Вторая мировая великая отечественная
жүктеу/скачать 2.12 Mb.
|
:£ ;£ ;*; 1 сентября 1939 года, на рассвете, главные силы немецкой армии, сосредоточенные на границе с Польшей, перешли в наступление. В операции участвовали 52 дивизии Вермахта. Продвижение немцев было стремительным. Если верить учебникам, по которым во всём мире преподаётся история XX века, именно в тот день и именно так началась II Мировая война. Несколько предваряя ход исследования, поясним, как соотносились силы и какова была стратегия действий сторон, участвовавших в конфликте. Численность польской армии была вполне достаточной, чтобы остановить немецкие войска или, по крайней мере, воспрепятствовать их быстрому продвижению. Польская армия насчитывала 30 кадровых и 10 резервных дивизий, кроме того 251
в её составе было ] 2 кавалерийских бригад. Мобилизационные возможности Польши производили сильное впечатление: 2,5 млн. обученных резервистов. Лорд Галифакс даже высказывал мнение, что Польша в военном отношении сильнее России, и предпочитал иметь в качестве военного союзника именно Польшу. Об этом он и сказал американскому послу 24 марта 1939 года — за несколько дней до принятия исторического решения ведущих западноевропейских стран дать Польше абсолютные гарантии военной помощи. В июле того же года генеральный инспектор вооруженных сил Великобритании генерал Айронсайд побывал в частях польской армии и по возвращении в Лондон представил доклад о военной силе Польши; Черчилль охарактеризовал военные возможности Польши как «самые благоприятные». Конечно, и лорд Галифакс, и генерал Айронсайд, и тем более Черчилль знали, что они говорят, потому что знали цель предстоящей войны. Они произносили именно то, что и должны были сказать во всеуслышание. Англичане так же высоко оценивали и военную мощь французской армии, которую сам Черчилль именно тогда назвал «наиболее подготовленной и надёжной силой в Европе». За несколько дней до начала войны Черчилль встретился с главнокомандующим французской армии генералом Жоржем и, ознакомившись с данными о военных силах Франции и Германии, воскликнул: «Да вы же хозяева положения!» Каковы были военные силы французов?— Франция имела ПО дивизий, из них 65 кадровых. Обеспечив оборону Южной Франции и Северной Африки со стороны Италии, французское командование могло оперировать 85-ю дивизиями в военных действиях против Германии. Кроме того, вооружённые силы Франции в случае мобилизации получали 5 млн. резервистов. Для сравнения: III Рейх имел 98 дивизий, в их числе 52 кадровые. Из остальных 46-ти только 10 были боеспособными, однако и они в большинстве своём состояли из новобранцев, находившихся на воинской службе всего лишь месяц. Ещё 36 дивизий были укомплектованы главным образом ветеранами I Мировой войны — сорокалетними солдатами. Вдобавок 252 ко всему эти дивизии испытывали нехватку в артиллерии и других видах вооружения. Но вернёмся к польской военной кампании Вермахта. Не прошло и недели с начала боевых действий, как поляки стали отступать по всему фронту. В районе Радома польские войска капитулировали уже 12 сентября. Судьба значительной группировки между реками Бзурой и Вислой решилась неделей позже: 18 сентября здесь капитулировали девять польских дивизий и остатки десяти других дивизий — всего около 170 тысяч человек. 17 сентября немецкие войска вышли на линию Львов — Владимир-Волынский — Брест— Белосток. На рассвете того же дня польско-советскую границу перешла Красная Армия. 20 сентября Польша была разделена между Германией и СССР. 27 сентября немцы вступили в Варшаву. До 2 октября продержался польский гарнизон военно-морской базы Хель. Хотя в этом нет ничего удивительного. Немцы довольно вяло осуществляли военные действия в отношении этой базы. Немецкий Главный штаб в то время был переведён в роскошный отель «Казино» в Сопоте на Балтийском побережье. «Сидя за завтраком на террасе ресторана, немецкие генералы спокойно наблюдали, как два старых германских крейсера бомбардируют польскую базу в Хеле. Крейсеры с высокими трубами и палубными надстройками придавали всей сцене вид морского боя со старинной картины. Ровно в полдень "морское сражение" прерывалось, корабли уходили, и представление повторялось в то же время на следующий день»1. 