Викарий Светлана Анатольевна Год рождения 1952, 18 октября
жүктеу/скачать 322 Kb.
|
Тишина. Все молчат. Соколов: Это ты, сын? (не веря) Настя: Нет, это случайно найденный под кроватью Пушкин! Катя: Какая пластика…тонкая болевая интонация. Валера! Ты должен писать. Валерий: Ничего я уже не понимаю, что я должен, а что не должен. С.А.: (плачет) Вот!... А говорят, талант на детях отдыхает! Боже мой, какая я счастливая! Мои дети, такие талантливые, такие…такие умные- все, все, и Андрюшенька, и Наточка, И Валерик с Настенькой! Господи, за что, за что мне такое счастье! Соколов: Удивил, сын. Честно признаюсь. Даже и не знаю, что сказать. Ну, ладно. Наталья: (нервно) Да не получается у меня ничего! Правда, какие-то вареники! Настя: Лучше посуду приготовь для сервировки стола. У тебя красиво получается. ( Наталья уходит на кухню). Валерий: Эта Настька всегда языком молотит, где не надо. (ей) Просил же тебя, просил! Соколов: (отводит сына в сторону) Ты не вежлив. Она - сестра Наташи, и ты не должен говорить с ней в таком тоне. Валерий: А что такого я сказал! Соколов: Повторяю, ты не вежлив. Неужели нельзя поаккуратнее. Настенька очень милая, непосредственная девушка. Она- как солнышко… Вышла из-за тучки- всех порадовала. Я был бы счастлив такой дочке. С бабушкой у нее чудесные отношения. В ней какой-то свет… Наивные чувства.. Она талантлива и умна. Ну, что ты хочешь еще от женщины? Валерий: А я сказал, что она дура или уродина? Соколов: Ну, еще этого не хватало! Я замечаю в ней то, что нет у Наташи. Мягкость, которая есть сила. А вот в Наташе, к сожалению, сила, которая ни есть мягкость. Да она мужчину просто осчастливить может! Тебе так не кажется, сынок? (звонок в дверь, Катя застывает на месте, Настя идет открывать) Соколов: В самом деле…Суета сегодня необыкновенная. Три раза уже оторвали. Настя: Тут тип какой-то… Соколов: Наверное, паркетчик… Проходите, любезный. Что же вы, обещали в десять, а так запаздываете? Паркетчик: Все дождик. Непогода. К тому же выходной. Соколов: А в выходной больше платят. Настя: Да в курсе он, в курсе. Цену набивает. Паркетчик: Ух, ты, зубастая какая! Ну, вот, я тута! Направо или налево? Соколов: Проводи его в спальню. (паркетчику) И начинайте. Реставрация незначительная, до конца дня справитесь. ( В дверях сталкивается с Натальей. Наталья удивленно смотрит на него. Он на нее.) Настя: Чокнутый какой-то. Как я посмотрю, в Москве какого только народу нет! Вчера в кафешке, на Белорусском, две монашки яичками закусывали. А говорили так чудно, ну даже слова не запомнила! Как на другом языке. Кругом толкаются, шипят, матерятся. А они бледные, как личинки, и слова-то у них полинявшие какие-то…Я даже оглянулась, может, кино снимают. (Соколов с интересом слушает ее.) Соколов: А потом? Настя: Потом ротики свои благолепно утерли, перекрестились, крошки даже в рот ссыпали. Узелочки завязали и пошли с богом. Соколов: (уходя, бормочет) А вот это, пожалуй, можно использовать - ротики свои благолепно утерли… Валерий: Куда пошли? Настя: Почем я знаю. Валерий: Ни почем, а откуда. Понятно? Настя: Непонятно! Так Аркадина у Чехова говорит! Валерий: Вот именно, у Чехова, в начале века. А через месяц миллениум! Соколов: (на пороге) Я ушел. (Валерий возбужденно ходит вокруг стола, потирает руки, о чем-то думает. Из спальни раздается тихое постукиванье. У Натальи на лице написано недоуменное выражение.) Настя: И чего ты бродишь, садись, - лепи пельмени! Валерий: Еще чего! С.