Ведьмак VI башня ласточки

- Ради богов, - прервал Цири Высогота. - Уж не думаешь ли ты всерьез...

- Не призывай богов, если в них не веришь. А я знаю, что не веришь.

- Оставим в покое мое мировоззрение! Цири, что за адские мысли приходят тебе в голову? Как ты вообще можешь...

- А вот теперь ты оставь в покое мое мировоззрение, Высогота. Я знаю, что мне положено! Я - ведьмачка!

- Ты - личность юная и неуравновешенная! - взорвался Высогота. - Ты - ребенок, перенесший травмирующее воздействие извне, ты - ребенок обиженный, невротический и близкий к нервному срыву. И сверх всего ты одержима жаждой мести! Ослеплена жаждой реванша! Неужели ты этого не понимаешь?

- Понимаю лучше, чем ты! - воскликнула она. - Потому что ты понятия не имеешь о мести, потому что ты никогда не испытывал того, что досталось мне. Потому что ты знать не знаешь, что такое настоящее зло!

Она выбежала, хлопнув дверью, через которую тут же ворвался в сени и комнату пронизывающий зимний вихрь. Спустя несколько секунд Высогота услышал цокот копыт и ржание.

Возбужденный, он хватил оловянной тарелкой о стол. «Пусть едет, - подумал он. - Пусть вытрясет из себя злобу». Бояться за нее он не боялся, она одна ездила по болотам часто и днем, и ночью, знала тропки, островки и заросшие лесом топи. Однако, если б и впрямь заблудилась, достаточно было отпустить поводья, и вороная Кэльпи нашла бы дорогу домой, к овчарне. Эту дорогу она знала.

Спустя какое-то время, когда уже здорово стемнело, он вышел, подвесил на столб фонарь. Постоял у живой изгороди, прислушался к стуку копыт, к плеску воды. Однако ветер и шум камышей приглушали все звуки, фонарь на столбе раскачивался как бешеный и наконец погас.

И тогда он услышал. Далеко. Нет, не оттуда, куда поехала Цири. С другой стогны, противоположной. От болот. Дикий, нечеловеческий, протяжный воющий крик. Стон.

Минута тишины. И снова. Beann'shie. Беанн'ши. Эльфья упырица. Предвестница смерти. Высогота задрожал от холода и страха. Быстро вернулся в хату, бормоча и приговаривая себе под нос, чтобы не услышать, чтобы не слушать.

Прежде чем он снова разжег фонарь, из тьмы появилась Кэльпи.

- Войди в дом, - сказала Цири ласково и мягко. - И не выходи. Отвратная ночь.

- Да, знаю! И вовсе не из университетских книжек! - Конечно, нет. Ты все изучила на собственном опыте. На практике. Как-никак у тебя же гигантский опыт в твои-то долгие шестнадцать лет.

- Вполне достаточный! Достаточно большой! - Поздравляю, коллега ученая.

- Ехидничаешь, - сжала она губы, - даже понятия не имея, как много недоброго наделали миру вы, трухлявые ученые, теоретики, с вашими книгами, со столетним опытом просиживания над моральными трактатами, да еще с таким прилежанием, что вам некогда было даже в окно глянуть, чтобы увидеть, как выглядит мир в действительности. Вы, философы, искусственно поддерживающие придуманные вами же философии, чтобы получать денежки в университетских кассах. А поскольку ни одна хромая собака не заплатила бы вам за неприглядную правду о мире, вы напридумывали этику и моралистику, красивые и оптимистические науки. Беда только в том, что... лживые и шарлатанские!

- Нет ничего более шарлатанского, чем непродуманное осуждение, соплячка! Чем поспешные и непродуманные суждения!

- Вы не нашли противоядие от зла! А я, сопливая ведьмачка, нашла! Безотказное противоядие!

Он не ответил, но лицо выдало его, потому что Цири стрелой вылетела из-за стола.

- Ты считаешь, что я несу дурь? Бросаю слова на ветер? - Я считаю, - ответил он спокойно, - что в тебе говорит раздражение. Считаю, что ты намерена мстить от раздражения, и горячо советую успокоиться.

- Я спокойна. А месть? Ответь мне: почему бы и нет? Почему я должна отказаться от мысли о мести? Во имя чего? Высших соображений? А что может быть выше покарания скверных дел и поступков? Для тебя, философ и этик, месть - деяние дурное, нехорошее, неэтичное, беззаконное, наконец. А я спрашиваю: где кара за зло? Кто должен ее подтвердить, определить и отмерить? Кто? Боги, в которых ты не веришь? Великий творец-демиург, которым ты решил заменить богов? Или закон? А может, нильфгаардская юстиция, императорские суды, префекты? Наивный ты старик!

- Значит, око за око, зуб за зуб? Кровь за кровь? А за эту кровь, очередную кровь? Море крови? Ты хочешь утопить мир в крови? Наивная, обиженная девочка! Так ты намерена бороться со злом, ведьмачка?

- Да. Именно так! Потому что я знаю, чего Зло боится. Не этики твоей, Высогота, не проповедей, не моральных трактатов о порядочной жизни. Зло боли боится, боится быть покалеченным, страданий боится, смерти, наконец! Раненое Зло воет от боли как пес! Ползает по полу и визжит, видя, как кровь хлещет из вен и артерий, видя торчащие из обрубков рук кости, видя кишки, вываливающиеся из брюха, чувствуя, как вместе с холодом приходит смерть. Тогда, и только тогда, у Зла волосы встают дыбом на башке, и тогда скулит Зло: «Милосердия! Я раскаиваюсь в совершенных грехах! Я буду хорошим и порядочным, клянусь! Только спасите, остановите кровь, не дайте позорно умереть!» Да, отшельник. Вот так борются со Злом! Если Зло собирается обидеть тебя, сделать тебе больно - опереди его, лучше всего в тот момент, когда Зло этого не ожидает. Если ж ты не сподобился Зло опередить, если Зло успело обидеть тебя, то отплати ему. Напади, лучше всего когда оно уже забыло, когда чувствует себя в безопасности. Отплати ему вдвойне. Втройне. Око за око? Нет! Оба ока за око1 Зуб за зуб? О нет{ Все зубы за зуб! Отплати Злу! Сделай так, чтобы оно выло от боли, чтобы от этого воя лопались у него глазные яблоки! И вот тогда, поглядев на землю, ты можешь смело и определенно сказать: то, что здесь валяется, уже не обидит никого. Никому не опасно. Потому что как можно угрожать, не имея глаз? Не имея обеих рук? Как оно может обидеть, если его кишки волочатся по песку, а их содержимое впитывается в этот песок?

- А ты, - медленно проговорил отшельник, - стоишь рядом с окровавленным мечом в деснице, глядишь на кровь, впитывающуюся в песок, и имеешь наглость думать, будто разрешила извечную дилемму, что наконец-то обрела плоть мечта философов. Думаешь, что природа Зла изменилась?

- Да, - заносчиво ответила она. - Так как то, что валяется на земле и истекает кровью, - уже не Зло. Возможно, это еще не Добро, но уже наверняка и не Зло!

- Говорят, - медленно проговорил Высогота, - что природа не терпит пустоты. То, что лежит на земле, что истекает кровью, что пало от твоего меча, - уже не Зло? Тогда что же такое Зло? Ты когда-нибудь задумывалась об этом?

- Нет. Я - ведьмачка. Когда меня учили, я поклялась себе, что буду выступать против Зла. Всегда. И не раздумывая... Потому что стоит только начать задумываться, - добавила она глухо, - как уничтожение потеряет смысл. Месть потеряет смысл. А этого допустить нельзя. Он покачал головой, но она жестом не дала ему заговорить. - Мне пора уже докончить свой рассказ, Высогота. Я рассказывала тебе больше тридцати ночей, с Эквинокция до Саовины. А ведь не рассказала всего. Прежде чем я уеду, тебе следует узнать, что случилось в день Эквинокция в деревушке под названием Говорог.
***
Она застонала, когда ее стаскивали с седла. Бедро, по которому он ее вчера бил ногой, болело.

