Ведьмак VII владычица озера

Выехали из лесов на склоне холма, и тотчас перед ними внизу блеснула зеркальная гладь озера Лок Эскалотт, имеющего форму руны, от которой оно и получило название. Озеро искрилось в котловине. В зеркало вод смотрели поросшие пихтами и лиственницами холмы Крааг Рос, выступающие вперед предгорья массива Махакам. И красные крыши башен стоящего на озерном мысу толстостенного замка Ривия, зимней резиденции королей Лирии. А у залива, на южном конце озера Лок Эскалотт, лежал ривский град, блестящий соломенным пригородом, темнеющий домами, словно опята покрывающими берег озера.

- Ну, похоже, доехали, - отметил факт Лютик, прикрывая глаза ладонью. - Так вот и замкнулся круг: мы в Ривии. Удивительно, ох и удивительно же петляют судьбы... Что-то не вижу я на башнях замка бело-голубого флага, значит, королевы Мэвы в замке нет. Впрочем, не думаю, чтобы она припомнила тебе твое дезертирство...

- Поверь, Лютик, - прервал Геральт, направляя лошадь вниз по склону. - Мне глубоко безразлично, кто и что обо мне помнит.

Неподалеку от града, ближе к рогатке, стояла цветная палатка, напоминающая кулич. Перед палаткой на палке висел белый щит с красным шевроном. Под поднятым пологом стоял рыцарь в полных доспехах и белой яке <цветная, чаще всего с вышитым на ней гербом туника, накинутая на латы (jacet - нем.).>, украшенной таким же гербом, что и щит. Рыцарь внимательно и весьма подозрительно присматривался к проходящим мимо бабам с хворостом, дегтярникам с баклагами товара, пастухам, разносчикам товара и нищим старцам. Заметив приближающихся Геральта и Лютика, он с надеждой сверкнул глазами.

- Дама вашего сердца, - Геральт ледяным тоном развеял тщетные ожидания рыцаря, - кем бы она ни была, несомненно, самая прекрасная и самая желанная девица от Яруги до Буйны.

- Слово чести, - пробурчал рыцарь. - Вы абсолютно правы, милостивый государь.
***
Светловолосая девушка в кожаной, густо усеянной серебряными кнопками куртке изрыгала посредине улицы все ранее съеденное и выпитое, согнувшись в три погибели и держась за стремя кобылы цвета непромытой гречки. Два дружка девицы, точно так же выряженные, с мечами на спинах и повязками на лбах, нечленораздельно осыпали ругательствами проходящих мимо людей. Оба были более чем нетрезвы, нетвердо стояли на ногах, бились о бока лошадей и перекладину установленной перед заезжим двором коновязи.

- А нам обязательно туда входить? - спросил Лютик. - Внутри этого, хе-хе, “заезженного дворца” может оказаться множество столь же милых отроков и отроковиц.

- Я условился здесь. Забыл? Это и есть заезжий двор “Под пастухом и квочкой”, о котором говорилось в табличке на “Древе Познания Добра и Зла”. На дубе том.

Светловолосая девушка согнулась снова, рыгнула спазматически и весьма обильно. Кобыла громко фыркнула и дернулась, повалив хозяйку и протащив ее через рвотину.

- Ну, чего таращишься, лаптежник? - пробормотал один из парней. - Ты, седой мерин?

- Геральт, - шепнул, слезая с лошади. Лютик. - Пожалуйста, не наделай глупостей.

- Не боись. Не наделаю.

Они привязали лошадей к коновязи по другую сторону ступеней. Парни перестали обращать на них внимание, принялись ругать и поносить проходящую по улице горожанку с ребенком. Лютик бросил взгляд на лицо ведьмака. То, что он увидел, ему явно не понравилось.

Первое, что бросилось в глаза после того, как войдешь в помещение, было объявление: “НАЙМУ КУХАРЯ”. Второе - большая картина, намалеванная на сколоченном из досок щите, изображающая бородатое страховидло с окровавленным топором в руках. Подпись гласила: “КРАСНОЛЮД - ЗАСРАННЫЙ КАРЛИК ПРЕДАТЕЛЬСТВА”.

