Встречи с замечательными людьми

Во время одного из таких путешествий в 1898 году он умер от укуса дикого верблюда в пустыне Гоби. Я опишу обстоятельства, при которых произошло это трагическое событие, как можно подробнее не только из-за смерти моего друга. Мне также хочется уделить особое внимание нашему способу пересечения пустыни, довольно необычному который может оказаться полезным другим путешественникам. Я начну свой рассказ с того момента, когда, пройдя с огромными трудностями от Ташкента до берегов реки Шаракшан, перебравшись через множество высоких гор, мы достигли Ф. - очень маленького поселка на окраине пустыни Гоби.

Мы решили, прежде чем начинать запланированный переход через Гоби, остаться в этом поселке на несколько недель, чтобы хорошенько отдохнуть, а также, расспрашивая местных жителей, узнать все легенды и поверья, связанные с этой пустыней. И мы услышали, что под песками пустыни похоронено много древних поселений и даже больших городов, что эти пески хранят множество сокровищ, принадлежавших жителям этого цветущего региона. Еще нам сказали, что места, где лежат эти сокровища, известны некоторым людям, живущим в соседних поселках, и что эти сведения передаются от отца к сыну и держатся в глубочайшей тайне. Нарушение клятвы хранить молчание, как нам поведали, сурово карается. И тяжесть наказания зависит от того, насколько важны были выданные тайны. Уверенность в том, что под песками пустыни Гоби захоронен большой город, подтверждаемая многими фактами, не противоречащими друг другу, передалась многим из нас, особенно профессору Скридлову, археологу, бывшему участником нашей экспедиции.

После оживленной дискуссии мы решили составить такой маршрут через Гоби, чтобы пройти по району, где, согласно преданиям, под песками пустыни лежит город. Там мы намеревались провести небольшие археологические раскопки под руководством профессора Скридлова, большого специалиста в этой области. И затем, в зависимости от результатов этих раскопок, планировать дальнейший маршрут.

И хотя этот район лежал вдали от более или менее известных дорог через пустыню Гоби, но мы, следуя нашему обычному правилу никогда не идти проторенными путями, не только с энтузиазмом готовились к преодолению всех трудностей, ожидавших нас, но даже ощущали душевный подъем.

Когда мы немного поостыли и всерьез задумались над тем, что нам предстоит сделать, препятствия показались нам столь значительными, что у многих из нас возник вопрос, а сможем ли мы вообще их преодолеть?

Сложность была в том, что маршрут, который мы запланировали, был очень протяженным, и преодолеть такое расстояние обычным способом казалось невозможным. Главная проблема заключалась в обеспечении нашего каравана водой и провизией, так как по самым скромным подсчетам вес груза должен был быть таков, что нести его людям было не под силу. И в то же время об использовании для этих целей вьючных животных не могло быть и речи, так как не приходилось рассчитывать на то, что в дороге нам попадется хотя бы одна травинка или капля воды. Мы даже не знали, встретятся ли нам в пути оазисы.

Несмотря на все это мы не отказались от нашего дерзкого предприятия, но все тщательно обсудив, единогласно решили, что в течение следующего месяца останемся здесь и, сконцентрировав все свои умственные усилия на решении этой проблемы, найдем выход из ситуации, которая на первый взгляд кажется безнадежной. В течение этого времени каждый должен быть обеспечен всем, что поможет решить ему эту задачу.

Профессору Скридлову, как главе нашей экспедиции, поручалось руководство этим рискованным предприятием, и среди прочего он должен был распоряжаться нашими денежными средствами. Когда каждый из членов группы получил от него некоторую сумму денег, кто-то остался в поселке, а кто-то в соответствии со своим планом покинул его. Место встречи было назначено в маленьком поселке на краю пустыни, откуда мы намеревались начать наш переход. Через месяц мы собрались в условленном месте, под руководством профессора Скридлова разбили лагерь, и каждый из нас рассказал о том, что ему удалось придумать. Очередность наших отчетов решалась жребием. Первыми тремя были горный инженер Карпенко, затем доктор Сары-оглы и филолог Елов. Их доклады были очень интересны и полны оригинальными мыслями. Даже форма, в которой они были сделаны, так запечатлелась в моей памяти, что я до сих пор помню каждое слово. Карпенко начал свою речь так: "Хотя я знаю, что никто из присутствующих не в восторге от привычки европейских ученых, прежде чем перейти к сути дела, в своем предисловии начинать с Адама, но в данном случае, принимая во внимание серьезность стоящей перед нами задачи, я считаю совершенно необходимым, прежде чем заявить о своих выводах, рассказать о том, как я к ним пришел.

Гоби - это пустыня, чьи пески, по утверждению ученых, очень недавнего происхождения. Учитывая этот факт, выдвигаются два предположения:

пески пустыни - это бывшее морское дно или же они нанесены ветром со скалистых вершин Тянь-Шаня, Гиндукуша или Гималайской горной цепи, или с гор, лежавших севернее, но исчезнувших под действием сильных ветров. Принимая во внимание то, что мы должны обеспечить едой на всем протяжении нашего пути как нас самих, так и тех животных, которых мы посчитаем необходимым взять с собой, стоит задуматься, а не могут ли сами пески послужить нам для этой цели.

Я думаю так: если эта пустыня - бывшее морское дно, тогда пески должны состоять из различных слоев и зон, как и любой живой организм, и содержать органические вещества. Следовательно, мы должны найти средство превратить эту органическую материю в вещество, которое может быть усвоено человеческим организмом, и таким образом обеспечить себя энергией, необходимой для жизнедеятельности. Если же пески этой пустыни являются наносными отложениями горного происхождения, тогда тем более оказывается, что вне всякого сомнения почва большинства крупных оазисов Туркестана, а также областей, примыкающих к пустыне, чисто растительного происхождения и состоит из органических веществ, занесенных сюда с горных вершин. Итак, мы приходим к выводу, что в течение столетий эти органические субстанции должны были откладываться под огромной массой песка этой пустыни, смешиваясь с ним. Далее можно утверждать, что в соответствии с законом гравитации все субстанции группируются в соответствии с их удельным весом; таким образом, здесь, в пустыне, органические вещества, будучи гораздо легче песка, постепенно группируются в отдельных слоях или зонах.

Придя к такому заключению, я организовал маленькую экспедицию в пустыню, чтобы проверить свои предположения на практике, и через три дня пути провел необходимые исследования. Я вскоре нашел в некоторых местах слои, хотя и едва отличимые невооруженным глазом от остальных масс песка, однако, как было установлено мной, явно другого происхождения. При помощи микроскопа и химического анализа отдельных частиц этих смешанных субстанций я узнал, что они состоят из мертвых тел мельчайших организмов и остатков различных тканей растительного происхождения. Навьючив всех семерых верблюдов, которых я имел в своем распоряжении, этим особым грунтом, содержащим органические вещества, я вернулся обратно и, по совету профессора Скридлова, купив некоторое количество животных различных видов, провел серию экспериментов над ними. Я приобрел двух верблюдов, двух яков, две лошади, двух мулов, двух ослов, десять овец, десять коз, десять собак и десять котов и заставлял их хорошенько проголодаться, давая им ограниченное количество пищи, достаточное, чтобы только поддерживать их существование, а затем начал понемногу подмешивать им в еду некоторое количество этого органического вещества, которое я привез с собой из пустыни.

В течение нескольких первых дней эксперимента все без исключения животные отказывались есть эту смесь, но когда я начал готовить ее другим способом, всего через неделю овцы и козы начали питаться ею с большой охотой.