Он дернул за цепь, пристегнутую к ошейнику, потащил ее к дому.

В дверях стояли несколько вооруженных мужчин. И одна высокая женщина.

- Бонарт, - сказал один из мужчин, худощавый брюнет с тощим лицом, державший в руке окованную бронзой нагайку. - Должен признать, ты умеешь застигать врасплох. - Здравствуй, Скеллен.

Человек, названный Скелленом, какое-то время глядел ей прямо в глаза. Она вздрогнула под его взглядом.

- Ну, так как? - снова обратился он к Бонарту. - Объяснишь сразу или, может, помаленьку?

- Не люблю объяснять на базаре, потому как мухи в рот летят. В дом войти можно? - Прошу. Бонарт дернул за цепь.

В доме ждал еще один мужчина, растрепанный и бледный, вероятно, повар, потому что занимался чисткой одежды от следов муки и сметаны. Увидев Цири, он сверкнул глазами. И подошел. Это не был повар.

Она узнала его, помнила эти паскудные глаза и пятно на морде. Это был тот, кто вместе с белками преследовал их на Танедде, именно от него она сбежала, выскочив в окно, а он велел эльфам прыгать следом. Как тот эльф его назвал? Рене?

- Это ж надо! - сказал он язвительно, сильно и болезненно тыкнув ее пальцем в грудь. - Мазель Цири! С самого Танедда не виделись. Долго, долго я мазельку искал. И наконец нашел!

- Не знаю, милсдарь, кто вы такой, - холодно бросил Бонарт, - но то, что вы якобы нашли, принадлежит мне, а посему держите лапы подальше, ежели цените свои пальчики.

- Меня зовут Риенс, - нехорошо блеснул глазами чародей. - Соблаговолите это милостиво запомнить, господин охотник за наградами. А кто я, сейчас станет ясно. И ясно также станет, кому будет принадлежать эта мазель. Но зачем опережать события? Сейчас я просто хочу передать поздравления и сделать некое признание. Надеюсь, вы не имеете ничего против?

- Надейтесь. Никто вам не запрещает. Риенс приблизился к Цири, заглянул ей в глаза. - Твоя покровительница, ведьма Йеннифэр , - ядовито процедил он, - однажды обидела меня. Когда же впоследствии она попала мне в руки, я, Риенс, показал ей, что такое боль. Вот этими руками, вот этими пальцами. И пообещал, что когда мне в руки попадешь ты, королевна, то и тебя я тоже научу боли. Этими вот руками, этими вот пальцами...

- Рискованное дело, - тихо сказал Бонарт. - Очень даже рискованное, господин Риенс, - дразнить мою девочку и угрожать ей. Она мстительна и запомнит это. Держите, повторяю, подальше от нее ваши руки, пальцы и прочие части тела.

- Довольно, - обрезал Скеллен, не спуская с Цири любопытного взгляда. - Перестань, Бонарт. Ты, Риенс, тоже помягче. Я отнесся к тебе снисходительно, но еще могу раздумать и велю снова привязать к ножкам стола. Садитесь оба. Поговорим как люди культурные. Втроем, в три пары глаз. Потому как, что-то мне сдается, поговорить есть о чем. А предмет нашей беседы временно отдадим под охрану. Господин Силифант!

- Только стерегите ее как следует. - Бонарт вручил Силифанту конец цепи. - Как зеницу ока.

Все пытались пробиться поближе, разглядывали девушку, пробовали даже пощупать, толкнуть, дернуть. Она шла с трудом, немного прихрамывая, но голову держала высоко. «Он ее бил, - подумала Веда. - Но не сломил...» - Значицца энто и есть та самая Фалька... - Едва-едва из девчонок вылезла... - Девчонка! Тьфу! Резака!

- Шестерых парней, говорят, рубанула, зверюга, на арене в Клармоне...

- А сколькерых еще ране-то! Дьяволица! - Волчица!

- А кобыла, гляньте, какова кобыла-то? Чудных кровей лошадь... А вона, при Бонартовых-то тебеньках какой меч. Хо... Чудо чудное!

- Прекратить! - буркнул Дакре Силифант. - Не прикасаться! Куда ты со своими лапами в чужое добро? Девушку тоже не трогать, не щупать, не оскорблять и не клеветать! Побольше уважения. Неизвестно, может, еще будем ее на рассвете казнить. Так пусть хоть до того времени в мире побудет.

- Ежели девке на смерть идтить, - ощерился Киприан Фрипп Младший, - то, может, остаток жизни-то ей маленько усладить и отодрать как следовает? Взять на сенцо и прочистить?

- Ну! - загрохотал Каберник Турент. - А чего, можно бы! Спросим Филина, нельзя ль...

- Говорю вам, нельзя! - отрезал Дакре. - У вас только одно на уме, трахательники дурные! Сказал же, оставить девушку в покое. Андрее, Стигварт, а ну, станьте-ка с ней рядышком. И глаз не спускать, ни на шаг не отходить. А тех, что полезут, палкой!

- Ого! - сказал Фрипп. - Ну, нет так нет, нам все едино. Айда, парни, к скирдам, к местным, они там барана и поросенка запекают. Ведь нонче Равноночие, Эквинокций, праздник, стало быть. Пока господа советываются, мы могем повеселиться.

- Пошли! Достань-ка, Деде, какой-нито кувшинок из переметов. Выпьем. Можно, господин Силифант? Господин Харшейм? Праздник ноне, да и без того никуда не поедем на ночь-то глядя.

- Тоже мне - толковая мысль, - поморщился Сили-фант. - Выпивки у них одни в головах да трахты! А кто тут останется, чтобы помогать девку стеречь и к господину Стефану бечь, ежели что?

- Я останусь, - вызвался Нератин Цека. -И я, - поддержала Веда.

Дакре Силифант внимательно взглянул на них. Потом махнул рукой. Оставайтесь, мол. Фрипп и компания поблагодарили нестройным ревом.

- Но смотреть в оба, невнимательнее быть на том празднике, - предупредил Оль Харшейм. - Девок не лапать, как бы еще кого мужики вилами в промежность не ткнули! - Хе! Идешь с нами, Хлоя? А ты, Веда? Не надумала? - Нет. Остаюсь.
***
- Они оставили меня у столба на цепи, со связанными руками. Охраняли двое. А двое стоявших поодаль непрерывно зыркали, наблюдали. Высокая и интересная женщина и мужчина с какой-то вроде бы женственной внешностью и движениями. Странный такой.

Кот, сидевший на середине комнаты, широко зевнул, заскучав, потому что замученная мышь перестала его забавлять. Высогота молчал.

- Бонарт, Риенс и Скеллен-Филин продолжали совещаться в светлице. Я не знала о чем. Ждать могла самого худшего, но мне было как-то все равно. Ну, еще одна арена? Или просто убьют? А, да не все ль равно, лишь бы поскорее кончилось. Высогота молчал.
***
Бонарт вздохнул.

- Не гляди волком, Скеллен, - повторил он. - Я просто хотел заработать. Мне, понимаешь, на отдых пора. На заслуженный. На веранде посидеть, на голубочков поглядеть. Ты давал мне за Крысиху сто флоренов и обязательно хотел получить мертвой. Меня это озадачило. Сколько же эта девица может стоить в натуре? - подумал я. И сообразил, что если ее продать или отдать, то она наверняка будет не такой ценной, как если попридержать. Древний закон экономии и торговли. Такой товар, как она, постоянно растет в цене. Можно и поторговаться.

Филин сморщил нос, словно неподалеку что-то завоняло. - А ты откровенен, Бонарт, до боли. Но переходи к делу. К пояснениям. Ты убегаешь с девчонкой через весь Эббинг и вдруг появляешься и растолковываешь нам принципы экономики. Объясни, что случилось?

- А что тут объяснять, - льстиво усмехнулся Риенс. - Господин Бонарт просто наконец-то понял, кто такая в действительности эта девка. И чего стоит.