Лютик опасался не без оснований. Практически единственными гостями заезжего двора - кроме нескольких достаточно набравшихся пьянчуг и двух тощих проституток с синяками под глазами - были несколько одетых в сверкающие кнопками кожи “отроков” с мечами на спинах. Их было восемь, обоего полу, но шум от них стоял как от восемнадцати. При этом они всеми силами старались перекричать и пересквернословить друг друга.

- Узнаю вас и знаю, кто вы такие, господа, - сказал хозяин, едва их увидел. - И есть у меня для вас сообщение. Вам надобно отправиться в Вязово, в корчму “У Вирсинга”.

- Ооо, - повеселел Лютик. - Это славно.

- Кому славно, тому славно. - Хозяин снова взялся протирать фартуком кубки. - Брезгуете моим заведением? Воля ваша. Но я вам скажу: Вязово - краснолюдский квартал, нелюди там обретаются.

- Ну и что с того? - прищурился Геральт.

- Оно, конечно. Вам, может, и все равно, - пожал плечами хозяин. - Потому как тот, что вам известие оставил, краснолюд был. А ежели вы с такими якшаетесь... ваше дело. Ваше дело, чья вам компания мильше.

- Мы не особо привередливы в смысле компании, - бросил Лютик, движением головы указывая на орущих и хватающих друг друга за грудки мальчишек в черных курточках с перевязанными платками прыщавыми лбами. - Не такая, как эта, нам не очень по душе.

Хозяин отставил протертый кубок и окинул их неприязненным взглядом.

- Надо быть снисходительными, - бросил он поучающе. - Молодежи надо вышуметься. Есть у нас такое выражение: молодежи надо дать вышуметься. Война их обидела. Отцы погибли...

- А матери гуляли, - договорил Геральт голосом, ледяным как горное озеро. - Понимаю и полон снисходительности. По крайней мере стараюсь. Пошли отсюда, Лютик.

- Ну и идите, мое вам почтеньице, - сказал без всякой почтительности хозяин. - Но чтоб потом не вякали, дескать, я вас не упреждал. В нонешние времена в краснолюдском районе запросто можно шишку набить. При случае.

- При каком случае?

- А я больно знаю? Мое это дело, шишки, что ли?

- Пошли, Геральт, - поторопил Лютик, краем глаза видя, что обиженные войной юнцы, те, которые еще сохранили толику сознания, посматривают на них слезящимися от фисштеха глазами.

- До свидания, хозяин. Как знать, может, еще когда-нибудь забежим на минутку. Когда уже не будет при входе этих надписей.

- И которая же из них не пришлась вашим милостям по вкусу? - насупился хозяин, задиристо подбоченясь. - Э? Может, та, что о краснолюдах?

- Нет, та, что о кухаре.

Трое “отроков”, заметно покачиваясь, поднялись из-за стола с явным намерением загородить им дорогу. Девушки и два парня в черных курточках. С мечами за спиной.

Геральт не замедлил шага, шел, а лицо и глаза у него были холодные и совершенно равнодушные.

Сопляки почти в последний момент расступились, попятились. Лютик почувствовал, как от них несет пивом, потом и страхом.

- Надо привыкать, - сказал ведьмак, когда они вышли. - Надо подлаживаться.

- Иногда трудно.

- Это не аргумент. Не аргумент. Лютик.

Воздух был горячим, плотным и липким. Как крутой бульон.
***
Снаружи перед заезжим двором два парня в черных курточках помогали светловолосой девушке умыться в корыте. Девушка фыркала, невнятно утверждала, что ей уже лучше, и заявляла, что должна напиться. Что да, конечно, она пойдет на базар, чтобы там ради потехи переворачивать прилавки, но сначала ей необходимо выпить. В смысле - напиться.

Девушку звали Надя Эспозито. Это имя записано в анналах. И вошло в историю.

Но ни Геральт, ни Лютик этого знать еще не могли.

Девушка тоже.

