и обратное: он блокирует пациента от инграмм болезненных эмоций, как только готовы к работе инграммы физической боли.

Начните с поздних периодов жизни для нахождения бо­лезненных эмоций и работайте по направлению к более ранним периодам. Начните с ранних периодов жизни для нахождения инграмм физической боли и работайте по направ­лению к более поздним периодам. И" когда любая инграмма контактировала, идите по ней до тех пор, пока она не перестанет причинять какие-либо неприятности пациенту или полностью не исчезнет (т.е. будет переподшита, но ис­чезнет для одитора и пациента в этот момент). Если инцидент, после многочисленных прохождений, не пока­зывает признаков облегчения (проявления, уменьшения или повышения соматики и эмоции), только тогда одитор может начинать искать другой инцидент. В случае инг­раммы болезненных эмоций, заряд может часто быть найден позже. В случае инграммы физической боли, “подвешивание” неизменно происходит от существования той же самой фразы в более ранней инграмме физической боли, которую можно достать. В таком случае одитор должен сделать так, чтобы преклир повторял те фразы, которые завели его в соматику до тех пор, пока он не найдет и не поднимет раннюю инграмму.

К этому времени должно стать предельно ясно, что объяснение одитором своих действий или поведения не про­двигает терапию вперед и не приносит никакой пользы, кроме редкой помощи в нахождении инграмм. Должно быть одина­ково ясно, что никакое количество объяснений или поглажи­ваний по руке (сочувствия) или оценок происходящего одитором не продвинет вперед дело стирания инграмм. Дол­жно быть понятно, что мысли пациента во время инцидента не были аберрирующими. Также должно быть ясно, что болезненные эмоции устанавливают “стенки” и демонские контуры в уме и то, что инграммы физической боли удержи­вают на месте аберрацию и физическую боль в теле.

Вся эта операция является механической. Она не имеет ничего общего с оправданиями, стыдом или разумом. Она имеет общее только с уменьшением инграммного банка. Когда большинство болезненных эмоций убрано, человек становится релизом; когда весь инграммный банк опустошен от всего содержимого, человек становится клиром.

Ум напоминает точный прибор: его ни как целое, ни по частям почти невозможно разрушить, кроме как путем уда­ления некоторых его составляющих. Инграммы не удаляют части ума, они добавляют в него то, чего там не должно быть. Представьте себе прекрасный обтекаемый автомобиль, рабо­тающий превосходно — это был бы разум без добавления боли и болезненных эмоций. Теперь представьте себе эту машину в руках банды недоразвитых механиков: они начинают вокруг нее работать и не отдают себе отчета о том, что их действия вообще оказывают влияние на машину. Теперь они видят, что работа машины нарушена, но они не понимают, что они оставили различные гаечные ключи, отвертки, окурки и вче­рашний мусор внутри и вокруг нее. Сначала они думают, что надо смонтировать что-то новое в ней или на ней для исправ­ления ее работы, и они добавляют какие-то произвольные приспособления, чтобы машина лучше работала. Кажется, что некоторые из этих доделок помогают машине (инграммы сочувствия) и могут быть использованы, вместе с остальной ерундой, самой машиной для собственной стабилизации. Эти кретины перекрывают подачу горючего (инграммы болезнен­ных эмоций) или, как японский капитан, который бьет маши­ну хлыстом, когда она не хочет двигаться, пытаются подгонять автомобиль силой (побуждение наказанием) и так добавляют больше неприятностей. В конце концов кажется, что машина стала безнадежным куском металлолома, будучи почти погре­бенной под всеми добавлениями на ней и в ней, и идиоты-ме­ханики качают головами: “Давайте добавим еще что-нибудь, или она остановится!”. Они так и делают, и машина останав­ливается (человек сходит с ума).

В Дианетике производится искусная работа по расчистке мусора внутри и вокруг машины. Но это не делается путем добавления нового мусора. Идиоты-механики (содержимое реактивного ума) приходят в уныние и пугаются этих дейст­вий, но сама машина, вдруг осознав, что для нее делается что-то такое, что приведет ее в хорошую форму опять, начинает помогать. Чем больше мусора убрано, тем лучше она ездит и тем меньше силы имеют идиоты-механики. Процесс улучшения должен быть и есть быстрый. Мы можем остано­виться, когда машина работает по крайней мере так же хорошо, как “нормальная” (релиз), или же закончить работу после расчистки всего мусора (клир). Когда мы получили состояние клира, то имеем дело с тем, с чем никто никогда раньше не имел дела, так как никогда раньше не существовало такого состояния свободы от мусора: идеальная машина, обтекаемая, мощная, блестящая, способная приспосабливать­ся к окружающей среде и заботиться о всех своих функциях без дальнейшей терапевтической помощи.

КНИГА ТРЕТЬЯ ГЛАВА ВОСЬМАЯ