Скеллен не удостоил его взглядом. Он смотрел на Бонарта, в его рыбьи, ничего не выражающие глаза.

- И эту драгоценную девицу, - процедил он сквозь зубы, - эту ценнейшую добычу, которая может обеспечить ему приличную старость, он выталкивает в Клармоне на арену и заставляет драться не на жизнь, а на смерть. Рискует ее жизнью, хотя, по его мнению, живая она так много стоит. Как это понимать, Бонарт? Что-то у меня тут не вытанцовывается.

- Если б она погибла на арене, - Бонарт не опускал глаз, - это означало бы, что она вообще ничего не стоит.

- Понимаю. - Филин слегка насупился. - Но вместо того чтобы отвезти девку на очередную арену, ты привез ее ко мне. Почему, позволь спросить?

- Повторяю, - поморщился Риенс, - он понял, кто она такая.

- Прыткий вы типчик, господин Риенс. - Бонарт потянулся так, что хрустнули суставы. - Угадали. Да, правда, с этой выученной в Каэр Морхене ведьмачкой была связана еще одна загадка. В Гесо, во время нападения на благородную девицу, девка распустила язычок. Мол, она такая важная, знатная и титулованная, что баронесса перед ней - чепуховина и кукиш с маслом и вообще пониже кланяться должна. Получалось, подумал я, Фалька - самое меньшее - графиня. Интересно. Ведьмачка - раз. Часто мы встречаем ведьмачек? В банде Крыс состоит - два. Имперский коронер собственной персоной гоняется за ней от Кората до Эббинга, приказывая прикончить, - три. А ко всему тому... дворянка вроде бы высокого рода. Ну, думаю, надо будет девку наконец спросить, кто же она в действительности такая. Он на минуту замолчал.

- Ну, вначале, - он вытер нос манжетом, - она говорить не хотела. Хоть я и просил. Рукой, ногой, кнутом просил. Калечить не хотел... Но надо ж было так случиться, что рядом оказался цирюльник. С прибором для вырывания зубов. Привязал я ее к стулу...

Скеллен громко сглотнул. Риенс усмехнулся. Бонарт осмотрел манжет.

- Все сказала, прежде чем... Как только увидела инструменты. Ну, клещи зубные, козиножки. Сразу разговорчивой стала. Оказалось, что это...

- Княжна Цинтры, - сказал Риенс, глядя на Филина. - Наследница престола. Кандидатка в жены императору Эмгыру.

- Чего господин Скеллен сказать мне не соизволил, - поморщился охотник за наградами. - А поручил просто пришить. Несколько раз повторил: убить на месте, и безжалостно! Как же так, господин Скеллен? Убить королевну? Будущую супругу вашего императора? С которой, если верить слухам, император того и гляди пойдет под венец, после чего будет объявлена крупная амнистия.

Произнося свою речь, Бонарт сверлил Скеллена взглядом. Но имперский коронер глаз не опустил.

- М-да, - продолжал охотник. - Вот и получается весьма неприятная история. И тогда, хоть и не без сожаления, но от своих планов в отношении ведьмачки я отказался. Привез эту «весьма неприятную историю» сюда, к вам, господин Скеллен. Чтобы поболтать, значит, договориться... Потому как этих неприятностей вроде бы многовато для одного Бонарта...

- Очень верный вывод, - скрипуче проговорил кто-то из-за пазухи Риепса. - Весьма, весьма верный вывод, господин Бонарт. То, что вы, господа, поймали, чуточку многовато для вас обоих. К вашему счастью, у вас есть еще я.

- Это что такое? - вскочил Скеллен со стула. - Что это такое, черт вас побери?

- Мой мэтр, чародей Вильгефорц. - Риенс вынул из-за пазухи малюсенькую серебряную коробочку. - Точнее говоря, голос моего мэтра. Идущий из этого вот приспособления, именуемого ксеноглозом.

- Приветствую всех присутствующих, - проговорила колбочка. - Сожалею, что могу вас только слышать, но осуществить телепроекцию либо телепортацию не позволяют мне срочные дела.

- Этого, хрен с маслом, еще не хватало, - проворчал Филин. - Но можно было догадаться. Риенс слишком глуп, чтобы действовать в одиночку и по своему разумению. Можно было догадаться, что ты все время таишься где-то во мраке, Вильгефорц. Как старый, ожиревший паук, прячешься в темноте, поджидая, когда дрогнет паутинка. - Ах, какое образное сравнение! Скеллен фыркнул.

- И не вешай нам лапшу на уши, Вильгефорц. Ты пользуешься Риенсом и его шкатулкой не из-за навала занятий, а из страха перед армией чародеев, твоих былых дружков по Капитулу, сканирующих весь мир в поисках следов магии с твоим алгоритмом. Если б ты попытался телепортироваться, они б тебя засекли мгновенно. - Ах, какие поразительные знания! - Мы не были представлены друг другу. - Бонарт достаточно театрально склонился перед серебряной коробочкой. - Но получается, что по вашему поручению и получив от вас соответствующие полномочия, господин чернокнижник милсдарь Риенс обещает девушке мученичество? Я не ошибаюсь? Даю слово, эта девица с каждой секундой становится все значительнее. Оказывается, она потребна всем.

- Мы не были представлены, - сказал из коробочки Вильгефорц, - но я знаю вас, Бонарт, Лео Бонарт, и вы удивитесь, насколько хорошо. А девушка действительно важна. Как ни говори, она - Львенок из Цинтры, Старшая Кровь. В соответствии с предсказаниями Итлины ее потомкам предстоит править миром. - Поэтому она вам так нужна?

- Мне нужна только ее плацента, детское место. Когда я извлеку из нее детское место, остальное можете взять себе. Что это я там слышу? Какое-то ворчание? Какие-то отвратительные вздохи и сопение? Чьи? Уж не ваши ли, Бонарт, человека, который ежедневно изуверски истязает девушку и физически, и психически? Или Стефана Скеллена, который по приказу предателей и заговорщиков собирается девушку убить? Э?
***
«Я подслушивала их, - вспоминала Веда, лежа на нарах с подложенными под голову руками. - Стояла за углом и чуяла. И волосы у меня шевелились. На всем теле. Наконец-то я поняла, в какое дерьмо вляпалась».
***
- Да, да, - донеслось из ксеноглоза, - ты предал своего императора, Скеллен. Не колеблясь, при первой же возможности.

Филин пренебрежительно фыркнул.

- Получить обвинения в предательстве из уст такого суперпредателя, как ты, Вильгефорц, воистину что-то да значит. Я почувствовал бы себя польщенным, если бы от твоих слов не несло базарной хохмой.

- Я не обвиняю тебя в предательстве, Скеллен, я смеюсь над твоей наивностью и неспособностью предавать. Ради кого ты предаешь своего хозяина? Ради Ардаля аэп Даги и де Ветта, князей с оскорбленной болезненной гордостью, обиженных тем, что их дочеши император отверг, намереваясь жениться на цинтрийке. А они-то рассчитывали на то, что именно с их родов начнется новая династия, что именно их роды станут в Империи первыми, быстро подымутся даже выше трона. Эмгыр одним мановением руки лишил их этих надежд, и тогда они решили изменить ход истории. К вооруженному восстанию они еще не готовы, но ведь можно умертвить девушку, которую Эмгыр предпочел их чадам. Собственные аристократические ручки, естественно, пачкать не хочется, и они находят наемного убийцу, Стефана Скеллена, страдающего избытком амбиций. Как это было, Скеллен? Не поведаешь ли?

- Зачем?! - крикнул Филин. - И кому? Ты, как всегда, знаешь все, великий маг! Риенс, как всегда, не знает ничего, так оно и должно остаться, а Бонарта это не интересует...