А.: Ну, почему вас мир не берет! Настя: А я ему добавки не дам! Валерий: А я у бабуленьки просить буду, а не у тебя. Отвяжись от меня, общественница. Тебя бы в наш институт, чтобы ты голову свою заняла какой-нибудь грамматикой китайской. С.А.: Лера, ты не слишком галантен. Катя: Валера, лучше расскажи о своих успехах в языках. Интересно? Валерий: Интересно, спору нет. Только падежей многовато в арабском. Шестнадцать! Это вам не у нас: Иван родил девчонку, велел тащить пеленку… И все ясно. Настя: Ничего не ясно. Какой Иван, кого родил… Валерий: Ох, и тормоз ты иногда… Именительный, родительный, винительный и так далее. Всего семь! А там шестнадцать. Уразумела? Катя: А как по - арабски – любовь? Валерий: Вы не поверите, но в арабском литературном отсутствует слово любовь! С.А. Ужас какой-то! И как они живут без такого слова! Катя: А Лейли и Меджнун? Ведь у них была любовь! Валерий: Герои арабского словесного эпоса жили в пустыне. А там - песок, зной, редкие кактусы, змеи, ящерицы, львы и верблюды…Звезды по ночам. Луна. И ни ветерка, ни струйки свежего воздуха. Поэтому любовь переводится как дуновение. Настя: Как красиво! С.А.: Прелестно! Какое мышление! Валерий: А Лейли и Меджнун переводятся, как ночная и сумашедший. Настя: Ну, да, да он же этот чел сошел с ума от любви. Катя: А поэзию ты уже читаешь? Валерий: Пятый-шестой век нашего времени. Как раз перед тем, когда четыреста конников под зеленым знаменем ислама завоевали пол мира. С.А.: И как им это удалось! Четыреста конников… и пол мира! Боже мой, а если я умру и так и не узнаю это? Валерий: Бабуленька, я тебя просвещу… Сразу же как сам хоть что-нибудь пойму в исламе. Ислам- это такая загадка… С.А.: Прочти стихи, пожалуйста, из этого далекого века. Валерий: (становится в позу) Я - стар. Но молоды всегда созвездья в небесах. Умру. Останутся дворцы, вершины, тень в лесах. Катя: Гениально! Валерий: А я что, спорю? Имейте ввиду, это дописьменная поэзия, сохраненная рапсодами - то есть специалистами, состоявшими на службе у великих поэтов с целью запоминания и устной передачи их творчества следующим поколениям. С.А.: Значит, известны и имена поэтов? Валерий: А как же. Лабид, которого вы только что назвали гениальным. Катя: Погоди, а мы, значит, до сих пор спорим - кто написал «Слово о полку Игореве»? Валерий: Ну, да! Вот ты, Наташа, любишь поговорить о космизме русской поэзии. Тютчев, Фет… А между тем диалогичность поэтического сознания была уже свойственна древнебедуинским поэтам в шестом веке. Я и Мир - мы оба равных. Свое, личное, поэтическое я - поэт противопоставляет всей Вселенной. Откуда это? Мы научились препарировать стихотворные строчки, как лягушек. Но разве мы стали умнее? Мы разучились выражать себя. С.А.: Меньше телевизор надо смотреть! Ой, сколько там всякой дряни! Катя: Да и в кино не меньше. Хотя, время чернухи, кажется, уходит, но за эти годы мы разучились выражать себя глубоко и просто, как делали эти древние арабы. Наталья: Наверное, они были чище нас. Настя: А что надо сделать, чтобы быть чище? Валерий: В баню ходить! Слушайте: Всю землю родиной считает человек. Изгнанник только тот, кто в ней зарыт навек. (победно смотрит на женщин) С.