'
«Найдено мертвое тело. Милиция составляет протокол: "На мертвом констатировано - значёк МОПРа, значёк пожертвования на Красную Армию, значёк помощи беззащитным детям, значёк пожертвования на Красный Воздушный Флот. Прочих знаков насилия не обнаружено"». (Советский фольклор 20-х годов).
тттт
мшдшида» 'йгйшцйй. «шиш шш революция
ш
Фамилия
Имя и ютчкг.т»о
Время вступления >^? * .? *' -M«*joft, ЗДЩЩИияцнрй выдан 6w#t
естуймте^ь***^ Ьвнос *~|
ИИ *»
«^
Подготовка к Мировой войне.
104 J-r
С
i i*l
Ск»ж ci: • с; ни с i я рз ночи* Ci-LP
|
|
194.
|
—г
|
|
ca
|
|
«5
|
|
<
|
Членский
|
<
|
Членений
|
r.-
|
|
t»
|
|
a.
|
и
|
CL
|
и
|
<
|
|
<
|
|
ю
|
шефский
|
a
|
шбфеинй
|
x
|
|
а:
|
|
«г
|
S8HOC
|
*?
|
ЙЭНОС
|
л
|
|
А
|
|
|
|
|
|
с;
|
|
и:
|
|
<
|
Членский
|
<
|
Членений
|
к*
|
|
(-
|
|
a
|
„
|
о.
|
и
|
<
|
|
<
|
|
ш
|
Ш! фений
|
m
|
шефски**
|
|
К
|
|
а;
|
|
|
3
|
век)
|
ч-
|
панос
|
к«ч«у1 tax Kav -1 с» л и могите-(СТАЛИН)
Хронология взносов МОПР
Плакат. В. Корецкий. 1938 г.
Солдаты Вермахта на Украине. Август 1941 г.
Х.Г. Раковский - один из посвященных в тайну Второй Мировой войны.
Гринвуд, Бевин, Бивербрук, Вуд.
Андерсон, Черчилль, Эттли, Идеен.
Британский Военный кабинет 1941 г.
\г>*..ъ г? 9
Чемберлен зачитывает текст Мюнхенского Соглашения. Лондон 1938 г.
Фюрер и дуче.
И. Сталин, К. Ворошилов, А. Андреев.
Католические священники - члены фашистской милиции
Рим 1931 г.
ТРУДИСЬ СуПОрПВОМ (ЙИ'ВЫМ.
Чтоб гтал колхоз порстопым!
За честный труд награда ж.дрт: Достаток, слава и почрт !
Плакат. Н. Карпов 1947 г.
Плакат.
В. Добровольский
1939 г.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ МОГУЧАЯ АВИАЦИЯ СТРАНЫ СОЦИАЛИЗМА!
Плакат.
П. Соколов-Скаля
1941 г.
НА ЗЕМЛЕ И НАД ЗЕМЛЕЙ ЗАЖМЕМ ВРАГА ПЕТЛЕЙ!
"ы
А. Егоров.
Г. Иссерсон.
М. Тухачевский.
В. Триандофиллов. Е. Шиловскии. А. Лапчинскии.
«U-123» (капитан Рейнхард Хардеген) входит в порт приписки после боевого похода. Вымпелы означают потопленные суда и их тоннаж. Киль. 1942 г.
I P. Оппенгеимер, Л. Гровс.
Г. Хопкинс.
Д. Маршалл, 'УЪ
Б. Барух. "*&ЬШ
У. Черчилль
И.Сталин.
Б. Бреккен.
Г. Моргентау.
А. Гарриман.
Э. Стеттениус, У. Бивербрук.
«Нас влекёт сила к мировой революции!.. До нас доходит вопль наших западных братьев, рабочих и крестьян... Мы не могим им не помочь... И поэтому да здравствует непобедимая Красная Армия!..
Нам, товарищи, не дают спокойно работать!.. Нас заставляют усё время воивать. На нас мировая буржуазия натравляет разных генералов, и мы должны усё время с винтовкой в руке защищать красную Расею от нашествия белых генералов, а с ними и мировых хищников-поработителей пролетариата!..»
Речь М. И. Калинина перед пролетариями Екатеринослава. 1921 г.