- А тебе, как я уже сказал, похвастаться нечем. Князья подкупили тебя обещаниями, но ты, как ни говори, достаточно умен, чтобы не понимать, что тебе с князьками не по пути. Сегодня ты им нужен как орудие уничтожения цинтрийки, завтра они отделаются от тебя, потому что ты - низкорожденный парвеню. Тебе в новой империи пообещали должность Ваттье де Ридо? Да ты, пожалуй, и сам в это не веришь, Скеллен. Ваттье им нужнее, потому что перевороты переворотами, но секретные службы остаются. Твоими руками они хотят только убивать, Ваттье же им потребен, чтобы овладеть аппаратом государственной безопасности и сыска. Кроме того, Ваттье - виконт, а ты никто.

- Действительно, - надул губы Филин. - Я чересчур разумен, чтобы не заметить этого, следовательно, сейчас я должен, в свою очередь, предать Ардаля аэп Даги и присоединиться к тебе, Вильгефорц? На это ты намекаешь? Но я не флюгер-петушок на башне! Если я поддерживаю идею революции, то по убеждению и идеологии. Необходимо кончать с самодержавной тиранией, ввести конституционную монархию, а после нее - демократию... - Что?!

- Власть народа. Систему, в которой править будет народ. Все граждане всех сословий и состояний через избранных в честных выборах наиболее достойных и наиболее порядочных представителей...

Риенс расхохотался. Дико засмеялся Бонарт. Искренне, хоть и немного со скрипом засмеялся из ксеноглоза чародей Вильгефорц. Все трое долго хохотали, горохом рассыпая слезы.

- Хорошо, - прервал веселье Бонарт. - Мы тут не на кукольное представление пришли, а на торг. Девушка пока что не входит в число порядочных граждан всех сословий, а принадлежит мне. Но я могу се уступить. Что можете предложить, господин чародей? - Власть над миром тебя устроит? - Нет.

- Значит, могу предложить, - медленно проговорил Вильгефорц, - присутствовать при том, что я буду делать с девушкой. Сможешь посмотреть. Я знаю, такие спектакли ты предпочитаешь всем другим удовольствиям.

Глаза Бонарта полыхнули белым пламенем. Но он был спокоен. - А если конкретнее?

- А если конкретнее: я готов выплатить тебе твою двадцатикратную ставку. Две тысячи флоренов. Поразмысли, Бонарт, это ведь мешок денег, которого ты не поднимешь, понадобится вьючный мул. Тебе этого хватит на «заслуженный отдых», веранду, голубков и даже на водку и девок, если сохранишь разумную умеренность.

- Согласен, господин магик, - внешне беззаботно рассмеялся охотник. - Этой водкой и девками вы поразили меня прямо-таки в сердце. Что ж, докончим торг. Но на предложенную обсервацию я б тоже согласился. Правда, предпочитал бы видеть, как она подыхает на арене, но и на вашу работу ножичком тоже охотно кипу взгляд. Добавьте в виде довеска. - Уговор - железо.

- Быстренько у вас пошло, - терпко оценил Филин. - И верно, Вильгефорц, быстро и гладко заключили вы с Бо-нартом союз. Союз, который, однако, есть и будет xocielas leonina <львиное сообщество, то есть такое, от которого одна сторона получает все выгоды, а другая несет все тяготы (лат.).>. А вы ни о чем, случайно, не забыли? Светлицу, в которой сидите вы и цинтрийка, коей торгуете, окружают два десятка вооруженных людей. Моих людей, заметьте.

- Дорогой коронер Скеллен, - прозвучал из колбочки голос Вильгефорца. - Вы оскорбляете меня, думая, будто при обмене я намерен вас обидеть. Совсем наоборот. Я намерен быть невероятно щедрым. Правда, не смогу обеспечить вам достижения той, как вы изволили выразиться, демократии, но гарантирую материальную помощь, логистическую поддержку и доступ к информации, благодаря чему вы перестанете быть для заговорщиков оружием и халявщиком, а станете партнером. Таким, с личностью и мнением которого будет считаться князь Иоахимм де Ветт, герцог Ардаль аэп Даги, граф Бруанне, граф д'Арви и остальные заговорщики голубой крови. И что с того, что это societas leonino? Разумеется, если добычей оказывается Цирилла, то львиную долю добычи получу я, как мне, кстати, кажется, законно. И тебя это так трогает? Ведь и у тебя выгоды будут немалые. Если отдашь мне цинтрийку, считай, что место Ваттье де Ридоу тебя в кармане. А став шефом секретных служб, Стефан Скеллен, можно реализовать любые, даже самые бредовые идеи, к примеру, демократию и честные выборы. Так что, видишь, одна тощая пятнадцатилетняя девчонка обеспечивает тебе исполнение жизненной мечты и амбиций. Ты это видишь? Видишь, а?

- Нет, - покрутил головой Филин. - Исключительно слышу. - Риенс. - Да, мэтр?

- Покажи господину Скеллену образец качества нашей информации. Скажи, что выжал из Ваттье. - В этом отряде, - сказал Риенс, - есть подсадная утка. - Что?!

- То, что слышишь. У Ваттье де Ридо здесь есть свой человек. Он знает обо всем, что ты делаешь, знает, зачем делаешь, и знает, для кого делаешь. Ваттье ввернул к вам своего агента.
***
Он подошел тихо, так, что она почти не слышала. - Веда. - Нератин.

- Ты чуяла мои мысли. Там, в светлице. Ты знаешь, о чем я думал. Значит, знаешь, кто я. - Послушай, Нератин...

- Нет, послушай ты, Жоанна Сельборн. Стефан Скеллен предает страну и императора. Он - заговорщик. Все, кто его держится, кончат на эшафоте. Их станут разрывать лошадьми на площади Тысячелетия.

- Я ничего не знаю, Нератин. Я исполняю приказы... Чего ты от меня хочешь? Я служу коронеру... А кому служишь ты? - Императору... Господину де Ридо. - Повторяю: чего ты от меня хочешь? - Чтобы ты проявила разумность. - Отойди. Я не выдам тебя, не скажу... Но отойди, пожалуйста. Я не могу, Нератин. Я - простая женщина. Не для моего все это ума.

Веда оттолкнулась спиной от угла домика, прутиком и грозным ворчанием отогнала деревенских ребятишек, с любопытством рассматривавших сидящую у столба Фальку.

«Ох, в хорошую заварушку я попала. Ох, запахло в воздухе веревкой. И конским навозом на площади Тысячелетия.

Не знаю, чем это кончится, - подумала Веда. - Но я должна в нее войти. В эту Фальку. Хочу на минутку почувствовать ее мысли. Знать то, что знает она. Понять».

- А она, - продолжала Цири, - наклонилась, заглянула мне в глаза. Я сразу что-то почувствовала. Что-то странное. У меня что-то вроде бы хрустнуло в затылке, заболело. Зашумело в ушах. В глазах сделалось на мгновение очень светло... Что-то в меня проникло, отвратительное и скользкое... Я это знала. Йеннифэр показывала мне в храме... Но этой женщине я не хотела позволить... Поэтому просто отторгла то, чем она меня изучала, оттолкнула и выбросила из себя изо всей силы, на какую была способна. А высокая женщина изогнулась и покачнулась, словно получила удар кулаком, сделала два шага назад... И кровь потекла у нее из носа. Из обеих ноздрей.

Высогота молчал.

- А я, - Цири подняла голову, - поняла, что произошло. Я вдруг почувствовала в себе Силу, которую потеряла там, в пустыне Корат. Отреклась от нее. Не могла потом черпать, не могла пользоваться. А она, эта женщина, дала мне Силу, прямо-таки вложила оружие в руку. Это был мой шанс.

- В чем дело?.. - Андрее Верный вскочил, но тут же обеими руками схватился за голову, раскрыл рот, из горла у него вырвался хрип. Широко раскрытыми глазами он глядел на Стигварда, но из носа и ушей пирата тоже проступала кровь, а глаза заволакивал туман. Андрее упал на колени, глядя на Нератина Цеку, стоявшего сбоку и спокойно глядевшего на них. - Нера... тин... Помоги...

Цека не пошевелился. Он смотрел на девушку. Она повернула голову, и он покачнулся.