Тогда я все внимание сосредоточил именно на этих животных и через два дня полностью убедился в том, что овцы и козы даже стали предпочитать приготовленные мной смеси всем другим видам пищи. Я соединял 71/2 части этого грунта, 2 части бараньего фарша и 1/2 части обыкновенной соли. Вначале все животные, включая коз и овец, игнорировали эту смесь, но потеряв от 1/2 до 2 1/2% от общей массы тела и начав ее есть, они не только перестали терять в весе, но даже поправились на 1 -3 фунта. Благодаря этому эксперименту я установил, что этот вид грунта, содержащий органические вещества, вполне может быть использован в качестве корма для животных при условии, что он смешан с некоторым количеством мяса. Таким образом, я могу предложить следующее: чтобы решить проблему, связанную с обеспечением нашей экспедиции продуктами питания во время пути, необходимо закупить несколько сотен овец и коз и постепенно, по мере необходимости, использовать их в пищу как для себя, так и для оставшихся животных, готовя им вышеупомянутую смесь. Не следует опасаться того, что мы столкнемся в пути с нехваткой соответствующего грунта, так как все данные, собранные мной, свидетельствуют о том, что залежи распространяются повсеместно.

Теперь что касается воды. Для того, чтобы обеспечить себя достаточным запасом влаги, мы должны раздобыть большое количество овечьих или козьих мочевых пузырей или желудков - вдвое большим, чем количество животных, которых мы возьмем с собой, - и, обработав их соответствующим образом, использовать в качестве бурдюков, наполнив водой и навьючив по две штуки на каждую овцу и козу. Я провел соответствующие эксперименты и убедился, что овца может нести такое количество воды без всякого ущерба для себя. Расчеты показали, что нам вполне хватит этого количества воды как для собственных нужд, так и для того, чтобы поить в пути животных, принимая во внимание то, что мы будем очень экономно расходовать ее в течение первых двух-трех дней. Затем мы сможем воспользоваться бурдюками с водой, снимаемыми с животных, которые пошли нам в пищу, и таким образом не будем испытывать в ней большого недостатка".

Когда Карпенко закончил, слово взял Сары-оглы. Я встретился и подружился с ним пять лет тому назад. Перс по происхождению, уроженец восточной части этой страны, он получил образование во Франции. Возможно, придет время, когда я посвящу ему отдельную книгу, так как этот выдающийся человек оказал огромное влияние на мою жизнь.

Сары-оглы сказал примерно следующее: "Заслушав доклад горного инженера Карпенко, я должен сказать "пасс" относительно первой части моего сообщения, признавая, что ничего лучше предложить нельзя. Однако что касается второй его части, в которой я пытался решить серьезную задачу: как передвигаться по пустыне во время песчаных бурь, - я хотел бы представить вам свои соображения и результаты проведенных экспериментов. Выводы, к которым я пришел, дополняют, по моему мнению, сказанное инженером Карпенко.

Тот, кто пытается пересечь пустыню, часто попадает в бурю, во время которой почти невозможно передвигаться ни людям, ни животным, так как в воздух поднимается огромная масса песка, в мгновение ока образуя высокую гору там, где только что была впадина. Я подверг сомнению аксиому, что всякое передвижение по пустыне во время песчаной бури невозможно. Мне пришло в голову, что песок, обладая немалым удельным весом, не может подниматься очень высоко, и существует предел, выше которого не поднимется ни одна песчинка. Развивая эту идею дальше, я решил установить эту гипотетическую величину.

С этой целью я приобрел здесь высокую складную лестницу и, взяв двух верблюдов и проводника, отправился в пустыню. В конце первого дня я остановился на ночлег, как вдруг поднялся сильный ветер, который через час превратился в настоящую бурю, так что невозможно было устоять на месте и даже дышать из-за поднявшегося в воздух песка.

С большим трудом я начал составлять складную лестницу, которую захватил с собой, и затем установил ее вертикально, использовав верблюдов как опору, чтобы вскарабкаться наверх. Представьте себе мое удивление, когда на высоте всего в двадцать пять футов я не обнаружил ни одной песчинки.

Моя лестница была шестидесяти футов длиной, я не успел преодолеть и трети, когда воздух прояснился. Вверху было чудесное звездное небо и сияла луна, такое я нечасто видел даже дома в восточной Персии. А ниже происходило что-то невообразимое, я чувствовал себя так, будто стоял на берегу океана во время шторма.

Пока я стоял там наверху и любовался, буря начала стихать, и через полчаса я смог спуститься. И хотя ветер теперь был не очень силен, мой спутник все еще шел, держась, как принято в таких случаях, на гребне дюн, повернувшись спиной к ветру и ведя за собой одного верблюда. Второй, как я узнал, вырвался на свободу и сбежал в неизвестном направлении.

Когда стало совсем тихо, мы отправились на поиски второго животного и очень скоро нашли его, заметив копыта, торчащие из песка недалеко от того места, где была укреплена лестница. Выкапывать верблюда не имело никакого смысла, так как он был мертв и погребен под большой массой песка. Поэтому мы сразу же отправились в обратный путь, подкрепляясь на ходу, чтобы не терять зря времени, и к вечеру достигли нашего поселка. На следующий день я заказал несколько пар ходулей разных размеров в нескольких местах, чтобы избежать ненужных вопросов, и, захватив с собой одного верблюда, навьюченного провизией, снова отправился в пустыню. Там я начал учиться ходить на этих ходулях, сначала на низких, затем на тех, что повыше. Чтобы облегчить движение по песку, я укрепил внизу что-то наподобие металлических подошв, которые я тоже, в целях предосторожности, заказал в разных местах. В то время как я учился передвигаться на ходулях, в пустыне прошли две бури. Одна из них была не особенно сильной. Но даже в течение этой песчаной бури перемещаться и ориентироваться на местности с помощью обычных средств было совершенно невозможно. Но взбираясь на ходули во время всех песчаных бурь, я двигался в любом желаемом направлении с такой легкостью, словно я ходил по своей комнате. Сперва было очень трудно шагать не спотыкаясь по дюнам, и особенно во время песчаной бури. Но, к счастью, оказалось, что поверхность насыщенного песком нижнего слоя воздуха имеет неровности, полностью соответствующие неровностям песчаного грунта, так что ходьба на ходулях значительно облегчается тем фактом, что вы по контуру насыщенного песком слоя атмосферы можете ясно видеть, где кончается одна дюна и начинается другая.

"В любом случае, - заключил доктор Сары-оглы, - можно считать установленным, что насыщенный песком нижний слой воздуха имеет определенно очень небольшую толщину и что контуры его поверхности всегда соответствуют контурам самой пустыни. И я думаю, мы должны использовать это открытие в нашем предстоящем путешествии".

Третьим выступающим был Елов, филолог, который сделал свое сообщение в характерной для него экспрессивной манере: "Если вы позволите мне, господа, я скажу то же самое, что и наш уважаемый эскулап, относительно первой части выступления инженера Карпенко, а именно "я пасс". Я признаю также, что не придумал ничего более интересного, чем уже услышанное нами, и что все мои идеи - просто детский лепет в сравнении с их открытиями.

Однако, в то время как я слушал предыдущих выступающих, у меня появилось несколько мыслей, которые могли бы оказаться небесполезными при подготовке к нашей экспедиции и которыми я хотел бы поделиться с присутствующими.

Как нам уже сообщил доктор, при обучении необходимы ходули разной длины, но в экспедицию мы должны взять с собой только те, длина которых не менее двадцати футов. Даже если мы последуем совету Карпенко, нам придется гнать с собой большую отару овец и коз. Так вот я подумал, что в хорошую погоду, когда ходули становятся обузой, мы можем, вместо того чтобы тащить их на себе, использовать овец и коз. Как вы знаете, стадо овец в соответствии с врожденным инстинктом следует за первой овцой, которая является их вожаком. Если к ней привязать первую пару ходуль, и остальные овцы выстроятся вслед за ней в длинную цепочку. Нам остается сделать так, чтобы овцы не только тащили ходули, но также несли и нас самих. Между параллельно расположенными ходулями длиной в двадцать футов можно легко разместить семь рядов овец по три в ряд, то есть всего двадцать одну овцу. Для такого количества овец вес одного взрослого человека сущий пустяк. Следует только запрячь овец таким образом, чтобы в центре осталось пустое место длиной в 5 1/2 и шириной в 3 фута, где можно укрепить удобные носилки. Тогда каждый из нас, вместо того чтобы изнемогать под тяжестью ходуль, сможет возлежать как Мухтар-паша в своем гареме или восседать подобно этим богатым бездельникам, раскатывающим в своих автомобилях по аллеям Булонского леса. Пересекая пустыню с таким комфортом, мы даже сможем, не теряя времени, учить языки, которые понадобятся нам в наших будущих экспедициях".