США вступает в войну.
Т. Филлипс.
Э Кинг.
Дж. Форрестол.
Ч. Нимиц.
Ритуал рукопожатие «вольных каменщиков).
Д. Макартур.
Э. Кинг.
У. Хэлси.
«Шерстяных тканей, парчи, шёлка, панбархата... — всего свыше 4000 метров;
мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, кара-кульчовых, каракулевых — 323 шкуры;
шевро высшего качества — 35 кож;
дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии — всего 44 штуки...
ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамах — 55 штук;
дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков;
серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика;
аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук;
уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других— 20 штук.
Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом... В большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения... В спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнажённых женщин... Нет ни одной вещи советского производства, за исключением дорожек, лежащих при входе па дачу... Нет ни одной советской книги,... большое количество книг в прекрасных переплётах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.
В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова.
Что касается не обнаруженного... чемодана с драгоценностями,... проверкой выяснилось, что этот чемодан всё время держит при себе жена Жукова и при поездках берёт его с собой...
Абакумов».
321
Вот другая послевоенная история человеческой жизни, вместившая судьбу России; рассказ Евдокии Боровиковой, 1904 года рождения, деревня Лобынщина.
«До войны наша Лобынщина — большая деревня была: 58 дворов. И мужиков было много — до пяти в одной семье. С войны вернулось восемь человек и те — покалеченные. 23 штуки одних похоронок пришло, а сколько без вести пропавших— не сосчитать.
После войны жизнь была — лучше не вспоминать. На себе пахали, лён руками выбирали до пятнадцати соток каждый день. Работали не за деньги, а за палочки. Голодали: ели траву, коренья. Хлеба и соли совсем не было, и купить их было не на что. Малые дети и инвалиды, которые с войны вернулись, сильно от голода умирали. Инвалид Степан Шелков унёс с поля пять снопов, чтоб своих кровных спасти, а соседка донесла. И получил пять лет за пять снопов, несмотря что инвалид... Выходных и отпуска колхозникам ни разу не было до 1974 года, а после — один выходной в неделю. И пенсий долго колхозникам не было — сильно обижало нас государство. Потому и сносились раньше времени... Но не поддаюсь болезни: коровку держу, хоть и трудно. Хочется ж и молочка и маслица и сметанки, а в магазине их не купишь...»'
Эту горестную немногословную повесть дополняет ещё одна исповедь — осмысление русской крестьянкой «славного советского периода», в немудрёных словах изрекшей приговор эпохе победившего социализма и людям, гордо именовавшим себя «советскими».
«Я на ферме двадцать лет отработала: по десять коров руками доила и по десять геляток растила, да корма каждый день по 35 килограммов на спине таскала; километр надо было идти — вот и сносилась. Редко когда давали 10 копеек или 200 грамм зерна на трудодень — больше "палочки" писали. После войны, может, десять лет, бабы на себе плуг тягали, по 7-8 человек впрягались. Копали лопатой. Пять соток окопаешь—один килограмм муки дадут... А всё с песней — и на работу и с работы...
' Звенья. Исторический альманах. Вып. 1-й. М., 1991. С. 144.
322
Да, кинули мы своё милое, пошли искать постылое. Извёл Ленин старую жизнь, и вся жизнь враскол пошла. Раньше друг друга жалели, а теперь народ безжалостный стал. Раньше Бога да родителей боялись, а теперь что? Небо раздолбали, расковыряли летамши,— вот Господь и наказывает... Сейчас все умные, образованные, а ис знают, как дальше жить. А раньше— знали; старые люди предупреждали: не будет народ веровать,— и Бог век укоротит. Весь свет проволокой опутают, па каждом углу проволоку повесят... А ни в одной семье не будет мира. Напоят золотой чашей народ, и будет сын отца убивать, а отец—сына...
Будут искать того человека, кто Бога знает, и не найдут. Господь сказал: кто Меня помянет, с тем и Я. А мы кого поминаем? Одних бесов. Вот бесы в нас и вселились... И всё зарастает— и поля и деревни... В Библии про всё написано... Но эта книга не к этим людям и не этому закону. Закон уже другой пошёл: ни церквей, ни праздников—дико стало...