- Не надо. Я на твоей стороне, - быстро предупредил он. - Я хочу тебе помочь. Давай я перережу веревки... На, возьми нож, ошейник разрежешь сама. Я приведу коней.

- Цека... - с трудом выдавил Андрее Верный. - Ах ты, предатель...

Девушка ударила его взглядом, он упал на лежащего неподвижно Стигварда и скрючился, словно плод в лоне матери. Веда все еще не могла подняться. Кровь густыми каплями падала на грудь и живот.

- Тревога! - крикнула вдруг появившаяся из-за домов Хлоя Штиц, упуская из руки баранье ребро. - Тре-е-е-евога!.. Силифант! Скеллен! Девчонка сбегает! Цири уже была в седле. В руке - меч. - Иа-а-а-а-а, Кэльпи! Иа-а-а-а-а!!! Веда скребла пальцами песок. Встать не могла. Ноги не слушались, были словно деревянные. «Псионичка, - подумала она. - Я налетела на суперпсионичку. Девушка в десятый раз сильнее меня... Хорошо, что не убила... Каким чудом я все еще не потеряла сознания?» От домов уже бежали люди, в голове - Оль Харшейм, Берт Бригден и Тиль Эхрад. Спешили на майдан также и стражники от ворот, Дакре Силифант, Бореас Мун. Цири извернулась, взвизгнула, помчалась галопом к реке. Но и оттуда уже бежали вооруженные люди.

Скеллен и Бонарт выскочили из светлицы. У Бонарта в руке был меч. Нератин Цека крикнул, налетел на них конем и повалил обоих. Потом прямо с седла кинулся на Бонарта и прижал его к земле. Риенс выскочил на порог и глядел на все это дурными глазами.

- Хватайте ее! - рявкнул Скеллен, поднимаясь с земли. - Хватайте или убейте!

- Живую! - взвыл Риенс. - Живу-у-у-ю! Веда видела, как Цири оттеснили от частокола, идущего вдоль реки, как она развернула вороную кобылу и помчалась к воротам. Видела, как Каберник Турент подпрыгнул и хотел стащить ее с седла, видела, как сверкнул меч, видела, как из шеи Турента вырвалась карминовая струя. Деде Варгас и Фрипп Младший видели это тоже и, не решившись загородить девушке дорогу, скрылись за домами.

Бонарт вскочил, эфесом меча оттолкнул от себя Нератипа Цека и рубанул страшно, наискось через грудь. И тут же прыгнул вслед за Цири. Разрубленный и истекающий кровью Нератин еще сумел схватить его за ноги и отпустил только тогда, когда Бонарт пригвоздил его острием меча к земле. Но этих нескольких мгновений было достаточно.

Девушка толкнула кобылу, уходя от Силифанта и Муна. Скеллен, наклонившись словно волк, забежал слева, махнул рукой. Веда видела, как что-то блеснуло в полете, видела, как девушка дернулась и покачнулась в седле, а из ее лица фонтаном хлестнула кровь. Она отклонилась назад так, что минуту почти лежала спиной на крупе кобылы. Но не упала, выпрямилась, удержалась в седле, прижалась к лошадиной шее. Вороная кобыла раскидала вооруженных людей по сторонам и мчалась прямо на ворота. За ней бежали Мун, Силифант и Хлоя Штиц с арбалетом.

- Не перескочит! Она наша! - торжествующе крикнул Мун. - Семь футов не возьмет ни один конь! - Не стреляй, Хлоя!

Хлоя Штиц не расслышала в общем гуле. Остановилась. Приложила самострел к щеке. Все знали, что Хлоя никогда не мажет.

- Труп! - крикнула она. - Труп! Веда видела, как незнакомый ей по имени невысокий мужчина подбежал, поднял свой арбалет и выстрелил Хлое в спину. Бельт прошел навылет, исторгнув из спины женщины фонтан крови. Хлоя упала, не издав ни звука.

Вороная кобыла домчалась до ворот, чуть отвела назад голову, прыгнула, взметнулась над волютами, красиво подогнув передние ноги, перелетела через них как черная шелковая лента! Поджатые задние копыта даже не лизнули верхней перекладины.

- О боги! - возопил Дакре Силифант. - Боги, что за лошадь! Она стоит золота по своему весу!

- Кобыла тому, кто ее поймает! - крикнул Скеллен. - По коням! По коням и за ней!

Через открытые наконец ворота карьером рванулась погоня, взбивая пыль. Впереди всех, в голове, неслись Бонарт и Бореас Мун.

Веда с трудом приподнялась, тут же покачнулась и снова тяжело опустилась на землю. По ногам болезненно бегали мурашки.

Каберник Турент не двигался, лежа в красной луже, широко раскинув руки и ноги. Андрее Верный пытался поднять все еще валющегося в обмороке Стигварда.

Скорчившаяся на песке Хлоя Штиц казалась маленькой, как ребенок.

Оль Харшейм и Берт Бригден приволокли к Скеллену невысокого мужчину, убившего Хлою. Филин тяжело дышал и прямо-таки дрожал от ярости. Из перевешенной через грудь бандольеры вынул вторую стальную звезду, такую же, какой только что ранил в лицо девушку.

- Чтоб тебя ад поглотил, Скеллен, - сказал невысокий мужчина.

Веда вспомнила, как его зовут. Мекессер. Иедия Мекессер, геммериец. Она узнала его еще в Рокаине.

Филин сгорбился, резко махнул рукой и шестиконечная звезда взвыла в воздухе и глубоко врезалась в лицо Мекессера между глазом и носом. Мекессер даже не крикнул, только начал сильно и спазматически дергаться в руках Харшейма и Бригдена. Дергался он долго, а зубы выставил так по-звериному, что все отвернулись. Все, кроме Филина.

- Вырви из него мой Орион, Оль, - приказал Стефан Скеллен, когда наконец труп бессильно повис в державших его руках. - И закопайте эту падаль вместе с той другой падлой, с тем гермафродитом. Чтобы следа от паршивых предателей не осталось.

Неожиданно завыл ветер, налетели тучи, и сразу стало темно.

Бореас Мун - невероятно! - потерял след вороной кобылы через каких-то три мили. Неожиданно, без предупреждения, сделалось темно, вихрь пригнул деревья почти до земли. Хлынул дождь, загремел гром, засверкали молнии.

Бонарт не успокоился. Вернулся в Говорог. Орали друг на друга все: Бонарт, Филин, Риенс и тот четвертый, загадочный, нечеловеческий, скрипящий голос. Потом подняли на седла всю ганзу, кроме тех, которые вроде меня не в состоянии были ехать. Созвали кметов с факелами, помчались в леса. Вернулись поутру.

Ни с чем. Если не считать ярости, горевшей в глазах. Разговоры, - вспоминала Веда, - начались лишь через несколько дней. Вначале все слишком боялись Филина и Бонарта, которые так бесились, что лучше было не попадаться им па глаза. За какое-то неловкое словцо даже Берт Бригден, офицер, получил рукоятью нагайки по лбу.

Но потом разговоры пошли о том, что творилось во время погони. О маленьком соломенном единороге из часовенки, который вдруг вырос до размеров дракона и напугал коней так, что седоки свалились с седел, чудом не переломав шеи. О мчащейся по небу кавалькаде огненноглазых призраков на конских скелетах, которых вел страшенный король-скелет, приказывавший своим слугам-упырям затирать следы копыт черной кобылы рваными плащами. Об ужасном хоре козодоев, орущих «Лиик'йорр, лиик'йоор из крови». О наводящем ужас вое призрачной беанн`ши, вестницы смерти.

Ветер, дождь, тучи, кусты и деревья фантастических форм, вдобавок страх, у которого глаза велики, разъяснял Бореас Мун, побывавший там лично. Вот и все объяснение. А козодои? Ну что, козодои как козодои, эти, добавлял он, завсегда кричат.

А тропа, следы копыт, которые вдруг исчезают, словно лошадь в небеса улетела?