После двух первых выступлений и сообщения, сделанного Еловым, стало ясно, что в дальнейших докладах нет особой необходимости. Мы были поражены всем услышанным. Нам даже пришло в голову, что трудности, связанные с переходом через пустыню Гоби, значительно преувеличены и что невозможность такого предприятия намеренно внушается путешественникам.

Приняв все эти предложения единогласно и без обсуждения, мы решили скрыть от местных жителей наше намерение отправиться в пустыню - царство голода, опасностей и смерти. Пусть считают профессора Скридлова отважным русским купцом, который прибыл в этот регион, преследуя свои коммерческие цели. Он, якобы, должен закупить здесь овец для отправки в Россию, где они стоят довольно дорого, в то время как здесь их можно купить намного дешевле; а также собирается экспортировать особо прочную древесину, применяемую в России для изготовления ткацких станков. Деревьев с такой прочной древесиной в России не было, и станки, где применялись детали, изготовленные из более мягких пород деревьев, быстро изнашивались из-за сильного трения. Поэтому отважный купец решился на это рискованное предприятие.

Обсудив все это, мы ощутили прилив сил и говорили о предстоящей экспедиции так, словно речь шла о прогулке по пляс де ля Конкорд в Париже. На следующий день мы отправились на берег реки вблизи того места, где она исчезает под незримой толщей песка и где мы разбили лагерь, установив палатки, привезенные нами из России. И хотя наш лагерь располагался недалеко от поселка, ни одному из его жителей не приходила в голову мысль поселиться здесь, в раскаленном аду. Некоторые из нас, выдавая себя за свиту и служащих эксцентричного русского купца Иванова, начали закупку "особо прочной древесины" в виде длинных тонких стволов, а также покупали коз и овец и вскоре имели целое стадо. Затем мы начали усердно учиться передвигаться на ходулях, сначала на коротких, потом на все более длинных.

Ровно через двенадцать дней, одним чудесным утром наш необычный кортеж отправился в путь, сопровождаемый блеянием коз и овец, лаем собак, ржаньем лошадей и ревом ослов. Он растянулся в длинную процессию, похожую на те, которые сопровождали передвижение особ королевской крови. Далеко по окрестностям разносились наши веселые песни, раскачивались на ходу вытянувшиеся в одну линию импровизированные носилки. И конечно, как всегда остроумные замечания Елова вызывали дружные взрывы хохота.

Пережив в пути две ужасные песчаные бури, уже через несколько дней мы оказались в самом сердце пустыни. При этом мы совершенно не измучились и даже, как в шутку предлагал Елов, учили в дороге иностранные языки. Это место было главной целью нашей экспедиции.

Все происходило так, как мы планировали, за исключением происшествия с Соловьевым. Передвигаясь, как правило, по ночам, мы руководствовались указаниями одного из участников нашей экспедиции, опытного астронома Даштамирова, который умел ориентироваться по звездам.

Однажды на рассвете мы сделали привал, чтобы подкрепиться самим и покормить наших овец.

Было еще совсем рано. Солнце только начинало появляться из-за горизонта. Мы с удовольствием завтракали свежеприготовленной бараниной с рисом, когда на горизонте внезапно появилось стадо верблюдов. Мы сразу догадались, что это были дикие животные. Соловьев - страстный охотник и отличный стрелок - немедленно схватился за винтовку и побежал в ту сторону, где виднелись силуэты верблюдов, а мы, посмеиваясь над этой слабостью нашего друга, продолжали отдавать должное вкусному горячему блюду, прекрасно приготовленному в этих экстраординарных условиях. Я называю их экстраординарными, потому что, находясь в сердце пустыни, окруженные со всех сторон раскаленными песками, путешественники, как правило, не имеют возможности развести огонь, так как на протяжении сотен миль можно не найти даже деревца саксаула. Мы же разводили огонь не менее двух раз в день, готовя себе кофе или чай, и не простой чай, а исключительно тибетский, раскладывая небольшой костер из костей забитых овец. Этим комфортом мы обязаны Погосяну, который подал идею делать специальные "седла" для овец, несших бурдюки с водой, из деревянных планок. И каждый раз, когда мы забивали себе на обед очередную овцу, ее деревянное "седло" обеспечивало нас дровами для костра.

Прошло полтора часа с тех пор, как Соловьев отправился охотиться на диких верблюдов. Мы уже собирались продолжать наше путешествие, а он все не появлялся. Прождав еще полчаса, все забеспокоились. Нам была известна пунктуальность Соловьева, который никогда не опаздывал. Предположив, что могло случиться какое-нибудь несчастье, все мы, захватив свои ружья, отправились на поиски нашего товарища. Вскоре мы заметили стадо верблюдов и направились к нему. Но когда мы подошли поближе, животные, очевидно, почувствовав наше присутствие, двинулись в южном направлении. Мы решили пойти за ними. Прошло уже четыре часа с тех пор, как исчез Соловьев. Внезапно мы заметили человека, лежавшего на песке в сотне шагов от нас. Подбежав, мы узнали нашего друга, который был уже мертв. Верблюд прокусил ему шею почти насквозь. Это было трагедией для всех нас, любивших этого необыкновенного человека.

Сделав носилки из наших винтовок, мы отнесли Соловьева в лагерь, где в тот же день под руководством Скридлова, исполнявшего обязанности священника, с большой торжественностью совершили обряд похорон. Оставив одинокую могилу в самом сердце пустыни, мы немедленно покинули это проклятое место.

И хотя было затрачено много усилий на то, чтобы отыскать легендарный город, покоящийся среди песков, мы отказались от наших планов и решили покинуть пустыню как можно скорее. Повернув на восток, мы через четыре дня пути достигли Кернанского оазиса, где кончалась пустыня, и продолжали двигаться дальше, но уже без нашего товарища Соловьева.

Мир твоей душе, мой самый близкий и преданный друг!

В этой главе я хочу рассказать вам о моей первой встрече с Еким-беем, человеком, которого уважали все, кто был с ним знаком, считая его мудрецом и настоящим волшебником. Я также остановлюсь на некоторых важных событиях, которые происходили во время наших странствий по малоисследованным районам Азии и Африки.

В настоящее время, удостоенный за свои заслуги всевозможных наград, он, тем не менее, доживает свои оставшиеся годы в небольшом, никому не известном городке Египта, будучи Великим турецким пашой. Следует сказать, что он выбрал такое тихое уединенное место, несмотря на то что имеет возможность жить там, где пожелает, пользуясь всем современным комфортом, - главным образом для того, чтобы избежать назойливого праздного любопытства тех, кому больше нечем себя занять. Увы, это свойство присуще большинству наших современников.

Когда я впервые встретился с Еким-беем, мы оба были еще совсем молоды, он учился в военном колледже в Германии и как обычно приехал провести летние месяцы со своим отцом в Константинополе. Прежде чем описать обстоятельства, сопутствовавшие нашему знакомству, я должен сказать, что в период, предшествующий моему появлению в Эчмиадзине и моей встрече с Погосяном, чему была ранее посвящена глава, я рыскал повсюду, как молодая гончая собака, в поисках ответов на вопросы, которые меня волновали. Тогда я, по отзывам моих знакомых, производил впечатление полупомешанного, и в таком состоянии отправился в Константинополь, привлеченный слухами о невероятных чудесах, которые творили дервиши.