Прежде чем Геральт с Лютиком добрались до Вязова, им пришлось отказаться от массы заманчивых предложений, например, астролябии, жестяной трубы, комплекта столовых приборов, украшенных гербом рода Франгипани, акций медного рудника, баночки пиявок, обшарпанной книги с названием “Чудо мнимое, оно же - Голова Медузы”, пары белых кроликов, эликсира, повышающего потенцию, а также - в порядке совмещения - не шибко молодой, не шибко худой и не шибко свежей женщины.

Чернобородый краснолюд до невозможности нахально пытался всучить им дешевенькое зеркальце в рамке из томпака, долдоня, что это-де, волшебное зеркало Кабускана, когда вдруг брошенный камень выбил у него товар из рук.

- Паршивый кобольд! - заорал, убегая, босой и грязный беспризорник. - Нелюдь! Козел бородатый!

- А чтоб у тебя кишки сгнили, говно человечье! - зарычал краснолюд. - Чтоб сгнили и через задницу вытекли! Люди посматривали в угрюмом молчании.
***
Квартал Вязово протянулся вдоль озера, у залива, среди ольх, плакучих ив и, конечно же, вязов. Здесь было гораздо тише и спокойнее, никто ничего не покупал и не желал продать. От озера тянуло ветерком, особенно приятным после душного и смрадного, полного мух города.

Корчму “У Вирсинга” искать пришлось недолго. Первый же прохожий указал ее не задумываясь.

На ступенях увитого горошком и дикой розой крылечка, под навесом, обросшим зелененьким мхом и облепленным ласточкиными гнездами, сидели два бородатых краснолюда, потягивающих пиво из прижатых к животам кубков.

- Геральт и Лютик, - сказал один и приветственно отрыгнул. - Долго же вы заставляете себя ждать, паршивцы. Геральт слез с лошади.

- Привет, Ярпен Зигрин. Рад тебя видеть, Золтан Хивай.
***
Они были единственными посетителями корчмы, крепко пропахшей жарким, чесноком, травами и чем-то еще - неуловимым, но очень приятным. Сидели за массивным столом у окна с видом на озеро, которое сквозь подкрашенные стекла в свинцовых переплетах выглядело таинственно, привлекательно и романтично.

- Где Цири? - без вступлений спросил Ярпен Зигрин. - Неужто...

- Нет, - быстро прервал Геральт. - Приедет сюда. Вот-вот. Ну, бородачи, рассказывайте, что у вас слышно.

- Ну, не говорил я? - насмешливо бросил Ярпен. - Не говорил я, Золтан? Возвращается с края света, где, если верить слухам, бродил по колена в крови, истребляя драконов и повергая в прах империи, а нас спрашивает, что у нас слышно. Одно слово - ведьмак.

- Ага, - подхватил Золтан Хивай. - Ведьмак, он и в Вызиме ведьмак.

- Чем это тут, - вставил Лютик, - так вкусно пахнет?

- Обедом, - сказал Ярпен Зигрин. - Мяском. А-ну, Лютик, спроси: откуда, дескать, у вас мясо?

- Не спрошу, потому что знаю эту шутку.

- Не будь свиньей, спроси.

- Так откуда же у вас мясо-то?

- А само приползло... А теперь серьезно. - Ярпен отер слезы, которые проступили от смеха, хотя шутка, правду сказать, была с большой бородой. - С едой положение критическое, как всегда после войны. Мяса не найдешь. Даже птицы, и той нет. С рыбой тоже - швах... Плохо с мукой и картошкой, горохом и бобами. Фермы пожжены, склады разграблены, пруды спущены, поля пустуют...

- Торговый оборот приказал долго жить, - добавил Золтан. - Привоза нет. Функционирует только ростовщичество да натуральный обмен. Базар видели? Рядом с бедняками, распродающими и выменивающими остатки добра, набивают мошну спекулянты...

- Если вдобавок ко всему еще случится неурожай, зимой народ станет помирать с голоду.

- Неужто так скверно?

- Когда ты ехал с юга, должен был видеть деревни и селения. А-ну, вспомни, ты во многих слышал собачий лай?