А.: (зачарованно повторяет) Валера, ты перепиши мне и то и эти строчки, и свои стихи про Есенина и березу, обязательно. Я так рада, что у тебя будет такая редкая интересная профессия. Валерий: (кривляясь, поет на мотив песенки из мультика «Я-водяной») Я арабист, я арабист. На всех смотрю я сверху вниз. Вокруг меня - людишки, испашки, французишки… Наталья: Валерка, что-то случилось? Валерий: (испуганно) Нет, нет, с чего ты взяла! Ничего… Наталья: Я тебя как пять своих пальцев знаю! Валерий: Это все ерунда! Ни один человек не знает своих пальцев. На них бессчетное количество знаков судьбы. Дай руку.(смотрит) Вот это кольцо, опоясывающее средний и безымянный палец. Оно означает, что ты способна любить совершенной любовью. И тебя любят ответно. Наталья: (растерянно) Кто? Кто может любить меня, уставшую, сорокалетнюю женщину? Валерий: Мужчина. Конечно, я не имею ввиду, своего отца. Отец-то естественно тебя любит. Настя: И где же он, другой? Валерий: Понимаешь, когда он должен был придти, планеты сдвинулись… Микронный сдвиг во времени. Должен был родиться я, а родился мой отец. Я должен был встретить тебя - молодой, умный, красивый. А вместо меня ты встретила – лысого графомана… Наталья: Перестань паясничать. И не смей в таком тоне говорить об отце! (отбирает руку, уходит, он идет за ней) До чего ты становишься циничен! Меня это уже пугает. И потом… Вокруг столько красивых молоденьких девочек… Валерий: Девочки, девочки. Я тебя люблю. Люблю не только твою красоту, женственность. Я люблю твой сократовский ум, нет, аристотелевский. Наталья: Да уймись, ты, наконец! Что случилось? Валерий: Ты не поверишь, но я знал тебя раньше, чем впервые увидел с отцом. Правда, мне было всего семь лет. Когда отец объявил мне, что женится на юной студентке, я был ошеломлен не самим фактом, а тем, что узнал тебя. Ты уже жила в моей памяти. Наталья: Это пройдет. Ты молод. Так бывает. Валерий: А если не пройдет? И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок над виском не смогу нажать… Наталья: (устало) Я не спала сегодня всю ночь. Валерий: Почему? Наталья: Мерещится что-то. И дождь. Меня тревожит этот дождь. Так у тебя ничего не случилось? Валерий: У меня нет. Наталья: А у кого? Валерий: Понимаешь, еще не точно, но мама, кажется, тяжело больна… Наталья: Боже мой! Валерий: Вчера мы были в клинике, на Варшавке. Наталья: На Варшавке! Но это же, - онко… ( закрывает себе рот руками) Валерий: Все выяснится через несколько дней. Я хотел просить отца подключить свои связи… Наталья: Он сделает все возможное. Боже мой!.. Мы все сделаем, Валерик.( обнимает его) (Из спальни доносится легкое постукиванье.) Валерий: Только никому... Наталья: Разумеется, никому-никому… С.А.: (объявляет) Урок художественной лепки закончен. Художественные произведения из теста – готовы. Настя: Я пошла на кухню.( забирает поднос с пельменями) Катя: А Костя не звонит, и не идет. С.А.: Он непременно придет и вы помиритесь. Мы с Андрюшиным папой тоже часто ссорились. А после ссоры, у нас всегда такая любовь красивая была! После ссоры всегда, как сначала. Чувства становятся острыми, пронзительными… Катя: ( изумленно) И вы все это помните?! С.А.: А как же! Видишь ли, нормальный человек в старости помнит только самое красивое и хорошее. Катя: А обиды? С.