По прибытии в Константинополь я остановился в районе, который назывался Пера, и сразу же отправился по монастырям, где жили дервиши. Проводя почти все время в обществе этих людей, не занимаясь ничем другим и ломая голову над всей этой несусветной чепухой, я вдруг понял, что, если так будет продолжаться и дальше, остатки здравого рассудка вскоре совершенно меня покинут.

Осознав все это, я провел два дня в полном одиночестве, пытаясь прийти в себя и освободиться от охватившего меня наваждения, но назойливые мысли донимали меня, как мухи испанского мула.

Обеспокоенный этим, я однажды стоял на большом мосту, соединяющем Пера и Стамбул и, облокотясь на парапет, размышлял над смыслом всех тех фокусов, которыми дервиши удивляют праздных зрителей. В это время под мостом проплывали пароходы, непрерывно сновали маленькие лодки.

На берегу Галаты сразу за мостом была пристань, где останавливались пароходы, курсирующие между Константинополем и противоположным берегом Босфора. Возле прибывающих и отходящих пароходов я увидел плавающих мальчишек, которые ныряли за монетами, что бросали им скучающие пассажиры. Это заинтересовало меня, и я подошел поближе, чтобы лучше все рассмотреть. Очень ловко и без всякой суеты эти подростки подхватывали брошенные им с пароходов монеты, не упуская ни одной. Я наблюдал за ними долгое время, любуясь ловкостью и проворством этих мальчиков разного возраста (им было примерно от восьми до восемнадцати лет), и внезапно мне в голову пришла мысль: "А чем я хуже их? Почему мне не заняться тем же ремеслом?" И на следующий день я отправился на берег и стал учиться нырять возле здания Военно-морского министерства.

Один грек, часто приходивший сюда купаться, заметил мои потуги и добровольно вызвался стать моим учителем, чтобы помочь овладеть этим, как он выражался, "высоким искусством". После "урока" мы отправлялись в кофейню, и, думаю, не нужно вдаваться в детали и уточнять, кто из нас платил за выпитый кофе.

Сперва было очень трудно, потому что соленая морская вода раздражала глаза, ведь во время погружения их следовало держать открытыми, и это причиняло мне довольно сильную боль. Но вскоре я привык и чувствовал себя в воде как на суше. Через две недели я начал зарабатывать на жизнь, плавая вокруг пароходов и подхватывая брошенные деньги. Конечно, сперва я не был так проворен, как местные мальчишки. Но через некоторое время достиг настоящего совершенства и не упускал ни одной монетки.

Следует заметить, что монета, брошенная в воду вначале погружается довольно быстро, но постепенно замедляет скорость, так что, если место очень глубокое, пройдет довольно значительное время, прежде чем она достигнет дна. Таким образом, прежде чем прыгнуть в воду, ныряльщик должен заметить, куда была брошена монета, и тогда будет нетрудно обнаружить ее в воде и подхватить.

Однажды некий пассажир, задумавшись о чем-то, облокотился на поручень и, отвлеченный возней, которую затеяли ныряльщики, нечаянно уронил в воду четки - непременный атрибут в руках всякого уважающего себя жителя Азии, когда он не занят суетными мирскими делами.

Он сразу же подозвал мальчишек-ныряльщиков и попросил их отыскать четки. Но несмотря на все усилия подростки не смогли их найти, так как находились довольно далеко от места падения четок и не успели его приметить. Очевидно, эта вещь была очень ценной, потому что пассажир предложил тому, кто ее найдет, двадцать пять турецких фунтов.

Когда пароход отчалил, ныряльщики еще долго продолжали свои попытки обнаружить четки, но их усилия не увенчались успехом. В этом месте было очень глубоко, что мешало обшарить дно. Следует заметить, что очень трудно достичь дна на большой глубине, так как вода в соответствии со своими физическими свойствами, удерживая пловца на поверхности, стремится вытолкнуть тело погружающегося человека.

Через несколько дней, когда я, как обычно, нырял за брошенными монетами, один из пассажиров швырнул свою так далеко, что, пока я подплыл к этому месту, она пропала из виду. Так как тот день не был для меня особенно удачным, я решил любой ценой достать эту монету и нырнул за ней. В тот момент, когда я наконец подхватил ее, на дне что-то блеснуло, похоже четки. Всплыв на поверхность, я постарался запомнить место находки, за которую было предложено двадцать пять фунтов.

Не сказав никому о том, что я видел на дне, я нырнул снова, но после нескольких безуспешных попыток понял, что обычным способом достать дна невозможно, так как здесь было очень глубоко. На следующий день я захватил с собой тяжелый кузнечный молот, привязал его к себе, прыгнул в воду и быстро пошел на дно под воздействием этого "грузила". И вскоре я нашел то, что искал. Четки были янтарные, с вкраплениями небольших бриллиантов и гранатов.

В тот же день я узнал, что пассажиром, уронившим четки, был паша N, недавний правитель маленькой области, расположенной невдалеке от Константинополя, который в настоящее время проживал на противоположном берегу Босфора, вблизи Скутари. Так как я чувствовал себя не очень хорошо, то решил не нырять за монетами, а отнести четки их владельцу и заодно посетить кладбище в Скутари.

Я отправился на следующее же утро и вскоре нашел дом паши. Он как раз был дома и, когда услышал, что пришел ныряльщик, который просит пустить его к хозяину, сразу понял, в чем дело, и сам поспешил мне навстречу. Увидев найденные мной четки, он очень обрадовался и так горячо поблагодарил меня, что я, глубоко тронутый его приемом, наотрез отказался принять причитающееся мне вознаграждение.

Тогда паша пригласил меня к себе на ужин, и я, конечно, не смог отклонить этот знак внимания. После ужина я был вынужден сразу уйти, так как боялся опоздать на последний рейс парохода. Но по дороге на пристань я вдруг почувствовал себя так плохо, что присел на ступеньки ближайшего дома и, видимо, потерял сознание.

Прохожие заметили то, что случилось и, так как это было недалеко от дома паши, оповестили его, что какой-то парень внезапно лишился чувств. Догадавшись, что это был не кто иной, как его недавний гость, паша поспешил прийти вместе со своими слугами и приказал им отнести меня к нему в дом и как можно быстрее послал за доктором.

Я вскоре пришел в себя, но, находясь в очень плохом состоянии, вынужден был на некоторое время остаться в доме этого доброго человека.

В ту же ночь моя кожа начала шелушиться и нестерпимо гореть, очевидно, из-за продолжительного воздействия соленой морской воды. Я был помещен во флигель, и для ухода за мной прислали одну пожилую женщину по имени Фатима Бадьи. Сын паши, студент германского военного колледжа, тоже приходил навестить меня, интересуясь моим здоровьем. Это и был Еким-бей, человек, позже ставший моим закадычным другом.

Я начал выздоравливать, и мы часто беседовали с ним, обсуждая все на свете, и постепенно перешли на философские темы. К тому времени, когда я полностью поправился, мы уже были близкими друзьями и, не без сожаления расставшись, поддерживали переписку. В том же году он ушел из военного колледжа и поступил в медицинскую школу, так как его взгляды к тому времени изменились и заставили его отказаться от запланированной ранее военной карьеры.

Прошло четыре года.

Однажды, будучи на Кавказе, я получил от него письмо, в котором он сообщал, что уже завершил свое образование и хотел бы повидаться со мной и в то же время посетить Кавказ, которым он давно интересовался, и спрашивал меня, когда и где мы могли бы встретиться.

Тем летом я жил в Сураме, зарабатывая на жизнь изготовлением гипсовых безделушек под маркой "made in Paris". В телеграмме, посланной Еким-бею, я сообщал, что с нетерпением жду его приезда, и через несколько дней мы встретились.

В том году Погосян, Елов и Карпенко также проводили летние месяцы вместе со мной в Сураме, и, познакомившись с ними поближе, Еким-бей вошел в нашу дружескую компанию.