Лицо Бореаса Муна, следопыта, умеющего выследить рыбу в воде, при таком вопросе становилось унылым. Ветер, отвечал он, ветер засыпал следы песком и листьями. Другого объяснения нет.

Некоторые даже верили, - вспоминала Веда, - некоторые даже поверили, что все это были естественные явления либо миражи. И даже смеялись над ними.

Но смеяться перестали. После Дун Дара. После Дун Дара уже не смеялся никто».

- От четвертого островка на высокий лес, самым краем, - повторил он. - Потом вдоль реки до трех усохших деревьев, от них грабами по болоту напрямик на запад. Как появятся сосны, поезжай краем и считай просеки. Свернешь в девятую и потом уж не сворачивай никуда. Потом будет поселок Дун Дар, с его северной стороны - выселки. Несколько халуп. А за ними, на развилке, корчма. - Запомнила. Не беспокойся.

- Особенно осторожной будь на излучинах реки. Остерегайся мест, где камыши реже. Мест, поросших горецом. А если все-таки еще до сосняка тебя застанут сумерки, остановись и пережди до утра. Ни в коем случае не езди по болотам ночью. Уже почти новолуние, к тому же тучи... - Знаю.

- Теперь относительно Страны Озер... Направляйся на север через горы. Избегай главных трактов, там всегда полно солдат. Когда доберешься до реки, большой реки, которая называется Сильта, - это будет больше половины пути. - Знаю. У меня есть карта, которую ты начертил. - Ах да, конечно.

Цири в который раз проверила упряжь и вьюки. Механически. Не зная, что сказать. Оттягивая то, что наконец сказать следовало.

- Мне приятно было принимать тебя здесь, - опередил он. - Серьезно. Прощай, ведьмачка. - Прощай, отшельник. Благодарю тебя за все. Она уже была в седле, уже приготовилась тронуть Кэльпи, когда он подошел и схватил ее за руку. - Цири, останься, пережди зиму... - К озеру я доберусь до морозов. А потом, если все будет так, как ты сказал, то уже ни тракты, ни морозы не будут иметь значения. Я возвращусь телепортом на Танедд. В школу в Аретузе. К госпоже Рите... Как давно это было, Высогота. Как давно...

- Башня Ласточки - легенда. По мне, это всего лишь легенда.

- Я тоже всего лишь легенда, - сказала она с горечью. - С рождения. Zireael, Ласточка, дитя-неожиданность. Избранница. Дитя Предназначения. Дитя Старшей Крови. Я еду, Высогота. Будь здоров. - Будь здорова, Цири.

- Собачья доля, - повторил, пожалуй, в сотый раз Юз Ианновиц, геммериец, махнув рукой прислуживавшим девкам, чтобы те принесли водки. - Чтоб перекрутило этого Филю! В такой паршивой дыре заставил портки просиживать! Уж лучше б по лесам с патрулями ездить!

- Дурак, - ответствовал Деде Варгас. - На дворе чертовский зяб. Нет, уж лучше в тепле. Да с девкой!

Он с размаху шлепнул девушку по ягодицам. Девушка пискнула, не очень убедительно и с явно видимым равнодушием. Правду сказать, глуповата была. Работа в корчме научила ее только тому, что, когда шлепают или щиплют, надобно пищать.

Киприан Фрипп и его компания взялись за обеих девок на другой же день по приезде. Корчмарь боялся слова молвить, а девки были не настолько резвы, чтобы думать о протестах. Жизнь уже успела научить их, что ежели девка протестует, то ее бьют. Потому разумней погодить, пока «желателям» наскучит.

- Энта Фалька, - притомившийся Риспат Ля Пуант завел очередной стандартный разговор поднадоевших вечерних бесед, - сгинула где-то в лесах, говорю вам. Я видал, как тогда ее Скеллен Орионом в морду секанул, как из ее кровушка фонтаном рвалася! Из этого, говорю вам, она очухаться не могла!

- Филя промахнулся, - заявил Юз Ианновиц. - Едва скользнул орионом-то. Морду, верно, недурственно ей разделал, сам видел. А помешало это девке перескочить через ворота? А? Свалилась она с коня? А? Аккурат! А ворота я опосля измерил: семь футов и два дюйма, тютелька в тютельку. Ну и что? Прыгнула! Да еще как! Промеж седла и жопы лезвие ножа не воткнешь!

- Кровь из ее лилась, как из ведра, - возразил Риспат Ля Пуант. - Ехала, говорю вам, ехала, а опосля свалилась и подохла в какой-нито яме, волки и птицы падаль сожрали, куницы докончили, а муравцы дочистили следы. Конец, deireadh! Стал-быть, мы тута, говорю вам, понапрасну портки просиживаем и денежки пропиваем. К тому ж лафы никакой не видать!

- Не могет так быть, чтобы опосля трупа ни следу, ни знаку не осталось, - убежденно проговорил Деде Варгас. - Завсегда чегой-то да остается: череп, таз, кость какая потолще. Риенс, тот чаровник, остатки Фалькины наконец отыщет. Вот тогда будет делу конец.

- И может, тогда нас в таки места погонют, что с любовию тепершнее безделье и паршивый этот хлев вспомним. - Киприан Фрипп Младший окинул утомленным взглядом стены корчмы, на которых знал уже каждый гвоздь и каждый подтек. - И эту водяру паскудную. И этих вона двух, от которых луком несет, а когда их прочищаешь, то лежат ровно телки, в потолок зыркают и в зубах ковыряют.

- Все лучше, чем скукотища эта, - проговорил Юз Ианновиц. - Выть хоцца! Давайте сотворим хоть чего-то! Что угодно! Деревню подпалим или еще чего сделаем?

Скрипнула дверь. Звук был такой необычный, что все четверо сорвались с мест.

- Вон! - зарычал Деде Варгас. - Выметайся отседова, дед! Попрошайка хренов! Вонючка! Пшел во двор! Ну!

- Оставь, - махнул рукой утомленный Фрипп. - Видишь, дудку вытягивает. Небось нищенствует, видать, старый солдат, что дудкой да пением по постоялым дворам промышляется. На дворе слякоть и зяб. Пусть посидит...

- Только подальше от нас. - Юз Ианновиц указал деду, где тому можно сесть. - Нито нас воши зажрут. Отседова видать, какие по ему быки ползают. Подумать можно - не воши, а черепахи.

- Дай ему, - скомандовал Фрипп Младший, - какой-нито жратвы, хозяин. А нам водяры!

Дед стащил с головы огромный валяный колпак и уважительно разогнал вокруг себя вонь.

- Благодарствуйте, благородники, - промямлил он. - Ноне ведь сочевник Саовипы, праздник. В праздник негоже никого гонять, чтоб под дождем мок и мерз. В праздник годится почествовать...

- Верно, - хлопнул себя по лбу Риспат Ля Пуант. - И верно, ведь сочевник Саовины нынче! Конец октября!

- Ночь чар. - Дед отхлебнул принесенного ему жидкого супа. - Ночь духов и страхов!

- Ого! - сказал Юз Ианновиц. - Дедок-то, гляньте, сейчас нас тут нищенской повестью порадует!

- Пусть радует, - зевнул Деде Варгас. - Все лучше, чем нуда эта!

- Саовина, - повторил загрустевший Киприан Фринп Младший. - Уж пять недель после Говорога. И две - как здесь сидим. Битых две недели! Саовина, ха!

- Ночь чудес. - Дед облизнул ложку, пальцами выбрал что-то со дна миски и сшамкал. - Ночь страхов и чар!

- Ну, не говорил я? - ощерился Юз Ианновиц. - Будет дедовская сказка! Дед выпрямился, почесался и икнул. - Сочевник Саовины, - начал он напыщенно, - последняя ночь перед ноябрьским новолунием, у эльфов - последняя ночь старого года. Когда новый день наступит, то это у эльфов уже новый год. И тут у эльфов есть обычай, чтоб в ночь Саовины все огни в доме и окрест от одной щепы смолистой зажечь, а остаток щепы спрятать как следует, аж до мая, и той же самою огонь Беллетэйна распалить, в новолуние. Тогда будет везенье и даренье. Так не токмо эльфы, но и такоже наши некоторые делают. Чтобы от духов злых ухраниться...

