I
Соловьёв рантами и каблуками сапог стал бить меня спереди по костям голеней. Это было очень больно, и я даже не заметил, как практикант стал на колени, расшнуровал мои ботинки и снял их. Я услышал:
— Фашистская гадина!
Соловьёв каблуками топтал мне пальцы на ногах.
Надзиратели зашли сбоку с двух сторон: меня били кулака^ . ми по лицу так, что всё поплыло перед глазами; моя голова i моталась во все стороны, я видел только красные от моей кро- ; ви кулаки и комсомольские значки на груди. Меня свалили со . стула и били носками сапог в живот.
Острая боль слилась в одну протяжную тупую боль. Созна-! ние выключилось, и я чувствовал себя как мешок, который туда и сюда швыряет какая-то мощная машина. Наконец они устали. Подошли к раковине, смыли кровь с рук, умылись., Плескались долго и с наслаждением. Лёжа на полу, я приходил в себя: боль заметно усиливалась, особенно в животе и в груди. Позднее я обнаружил, что была сломлена грудина и начали расходиться мышцы живота. Чекисты закурили. Вернулись ко мне.
— Будешь писать?
Я хотел сказать "нет", но не смог — губы опухли и не шевелились. Глаза заплыли.
— Ладно. На сегодня, в этом разрезе, с него хватит. Мордобойцы накинули мои руки себе на шею и волоком
оттащили в камеру.
Начались регулярные избиения.
Я чувствовал, что сдаю, что слабеет сердце. Однажды ночью следователь объявил, что начальство разрешило убить меня, если только я не соглашусь писать. В эту ночь он применил новые методы принуждения — от избиения руками и ногам* перешёл, так сказать, к "инструментальной обработке", и i действительно почувствовал близость смерти. Соловьёв бш обёрнутым в вату молотком...
Меня усадили к столу, вложили в пальцы ручку, и Соловье! стал водить моей рукой по бумаге, царапая заявление народ ному комиссару внутренних дел о добровольном признании
268
На носилках меня принесли в камеру. Я отдыхал неделю. Следствие тронулось с мёртвой точки.
— Тэк-с... Здоров, Митюха! — приветливо закричал следователь Соловьёв, едва меня втащили в кабинет.— Отдохнул? Прекрасно! Выглядишь как огурчик! Давно бы так! А то и нас замучил, и себя: с нехорошей стороны показал себя, с очень нехорошей! Ну, кто старое помянет, тому глаз вон. Садись! Раньше мы работали, а ты саботировал, боролся. Теперь будем работать вместе в этом разрезе — дружно, сообща: ты будешь диктовать, я — записывать. Теперь ты, Митюха, вроде хозяин, а я — хорошенькая секретарша при твоей персоне! Ха-ха-ха! Чай будешь пить, Митюха?
— Буду.
— С лимоном?
— С лимоном.
— Молодец. Бутербродов, в этом разрезе, хочешь?
— Хочу.
— Правильно. Тэк-с... Люблю людей с хорошим аппетитом: в здоровом теле—здоровый дух!
Соловьёв позвонил. Вошла благочестивого вида старушка в белом фартуке.
— Принесите ему, мамаша, два стакана сладкого крепкого чая с лимоном и пять бутербродов. Разных, получше. Живо!
— Ну, что ж, Митюха, действуй! — обратился ко мне следователь Соловьёв. — Открываю твое дело, в таком разрезе: ни дать ни взять—летописец Пимен!
Соловьёв вытащил из стола коробку с письмами и бумагами—я узнал архив матери. Следователь начал перебирать письма и рассматривать фотографии.
— Замечательные раньше умели делать снимки в таком разрезе, а, Митюха? Не то что теперь: наши советские — серые, кривые и косые—чёрт знает что, взять в руки отвратно! А царского времени фотки — гляди-ка—с золотым обрезом, а бумага какая! А? Подержать в руке приятно! Медали, орлы... Да-а, другое было время, что и говорить... Тэк-с... — Он закурил. Потом спохватился. — Ты кончил чай? Закури, в таком разрезе! — Чиркнул спичкой.
269
— Ну, Митюха, начинай. Ты говори, а я послушаю. Потом сформулируем вопросы и ответы, чтобы получился протокол по всей форме. Начинай.