- Ядрена вошь! - хватил себя по лбу Лютик. - Я ж чуял... Ведь говорил я тебе, Геральт, что это было ненормально! Что чего-то недоставало! О! Теперь понимаю: собак не было слышно! Нигде...

Он вдруг осекся, взглянул в сторону ароматящей чесноком и травами кухни, и в его глазах засветился испуг.

- Не трусь, - фыркнул Ярпен. - Наше мяско не из лающих, мяукающих или кричащих “Смилуйтесь!”. Наше мяско совсем другое. Прямо сказать - королевская пища.

- Ну, скажи наконец, краснолюдище!

- Когда мы получили вашу цидульку и стало ясно, что встретимся именно в Ривии, мы с Золтаном долго ломали голову: чем бы вас тут удивить. Комбинировали, комбинировали, аж нам от этого комбинирования... писать захотелось. Тогда зашли мы в приозерную рощицу ольховую. Глядим, а там прям-таки неимоверность виноградных улиток. Ну, взяли мы мешок и насобирали этих миленьких моллюсков, сколько в тот мешок влезло...

- Многие сбежали, то бишь сползли, - покачал головой Золтан Хивай. - Мы были малость подшофе, а они чертовски юркие... улитки-то.

Оба краснолюда снова поплакали от смеха над очередным бородатым анекдотом...

- Вирсинг, - Ярпен указал на копошащегося у печи корчмаря, - мастер по приготовлению улиток, а дело это, чтоб вы знали, требует немалых талантов. А он - прям-таки кухмистр от бога. Пока не овдовел, содержал с женой трактир в Мариборе с такой кухней, что сам король принимал у него гостей. Щас поедим, поверьте!

- А для начала, - кивнул Золтан, - перекусим свежекопченым сигом, пойманным на наживку в бездонных пучинах тутошнего озера. И запьем сивухой из бездонных пучин тутошних подвалов.

- И рассказывайте, друга, - напомнил Ярпен, наливая. - Рассказывайте!
***
Сиг был еще теплый, жирный, пахнущий дымом ольховых стружек. Водка была холодная, аж челюсти сводило.

Вначале рассказывал Лютик. Цветисто, гладко, с лирическими отступлениями, красноречиво расцвечивая повествование такими вычурными и фантазийными орнаментами, которые почти заслоняли и прикрывали выдумки и фантастические построения. Потом рассказывал ведьмак. Рассказывал одну правду и говорил так сухо, скучно и бесцветно, что Лютик не выдерживал и то и дело встревал, что вызывало у краснолюдов нескрываемое недовольство.

А потом повествование закончилось, и наступила долгая тишина.

- За лучницу Мильву! - Золтан Хивай откашлялся, поднял бокал. - За нильфагаардца. За Региса-травника, который в своей хате угостил путников мандрагоровым самогоном. И за ту Ангулему, которой я не знал. Пусть им земля будет пухом. Всем. Пусть у них там, в ином мире, будет вдоволь всего, чего в этом недоставало. И пусть имена их живут в песнях и легендах во веки веков. Выпьем.

- Выпьем, - глухо повторили Лютик и Ярпен Зигрин. “Выпьем”, - подумал ведьмак.
***
Вирсинг, седовласый мужчина, бледный и худой как щепка, прямая противоположность привычному стереотипу корчмаря и мэтра кухонных таинств, поставил на стол корзину белого ароматного хлеба, потом огромное блюдо, на котором на подстилке из листьев хрена лежали улитки, шипящие и брызгающие чесночным маслом. Лютик, Геральт и краснолюды прытко взялись за дело. Пища была исключительно вкусна и к тому же невероятно забавна, поскольку приходилось ловко манипулировать странными щипчиками и вилочками.

Ели, причмокивали, подхватывали на хлеб вытекающее масло. Добродушно поругивались, когда то у одного, то у другого улитка выскальзывала из щипчиков. Два котенка от души веселились, гоняя и катая по полу пустые раковинки.

Запах, шедший их кухни, говорил о том, что Вирсинг жарит вторую порцию.
***
Ярпен Зигрин вяло махнул рукой, прекрасно понимая, что ведьмак не отстанет.