Зажилась я на этом свете, жду вот смерть. А на том свете расскажу, какая теперь жизнь «светлая», какие Советская власть машины придумала... И старухи сыты стали: по двадцать рубликов на кружок всем дают — вот они и не помирают...»1
Эти исповеди: честная коммунистическая «маршала Великой Отечественной» и горестные, вместившие целую жизнь,— русских крестьянок, как-то сами собой приводят на память апокалиптические пророчества Писания: «Читающий да разумеет...» (Мф.24,15).
' Петрова Параскева Фоминична, 1902 г. р., дер. Пестюхино (записано в Усвятском р-не Псковской обл. в 1975 г.) //Звенья. Исторический альманах. Вып. 1-й. М, 1991. С. 153-154.
ГЛАВА III.
Энигма
Уже в июне сорок первого разразилась катастрофа. Жуков, предпочитая не называть вещи своими именами, пишет об итогах немецкого наступления, выбирая до странности туманные формулировки: «Всё это... явилось большой неожиданностью для советского народа и наших войск, которые в психологическом отношении не были подготовлены к таким тяжким испытаниям»1. — Однако советский народ к началу войны уже два десятилетия воспитывался на аксиоме, что «от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней». К тому же не следует забывать, что единственной и главной задачей Советской власти являлась Революция, — а отнюдь не автаркия в географических пределах 1/6 части суши,— как это внушалось одураченным миллионам советских граждан — «советскому народу», о котором советские военачальники потом столь патетически писали в мемуарах.
«В тяжёлые и беспокойные дни и ночи начала войны мысли невольно обращались к недавнему прошлому. Многие искали ответ на мучительный вопрос: как это получилось, ведь все были уверены, что "если завтра война", враг будет немедленно сломлен и разбит. Об этом много говорилось в книгах, кинофильмах и даже в песнях...» — Так в своих воспоминаниях начинает главу «Пора суровых испытаний» генеральный авиаконструктор А.С.Яковлев. Он продолжает: «Не один командир с горечью вспоминал о "фантастике", которой, к сожалению, пронизывалась наша пропаганда перед войной, сеявшая
' Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т, 2. М., 1992. С. 48.
324
иллюзии о том, что война, если она произойдёт, будет выиграна быстро, малой кровью и на территории противника»1.
Летом 1939 года была издана книга Н. Шпанова «Первый удар. Повесть о будущей войне». Книга появилась в учебной серии «Библиотека командира». То обстоятельство, чго книга Шпанова вышла в Военном издательстве Наркомата Обороны СССР, свидетельствовало о многом. «Повесть о будущей войне» выражала государственную доктрину военной политики Советской власти. Книга начинается беседой офицеров-лётчиков, в которой советские соколы рассказывают, как новейшие немецкие «мессершмитты» горели в небе Испании: авиация республиканцев громила Люфтваффе: «"В некоторых боях на каждый республиканский самолёт приходилось по три немца. Бывало и больше... Республиканских пять, а их двадцать пять". И всё же, по Н. Шпанову, немецко-фашистские самолёты почему-то терпели поражение.
Описанный в повести курьёзный разговор происходит накануне Дня авиации, а на другой день, 18 августа,—традиционный воздушный парад2. Здесь, на глазах у зрителей, устанавливается мировой рекорд высоты. Тут же рекордсмен произносит речь о превосходстве нашей техники и лётного искусства:
"—Мы знаем: в тот же миг, когда фашисты посмеют нас тронуть, Красная Армия перейдёт границы вражеской страны... Наша оборона — наступление. Красная Армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны. С того момента, как врат попытается нарушить наши границы, для нас перестанут существовать границы его страны. И первыми среди первых будут советские лётчики!"
Буря оваций потрясает воздух. И вдруг внезапная тишина нависает над аэродромом.
"Гулко, ясно, так что было слышно дыхание диктора, репродукторы разносили над толпой:
'А.С.Яковлев. Цель жизни. М., 1970. С. 265.
2Через два года всё почти так— по красным дням советского календаря— и произошло. 22 июня 1941 года Страна Советов готовилась всенародно праздновать День Красного Флота.
325
— Всем, всем, всем! Сегодня, 18 августа, в семнадцать часов крупные соединения германской авиации перелетели советскую границу. Противник был встречен частями наших воздушных сил. После упорного боя самолёты противника повернули обратно, преследуемые нашими лётчиками..."