6 октября Германия опубликовала последнюю оперативную сводку этой войны. Польша перестала существовать: она просто исчезла с карты мира. В тот же день, 6 октября 1939 года, Гитлер произнёс речь в рейхстаге: он обратился к западным державам — ив первую очередь к Англии — с предложением мира. Запад отклонил это предложение. Нам неустанно говорят: могучая военная машина фашистской Германии сокрушила Польшу и её армию. Нам говорят, ' П. Шмидт. Переводчик Гитлера. М, 2001. С. 224. 253
что потом то же самое произошло со странами Европы. Однако столь быстрые военные победы логически необъяснимы: им противоречат факты... В отличие от Гитлера генералы Вермахта ни в тридцать девятом, ни в сорок первом не испытывали иллюзий относительно военного могущества III Рейха. Превосходство Германии над Польшей в области военной техники было бесспорным. Но для военных специалистов и генералов немецкой армии, трезво оценивавших положение вещей, было столь же очевидным, что и в Польше и в Европе быстрых побед немцы смогли добиться, скорее, за счёт удивительной, необъяснимой неспособности противника к сопротивлению, чем за счёт собственной силы. В Вермахте дела обстояли, мягко говоря, не совсем так, как это рисуют советские и большинство западных историков: темп оснащения войск новым оружием явно отставал от численности армии. То же самое должно сказать и в отношении качества вооружений. В данном случае весьма характерна аннексия Австрии. Многочисленные «документальные» фильмы и не менее «документальные» журналистские экскурсы в историю III Рейха неизменно описывают этот эпизод как этап победоносного шествия фашистской Германии по Европе. И будто бы этот успех был полностью обусловлен военной мощью, которой уже обладали немцы, руководимые Гитлером. Так ли всё обстояло на самом деле? Уинстон Черчилль, будучи весьма информированным во всех отношениях политиком, описывает те события следующим образом: «Триумфальный въезд в Вену был мечтой австрийского капрала. Вечером в субботу 12 марта нацистская партия готовила в столице факельное шествие, чтобы приветствовать героя-завоевателя. Но никто не явился. Поэтому они пронесли по улицам Вены на плечах трёх растерявшихся баварцев из службы снабжения, приехавших готовить квартиры для вторгшейся армии. Причина неудачи постепенно просочилась. Германская военная машина, спотыкаясь, протащилась через границу и остановилась около Линца. Несмотря на благополучную погоду большинство танков поломались. Обнаружились дефекты 254 в моторизованной артиллерии. Дорога от Линца до Вены была загромождена до полного затора... Гитлер, проезжая через Линц, увидел затор и пришёл в ярость. Лёгкие танки были высвобождены из хаоса и кое-как добрались до Вены рано утром в воскресенье. Тяжёлые машины и моторизованная тяжёлая артиллерия были поставлены на железнодорожные платформы и только так прибыли к началу церемонии... Гитлер был в судорогах от гнева вследствие очевидных недостатков его военной машины. Гитлер ругал своих генералов, но те защищались. Они напомнили ему о том, что он не хотел слушать Фрича1 и его предостережения, что Германия ещё не в состоянии брать на себя риск серьёзного конфликта. Видимость была соблюдена. Официальные торжества и парады состоялись...»2 Этот «марш» на Вену напоминал военный парад 1939 года, приуроченный к 50-летию фюрера. В параде участвовали только лёгкие танки, потому что ничего другого... просто не существовало. Однако и само действо, разрекламированное в Европе, кстати сказать, противниками Гитлера как свидетельство несокрушимой мощи Германии, имело опереточный характер: бронетанковые силы, участвовавшие в параде, проходили по площади... дважды, делая круг по окрестным улицам Берлина,— чтобы впечатление от «стальной мощи» Третьего Рейха стало действительно неотразимым. Чрезвычайно характерна рекомендация, которую