А.: Да какие обиды?! Человек придумал себе эту обиду. А ее в природе не существует! Настя:( из кухни) Сестрица, у тебя холодильник пустой! Где сыр, где масло, где уксус для пельменей! Валерка, пойдем в магазин. Валерий: (с неожиданной уступчивостью) Пошли, общественница. Наталья: (вслед) Чеснока нет! Про чеснок не забудьте! (Все удаляются. Наталья стоит одна в растерянности. Раздается покашливание. Из дверей спальни появляется паркетчик.) Паркетчик: Фацелька!.. Фацелька! Язви тя!.. А я думаю - ты – не ты! На дверях табличка Соколов А.В. А потом голос твой все слушал, слушал… Только какая же ты Наталья, Фацелька? Коли родной отец так тебя назвал? Наталья: Дядя Гриша, я давно не Фацелька. И сама решаю, кем мне быть. Паркетчик: И фамилию мужнину взяла? Наталья: Да нет, только имя сменила, Горичева я, так и осталась. Паркетчик: Ну, как живешь-можешь, Фацелия? Вижу, богато живешь. Наталья: Хорошо живу, не жалуюсь. Паркетчик: А Марея-то как живет? Как Настенка? Большенькая уже, поди. Наталья: Живут. А сам все эти годы не интересовался? Или сбежал, и все забыл? Как бедовали с тобой? Как Настька тебя любила, папкой называла? Как матери нервы мотал пьянкой своей? Паркетчик: Взаправду сказать, по праздникам я им открытки красивые с видами разными посылал из разных мест. Наталья: Да знаю. Что открытки! Ты бы написал, объяснил – почему сбежал? Надолго ли? Паркетчик: А Марея гордая, она, ни на одну не ответила. Наталья: Если бы ты письмо вразумительными словами написал, повинился. Паркетчик: В душе –то я винился. Дак не все же словами можно сказать, да и малограмотный я. Сама знаешь. Хоть бы она столечко написала, так, мол, и так. Все ж не чужие мы, сколь лет прожили. Наталья: И опять долдонишь свое! Она, она! А ты!... Бросил ты ее, бросил нас! Куда уехал, какой доли искать, если дом у тебя был, жена. Как за каменной стеной жил. В добре, в достатке! Паркетчик: Дак и она ни шажочка не сделала ко мне. Открытки эти присылал ведь, присылал. И адресочки там имелись. Все ж не чужие мы… Как никак и тебя помог на ноги поднять. Помог ведь? Наталья: Помог, дядя Гриша… Паркетчик: Я об Марие шибко тоскую. Мать твоя! Ух, мать твоя такая! Нету другой такой. Убедился. Помотался, весь Север исколесил за десять лет, а тута, в Москве я временно, с одним напарником за компанию… Наталья: Пьешь, за компанию с напарником этим? Паркетчик: Так, самую малость. Когда душа попросит. Наталья: И часто просит? Паркетчик: И уж какая ты вредная, Фацелька! Вот не поверишь, а пью самую малость. Понял, что поизрасходовал жизнь мне даденную в подарок. И жалко мне прожитого стало, Марею, Настенку. И тебя я часто вспоминал, Фацелия, ты мне заместо дочки была. Наталья: Я понимаю, дядя Гриша. И рада, честное слово, за тебя рада я. Только, прошу тебя, Христом богом, время у нас впереди еще есть, раз судьба снова свела. Ты поаккуратней сейчас, не навреди мне … Это моя семья. Свекровь, сын мужа… Понимаешь? Паркетчик: А эта молоденькая, зубастая, что мне открыла тожеть его? Наталья: Его, его тоже… Обещаешь? Паркетчик: Я ни гу-гу.. Я все понимаю… Потом... потом, Фацелька, поговорим. (Входит Серафима Аркадьевна.) Паркетчик: Водички, хозяйка не дадите? В горле все пересохло, страсть, как пить охота. (С.А. разворачивается, идет на кухню за водой.) Паркетчик: Марея здорова ли? Работает, поди, ишо? Наталья: Работает, куда с добром, орден недавно дали! Паркетчик: А какой орден-то? Наталья: Не помню, дядя Гриша! Паркетчик: Эх, жизнь! И мне бы дали. Я ж первый в совхозе стал намолачивать по пять тысяч! Поди, ж помнишь. Наталья: Помню, как же. Лучший комбайнер был. Паркетчик: Настенка школу закончила? Наталья: Закончила. Паркетчик: Ну, как она там? В Москву к тебе не собирается? (Входит С.