- У меня, - сказал он, высасывая ракушку, - в принципе ничего нового. Немного повоевал... Немного починовничал, меня ведь помощником старосты избрали. Придется делать карьеру в политике. В любом другом деле большая конкуренция. А в политике - дурак на взяточнике сидит и грабителем погоняет. Легче выбиться.

- У меня, - сказал Золтан Хивай, размахивая прихваченной щипчиками улиткой, - на политику смекалки нету. Я водяно-паровой металлургический заводишко варганю в компании с Фиггисом Мерлуццо и Мунро Бруйсом. Помнишь, ведьмак, Фиггиса и Мунро?

- Не только их.

- Язон Варда полег под Яругой, - сухо сообщил Золтан. - По-дурному, в одной из последних стычек.

- Жаль парня. А Персиваль Шуттенбах?

- Гном-то? Ну, у этого все в порядке. Хитер, бродяга. От набора отбрехался, какими-то древнейшими гномовскими законами прикрылся, дескать, ему религия воевать запрещает. И ведь отвертелся-таки, хоть каждой собаке известно, что он всех богов и богинь за одну маринованную селедку заложит. Сейчас у него ювелирная мастерская в Новиграде. Знаешь, купил у меня попугая, Фельдмаршала Дуба, и сделал из несчастной птицы живую рекламу, научив кричать: “Брылльянты! Брррыльянты!” И, представь себе, клюет народишко-то. У гнома клиентов до пупка и выше, полны руки работы и набитые карманы. Да-да, это ж Новиград. Там деньги на улицах валяются. Потому и мы наш заводик собираемся в Новиграде запустить.

- Люди станут тебе двери дерьмом мазать, - сказал Ярпен. - Камнями окна вышибать. И зачуханным карликом обзывать. И ничуть тебе не поможет, что ты, мол, фронтовик, что за них, мол, дрался. Будешь парией в том своем Новиграде.

- Как-нито выдюжу, - весело сказал Золтан. - В Махакаме слишком большая конкуренция. И сверх плеши политиков. Выпьем, ребяты? За Калеба Страттона. За Язона Варду.

- За Регана Дальберга, - добавил Ярпен, грустнея. Геральт покачал головой:

- Реган тоже?

- Тоже. Под Майеной. Одна осталась старая дальбергова жена... А, к чертям собачьим! Хватит, довольно, кончим об этом, выпьем! И поторопимся с улиточками, Вирсинг снова тащит.

- Да, да, - наконец осклабился Ярпен Зигрин. - Как говорится в старой песенке, “хоть муж подковы лихо гнет, а вот от бабы не уйдет”! Несколько прекрасных примеров справедливости этой истины собрались сегодня за одним столом. Взять хотя бы Золтана Хивая. Повествуя о своих новостях, он забыл сказать, что женится. Вскоре, в сентябре. Счастливую избранницу зовут Эвдора Брекекекс.

- Бре-кен-риггс, - проговаривая каждый слог, поправил Золтан, насупившись. - Сколько раз можно повторять? Надоедает ведь, Зигрин. И давай поосторожней, ибо, когда мне что-то начинает надоедать, я могу и приперчить как следует!

- Где свадьба? И когда точно? - примирительно подхватил Лютик. - Спрашиваю, потому что, может, заглянем. Если пригласишь, ясное дело.

- Еще не решено, что, где и вообще ли, - буркнул Золтан, явно сконфуженный. - Ярпен опережает события. Вроде бы мы с Эвдорой уговорились, но как знать, что будет? В наши-то, курва, беспокойные времена?

- Второй пример бабской всесильности, - продолжал Ярпен Зигрин, - это Геральт из Ривии, ведьмак... и лыцарь, хе-хе.

Геральт делал вид, что целиком поглощен поглощением улитки. Ярпен фыркнул.