Все лето мы прожили в Сураме, часто устраивая пешие экспедиции по окрестностям этого города: взбирались на вершины гор, знакомились с жителями этих мест, еще не подвергшихся воздействию цивилизации, и даже добрались до племени хевсуров, обычаи и быт которого могли бы свести с ума любого человека, увлекающегося этнографией.

Проведя несколько месяцев в тесном общении с нашей компанией, этот впечатлительный юноша заразился нашими сумасбродными идеями и вскоре точно так же, как и мы, производил на окружающих впечатление не совсем нормального человека.

В то время мы четверо - Погосян, Елов, Карпенко и я - обсуждали предложение, давно сделанное нам князем Юрием Любовецким, приглашавшим всех нас присоединиться к нему и его товарищам, отправлявшимся в пешую экспедицию от окрестностей Нахичевани через всю Персию до Персидского залива.

Эта дискуссия и перспективы, связанные с подобным путешествием, так сильно заинтересовали Еким-бея, что он попросил нас замолвить за него словечко, чтобы князь позволил ему участвовать в этой экспедиции. Еким-бей стал придумывать, как добиться у отца разрешения отправиться в это странствие.

Дело закончилось тем, что, уладив все свои дела, частью с помощью переписки, частью лично, для чего ему пришлось все же съездить домой, он в сопровождении нашей неунывающей компании отправился в долгий путь.

Мы выехали из Нахичевани за полночь и уже утром испытали на себе невероятное усердие тех двуногих обитателей нашей планеты, которые называются "пограничной стражей". Они в течение довольно длительного времени демонстрировали нам свою профессиональную проницательность и осведомленность.

Всего в этой экспедиции участвовало двадцать три человека, включая тех моих друзей, каждому из которых я решил посвятить отдельную главу этой книги. О трех из них, Погосяне, Елове и князе Любовецком, я уже написал и хочу посвятить данную главу доктору Еким-бею. С инженером Карпенко и археологом Скридловым вы встретитесь в следующих главах этой книги.

Наше путешествие до города Табриза, куда мы прибыли через несколько дней, прошло без особых приключений. Но вскоре по прибытии случилось одно происшествие, на котором я хочу остановиться поподробнее не только потому, что в нем принимал самое активное участие мой друг Еким-бей, но также из-за того, что оно полностью изменило мое мировоззрение.

Будучи в Табризе, мы услышали об одном персидском дервише, якобы демонстрирующем невероятные чудеса, что, конечно же, нас очень заинтересовало. Позже, продолжив наше путешествие, мы опять узнали об этом человеке от одного персидского священника и решили, что, хотя он живет довольно далеко от намеченного нами маршрута, нам следует отправиться туда и лично познакомиться с ним.

На тринадцатый день нашего утомительного путешествия, после ночлегов в хижинах персидских и курдских пастухов, мы наконец достигли маленького поселка, где жил этот дервиш, и сразу же отправились прямо к нему.

Мы застали его сидящим возле своего дома в тени деревьев и беседующим с пришедшими к нему людьми. Это был человек зрелого возраста, одетый в какие-то лохмотья. Он сидел прямо на земле, скрестив босые ноги. Его окружали молодые персы, как впоследствии оказалось, ученики и последователи. Подойдя, мы попросили благословения, и, получив его, тоже уселись на землю возле дервиша и вступили с ним в беседу Мы задавали вопросы - он отвечал, потом мы поменялись ролями.

Сперва мы встретили довольно прохладный прием, нам казалось, что собеседник не расположен к долгому разговору, но позже, когда он узнал, что мы преодолели огромное расстояние только для того, чтобы встретиться с ним, стал более сердечным.

Он говорил очень просто, не расцвечивая свою речь изысканными фразами, и в первый миг производил впечатление невежественного человека, совсем необразованного в европейском смысле слова.

Разговор велся на персидском языке, верее на одном из его многочисленных диалектов, которым в нашей компании владели всего трое: я, доктор Сары-оглы и еще один человек, говоривший на нем не очень бегло, поэтому я участвовал в беседе в качестве переводчика, задавая вопросы и немедленно передавая своим спутникам полученные ответы. Наступило обеденное время. Ученики дервиша принесли ему рис в посуде, сделанной из тыквы, и тот, продолжая беседовать с нами, начал есть. Так как мы с раннего утра, когда отправились в путь, еще ничего не ели, то, открыв наши дорожные мешки, тоже приступили к трапезе.

Должен заметить, что в то время я был страстным приверженцем учения индийских йогов и в точности следовал всем правилам хатха-йоги. Например, согласно этому учению, во время еды необходимо было тщательно пережевывать пищу, поэтому, когда все собеседники, включая дервиша, уже пообедали, я продолжал очень усердно работать челюстями, стараясь не пропускать в желудок ни одного неразмельченного кусочка пищи.

Заметив это, дервиш обратился ко мне: "Скажи мне, юный чужестранец, почему ты так необычно ешь?" Я был так удивлен этим вопросом, который показался мне очень странным и свидетельствовал о невежестве спросившего, что не сразу дал ответ. Я подумал, что мы зря проделали этот путь, что у этого человека нельзя ничему научиться. Испытывая сильное смущение и даже стыдясь необразованности собеседника, я прочел ему настоящую лекцию по вопросам пищеварения, разъясняя, что тщательно прожеванная пища лучше усваивается организмом. Все это я узнал из многочисленных "научных" изданий.

Покачивая головой, мой собеседник напомнил поговорку, очень любимую в Персии: "Бог покарает человека, который, не зная дороги в Царство Небесное, указывает ее другим".

После этого Сары-оглы задал дервишу какой-то вопрос, на что тот кратко ответил, затем снова повернулся ко мне и спросил: "Скажи мне, юный чужестранец, занимаешься ли ты гимнастикой?"

Я и в самом деле считал физические нагрузки панацеей от всех бед, изучил все системы упражнений, рекомендуемых индийскими йогами, а также шведскую гимнастику Мюллера. Все это я рассказал своему собеседнику, доказывая, что регулярные физические нагрузки совершенно необходимы для организма человека, и поэтому я занимаюсь гимнастикой не менее двух раз в день. Я также вкратце описал ему применяемую мной систему упражнений.

"Но эта гимнастика развивает только мускулатуру рук, ног и других органов, - сказал этот человек, - в то время как многие внутренние мышцы не затрагиваются".

"Да, это так", - подтвердил я.

"Отлично. Теперь давайте вернемся к вашей манере тщательно пережевывать пищу. Если вы делаете это для того, чтобы способствовать улучшению вашего физического состояния, то вы на ложном пути. Пережевывая пищу, вы избавляете ваш желудок от его прямой обязанности. Сейчас вы молоды, здоровы, но, приучив ваш желудок ничего не делать, в преклонном возрасте поймете, что мышцы стенок желудка в значительной степени атрофировались, и причиной этого является ваша привычка слишком тщательно пережевывать пищу. Вам известно, что мышцы человека к старости ослабевают, и вот к этой естественной возрастной мышечной атрофии вы добавите искусственную атрофию мышц стенок желудка, которая будет вызвана тем, что вы в течение длительного времени избавляете свой желудок от его обязанностей. Представьте себе, что произойдет с вашим физическим состоянием? Поймите, что нет никакой необходимости так усердно прожевывать пищу. Напротив, в вашем возрасте чем меньше вы жуете, тем лучше. Я советую глотать небольшие кусочки пищи и даже косточки, чтобы задать работу своему желудку. Думаю, что люди, дававшие вам подобные советы, а также авторы книг такого рода, как говорится, "слышали звон, да не знают, где он".