Справа и слева в кабинетах шли допросы в их первой, физической стадии: из-за стен слышались стоны и крики арестованных, иногда звуки падения тела или стула. Временами наступала страшная тишина. Я мучительно ждал. Снова пронзительный вопль. Я собрался с силами и дрожащим голосом начал:
— Признаюсь, что я пробрался в святое святых нашего государства— в советскую разведку и там...
Соловьёв, до того мерными шагами ходивший по обширному кабинету, вдруг одним прыжком подскочил и зажал мне рот рукой. Я растерялся. Этого я не ожидал.
— Ты что, дурак... на себя валишь?.. Тебе в Бутырках материалы обвинения показывали. А? Не понял, дубовая голова?
Он нагнулся ко мне и зашипел в ухо:
— Ты — бывший студент из Праги! В те годы там тебя завербовали, и ты сам кого-то из студентов — тоже завербовав Понял теперь? Всё понял? Ох и болван же ты, а ещё доктог двух наук! Простых вещей не понимаешь! Куда полез, а?
Потом отскочил и совершенно по-другому, спокойным v деревянным голосом чиновника сказал:
— Прошу, арестованный, вкратце охарактеризовать контрре волюционную организацию "Союз студентов — граждан СССТ в Чехословакии", в таком разрезе: цели, средства борьбы с нам» и ваша собственная роль в этой борьбе. Я слушаю.
И он опять зашагал по ковру. Я начал:
— Союз студентов — граждан СССР был организован совет ским полпредством и на советские деньги.
Опять скачок ко мне. Шипение в ухо:
— Идиот! Скотина безмозглая! Союз был организован чехе словацкой полицией и на её деньги! Повтори!
Я совершенно растерялся:
— Союз был организован чехословацкой полицией и на е деньги...
Соловьёв удовлетворённо кивнул головой:
270
— Правильно. Молодец! Теперь дальше, в том же разрезе. Сколько денег тебе платили в полиции?
— М-м-м... не знаю.
— Не помнишь? Сволочь! Фашист! Я тебе напомню: тысячу крон в месяц. Правильно?
— Д-д-а. Тысячу.
— Вспомнил, точно? Мне нужна точная цифра. В протоколы фантазии и догадки не записываются. Так-то! Тысячу?
— Тысячу!
— Отвечай веселее, в том же разрезе. Не стесняйся! Тысячу?
— Тысячу!
— Давно бы так, Митюха! Ну, теперь начинаешь понимать, как надо помогать следователю? Хорошо! Пошли дальше. Тэк-с... Послушай и пойми, чтобы потом всё у нас с тобой шло гладко, без сучка и задоринки. Я о тебе забочусь, Митюха, пойми, в таком разрезе.
Соловьёв остановился и минуту смотрел на меня молча, как человек, готовившийся открыть собеседнику какую-то тайну или необычайно глубокую и важную мысль. Потом начал медленно, подчёркивая каждое слово жестами:
— Советская власть, Митюха, любит правду. Советская власть стоит только на правде. Органы — лучшее, что есть в Советской власти, и они тоже не могут жить без правды. Тэк-с... Вот я прогуливаюсь по кабинету, а ты покушал бутербродиков, запил их чайком и рассказываешь мне, что хочешь, в этом разрезе, но под одним условием: чтоб всё было только правдой. Вот ты рассказал, что вашу организацию создала чешская полиция на свои деньги. Это правда? Посмотри мне в глаза! Отвечай: это правда?
— Правда, гражданин следователь!
— Тэк-с... Прекрасно! Теперь скажи: кто тебя завербовал? Я опять не знал, что делать. Соловьёв назвал фамилию.
— Он?
Я хотел было объяснить, что этот человек умер от туберкулёза и похоронен в Праге ещё до моего приезда туда, и уже начал было говорить, но Соловьёв нахмурился.
— Опять начинаешь мешать следствию, в этом разрезе? Хочешь ссориться?
271
Так ощупью, спотыкаясь и делая ошибки, я в эту ночь начал постигать технику работы следственного отдела НКВД. Мы были осуждены до ареста, по спискам подлежащих изъятию и уничтожению людей. Всё остальное было скучной и простой техникой оформления решения заочного суда — арест, допросы, суд. Меня решили пустить в обработку не как работника нашей разведки, а как террориста, студента-шпиона, для того, чтобы оставить в живых. Всё было предусмотрено, и ни Соловьёву, ни мне не разрешалось сделать ни шагу в сторону от намеченной линии. Зверское лица и хриплое рычание во время первой половины допросов — всё было маской, как и добродушное панибратское "Митюха" во второй половине: ни тогда, ' ни потом следователь не вёл себя естественно,— он только играл заданную роль.