Гитлер дал Риббентропу в отношении угого парада. Он сказал: «Посмотреть на парад самой современной из всех армий следует пригласить как можно больше неуклюжих штатских и демократов»3, имея в виду иностранных дипломатов. Странно, неужели военные специалисты — прежде всего 1 Вернер фон Фрич в 1934 году назначен командующим сухопутными войсками, в 1935 году—главнокомандующим. Фрич крайне отрицательно отнесся к планам Гитлера развязать войну. Генерал-полковник фон Фрич погиб в бою под Варшавой 22 сентября 1939 года. 2 У. Черчилль. Вторая мировая война. Кн. 1. Нью-Йорк, 1954. С. 288. ■' П. Шмидт. Переводчик Гитлера. М, 2001. С. 175. 255
Англии и Франции — были столь глупы, что с необъяснимой лёгкостью позволили гак просто обмануть себя? Но ещё более загадочна кампания по дезинформации, которую возглавил Уинстон Черчилль. Он, например, утверждал, что в 1940 году Германия имела по крайней мере тысячу тяжёлых танков. На самом деле их не было... ни одного. Черчилль это, конечно, прекрасно знал. Но Черчилль не просто лгал: чтобы обеспечить запланированную войну, нужно было обмануть народ. Для полноты картины приведём данные по вооружению основных танков фашистского Рейха. В 1937 году в Германии началось производство средних танков «Панцер-Ш» и «Пан-цер-IV». «Панцер-Ш» был основным танком, толщина его брони— всего... 15 мм. Первоначально этот танк имел, так сказать, «противотанковую»... 37-мм пушку. «Панцер-IV» оснащался короткоствольной 75-мм пушкой. Оба эти танка и близко не составляли конкуренцию Т-34, которых, ещё раз повторим, на 22 июня 1941 года в Красной Армии было 1225. Что произошло 22 июня 1941 года? — Капитализм обрушился на страну, в которой строили самое справедливое общество, созидая рай на земле? — Так по крайней мере нам говорили в течение десятилетий. Так думают многие люди и сейчас. Но более внимательно рассмотрим события, неотвратимо приближавшие мир к Великой войне. 28 августа 1939 года стамбульская газета «Тан», рассказывая о заключении пакта между Германией и СССР, писала: «Публика на улицах Берлина, приветствуя друг друга по поводу германо-советского договора, вместо обычного "хайль Гитлер" кричит: "хайль Сталин!"»'.— Это не политический анекдот, а самая настоящая реальность 1939 года не только Германии, но и СССР. «Хайль Сталин!» — по-русски: «Да здравствует Сталин!» — было обычным присловием советских лозунгов и речей. Иногда это слишком понятное словосочетание приводило к совершенно неожиданным коллизиям. Речь пойдёт об одном из дней, столь же характерном, как и интересном, в бесконечной тюремной саге знаменитых Буты- ' Р. Иванов. Сталин и союзники. Смоленск, 2000. С. 64-65. 256 рок. В своих воспоминаниях «Путешествие на край ночи» (М., 1996) Дмитрий Быстролётов (он же Толстой), советский нелегал, работавший в Западной Европе, репрессированный в сентябре тридцать девятого, описывает случай, достойный, чтобы о нём рассказать. В то время в Бутырке оказалось множество «врагов парода», людей вполне интеллигентных, чем и объясняегся характер эпизода из жизни репрессированных. В лагере Быстролёгов встретил Константина Юревича1 — своего лучшего товарища по университетским годам в Чехословакии. Кстати сказать, благодаря именно его «показаниям» Быстролётов был арестован. Константин Юревич оказался инициатором одного из немногих развлечений, доступных подследственным в Бутырке. Но предоставим слово самому рассказчику. «—Товарищи, внимание! Садитесь по местам, соблюдайте тишину! Слушайте! Среди нас находится человек, объехавший весь мир. Попросим его рассказать какую-нибудь необыкновенную историю! — Начинай, Дима! Всё это показалось мне необыкновенным, даже романтичным. Почему бы и нет? Ведь я по роду своей работы должен быстро соображать и приспосабливаться к любым обстоятельствам. — Товарищи, — несколько торжественно начал я. — Я расскажу о моей работе за границей. Дело касается игры человека со смертью. В ответ—одобрительное гудение с нар. — Но прежде чем начну говорить, я прочту две строфы из Пушкина. В них—идея моего рассказа.