А.) С.А. Пейте, товарищ, на здоровье. Пельменями вас сегодня накормим. И не думайте об обеденном перерыве. Паркетчик: Спасибо на добром слове. Я до пельменей страсть, как охочь. Не откажусь. Да из рук такой милой дамочки! (уходит) С.А.: Какой своеобразный мужчинка. И говор его народный очень мил. Редко теперь в Москве услышишь такой сочный говор. Современный разговорный язык рафинирован, как растительное масло. Ты согласна, Ната? Наталья: Согласна. ( С.А. уходит на кухню) (Звонок. Появляются Настя и Валерий. Валерий проходит с пакетами на кухню, Настя остается.) Настя: Пока никого нет. Натусик, одной хорошей девочке надо помочь. Наталья: Статью устроить в журнал? Настя: Ты что, только в этом направлении думаешь? Наталья: А что? Настя: Да вообще- то жизненных ситуаций всегда множество. Наталья: Ты какую имеешь ввиду? Настя: Наверное, самую обыкновенную. Наталья: В институт я по блату не устраиваю. Настя: Да я не об институте, и не о статье… Наталья: Тогда о чем? Настя: Элементарно, об аборте. Наталья: Об аборте? Этого мне еще не хватало! Настя: У тебя же есть знакомые, врачи. Они же делают это каждый день. А за деньги и по десять раз на день. Наталья: Ну, что ты говоришь. Она твоя близкая подружка? Настя: Ближе не бывает. Наталья: Ужас какой-то. Вы понимаете, что это опасно. Настя: Я думаю, аборт - не менее опасен, чем сама жизнь. Между абортом и жизнью разница лишь в том, что боль от аборта длится десять минут, а от жизни - всю жизнь… Наталья: Ты так думаешь? А наша бесценная - драгоценная Серафима Аркадьевна никогда с этим не согласится. А я, пожалуй, согласна. Настя: Странно. Я думала, - ты мне не поверишь. Ты ведь не прошла через ГУЛАГ, как Серафима Аркадьевна. Наталья: Каждая женщина проходит свой ГУЛАГ. Настя: Не верю. Гулагчек. Каждая женщина. А Серафима Аркадьевна прошла ГУЛАГ. Наталья: Гулагчек, говоришь? Наверное, ты права. Настя: Так что, поможешь? Наталья: Нет. Настя: Почему? Наталья: Посмотри на меня. Я тоже жертва аборта. (Настя просто заливается смехом.) Разве ты не знаешь, сколько лет я страдала, лечилась, как я хотела родить для Андрея. Если б у меня был ребенок! Настя: (продолжая хохотать) Если б у нее был ребенок! Ужас! Какое счастье, что у тебя его нет. Наталья: (изумленно) Почему? Настя: Он бы сбежал от тебя на край света! Как только научился ходить ножками. Наталья: От меня? Почему? Настя: Потому что ты - тиран. Твоя богатая натура требует единовластия и подчинения. Ты же никому не даешь свободы. Ты не позволишь, чтобы другие чувствовали и переживали иначе, чем ты этого хочешь. Ты живешь книжными страстями и не можешь допустить, что другие живут электрофикацией, или там строительством каких-то хозяйственных объектов. Я уже не говорю о том, что большинство людей живут в еще более простом и ясном мире. А ты не уважаешь тех, которые не понимают идей Достоевского… Ты - глубже всех, твое понимание глубже других… Наталья: (со слезами) Но… но… Настя: Я не хочу Достоевского. Я не хочу боли, я не хочу страдания… Их у меня будет еще в этой чудовищно-прекрасной жизни! Наталья: Как ты смеешь, как ты смеешь меня обвинять! Настя: А кто мне постоянно твердит, что я