- Духов, - фыркнул Юз. - Послушайте только, что этот старпер болтает!

- Это ночь Саовины! - продолжал дед торжественным тоном. - В такую ночь духи ходят по земле! Души покойных стучат в окна, впустите нас, впустите. Тогда им надобно меду дать и каши и все это водкой окропить...

- Водкой-то я себе самому предпочитаю горло кропить, - захохотал Риспат Ля Пуант. - А твои духи, старик, могут меня вот сюда поцеловать!

- Ох, милсдарь, не шуткуйте над духами, мстивые они ибо! Сегодня сочевник Саовины, ночь страхов и чар. Наставьте уши, слышите, как вокруг шуршит и постукивает? Это мертвые приходят с того света, хотят вкрасться в дом, чтобы отогреться при огне и сыто поесть. Там, по голым полям и облысевшим лесам, гуляет ветер и заморозь. Заблудшие души зябнут, тянутся к жилью, где тепло и огонь. Тут не след забыть им выставить еды в мисочке на порог или где на гумне, потому как если там мертвецы ничего не сыщут, то по полночи сами в халупу войдут, чтобы пошукать...

- О Господи, помилуй! - громко шепнула одна из девок и тут же пискнула, потому что Фрипп ущипнул ее в ягодицу.

- Недурная повестушка, - сказал он. - Но до совсем доброй ей далеко! Налей-ка, хозяин, старику кружку пивка теплого для сугреву! Может, добрую расскажет! Добрую повесть о духах, парни, вы по тому узнаете, что заслушавшихся девок можно как следует ущипнуть, они и не заметят!

Мужчины захохотали, послышался писк обеих девушек, на которых проверялось качество повествования. Дед отхлебнул теплого пива, громко шмыгая носом и отрыгиваясь.

- Гляди мне не упейся да не усни! - грозно предостерег Деде Варгас. - Не задаром тебя поим! Давай говори, пой, на дуде играй! Веселье должно быть.

Дед раскрыл рот, в котором одинокий зуб белел словно верстовой столб среди темной степи.

- Так это ж, милсдарь, Саовина! Какая тут музыка, какая игра? Не можно. Музыка для Саовины - это вон тот за окном ветер. Это оборотни воют и вомперы, мамуны стонут и стенают, гули зубами скрежещут! Беанн'ши скулит и кричит, а кто тот крик услышит, тому, это уж точно, скорая смерть писана. Все злые духи покидают свои укрытия, ведьмы летят на последний их предзимний шабаш! Саовина - ночь страхов, чудес и волшебства! В лес не ходить, потому как леший загрызет! Через жальник не ходить, потому как мертвяк уцепит! Вообще лучше из хаты не выходить, а для верности в порог вбить новый нож железный, над таковым зло переступить не осмелится. Бабам же надобно особливо детей стеречь, потому так в ночь Саовины дитятю может русалка либо слезливица скрасть, а обмерзлого найденыша подкинуть. А которая баба на сносях, та пусть лучше не выходит на двор, потому как ночница может плод в лоне попортить! Заместо ребенка родится упырь с железными зубами... - О Господи!

- С железными зубами! Для почину матери грудь отгрызет. Потом руки. Лицо обгладывает... Ух, чтой-то я оголодал...

- Возьми кость, на ней еще осталось малость мяса. Старичкам много есть не здорово, запор может сделаться и - конец, ха-ха! А, хрен с ним, принеси ему еще пива, девка. Ну, старый, давай о духах еще!

- Саовина, милостивые государи мои, для упырей последняя ночь, чтобы посвоевольпичать. Позже заморозь силы у них отбирает, потому собираются оне в Бездне, под землей, откуда уж цельную зиму носа не кажут. Потому от Саовипы и до февраля, до праздника Имбаэлк, до Почкования, значицца, самое лучшее время для походов в места волшебные, чтобы сокровищ там искать. Ежели в теплый час, для примеру, в негодяйщиковой могиле копаться, то выскочит оттедова негодяйщик разозленный и копальщика сожрет. А от Саовины до Имбаэлка - копай и греби, сколь сил достанет, негодяйщик, ровно старый медведь, крепко спит! - Во наплел, старый хрыч!

- Правду я говорю, милсдарь. Да, да. Чародейская это ночь, Саовина, страшная, но одновременно и наилучшая для ворожбы и предвещаний всяких разных. В таку ночь гадать надо и по костям ворожить, и по руке, и по белому петуху, и по луковице, и по сыру, и по кроличьей требухе, и по дохлому нетопырю... - Тьфу на тебя!

- Ночь Саовины - ночь страха и упырей... Лучше по домам сидеть. Всей родней... У огня...

- Всей родней, говоришь? - повторил Киприан Фрипп, неожиданно хищно ощерившись на дружков. - Всей, значит, родней, чуете? Вместе с той бабой, которая вот уж неделю от нас хитро по каким-то камышам клюется!

- Кузнечиха! - тут же сообразил Юз Иованновиц. - Златоволосая красотка! Ну у тебя башка, Фрипп! Сегодня можно ее в халупе придыбать! Ну, парни! Налетим на кузнечихин домишко?

- У-у-У, да хоть сейчас. - Деде Варгас крепко потянулся. - Прям как вот вас вижу кузнечиху эту, через деревню идущую, ейные сиськи подпрыгивающие, ейный задок вертлявый... Надо было ее тогда сразу брать, не ждать, да вот Дакре Силифант, дурной служака... Но нонче нет здеся Силифанта, а кузнечиха в хате! Ждет!

- Разделали мы уже в здешней дыре солтыса чеканом, - скривился Риспат. - Разделали хама, который ему на помощь пер. Нам что, мертвяков мало? Кузнец и сын его - парни что твои дубы. Страхом их не возьмешь. Надо их будет...

- Покалечить, - спокойно докончил Фрипп. - Только малость покалечить, ничего боле. Кончайте пиво, собираемся и - в село. Устроим себе Саовину! Натянем кожухи шерстью наверх, рычать станем и орать, хамы подумают, это дьяволы либо кобольды.

- Ага. Затащим кузнечиху сюда, па квартеру, или позабавимся по-нашему, по-геммерски, у семейки на глазах?

- Одно другому не мешает. - Фрипп Младший выглянул в ночь сквозь оконную пленку. - Ну и вьюга зачалась, мать-перемать! Аж тополя клонит!

- О-хо-хо! - вздохнул по-над кружкой старик. - Это не ветер, милостивцы, не вьюга это! Это чаровницы мчатся - одни верхом на метлах, другие в ступах, следы за собой метлами заметают. Не ведомо, когда такая человеку в лесу дорогу перекроет и от заду зайдет, не ведомо, когда нападет! А зубы-то у нее - во-о-она какие! - Детишек тебе, дед, чаровницами пугать...

- Не скажите, господа, в недобрый час! Потому как я еще вам скажу, что самые страшные ведьмы - это ведьмовского сословия графини и княгини, о-хо-хо, так те не на метлах, не на кочергах, не в ступах ездиют! Эти галопируют на своих черных котах! - Хе-хе, хе-хе!

- Истинно говорю! Потому как в сочевник Саовины, в эту единственную ночь в году, коты ведьмовы оборачиваются черными как смоль кобылами. И беда тому, кто в такую тьму тьмущую услышит стук копыт и увидит ведьму на вороной кобыле. Кто с такой ведьмой встренется, не избежит смерти. Завертит им ведьма как вьюга листьями, унесет на тот свет!

- Ладно. Когда вернемся - докончишь. Да получше чего-нибудь .придумай и дудку наладь. Вернемся, будет тут гулянка! Будем плясати и девку Кузнецову лапать... В чем дело, Риспат?

Риспат Ля Пуант, вышедший на двор облегчить пузырь, вернулся бегом, лицо у него было белее снега. Он бурно жестикулировал, указывая на дверь. Заговорить не успел, да и нужды в том не было. Во дворе громко заржал конь.