- Чудом отыскав свою Цирю, - заявил он, - ведьмак позволяет ей уехать, соглашается на новое расставание. Снова оставляет ее одну, хотя, как кто-то здесь справедливо заметил, времена, курва, не из самых спокойных. И все вышесказанное вышеупомянутый ведьмак делает лишь потому, что так, видите ли, желает некая женщина. Ведьмак все и всегда делает так, как того желает оная женщина, известная народу под именем Йеннифэр из Венгерберга. И ладно бы, если б вышеупомянутый ведьмак хоть что-то от этого имел! А он не имеет. Воистину, как говаривал король Дезмонд, заглянув в ночной горшок после того, как освободил желудок: “Умом все это не объять”.

- Предлагаю, - Геральт с обаятельнейшей улыбкой поднял кубок, - выпить и сменить тему.

- О, вот это то, что надо, - дуэтом ответили Лютик и Золтан.

Ярпен Зигрин погладил бороду, жирную от вытекающего из улиток чесночно-пряного масла.

- Оч-ч-чень это даже хорошо сказано, ведьмак, - согласился он. - И, как сказала молоденькая Керо королю Вриданку при их первом общении, “недурная штучка, но есть ли у нее какое-то практическое применение?”.

- Суть существования, - ведьмак не улыбался, - и оправдание существования ведьмаков поколеблены, поскольку борьба Добра со Злом теперь идет на другом поле боя и ведется совершенно иначе. Зло перестало быть хаотичным. Перестало быть слепой и стихийной силой, против которой призван был выступать ведьмак, мутант, столь же убийственный и столь же хаотичный, как и само Зло. Сегодня Зло правит законами - ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии с заключенными мирными договорами, поскольку о нем, Зле, подумали, заключая эти договоры.

- Ты видел поселенцев, которых гнали на юг, - догадался Золтан Хивай.

- Не только, - серьезно добавил Лютик. - Не только.

- Ну и что? - Ярпен Зигрин уселся поудобнее, сложил руки на животе. - Каждый что-нибудь да видел. Каждого что-нибудь когда-нибудь достало, каждый когда-нибудь ненадолго или надолго потерял аппетит. Или сон. Так бывает. Так бывало. И так будет. Больше философии, как и сока из этих вот ракушек, сколь ни жми, не выжмешь. Потому как больше там и нет. Что тебе не нравится, ведьмак? Перемены, которые совершаются в мире? Развитие? Прогресс?

- Возможно.

Ярпен долго молчал, глядя на ведьмака из-под кустистых бровей. Наконец сказал:

- Прогресс - навроде стада свиней. Так и надо на этот прогресс смотреть, так его и следует расценивать. Как стадо свиней, бродящих по гумну и двору. Факт существования стада приносит сельскому хозяйству выгоду. Есть рульки, есть солонина, есть холодец с хреном. Словом - польза! А посему нечего нос воротить потому, мол, что всюду насрано.

Какое-то время все молчали, взвешивая на весах души и совести различные серьезные вопросы и проблемы.

- Надо выпить, - сказал наконец Лютик. Возражений не последовало.

Геральт, глядевший в окно, улыбнулся собственным мыслям и мечтам.

- Тьма, о которой ты говоришь, - сказал он, - это состояние духа, а не материи. Для борьбы с подобным необходимо вышколить совершенно других ведьмаков. И самое время начать.

- Начать переквалифицироваться? Ты это имел в виду?

- Совсем не это. Меня лично ведьмачество больше не интересует. Я, как говорится, ухожу на заслуженный отдых.

- Как же, уходишь!

- А вот так же! Я покончил с ведьмачеством. Совершенно серьезно.

Наступила долгая тишина, прерываемая яростным мявом котят, которые под столом царапались и грызлись, верные законам своего рода, для которого игра без боли - не в радость.

- Ты покончил с ведьмачеством, - протяжно повторил наконец Ярпен Загрин. - “Прямо и сам не знаю, что об этом думать”, как сказал король Дезмонд, когда его прихватили на шулерстве. Но подозревать можно наихудшее. Лютик, ты с ним странствуешь, много с ним разговариваешь. У него наблюдаются еще какие-нибудь признаки паранойи?

- Ладно, ладно. - У Геральта лицо было словно высечено из камня. - “Шутки в сторону”, как сказал обожаемый тобою король Дезмонд, когда посреди пиршества гости неожиданно принялись синеть и помирать. Я сказал все, что имел сказать. А теперь за дело.