257
Я уселся поудобнее, сделал паузу и начал: Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъярённом океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И... в дуновении Чумы, Всё, всё, что небылью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. Итак.—Да здравствует Чума!.. ' Я обвёл взором сокамерников и сделал эффектную паузу. Но тут форточка в дверях шумно откинулась, надзиратель-татарин просунул в неё своё широкое косоглазое лицо и зло прошипел: — Ты, которая говорила, давая суда! Ну! Я подошёл к двери камеры. Дверь приоткрылась, надзиратель, сильной рукой ухватив меня за пиджак, мгновенно вытащил в коридор и толкнул вперёд. Через минуту мы стояли перед начальником этажа. — Товарищ начальник, она говорила товаричам Сталинам "чума". Начальник потёр виски, вдруг вздрогнул и откинулся на стуле. — А? Как ты сказал? 1 Как это ни покажется странным для человека, не искушённого в истории русской литературы, строки А. С. Пушкина являются поэтическим изложением масонской доктрины культа смерти и небытия. Толстой-Быстролётов не случайно цитировал в тюремной камере «Пир во время чумы»,—точно так же не случайно основатель революционного театра Всеволод Мейерхольд избрал для выражения своего жизненного и «творческого» credo те же строки того же Пушкина: «Всё, всё, что небылью грозит...» и т. д. Членом масонской ложи «Овидий» А. С. Пушкин стал в мае 1821 года. В сохранившемся отрывке Кишинёвского дневника Пушкина есть запись: «4 мая был принят в масоны». 258 Надзиратель повторил. — Это недоразумение! — взволнованно сказал я.-- Я только процитировал две строфы из "Пира во время чумы" Пушкина. Начальник нахмурился. — А при чём здесь чума? У нас нет никакой чумы! Что вы сравниваете? — Это антисоветская агитация! — Она сказала товаричам Сталинам — чума! — ввернул надзиратель. Начальник ещё больше откачнулся на стуле и выпучил на меня глаза. — Товарищ надзиратель, это Пушкин написал: "Итак,— хвала тебе, Чума!",— а не я!—я повернулся к надзирателю, коренастому человеку с косыми глазами. — Поймите: Пушкин Александр Сергеевич. Надзиратель оскалил на меня зубы: "Серым волкам тебе говарич!" — Правильно! Арестованным не положено обращаться к охране со словом "товарищ",— строго поддержал надзирателя начальник. — Объясните, в чём дело? Я повторил объяснение. Начальник вдруг резко перегнулся ко мне через стол: — А кому же ещё советский человек кричит: "да здравствует"? Только товарищу Сталину! Раз "да здравствует" — значит ему! Чуме "да здравствует" мы не кричим. Каждому понятно, что вы товарища Сталина приравняли к... чуме! Да за это к стенке поставить мало!» Поясним тюремный эпизод, рассказанный Быстролётовым-Толстым. Этот человек не случайно упомянул о Пушкине, хотя и в сцене, комично описывающей быт советских заключённых героических тридцатых годов. Советская пушкинистика придавала исключительное значение революционным мотивам в творчестве поэта. Судя по мемуарам Быстролётова, их автор имел основательные познания в теории Революции и, скорее всего, непосредственно связан с масонством,— что и позволило ему вместить очень многое между строк в своих воспоминаниях. Пушкин закономерно появляется в камере Бутырки, где подводили итоги своих трудов и дней Быстролётов, 259