недостаточно образована, умна? Может, быть твоей сестрой - слишком большая честь для меня? А если так, то и ради бога, обойдусь… Наталья: Настя! Что ты говоришь, опомнись… Настя: Я не хочу слышать ни моралей, ни нотаций, наслушалась!.. Ты мне скажи, поможешь ты мне или нет? Или я сама буду искать выход. Не рожать же мне этого дитенка!.. Наталья: Господи… Ну, почему же не рожать? А может быть, взять и родить? А, Настя, милая! И у нас в доме появится ребеночек. Малюсенький такой, хорошенький. Как я его буду любить! А Андрей-то как будет рад! Кто его отец? Настя: Так я тебе и сказала! Один парень. И какое счастье, что он мужчина. Ни гей, ни наркоман, ни дурак… Наталья: И не было речи о женитьбе? Наталья: И не будет. Наталья: Может быть, мне или Андрею… Настя: Не лезь не в свое дело! Она еще мужа своего, милейшего человека, приплетает!.. Наталья: Хорошо, хорошо, Настя. Настя: Если можешь, помоги. (Наталья, едва передвигая ноги, идет к телефону, долго набирает номер, но на том проводе молчат) Наталья: ( плачет) Воскресенье. Настя: Ну, да воскресенье. Дождливое. Ну, и что ты раздождливилась, а? ( подходит, обнимает) Ты же, дурочка, не знаешь, как я тебя люблю! Наталья: Это ты, дурочка, не знаешь, как я тебя люблю! Настя: Вот видишь, я не плачу! Я решаю проблему! Я сильная, здоровая, талантливая и готовая ко всем неожиданностям жизни! Но ведь завтра наступит понедельник. Быстро надо, срок на исходе. К маме поеду. Вчера письмо получила. Пантелей умер. Она сильно переживает. Наталья: Пантелей? Кто такой Пантелей? Настя: Ну, кот. Обыкновенный приблудный кот. Под машину попал. ( Из кухни появляется Катя с подносом, полным посудой, начинает накрывать на стол.) Второе действие Накрыт стол. За столом Катя, Настя, Серафима Аркадьевна, Наталья. С.А.: Валера, зови отца. Все готово. (Валерий идет за отцом) Товарищ, не знаю, как вас величают - пожалуйте обедать с нами. Паркетчик: (появляясь на пороге) Да я вроде и не голодный. И…и завлекательно так пахнет. Наталья: (строго) В ванную пройдите руки помыть. Синее полотенце для рук. (Входит Соколов.) Соколов: Славно я сегодня потрудился. И знаешь, Настенька, твои наблюдения за монашками мне очень пригодились. Спасибо, родная. Валерий: Ударнику труда - ура! Соколов: Все бы тебе ерничать! Конечно, молодость эгоистична. В молодости все легко дается. Наталья: Перестань, Андрюша! Валерка тоже корпит над арабским по четыре часа в день. Это кроме всего остального. И два часа в день английский. Соколов: Наверное, ты права. Натусик! Я как-то об этом и не подумал. (Появляется паркетчик. Наталья подзывает его знаком к себе, садит на стул рядом.) Катюша, а где же Константин? (Катя пожимает плечами) Ах, как чудесно сидеть, вот так, по семейному, за большим праздничным столом в день рождения дорогой мамочки! Первый тост за нашу бесценную-драгоценную…(паркетчику) Вам пятьдесят грамм коньяка или водочки? Паркетчик: (застенчиво) Водочка – она слаще, а от коньяка упору в ногах нету. Соколов: Согласен с вами, согласен. У нашей дорогой мамы, Серафимы Аркадьевны сегодня день рождения. С.А.: Речей прошу не произносить! У нас такая традиция! Паркетчик: Доброго здоровьица! И на долгие лета! Настя: Серафима Аркадьевна - вы самая прелестная, самая очаровательная, и главное, молодая! ( выпивают по первой) жүктеу/скачать 322 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|