Он снял меч со спинки кресла.

- Вот твой сигилль, Золтан Хивай. Возвращаю с благодарностью и низким поклоном. Он сослужил свою службу. Помогал. Спасал жизни. И отнимал жизни.

- Ведьмак... - Краснолюд поднял руку в оборонительном жесте. - Меч твой. Я его тебе не одалживал, а подарил... Подарки...

- Замолчи, Хивай. Я возвращаю тебе твой меч. Он мне больше не пригодится.

- Как же, не пригодится! - передразнил Ярпен. - Налей-ка ему водки. Лютик, потому что он начинает заговариваться, как старый Шрадер, когда тому в рудничном шурфе кирка на голову свалилась. Геральт, я знаю, ты натура глубокая и душа у тебя возвышенная, но не выдавай, прошу тебя, такие хилые шуточки, потому что в аудитории, как легко заметить, нет ни Йеннифэр, ни какой другой из твоих чародейских наперсниц, а сидим лишь мы, матерые волки. Не нам, матерым волкам, вешать лапшу на уши, толкуя, что меч боле не требуется, ведьмак боле не требуется, что мир, мол, бяка и воще, то да се... Ты - ведьмак и ведьмаком останешься...

- Нет, не останусь, - мягко возразил Геральт. - Вероятно, вас удивит, матерые волки, но я пришел к выводу, что глупо мочиться против ветра. Глупо подставлять шею за кого-то. Даже если этот кто-то тебе платит. И никакого отношения к сказанному не имеет философия бытия. Вы не поверите, но собственная шкура с некоторых пор стала мне удивительно мила и дорога. Я пришел к выводу, что глупо подвергать ее опасности, защищая других.

- Я это заметил, - кивнул Лютик. - С одной стороны, это умно. С другой...

- Другой стороны нет.

- Твое решение, - чуть погодя спросил Ярпен, - как-то связано с Йеннифэр и Цири?

- И не как-то...

- Тогда все ясно, - вздохнул краснолюд. - Правда, не очень понимаю, как ты, мастер меча, собираешься существовать, как намереваешься обеспечить себе приличную жизнь. Я никак, хоть ты меня режь, не вижу тебя в роли, к примеру, этакого овощевода, занимающегося выращиванием, опять же, к примеру, капусты, однако, что делать, выбор следует уважать. Хозяин, поди-ка сюда. Вот меч, махакамский сигилль из кузни самого Рундурина. Это был подарок. Получивший более им пользоваться не желает, подаривший же - обратно принять не может. Так прими его ты и прикрепи над печью. Переменуй корчму в “Под ведьмачьим мечом”. И пускай здесь в долгие зимние вечера текут повествования о сокровищах и чудовищах, о кровавой войне и нерушимой дружбе. Об отваге и о чести. Пусть меч этот создает настроение слушателям и ниспосылает вдохновение бардам... А теперь налейте-ка, други, в этот сосуд водки, поскольку я намерен продолжать свою речь и расположен возглашать глубокие истины и сеять перед вами многочисленные жемчуга философских мыслей, в том числе касающихся существования.

Водку разлили по кубкам в тишине и возвышенности духа. Взглянули друг другу искренне в глаза и выпили. С не меньшей возвышенностью духа. Ярпен Зигрин откашлялся, обвел взглядом слушателей, удостоверился, что все достаточно сосредоточенны и возвышенны.

- Прогресс, - проговорил он торжественно, - будет освещать мрак, ибо для того прогресс и существует, как, к примеру, жопа для... сранья. Будет все светлей, все меньше мы будем бояться темноты и притаившегося в ней Зла. Придет, быть может, и такой день, когда мы вообще перестанем верить, что в этой темноте что-то затаилось. Будем высмеивать такие страхи. Называть их ребячеством. Стыдиться их! Но всегда, всегда будет существовать тьма. И всегда в темноте будет Зло, всегда в темноте будут клыки и когти, убийство и кровь. И всегда будут необходимы ведьмаки.