Юревич и многие подобные им настоящие революционеры Страны Советов. В этой связи уместно вспомнить о Льве Давидовиче Троцком (Бронштейне), которого с А.С.Пушкиным объединяли не только узы масонского братства. Лев Аннинский, член редакционной коллегии журнала «Родина», написал статью о А. С. Пушкине и Л. Д. Троцком с многозначительным и непонятным для простых смертных названием «Братья навек?»1. История довольно запутанная: масонство, связи с декабристами и любовные приключения — суть сюжетные нити этого пушкинского клубка. Но всё по порядку. А. С. Пушкин, будучи человеком совершенно чуждым принципам христианской нравственности, имел внебрачных детей — один из которых — его сын, родившийся у Анжелики Дембинской, жены польского чиновника. Плод творчества поэта переправили в семью Раевских, потом француз Фурнье по поручению Н. Н. Раевского-младшего2 спрятал незаконное дитя в южном имении Раевских под Полтавой. Ребёнок был назван Леонтием — в честь Л. В. Дубельта', крёстного отца, и унаследовал фамилию матери. Леонтий Дембинский стал секретарём Раевского. С одной из двоюродных сестёр Раевского у Л. Дембинского произошёл «роман», и появившегося на свет незаконнорождённого младенца мужского пола переправили... в еврейскую семью, проживавшую на хуторе Яновка. Так в доме жидка Давида Бронштейна появился его младший «сын», которого назвали Львом. Генеалогический круг замкнулся. 'Л. Аннинский. Пушкин и Троцкий. Братья навек? //«Родина». 2002. №2. С. 15. 2 Н. Н. Раевский — генерал-майор с 1829 года. Подозревался в принадлежности к тайным обществам; в 1829 г. наказан за «излишнюю близость» с подчинёнными ему ссыльными декабристами. С 1839-го — генерал-лейтенант. Был очень близок с А. С. Пушкиным, который посвятил ему свои поэмы «Кавказский пленник» и «Андрей Шенье». 3Л.В.Дубельт — адъютант генерала Раевского, масон, член ложи «Соединённых славян» (Киев). В чине полковника оставив строевую службу, перешёл в корпус жандармов; впоследствии управляющий III отделением (1839-1856), генерал-лейтенант — с 1844 года, генерал от кавалерии—с 1856 года. Покровительствовал членам тайного общества петрашевцев, организовав исчезновение главных улик. 260
Любопытна история революционного псевдонима Льва Давидовича Бронштейна. Этот человек взял свой псевдоним из «иудейских древностей» периода пребывания европейских евреев в Германии: на идиш слово «тротц» означает «вопреки», «наперекор», то есть богоборчество. Пращур Льва Троцкого-Бронштейна был крещён в Полтавском имении Раевских. И вот что обращает на себя внимание: среди декабристов тоже был Троцкий, Емельян Николаевич, он служил в чине поручика именно Полтавского пехотного полка1. Этот Троцкий с 1824 года состоял членом тайного общества «Соединённых славян». Е. Н. Троцкий был весьма активным в числе заговорщиков. Когда Полтавский полк был переведён в Бобруйск, именно он пытался поднять в начале 1826 года свой полк на восстание. По суду приговорён к смертной казни, заменённой ссылкой «в каторжную работу вечно»2. Когда прямой потомок А. С. Пушкина Лев Бронштейн попал в первый раз в тюрьму, один из надзирателей, славившийся своей жестокостью, как ни странно, тоже был Троцкий. Вполне возможно, что и Троцкий-декабрист, поручик Полтавского полка, в котором служил Раевский, спасший Пушкина от скандала в истории с Дембинской, сыграл какую-то роль в этом эпизоде сокровенной жизни поэта. Все эти непредсказуемые совпадения, скорее всего, утвердили Бронштейна-«Тротца» в правильности принимаемого псевдонима: «Троцкий». После того как в Париже вышла автобиография Л. Д. Троцкого (Бронштейна) «Моя жизнь», в СССР «совершенно неожиданно» погибли известные пушкинисты С. Гессен и Б. Модза-левский: они поплатились за свою неосторожность. Оба знали родовую тайну Лейбы Троцкого-Пушкина и, увы, не удержа- 1 Сын А. С. Пушкина был спрятан в полтавском имении Раевских. Такого рода совпадения, вероятно, могут способствовать в деле определения происхождения псевдонима Л.Д.Бронштейна «Троцкий». Впрочем, это уже отдельный вопрос, не имеющий здесь принципиальной важности. 2 Декабристы. Биографический справочник АН СССР, под ред. М.В. Нечкиной. М., 1988. С. 214. 261