Эта ясная, содержательная и убедительная речь дервиша заставила меня изменить свое мнение о нем. До сих пор я задавал ему вопросы, руководствуясь только праздным любопытством, но с этого момента ощутил неподдельный интерес и не пропускал ни единого слова, сказанного им. Я почувствовал всем своим существом, что идеи, которыми я руководствовался прежде, принимая их за аксиому, не требующую доказательств, на самом деле глубоко ошибочны. Все, что раньше казалось разумным и очевидным, вдруг предстало в ином свете. Меня начали обуревать сомнения, возникли сотни вопросов, которые требовали немедленного ответа.

Увлеченные разговором с этим необыкновенным человеком, мы с доктором позабыли обо всем на свете и не заметили, что давно уже перестали переводить вопросы наших товарищей и ответы дервиша. Заметив, как мы поглощены беседой, они стали засыпать нас с вопросами: "Что он сказал? О чем вы говорите?" - и каждый раз, чтобы отделаться от их назойливых расспросов, мы отвечали, что расскажем попозже.

Когда дервиш закончил свою речь, ясно и просто объяснив, как правильно питаться и как функционирует пищеварительная система человека, я сказал: "Пожалуйста, поделитесь со мной своими идеями, касающимися так называемого "искусства правильно дышать". До настоящего времени я был страстным приверженцем системы дыхания йогов, основной принцип которой заключается в том, что после вдоха следует задержать дыхание на некоторое время и только потом медленно выдохнуть. Правильно ли я поступал, следуя этому правилу?

Дервиш, видя мой неподдельный интерес, охотно рассказал мне следующее: "Если вы причинили несомненный вред своему организму, тщательно пережевывая пищу, то практикуя подобную систему дыхания, вы навредили себе гораздо сильнее. Все эти дыхательные упражнения, которым обучают в современных европейских эзотерических школах, не могут принести ничего кроме вреда. Процесс дыхания, как может догадаться всякий здравомыслящий человек, подобен процессу питания, только вид пищи здесь иной. Воздух, как и обычная еда, попадая в организм человека и усваиваясь им, разлагается на составные элементы, которые соединяются в новые комбинации как друг с другом, так и с теми элементами, которые уже присутствовали в организме. Образующиеся новые вещества постепенно усваиваются в процессе жизнедеятельности человека. Вам следует понять, что для того, чтобы получить любую новую субстанцию, ее составные части должны быть соединены в точных, строго определенных пропорциях. Приведу простой пример. Вы собираетесь печь хлеб. Для этого прежде всего необходимо приготовить тесто. Но чтобы его замесить, следует взять муку и воду в определенных пропорциях. Если воды будет слишком мало, вы вместо теста получите некую твердую массу, которая будет крошиться от любого прикосновения. Если же воды будет слишком много, получится жидкая бурда, похожая на пойло, которое дают домашнему скоту. В обоих случаях у вас не будет такого теста, из которого можно испечь нормальный хлеб.

То же самое происходит и при образовании всех веществ, необходимых нашему организму Составные части этих субстанций должны быть смешаны в точных пропорциях, это касается как количества, так и качества исходных элементов.

Когда вы дышите естественно, не напрягаясь, весь процесс происходит автоматически, без участия вашей воли. Организм сам извлекает из воздуха те количества разных веществ, которые ему необходимы. Наши легкие устроены так, что автоматически пропускают через себя определенное количество воздуха. Но если вы увеличите это количество, то и его состав, проходящий через легкие, тоже изменится, и вследствие этого изменятся все процессы, протекающие в организме. Не обладая исчерпывающим знанием законов, в соответствии с которыми функционирует ваш организм, вы, навязывая себе искусственную систему дыхания, медленно, но неизбежно идете к саморазрушению.

При этом не следует забывать, что кроме элементов, необходимых нашему организму, воздух также содержит ненужные и даже вредные вещества.

Таким образом, отказываясь от естественного, непроизвольного процесса дыхания, вы облегчаете поступление в ваш организм этих вредных веществ и в то же время нарушаете качественное и количественное равновесие между полезными элементами.

Искусственная система дыхания также изменяет пропорции между количеством "пищи", полученной из воздуха, и количеством обычной пищи. Таким образом, уменьшая или увеличивая поступление воздуха в организм, вы должны соответственно уменьшить или увеличить количество других видов "пищи" и при этом не нарушать равновесия, что невозможно без исчерпывающего знания всех процессов жизнедеятельности.

Вы знаете свой организм настолько хорошо, чтобы искусственно поддерживать необходимое равновесие? Вам хотя бы известно, что ваш желудок требует пищи не только потому, что организм к этому времени испытывает потребность в питании, но и просто потому что он привык регулярно принимать определенное количество еды? Мы едим главным образом для того, чтобы удовлетворить вкусовые сосочки, находящиеся во рту, а также чтобы испытать привычное чувство наполнения желудка. В его стенках находятся так называемые блуждающие нервы, которые активизируются, не испытывая давления, что и вызывает ощущение, называемое нами "чувством голода". Таким образом, существуют различные виды "голода": так называемый телесный, или физический, и, если можно так выразиться, психологический голод.

Все органы функционируют механически, вне зависимости от нашей воли, в присущем им темпе, при том, что ритм работы одного органа зависит от ритма работы всех других. Таким образом возникает определенное равновесие: функционирование одного органа соотносится с функционированием другого - все взаимосвязано.

Искусственно изменяя ритм дыхания, вы, в первую очередь, изменяете ритм работы ваших легких, а так как ритм функционирования легких связан, помимо всего прочего, с ритмом работы вашего желудка, то естественно, что и его ритм изменяется, сначала в незначительной степени, потом - все больше и больше. Для того чтобы нормально переваривать пищу, желудок должен функционировать в определенном темпе. Предположим, что пища задерживается там на один час. Но если ритм работы желудка меняется, то и время прохождения пищи через желудок тоже изменится: она будет так быстро проскакивать через этот орган, что у желудка не будет достаточного количества времени, чтобы сделать все, что он должен делать. Это относится и ко всем другим органам. Вот почему в тысячу раз лучше бросить свой желудок на произвол судьбы, чем пытаться повлиять на его работу, не обладая исчерпывающим знанием своего организма.

Поймите, что наш организм - это очень сложная система. Его органы работают в разных, строго определенных ритмах, по собственным законам. Изменяя что-то одно, вы должны изменить все, иначе вместо пользы вы причините вред своему организму.

Искусственное изменение системы дыхания приведет к самым различным заболеваниям. Как правило, это расширение сердечной мышцы, сужение трахеи, нарушение работы желудка, печени, почек или возникновение неврозов.

Очень редко тот, кто практикует естественную систему дыхания, не обнаруживает у себя необратимых изменений физического и психического состояния, и то только в тех случаях, когда он смог вовремя остановиться. Если же эта система применялась достаточно продолжительное время - результаты бывают самые разные.

Ведь для того, чтобы починить свой автомобиль, вы должны изучить в нем каждый винтик, каждую мельчайшую деталь - и только тогда браться за дело. Но если вы не знаете всего и пытаетесь что-то исправить, вы только делаете хуже, потому что машина - это очень сложный механизм. Она состоит из множества мелких деталей, которые ломаются при слишком сильном воздействии на них и которые невозможно заменить, купив запасные в магазине.

Таким образом, если вы просите совета, я убедительно прошу вас отказаться от применяемой вами искусственной системы дыхания".

Мы беседовали с дервишем довольно долго, но я испытывал потребность в более длительном общении с ним. Я заговорил с князем Любовецким о наших дальнейших планах. Оказалось, что наши желания совпадают, и, поблагодарив дервиша, мы сообщили ему, что останемся здесь еще на один-два дня, и попросили разрешения еще раз встретиться с ним и продолжить беседу Он согласился и даже предложил нам, если мы пожелаем, прийти к нему вечером после ужина.

Мы пробыли здесь не два дня, как планировали, а целую неделю, приходя к дервишу каждый вечер, и, увлеченные беседой, часто засиживались за полночь. Сары-оглы и я переводили нашим товарищам все, что говорил дервиш. Навестив этого мудреца в день отъезда, мы поблагодарили его и попрощались. И вдруг Еким-бей, обратившись к нему, сказал в необычайном для него смиренном тоне на персидском языке: "Отец! Проведя несколько дней в вашем обществе, я всем своим существом постиг, что..."