Так, по Н. Шпанову, началась война.
Далее повесть регистрирует события первого дня войны буквально по минутам.
1700 — германские самолёты пересекли границу СССР.
Через одну минуту — в 17°' — первый воздушный бой.
Через 29 минут — последний неприятельский самолёт покидает пределы воздушного пространства СССР.
Ещё четыре минуты — и советские истребители прорывают охранение противника, входят в его расположение, подавляют авиацию ПВО врага и расчищают путь краснозвёздным бомбардировщикам и штурмовикам.
1745_190(> г
ерманский штабист фиксирует полный срыв удара, подготовленного фашистской авиацией. "Большевики встретили нас у самой границы... Мы были встречены истребительными частями охранения на глубине от двух до четырёх километров... Когда мы подходили к границе, они были уже в воздухе и ждали нас... Ни одно крупное соединение бомбардировщиков, посланных для закупорки большевистских аэродромов, не достигло цели..."
Теперь описываемое в повести советское авиационное соединение приступает к выполнению боевого задания — нанесению контрудара. В 1900 штурмовые части вылетают для атаки аэродромов противника, в 1920 в воздух подымаются 720 скоростных дальних бомбардировщиков и разведчиков. Цель — бомбёжка промышленного района Фюрт-Нюрнберг, где сосредоточены важные самолётостроительные, химические и другие военные заводы.
2100-2230. Несмотря на то что советские авиационные колонны удалились уже более чем на тысячу километров от своей границы, они почти не встречают сопротивления. Советские лётчики проводят воздушные бои, в результате которых немцы теряют сбитыми или повреждёнными 55 процентов истре-
326
бителей "мессершмитт", 45 процентов истребителей "арадо-удет" и 96,5 процента бомбардировщиков "хейнкель".
2400-0200. Советские бомбардировщики громят цель. На авиационном заводе "Дорнье" погашены огни. Немецкие рабочие с нетерпением ожидают момента, когда бомбы будут сброшены на завод, в котором они находятся, и поют "Интернационал". Наши самолёты методически, с поразительной точностью сбрасывают бомбы на предназначенные объекты. От бомб, брошенных на корпуса химического завода "Фарбениндустри" в Бамберге, загораются склады. Лопается гигантский газгольдер с отравляющими веществами. Нарывные, слезоточивые, удушающие газы: иприт, люизит, фосген — текут по берегам Майна. Взлетают на воздух заводы взрывчатых веществ.
0300 19 августа. Начальник советских ВВС докладывает главкому: "Советская авиация, оберегая Красную Армию от ударов германской авиации, содействовала продвижению Красной Армии через границу..." Военно-промышленные объекты Фюрт-Нюрнберга "в основном уничтожены"...»1
Ещё в 1929 году советский журнал с весьма характерным названием «Война и революция» поместил на своих страницах статью главного теоретика стратегии ВВС СССР А.Н. Лапчин-ского, в которой излагались основополагающие принципы советской военной доктрины. Статья называлась «Начальный период войны». Вот что в ней говорилось: «Весьма выгодным представляется проявить инициативу и первыми напасть на врага. Проявивший инициативу нападением воздушного флота на аэродромы и ангары своего врага может потом рассчитывать на господство в воздухе».
Соответствующим образом формулировалась и задача: «Воздушная оборона страны осуществляется не манёвром из глубины, а манёвром в глубину». Лапчинский целомудренно опустил последние слова в credo советской стратегии предстоящей и неминуемой войны: «Оборона страны осуществляется не манёвром из глубины, а манёвром в глубину вражеской территории!». Это означало, что СССР должен был начать
1 Цит. по: А. С. Яковлев. Цель жизни. М., 1970. С. 266-268.
327
оборонительную войну нападением. Именно так всё и было в июне сорок первого, только с точностью до наоборот. То, что происходило в военном небе России, с безжалостностью документалиста описал Константин Симонов в своём самом правдивом произведении — романе «Живые и мёртвые».