лись от соблазна поведать настоящую, а не автобиографическую версию происхождения Л.Д.Бронштейна. В результате i оба пушкиниста окончили свои дни трагично: Гессен неосторожно шёл но тротуару и угодил под колёса автомобиля в городе Ленина («машина гонялась за ним, как за мухой»); Модза-левский же случайно «выпал» из поезда Москва—Ленинград. Известный литературовед А. Лацис считал, что и Б. В. Тома-шевский (редактор полного собрания сочинений Пушкина) умре по тому же поводу (отличный пловец, он в 1945-м «просто утонул»). У Льва Давидовича Бронштейна было довольно много общего с поэтом — беспричинные обмороки, нервный тик в левом углу рта (Пушкин, вопреки расхожей версии, не грыз ногти, а прикрывал свой нервный тик, держа у уголка рта то карандаш, то перо, то просто руку), подагра, близорукость и т.д. Лев Аннинский, приведший эти сведения из истории отечественного литературоведения и революционного движения в России, желая закрыть тему, сделал удивительный курбет, заявив: «Если Троцкий заявлял, что он не еврей, значит, он не еврей, и лучше всего с этим примириться». — Примириться? Чтобы не был сделан естественный и логичный вывод, что в жилах «великого русского поэта» текла еврейская кровь? Впрочем, в такой позиции Л.Аннинского скрыт глубокий смысл, зашифрованный в самом названии публикации: Пушкин и Троцкий в генеалогическом смысле никак не могли быть братьями, они были прямыми родственниками по мужской линии — Л.Д.Троцкий (Бронштейн) был прямым потомком А.С.Пушкина. «Братьями» они были по членству в масонстве. Н. Берберова пишет: «Помню,... в конце лета 1944 года мы говорили о масонстве Пушкина, и как Вяземский положил ему в гроб перчатки (масонский ритуал погребения собрата). Наталью Николаевну Жуковский и Вяземский, видимо, устранили от этой обязанности, — обычно это привилегия вдовы»1. Пушкин не случайно был поставлен во главе литературного ареопага новой России: усердие вольных каменщиков, имев- 1 Н. Берберова. Люди и ложи. М., 1997. С. 303. 262
ших главенствующие позиции в русской словесности (Жуковский, Карамзин), вознесло его на пьедестал властителя дум. И ни один литератор XIX и XX столетий не остался свободен от влияния пушкинских идей. История сыграла злую шутку и с Ф.М.Достоевским, в известном смысле повторившим путь знаменитого поэта. Фёдор Михайлович боготворил Пушкина; в «Дневнике писателя» он написал как само собой разумеющееся, как аксиому, навсегда определившую пути русской культуры: «Пушкин как раз происходит в самом начале (? — Н. С.) правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося (?) в обществе нашем после целого столетия с Петровской реформы (а как же кн. Владимир, Иван Калита, Даниил Московский, Александр Невский, митр. Алексий, ирп. Сергий и т.д. и т.д.?—Н.С.), и появление его способствует освещению тёмной дороги пашей (?) новым, направляющим светом(?). В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание». «Пророк» Достоевский, мученик страстей, предтеча психологизма и богооставленпости трагического двадцатого столетия торжественно указал на «великого пророка для России» — А. С. Пушкина. Увы, «пророчество и указание» исполнилось — в потомке поэта, Лейбе Давидовиче Троцком... Вернёмся в советские тридцатые годы, в Бутырку. Быстролётов-Толстой чудом остался жив, отделавшись карцером,— хотя это чудо объяснялось очень просто: он ещё был нужен следствию, ещё не назвал тех «врагов народа», имена которых должен был назвать. К слову сказать, Быстролётов дал все нужные показания, оговорив и себя и других — всех, кто проходил по следствию. Но об этом тоже стоит рассказать,— чтобы ещё отчётливее представлять механизм репрессий, который чётко работал в СССР для подготовки народа и страны к войне. «Меня вызвали дней через десять, днём. Следователем оказался миловидный молодой человек без знаков отличия в петлицах,— практикант в аппарате ГУГБ. Он вежливо попросил сесть и показал мне одиннадцать выписок из протоколов до- 263