Прервав себя на этом слове, он вполголоса попросил меня и Сары-оглы дать ему возможность выговориться и поправлять только в том случае, если выражения, которые он употребит, будут иметь на местном диалекте иное значение и исказят смысл того, что он хотел сказать. Затем он продолжил: "... что вы - тот самый человек, которого я искал всю жизнь, человек, которому я могу безоговорочно доверить руководство своим внутренним миром. Мне необходима помощь в том, чтобы избавиться от внутренних противоречий, которые лишают меня душевного покоя. К сожалению, по независящим от меня обстоятельствам я не смогу навсегда остаться здесь и жить рядом с вами, чтобы, приходя сюда, наслаждаться беседой с мудрым человеком. Это, несомненно, помогло бы мне избавиться от мучительной внутренней борьбы и подготовило бы меня к изменению образа жизни, основанного на новых принципах.

Вот почему я прошу вас, если это возможно, дать мне краткие указания, касающиеся основных принципов жизни для человека моего возраста".

Почтенный персидский дервиш отнесся с полным сочувствием к этой необычной просьбе и отвечал очень подробно, делясь с нами всем, что он знал.

Я считаю преждевременным сообщать вам в этой главе то, что услышал от этого достойного человека, так как это может помешать правильному восприятию дальнейшего повествования. Поэтому я решил поместить изложение краткого содержания его речи в соответствующую главу моей третьей книги, озаглавленной "Тело человека, его потребности и возможности".

Ранним утром следующего дня мы продолжили нашу экспедицию. Вместо того чтобы двигаться, как было запланировано, в направлении Персидского залива, мы отправились в Багдад, так как двое наших товарищей - Карпенко и князь Нидзерадзе - страдали от лихорадки и их состояние постоянно ухудшалось.

Прибыв в Багдад и проведя здесь около месяца, чтобы отдохнуть и набраться сил, мы затем, разбившись на небольшие группы, разъехались в разных направлениях. Князь Любовецкий, Елов и Еким-бей отправились в Константинополь, Карпенко, Нидзерадзе и Погосян решили следовать вверх по течению Евфрата до его истока, затем перейти горную цепь и пересечь российскую границу. А мы с доктором Сары-оглы и еще несколькими спутниками договорились вернуться обратно и идти в направлении Хорасана, а там решить, куда отправиться дальше.

Рассказывая о моем друге докторе Еким-бее, я не могу не упомянуть о его страстном увлечении гипнозом и всем, что связано с этим феноменом. Особенно его интересовало то, что принято называть "энергия мысли человека". Изучению этого феномена посвящена отдельная область современной науки о гипнозе.

И следует признать, что он достиг в этой области беспрецедентных практических результатов. Знакомые считали его настоящим магом, из-за, главным образом, экспериментов, которые он проводил на людях с целью выявить все аспекты многообразных проявлений силы и энергии человеческой мысли.

Успешные эксперименты, где в качестве подопытных выступали друзья и знакомые, помимо всего прочего привели к тому, что одни из них стали бояться его, в то время как другие, напротив, начали вести себя с ним с подчеркнутым уважением и почтительностью.

Я думаю, главная причина такого отношения окружающих заключалась в том, что он обладал глубокими знаниями и сумел развить в себе необычайные способности. Просто он знал об одном интересном свойстве организма, которое в определенной степени связано с восприимчивостью человеческой природы.

Этим качеством обладает любой человек, к какому бы классу он ни принадлежал и в каком бы возрасте он ни находился. Заключается оно в том, что, когда человек думает о чем-то, что не относится непосредственно к нему самому, его мышцы непроизвольно напрягаются и, так сказать, начинают вибрировать в направлении его мысли. Например, если он думает об Америке, то его мысли концентрируются на том направлении, где, по его мнению, находится эта страна. Точно так же, если мысленно этот человек сосредоточивается на втором этаже здания, в то время как сам находится на первом, то его мышцы непроизвольно напрягаются и как бы подталкивают его вверх. Короче говоря, движение человеческой мысли в определенном направлении сопровождается бессознательным напряжением мышц, направленным в ту же сторону.

Этот феномен проявляется даже у тех людей, которые знают о существовании такого непроизвольного напряжения мышц и делают все, что в их силах, чтобы избежать его.

Каждому приходилось наблюдать в театре, цирке или другом подобном заведении, как индийские факиры, маги, колдуны и другие представители профессий подобного рода, обладающие сверхъестественными способностями, демонстрируют перед изумленной публикой всевозможные фокусы, например отыскивая спрятанный предмет или выполняя задуманное кем-то из зрителей действие.

Совершая эти "чудеса", маг держит за руку человека, который, конечно, сосредоточил свои мысли на действии, задуманном публикой. По непроизвольным, подсознательным движениям руки этого зрителя маг "догадывается" о том, что он должен сделать, и выполняет это.

Такие маги, как правило, не обладают какими-либо особыми сверхъестественными способностями и знаниями, просто им известно свойство человеческого организма непроизвольно напрягать мышцы, стремясь в задуманном направлении. Поняв это, любой человек может выполнять такой фокус после непродолжительной тренировки.

Главное здесь - уметь сконцентрировать все свое внимание на руке другого человека и улавливать ее малейшие непроизвольные движения. Обладая терпением, после некоторой практики вы обязательно добьетесь успеха и сможете выступать в цирке, демонстрируя свои "сверхъестественные" способности "отгадывать" чужие мысли. Например, если задача состоит в том, чтобы подойти к столу и взять лежащую на нем шляпу, то даже человек, которому известен секрет фокусника и который сознательно попытается заставить себя думать не о шляпе, а, допустим, о туфлях, стоящих под столом, все равно подсознательно сконцентрирует свои мысли на шляпе, и непроизвольное сокращение мышц подскажет вам, что нужно сделать.

Как я уже говорил, Еким-бей производил эксперименты подобного рода на своих друзьях, чтобы лучше изучить психику человека и установить, какое влияние на нее оказывает гипноз.

Среди опытов, которые он демонстрировал, был один, поражавший непосвященных сильнее, чем любой из цирковых фокусов. Этот опыт заключался в том, что на лист бумаги, разделенный на клеточки, Еким-бей записывал весь алфавит по порядку, а внизу листа располагал цифры от 1 до 9. Таких листов было несколько, и на каждом - алфавит другого языка. Сидя за столом, он клал один из этих листов перед собой, немного сдвигая его влево, а в правую руку брал карандаш. Слева, прямо напротив алфавита, он усаживал второго участника эксперимента, кого-нибудь из тех, кто просил предсказать судьбу, своей левой рукой брал того за правую руку и говорил примерно следующее: "Прежде всего я должен узнать ваше имя... - и затем, говоря как бы про себя, он неторопливо продолжал, - первая буква вашего имени..." - и водил над алфавитом рукой подопытного. Благодаря интересному свойству человеческого организма, о котором я уже упоминал, когда рука этого человека находилась над буквой, с которой начиналось его имя, она непроизвольно вздрагивала.

Уловив это едва заметное движение, Еким-бей говорил: "Первая буква вашего имени..." - и называл ту букву, над которой дрожала рука подопытного. Продолжая действовать подобным образом, он узнавал несколько следующих букв и по ним угадывал имя, например, получив буквы С, Т и Е, он мог догадаться, что имя этого человека Стефан. Тогда он говорил: "Ваше имя Стефан. Теперь определим ваш возраст", - и начинал водить рукой подопытного уже над рядом цифр. Затем Еким-бей узнавал, женат этот человек или нет, называл имя каждого ребенка, жены, имя злейшего врага и лучшего друга и т.д.