- Вороная кобыла, - проговорил Фрипп, чуть не прилепившись лицом к окну. - Та самая вороная кобыла. Это она. - Чаровница? - Фалька, дурень!

- Это ее дух! - Риспат резко втянул воздух. - Привидение! Она не могла выжить! Умерла и возвращается упырем. В ночь Саовины...

- Приидет ночью, как траур черной, - забормотал дед, прижимая к животу пустую кружку. - А кто с ней встренется, тому смерти не миновать...

- Оружие! Хватай оружие! - лихорадочно крикнул Фрипп. - Быстрее! Дверь обставить с обеих сторон! Не понимаете? Посчастливилось нам! Фалька не знает о нас, заехала обогреться, мороз и голод выгнали из укрытия! Прямиком нам в руки! Филин и Риенс золотом нас обсыпят! Хватайте оружие...

Скрипнула дверь.

Дед сгорбился над крышкой стола, прищурился. Он видел плохо. Глаза были старые, попорченные глаукомой и хроническим воспалением спаек. К тому же в корчме было мрачно и дымно. Поэтому дед едва разглядел вошедшую в избу из сеней худенькую фигурку в курточке из ондатровых шкурок, капюшоне и шарфе, заслоняющих лицо. Однако слух у старика был хороший. Он слышал тихий вскрик одной из прислужниц, стук сабо другой, тихое ругательство корчмаря. Слышал скрип мечей в ножнах. И тихий, злобный голос Киприана Фриппа:

- Поймали мы тебя, Фалька! Небось не ожидала нас здесь увидеть?

- Ожидала, - услышал дед. И вздрогнул при звуке этого голоса.

Он увидел движение щуплой фигурки. И услышал вздох ужаса. Приглушенный крик одной из девок. Он не мог видеть, что девушка, которую назвали Фалькой, скинула капюшон и шарф. Не мог видеть чудовищно изуродованного лица. И глаз, обведенных краской из сажи и жира так, что они казались глазами демона.

- Я не Фалька, - сказала девушка. Дед снова увидел ее быстрое размазанное движение, увидел, как что-то огненно сверкнуло в свете каганков. - Я Цири из Каэр Морхена. Я - ведьмачка! Я пришла, чтобы убивать.

Дед, которому в жизни довелось быть свидетелем не одной пьяной драки, уже давно разработал прекрасный способ избежать повреждений: дал нырка под стол и крепко вцепился руками в ножки. Из такой позиции видеть, ясное дело, он ничего не мог. Да вовсе и не стремился. Он судорожно держался стола, а стол уже ездил по избе вместе с остальной мебелью в гуле, стуке, треске и скрежете, в топоте тяжело обутых ног, ругательствах, криках, ударах и звоне стали. Одна из девок дико и непрерывно вопила.

Кто-то рухнул на стол, передвинув его вместе с уцепившимся за ножки дедом, и тут же свалился рядом с ним на пол. Дед заурчал, чувствуя, как на него хлынула горячая кровь. Деде Варгас, тот, что сначала хотел его вытурить - дед узнал его по латунным пуговицам на куртке, - жутко хрипел, рвался, разбрызгивал кровь, молотил вокруг себя руками. Один из беспорядочных ударов угодил деду в глаз. Дед уже совсем перестал видеть что-либо. Орущая девка захлебнулась, утихла, вздохнула и принялась вопить снова, правда, взяв более высокую тональность.

Кто-то с грохотом шмякнулся на пол, снова на свежевымытые сосновые доски хлынула кровь. Дед не разглядел, что теперь умирал Риспат Ля Пуант, которого Цири рубанула в шею. Он не видел, как Цири проделала пируэт перед самым носом Фриппа и Ианновица, как проскользнула сквозь их барьер словно тень, словно серый дым. Ианновиц вывернулся за ней следом, быстрым, мягким, кошачьим разворотом. Он был прекрасным фехтовальщиком. Уверенно стоя на правой ноге, ударил длинной, протяжной прямой, метясь в лицо девушки, прямо в ее мерзкий шрам. Он должен был попасть. И не попал.

Заслониться тоже не успел. Цири рубанула его из выпада, вблизи, обеими руками, через грудь и живот. И тут же отскочила, закружилась, уходя от удара Фриппа, хлестнула согнувшегося Ианновица по шее. Ианновиц врезался лбом в лавку. Фрипп перепрыгнул над лавкой и трупом, ударил с размаху, широко. Цири парировала укосом, крутанула полупируэт и коротко ткнула его в бок над бедром. Фрипп закачался, повалился на стол, пытаясь удержать равновесие, инстинктивно протянул вперед руку. Когда он уперся пятерней в крышку стола, Цири быстрым ударом обрубила ему кисть.

Фрипп поднял брызжущий кровью обрубок, сосредоточенно взглянул на него, потом посмотрел на лежащую па столе кисть. И вдруг упал - резко, с размаху сел задом на пол, совсем так, словно поскользнулся на мыле. Сидя он зарычал, а потом принялся выть диким, высоким, протяжным волчьим воем.

Скорчившийся под столом, залитый чужой кровью дед слышал, как несколько секунд тянулся этот жуткий дуэт - монотонно кричащая девка и дико воющий Фрипп.

Девка умолкла первой, закончив визг нечеловеческим, давящимся стоном. Фрипп просто утих.

- Мама... - неожиданно проговорил он совершенно четко и осознанно. - Мамочка... Как же так... Как же... Что со мной... случилось? Что... со мной? - Ты умираешь, - ответила изувеченная девушка. У деда остатки волос встали на голове дыбом. Чтобы сдержать крик, он прикусил единственным зубом рукав сермяги.

Киприан Фрипп Младший издал такой звук, будто что-то с трудом проглотил. Больше никаких звуков он уже не издавал. Никаких. Стало совершенно тихо.

- Что ж ты сотворила... - прозвучал в тишине дрожащий голос корчмаря. - Что ж ты наделала, девушка... - Я - ведьмачка. Я убиваю чудовищ. - Нас повесят... Деревню и корчму спалят. - Я убиваю чудовищ, - повторила она, и в ее голосе вдруг побилось что-то вроде удивления. Как бы сомнения. Неуверенность.

Корчмарь застонал, заныл. И зарыдал. Дед понемногу выкарабкался из-под стола, сторонясь трупа Деде Варгаса, его жутко разрубленного лица.

- На черной кобыле едешь... - пробормотал он. - Ночью, черной как траур... Следы за собой заметаешь...

Девушка повернулась, взглянула на него. Она уже успела обернуть лицо шарфом, а поверх шарфа глядели обведенные черными кругами глаза упырихи.

- Кто с тобой встренется, - пробормотал дед, - тот не избежит смерти... Ибо ты сама есть смерть. Девушка смотрела на него. Долго. И довольно спокойно. - Ты прав, - сказала она наконец.

Высогота лежал на полу, на который упал, слезая с постели. С удивлением обнаружил, что не может встать. Сердце колотилось, подскакивало к горлу, давило.

Он уже знал, чью смерть вещает ночной крик эльфьего призрака.

«Жизнь была прекрасна. Несмотря ни на что», - подумал он и прошептал:

- Боги... Я не верю в вас... Но если вы все-таки существуете...

Чудовищная боль неожиданно стиснула ему грудь. Где-то на трясинах, далеко, но еще ближе, чем до того, беанн'ши дико завыла в третий раз.

- Если вы существуете - сберегите ведьмачку на стезе ее...
- У меня большие глаза, чтобы тебя лучше видеть, - рявкнул железный волчище. - У меня огромные лапы, чтобы ими схватить тебя и обнять! Все у меня большое, все, сейчас ты в этом сама убедишься. Почему ты так странно смотришь на меня, маленькая девочка? Почему не отвечаешь? Ведьмачка улыбнулась. - А у меня для тебя сюрприз.

Флоуренс Деланной. «Сюрприз». Из книги «Сказки и предания».