Соловьёв на посту. Партия и присяга требуют определённых действий, и он действует, зорко остерегаясь нарушения указаний. Соловьёв — послушный партиец и исполнительный чекист. Он — разгаданная загадка, и к нему никаких счетов предъявить я не могу. А вот те, другие, выше его... Кто они? Я боялся думать. Но оба мы советские люди и оба честно выполним положенное.
Часа через два Соловьёв сделал перерыв. Сел за стол, выпил стакан чаю. Вдруг заметил в пачке писем фотографию красивого генерала в казачьей форме, друга моей матери.
— Это кто?
Я назвал генерала.
— Тэк-с...
Вдруг он оживился. Глаза его заблестели.
— Знаешь, кто это? А? Не угадаешь?!
— Почему же? Князь Баратов, служил в Персии...
— Чепуха, Митюха,— Соловьёв победно улыбнулся.— Это—твой отец!
— То есть как?
— Ты опять? В прежнем разрезе? Начинаешь путать следствие?
Я сижу, изумлённый. Потом говорю:
— Отец?.. Ну, да... Конечно...
272
— Без "ну, да" и без "конечно". Отвечай в таком разрезе: отец или нет?
— Отец.
— Тэк-с... Он командовал "Дикой дивизией"?
— М-м-м...
— Баран безрогий, думай лучше! Не мычи, как корова! Да или нет?
-Да.
— Правильно. И ты тоже служил в "Дикой дивизии"? Мне кажется, что я начинаю понимать свою роль.
— А как же, гражданин следователь? Служил!
— Вешал коммунистов? Молчание.
— Ну? Молчание.
— Не понял? Говори!
— Вешал.
— Нет, ты мне скажи честно и прямо: вешал?
— Вешал.
— Я люблю правду. Вранья мне не надо. Вешал?
— Вешал!
— Правильно: у нас на тебя много материалов в таком разрезе... Про тебя мы всё знаем. От нас не уйдёшь. Вешал?
— Вешал.
— На суде что скажешь?
— Вешал.
— Ну, всё. Теперь посиди, отдохни. А я твои чистосердечные признания занесу на бумагу. Мои вопросы,—твои ответы. Под каждым в отдельности подпишешься на полях. Вопрос: вешали ли вы коммунистов? Ответ: да, я вешал коммунистов. И подпишешься. В таком разрезе всё дело. Понял?
Соловьёв принялся строчить протокол. Я дремал; крики и стоны из-за стен... Следователь протянул мне кипу исписанной бумаги, и я принялся читать свои "признания", подписывая на полях каждую фразу ответа. Из написанного следовало, что я — сын известного монархиста и черносотенца, начальника штаба "Дикой дивизии", монархист, служил офицером в "Дикой
273
дивизии", прославился тем, что во время гражданской войны вешал коммунистов. Эвакуировался из Крыма с Врангелем.
— Тэк-с... А дальше что? Ну, говори.
Но я решительно не знал, что сказать: опыта не было.
— Скрываешь, фашистская тварь?! Я тебе всё напомню, гадина! Нам всё известно! Это кто?
Он показал мне фотографию.
— Первая — моя мать, а вторая — не знаю. Это старый снимок. Видите, на обороте дата — тысяча восемьсот девяносто девятый год. Меня тогда ещё не было на свете.
Соловьёв почесал нос. Потом опять вспыхнул.
— Я, Митюха, чую как ищейка! Рою землю! А? Говори — рою или нет? В таком разрезе?! От меня и под землёй не скроешься! Ты знаешь, кто это?
— Мой отец... —несмело начал я. — Признаюсь, что...
— Осёл! Это генерал Туркул1! Он сейчас в Болгарии, в Софии, ведёт оттуда работу против нас. Засылает агентов. Он тебя завербовал и через Пражский "Студенческий союз" забросил в Москву... для взрыва Кремля!
'Туркул А.В. (1892-1957) — окончил Гражданскую войну в чине генерал-майора, командира Дроздовской стрелковой дивизии. В эмиграции возглавил бывших дроздовцев. В 1936 году Туркул создал военно-политическую организацию Русский Национальный Союз Участников Войны с центром в Париже. РНСУВ издавал газету «Сигнал», журналы «Военный журналист» и «Всегда за Россию». Отделения организации существовали в Югославии, Бельгии, Чехословакии, Греции, Китае, Албании, Аргентине, Уругвае...