Пораженные его "сверхъестественными" способностями, клиенты, забыв обо всем на свете, продолжали "сообщать" Еким-бею все, что он хотел узнать, и ему оставалось только повторять то, что он "услышал".

После этого выступления, какую бы чепуху он ни сообщал им, "предсказывая" их будущее, они безоговорочно верили всему и с благоговейным трепетом внимали каждому его слову.

Впоследствии те, над кем проделывал эти опыты Еким-бей, рассказывали о его необычайном даре всем знакомым и случайно подвернувшимся слушателям, расцвечивая свое повествование такими подробностями, что у тех от изумления глаза вылезали на лоб.

И таким образом у тех, кто его знал или хотя бы что-то слышал о нем, постепенно сформировалось такое представление об экстраординарных способностях этого человека, что даже его имя они произносили шепотом, чувствуя при этом благоговейный трепет и как бы видя магическую ауру вокруг его головы.

Многие люди, не только турки, но и жители других стран, главным образом европейцы, стали писать ему, надоедая всевозможными просьбами. Одни просили предсказать их судьбу по почерку, другие хотели, чтобы он вылечил их от безответной любви или избавил от каких-нибудь хронических недомоганий. Он получал письма от офицеров, учителей, священников, купцов и от женщин всех возрастов, но особенно часто писали молодые женщины.

Короче говоря, он получил такое количество писем со всевозможными нелепыми просьбами, что вскоре они уже не помещались в ящиках его письменного стола, и если бы ему вздумалось отвечать на каждое, то потребовалось бы не менее 50 секретарей.

Однажды, когда я навестил его в Скутари, он показал мне горы этих писем и зачитал некоторые из них, и я помню, как мы давились от хохота, поражаясь людской наивности и глупости. В конце концов все это ему так надоело, что он вынужден был уехать из этих мест, где его хорошо знали, и отказаться от врачебной практики.

Глубокие познания этого человека в области гипноза и подсознательных процессов, присущих психике каждого человека, пригодились нам в одном из путешествий, когда Еким-бею удалось вытащить нас из переделки, в которую мы попали.

Однажды, когда Еким-бей и я вместе с нашими общими друзьями находились в Янги-Нишане, набираясь сил перед тем как отправиться на Гиндукуш, он получил письмо из Турции от своего дяди, который сообщал, что отец Еким-бея тяжело болен и, по мнению врачей, находится при смерти. Он был так огорчен этой вестью, что решил прервать путешествие и как можно скорее отправиться в Турцию, чтобы провести с отцом последние дни его жизни.

Беспрестанные переезды с места на место и постоянное нервное напряжение в конце концов так утомили меня, что я тоже решил отложить поездку на некоторое время и отдохнуть в доме своих родителей. Еким-бей должен был ехать со мной до российской границы. Попрощавшись с нашими товарищами, мы отправились через Иркештам в сторону России. После очень утомительного путешествия, сопряженного с массой трудностей, миновав обычные дороги из Кашгара в Ош, мы наконец прибыли в Андижан - город, расположенный недалеко от Ферганы.

Мы решили на некоторое время задержаться здесь, так как хотели осмотреть развалины некоторых древних городов, о которых много слышали и которые надеялись отыскать, полагаясь на собственные расчеты, основанные на сопоставлении некоторых исторических фактов.

Таким образом мы значительно удлинили наше путешествие и не скоро добрались до Андижана. В Маргилане мы купили железнодорожные билеты до Красноводска и уже заняли свои места в вагоне, когда поняли, к своему ужасу, что у нас не только не осталось средств, чтобы проделать остаток пути, но даже не на что завтра купить еды. И более того, во время странствий через Кашгар наша одежда так истрепалась, что в ней нельзя было появляться в приличном обществе, а денег на новую не имелось.

Поэтому мы передумали ехать в Красноводск, а решили сесть в поезд, отправлявшийся в Черняево, затем добраться до Ташкента - довольно большого города, где мы могли бы, телеграммой запросив денежного перевода, дождаться поступления денег.

Так мы и сделали. Прибыв в Ташкент, сняли самую дешевую комнату возле вокзала и сразу же отправились на телеграф. На эту телеграмму мы потратили все оставшиеся деньги, поэтому пошли на базар, чтобы попытаться продать то немногое, чем мы еще владели: винтовки, часы, шагомер, компас, географические карты - короче говоря, как-нибудь раздобыть хоть немного денег.

Вечером мы гуляли по городу, обсуждая ситуацию, в которую попали, и пытаясь предположить, где сейчас могут находиться люди, которым мы отправили телеграмму, и если они все же ее получат, догадаются ли немедленно выслать деньги. Незаметно для себя мы очутились в Старом Ташкенте. Здесь мы зашли в чайхану, продолжая обсуждать наше незавидное положение и размышляя над тем, что мы будем делать, если денежный перевод задержится. Перебрав различные варианты, наконец решили, что Еким-бей должен выдать себя за индийского факира, а я - за шпагоглотателя, и, вышучивая друг друга, обсудили все подробности этого необычного предприятия.

На следующее утро мы первым делом отправились в редакцию ташкентской газеты, в отдел объявлений, чтобы оповестить жителей города о нашем приезде.

Служащий этого отдела, недавно прибывший из России, отнесся к нам очень дружелюбно. Поболтав с ним немного, мы посетили отделы объявлений еще трех ташкентских газет, а затем на оставшиеся деньги заказали несколько красочных афиш. Я сейчас не помню точно, какое имя придумал себе Еким-бей, кажется, Ганез Ганзин. Расклеенные нами по всему городу афиши сообщали, что известный индийский факир со своим помощником Салаканом выступят вечером следующего дня в одном клубе, где будут демонстрировать свои сверхъестественные способности, гипнотизируя людей и творя другие чудеса.

Наш новый знакомый из отдела объявлений помог нам получить разрешение полиции на это выступление, и вскоре почти все жители Старого и Нового Ташкента были оповещены о предстоящем необыкновенном представлении.

К тому времени мы отыскали двоих безработных парней, бывших жителей России, и, заставив их предварительно посетить баню, привели к себе в гостиницу и подготовили к выступлению на сеансе гипноза в качестве наших ассистентов. На нашем представлении мы сумели привести их в такое состояние гипноза, что они не чувствовали, когда им втыкали в грудь булавки, зашивали рот или, поместив между двумя стульями так, что ноги были на одном, а голова на другом, клали им на живот значительные тяжести.

Но что особенно поразило присутствовавших на этом сеансе достаточно образованных людей -врачей, чиновников, офицеров - это способность Еким-бея "угадывать" их имена, возраст и другое с помощью метода, который я уже описал. Короче говоря, к концу нашего выступления мы не только поправили свое материальное положение, но и получили сотни предложений на обеды и ужины в домах самых видных жителей этого города. К тому же побывавшие на сеансе женщины разных сословий оказывали нам явные знаки внимания, что нам очень льстило.

Выступая в течение трех вечеров с огромным успехом, мы заработали достаточно денег для продолжения путешествия, поэтому решили без промедления уехать отсюда, хотя бы для того, чтобы избавиться от назойливого внимания наших многочисленных поклонников.

Заканчивая эту главу и вспоминая свои многочисленные экспедиции и странствия по самым отдаленным районам Азии, я не могу не упомянуть о тех странных представлениях об этом континенте, которые сложились у большинства европейцев.

Прожив пятнадцать лет в Европе, тесно общаясь с людьми разных слоев общества и разных национальностей, я пришел к выводу, что европейцы ничего не знают об Азии. Большинство жителей Европы полагают, что это большой, малоизученный континент, граничащий с Европой и населенный дикими или, в лучшем случае, полудикими племенами.

Даже о размерах этого континента они имеют весьма смутное представление, не предполагая, что на территории Азии уместится несколько Европ. А между тем, Азию населяют представители множества наций и рас. И эти "дикие племена" достигли такого развития некоторых областей знаний, например медицины, астрологии, естественных наук, которое и не снилось европейцам.