«Над лесом с медленным густым гулом проплыли шесть громадных ночных четырёхмоторных бомбардировщиков ТБ-3. Казалось, они не летели, а ползли по небу. Рядом с ними не было видно ни одного нашего истребителя. Синцов с тревогой подумал о только что шнырявших над дорогой "мессершмит-тах", и ему стало не по себе. Но бомбардировщики спокойно скрылись из виду, и через несколько минут впереди послышались разрывы тяжёлых бомб...
— Самолёты! —испуганно крикнул один из красноармейцев.
— Наши, — сказал другой.
Синцов поднял голову. Прямо над дорогой, на сравнительно небольшой высоте, шли обратно три ТБ-3. Наверно, звуки бомбёжки, которые слышал Синцов, были результатом их работы; теперь они благополучно возвращались, медленно набирая потолок, но острое предчувствие несчастья, которое охватило Синцова, когда самолёты шли в ту сторону, не покидало его и теперь.
И в самом деле, вдруг откуда-то сверху, из-за редких облаков, вынырнул маленький, быстрый, как оса, "мессершмитт" и с пугающей скоростью стал догонять бомбардировщики.
Все ехавшие в полуторке, молча вцепившись в борта, забыв о себе и собственном только что владевшем ими страхе, забыв обо всём на свете, с ужасным ожиданием смотрели в небо. "Мессершмитт" вкось прошёл под хвостом заднего, отставшего от двух других бомбардировщика, и бомбардировщик задымился так мгновенно, словно поднесли спичку к лежавшей в печке бумаге. Несколько десятков секунд он продолжал ещё идти, снижаясь и всё сильнее дымя, потом повис на месте и, прочертив воздух чёрной полосой дыма, упал на лес.
"Мессершмитт" тонкой стальной полоской сверкнул на солнце, ушёл вверх, развернулся и, визжа, зашёл в хвост следующего бомбардировщика. Послышалась короткая трескотня
328
пулемётов. "Мессершмитт" снова взмыл кверху, а второй бомбардировщик полминуты тянул над лесом, всё сильнее кренясь на одно крыло, и, перевернувшись, тяжело рухнул на лес вслед за первым.
"Мессершмитт" с визгом описал петлю и по косой линии, сверху вниз, понесся к хвосту третьего, последнего, ушедшего вперёд бомбардировщика. И снова повторилось то же самое. Еле слышный издали треск пулемётов, тонкий визг выходящего из пике "мессершмитта", молчаливо стелющаяся над лесом длинная чёрная полоса — и далёкий грохот взрыва.
— Ещё идут! — в ужасе крикнул сержант, прежде чем все опомнились от только увиденного зрелища.
Он стоял в кузове и странно размахивал руками, словно хотел остановить и спасти от беды показавшуюся сзади над лесом вторую тройку шедших с бомбёжки машин.
Потрясённый Синцов смотрел вверх, вцепившись обеими руками в портупею; милиционер сидел рядом с ним, молитвенно сложив руки и сжав пальцы так, что они у него побелели; он умолял лётчиков заметить, поскорее заметить эту вьющуюся в небе страшную стальную осу!
Все, кто ехал в грузовике, молили их об этом, но лётчики или ничего не замечали, или видели, но ничего не могли сделать. "Мессершмитт" пошёл навстречу бомбардировщикам, свечой взмыл в облака и исчез. У Синцова мелькнула надежда, что у немца больше нет патронов.
— Смотри, второй!— хватая руку Синцова и тряся её изо всей силы, сказал милиционер. — Смотри, второй!
И Синцов увидел, как уже не один, а два "мессершмитта" вынырнули из облаков и вместе, почти рядом, с невероятной скоростью догнав три тихоходные машины, прошли мимо заднего бомбардировщика. Он задымил, а они, весело взмыв кверху, словно радуясь встрече друг с другом, разминулись в воздухе, поменялись местами и ещё раз прошли над бомбардировщиком, сухо треща пулемётами. Он вспыхнул весь сразу и стал падать, разваливаясь на куски ещё в воздухе.
А истребители пошли за другими. Две тяжёлые машины, стремясь набрать высоту, всё ещё упрямо тянули и тянули
329
над лесом, удаляясь от гнавшегося вслед за ними по дороге грузовика с людьми, молчаливо сгрудившимися в едином порыве горя.
Достарыңызбен бөлісу: |