просов людей, учившихся в мои годы в Праге вместе со мной. Все одиннадцать утверждали, что я их завербовал на антисоветскую работу и давал шпионские или террористические задания. Так, в общей форме — давал, и всё. Только один указал год и месяц, и я обрадовался: меня тогда не было в Чехословакии. — Ах, так...—И миловидный юноша равнодушно исправил дату. — Как же вы можете исправлять чужие показания? — Я всё могу,— вяло промямлил он и углубился в чтение какого-то романа. С тех пор каждую неделю он вызывал меня, молча читал книгу, а я томился на стульчике против его стола. Однажды в полночь меня неожиданно вызвали. Приятный молодой человек уселся, как всегда, за стол с книгой. Вдруг в комнату вошёл приземистый пожилой чекист с тремя шпалами в петлицах. Красное, угреватое лицо, очки и широкий рот делали его похожим на жабу. Следователь и я встали. — Признаётся?—бросил следователю вошедший, осматривая меня с головы до ног. — Нет, — равнодушно промямлил юноша. — Так-с... Сколько допрашиваете? — Три месяца. — В каком разрезе? Шпион? -Да. На следующую ночь меня вызвали снова. Чёрный "ворон". Незнакомый подъезд. Я чувствую, как у меня начинают мелко дрожать зубы. Лефортово. Все коридоры окрашены масляной краской в бледно-зелёный цвет и отражают свет лампочек. Кажется — всё кругом блестит. Камера. Тёмная и запущенная. В углах паутина. Две койки без матрасов. На одной, против двери, на голых досках лежит пожилой человек. Я прислушиваюсь. Тихо. Дрожь проходит. Но я чувствую непреодолимую потребность сказать кому-нибудь хоть слово... и услышать человече- 264 ское слово в ответ. Вынимаю две папироски. Поворачиваюсь к лежащему: — Товарищ, нет ли спички? Молчание. — Слышите, товарищ, нет ли спички? Молчание. В ушах звенит от напряжения. Хотя ночью разговаривать строго воспрещается, я подхожу к соседу. Сзади щёлкает крышка на глазке — надзиратель наблюдает. Но не кричит за нарушение. Ждёт. Я наклоняюсь. — Товарищ, я... Передо мной лежал труп. Из-под полузакрытых век виден нижний край мёртвых мутных глаз. Из носа по щеке тянется след от капли кровянистой слизи. Сладковатый запах гниения щекочет ноздри. Я медленно разгибаюсь. Медленно перевожу дух. Проходит минута. Я закуриваю, удивляясь, как крупно могут дрожать руки. Форточка открывается. — Выходи. Быстро. Дверь камеры. Узкий каменный мешок на три постели. Против двери лежит высокий худой человек. Направо старик. Третья койка свободна. Располагаюсь. Резкий звонок. — Подъём! — кричит надзиратель в форточку. Второй арестант лежит неподвижно. — Мёртв? — чуть не кричу я старику. — Тише! Ради Бога, тише! Это — товарищ Дьяков, бывший начальник экономического отдела ГУГБ НКВД. Ему разрешают после допроса спать. Он ведь, можно сказать, в гостях у себя самого. Вы его не тревожьте и постарайтесь быть с ним в наилучших отношениях. Не го загрызёт! Зверь! Форменный хулиган, бандит, разбойник, провокатор, человеконенавистник и, главное, сумасшедший! Словом, стопроцентный чекист! А меня зовут Иван Николаевич Недумов. Иван Николаевич улыбнулся и перекрестился. — Опять здесь религиозную пропаганду разводите? А? — 265 неожиданно спросил "товарищ Дьяков" и грозно выпучил большие серые глаза. — Здесь советская, тюрьма, гражданин Не-думов, и сидят здесь советские люди! Я вам живо заткну рот! Не забывайтесь! Так начались мои дни в Лефортовской тюрьме. К обеду товарищ Дьяков оделся. — Вы — муж Любы Крэйс?—спросил я, протягивая ему коробку папирос. Начались воспоминания. Дьяков разговорился: — До вас на этой койке лежал молодой татарин из Казани. Следователь порол ею кожаным ремнём два раза в неделю — по вторникам и четвергам, с двенадцати до двух ночи. Порол здорово, как говорится, от всего сердца! Порвал на нём четыре ремня и, наконец, всё же не выдержал — раскололся! — Татарин? — Следователь! "Не могу,— говорит,— устал!" Переменил ему националистический заговор на антисоветскую агитацию. Следователь спросил: "Татары довольны снабжением сельпо?" — Тот, конечно, ответил "нет". — "При царе было лучше?" — "Я не помню. Но наши старики рассказывают, что тогда можно было купить всё, что нужно — сапоги, ситец, сукно". — "Распишись вот здесь: ты хвалишь царский режим!" Татарин расписался, и дня через три его забрали. Получил пятачок и поехал рубить лес в Сибирь. Дёшево отделался! За четыре измочаленных ремешка купил себе жизнь! Дьяков проходил тяжелейшие допросы и ожидал расстрела в самое ближайшее время. Следствие уже заканчивалось, он должен был подписать дело о предательстве Родины, терроре, шпионаже и диверсиях в рамках вверенного ему большого отдела ГУГБ, где он якобы возглавил антисоветскую шпион-ско-террористическую организацию. Камера в Лефортовке рассчитана на одного арестанта. В прошлом это была военная тюрьма. Теперь в тесных камерах сидело по три человека, в тишине нет-нет да и донесётся снизу отчаянный вопль избиваемого, а в бывшей церкви, куда нас водили стричься, мы видели потёки, лужи и брызги свежей крови, клочки волос. Теперь в церкви был застенок. В Бутырке на допрос водят: арестованный, наклонив голову и заложив назад руки, идёт по широкому, чистому и светлому коридору, устланному красным ковром-дорожкой. В Лефортово на допрос волокут: два дюжих мордобойца заламывают руки назад и бегом тащат арестованного по железному балкону и узкой винтовой лестнице в подвал. Толчком ноги раскрывается дверь следовательского кабинета, швыряют на стул перед следователем. Швырнут — и вытянутся сзади в ожидании, как два пса: следователь скажет, когда можно начинать "работать". Так случилось и со мной. Отдышавшись, я поднял голову и увидел уже знакомого капитана госбезопасности Соловьёва и рядом с ним молодого миловидного человека без знаков отличия в петлицах, практиканта Шукшина. — Тэк-с... Дай этому гаду лист бумаги и перо,— сказал Соловьёв помощнику.— Тэк-с... Теперь за дело. Ты, фашистская морда, обвинение знаешь? Ты —заговорщик, шпион, диверсант и террорист. Писать в означенном разрезе будешь? — Пет.
— Я так и думал. Тэк-с... Ты ещё не понял, что здесь Лефортовская военная тюрьма, а не мусорный ящик, называемый Ьутыркой. И допрашивать тебя будет ежовец. Слышал про Ежова — ежовы рукавицы? Слышал? В "Правде" дружеский шарж Бориса Ефимова1 видел? Заметил, что рукавицы с железными шипами? В этом разрезе заметил? Ну, так я —сначала ежовец, а только потом коммунист! Ежовцы — выше всех коммунистов и беспартийных, они — опора товарищу Сталину, его гвардия. На любого человека в нашей стране есть закон и управа. Но не на ежовца. Мы сами —закон! Мы сами для себя управа! Выше нас никого нет. Только товарищ Сталин. Он встал и подошёл ко мне. Я замер. Ловким, сильным и метким ударом следователь Соловьёв выбил мне несколько !убов. Я выплюнул их на ковёр вместе с кровью и слюной. Ещё удар. 'Настоящая фамилия карикатуриста, известного как Б.Е.Ефимов,— Фридлянд. Брат писателя М. Е. Кольцова (Фридлянда). 267
жүктеу/скачать 2.12 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|