Во время I Мировой войны Туркул, будучи штабс-капитаном, командовал ударным штурмовым батальоном, на знамени которого был изображён почему-то не крест, а масонский символ — череп над скрещенными костями. Уже в эмиграции, на страницах газеты РНСУВ «Сигнал* (1938, №32) Туркул декларировал: «В основу нашего политическогс мышления мы взяли фашизм и национал-социализм... Доктрины эти мь преломляем в русской истории и применяем к русской жизни».
В 1945 году Туркул, присоединившись к РОА, сформировал добро вольческую Казачью бригаду, планируя, что это формирование стане" основой отдельного корпуса. После 1945 года Туркул сотрудничал i журналами «Доброволец», «Часовой».
Скончался в Мюнхене, похоронен в Париже на русском кладбищ Сент-Женевьев де Буа.
274
Я снова раскрыл рот.
А Соловьёв, довольно улыбаясь, опять принялся за протокол.
— Тэк-с... Понимаешь, Митюха, какая удача — в одну ночь закончил дело! А? Тэк-с... Другие копаются месяцами, а я — с одного удара: хлоп — и дело в шляпе! Ловлю мух на лету, а? Здорово? Скоро подпишем последний протокол, и ты идёшь на суд! И всё! Потом тебя расстреляют, в этом разрезе. Но заметь, прославишься на весь Союз: о тебе напечатают в "Правде", понял? Соловьёв умеет раскрывать громкие дела!
Он подшил обе фотографии к делу. Соловьёв уже готовился запрятать мамин архив в стол, как вдруг оттуда выпало несколько писем и какие-то сложенные вчетверо бумаги. Соловьёв развернул их и тихонько присвистнул:
— Вот это да...
Это была фотография Николая Второго, раздающего раненым солдатам Георгиевские кресты.
— Я говорю, он монархист!
— Кто? Царь?
— Генерал Туркул, выродок!
— Туркул? Но почему подпоручик девяносто девятого года прошлого века должен отвечать за генерала тридцать восьмого?
Соловьёв с досадой отмахнулся.
— Все они антисоветчики! Тогда в армии всё офицерьё было белогвардейским!
— Но я тогда ещё не родился!
И я опять испортил настроение следователю.
— Ну что ты крутишься, как гадюка, а? Советский гражданин должен помогать следствию, а не путать его! Несознательный ты человек, Митюха, очень отсталый: ты скажи, при чём здесь твоё рождение? Ты подумай сам в таком разрезе!
Через неделю Соловьёв встретил меня снова градом вопросов:
— Ты на Кавказе жил?
— Нет.
— В царской армии служил?
— Нет.
275
— В Болгарии работал?
— Нет.
— Так какого же чёрта ты молчал? Чего путал следствие? Начальник порвал протокол, понял? Придётся всё начать снова!
Он опять вынул мамин архив.
— Начнём, в таком разрезе: есть будешь?
— Буду.
— Гад ты, Митюха. Ох, и гад! И когда тебя расстреляют? Чаю хочешь?
— Хочу.
Та же милая старушка опять принесла полный поднос еды.
— Тэк-с... Приступаем! Разберём наши вещественные доказательства, в таком разрезе: письма в сторону, детей и гражданок тоже. Тэк-с... Это кто?
— Богатый помещик, фамилия Скирмунт. В его имении я родился.
В заплывших глазках Соловьёва зажёгся огонёк надежды.
— Дальше.
— Именье находилось недалеко от Севастополя, где я позднее учился и служил. Я — моряк.
— Морской офицер?
— Нет. Матрос».
Здесь следует несколько пояснить суть показаний подследственного.
Быстролётов-Толстой упомянул о С. А. Скирмунте, издателе-редакторе большевистской газеты «Борьба», в редакционную коллегию которой входил и Горький. Как явствует из объяснений самого автора «Пира бессмертных»1, его целью былс похоронить своими показаниями следователя Соловьёва. Им) большевистского газетчика, хотя бы и дворянина, никак не мог ло скомпрометировать следователя. Другое дело Скирмунт-дипломат буржуазной «панской Польши»; об этом Скирмунте поставившем свою подпись от польской стороны под генуэз
1 Первоначальное название эпопеи Быстролётова-Толстого, написаь ной им в заключении.
276
ским договором1, в ведомстве, к которому -— пока ещё в качестве следователя — принадлежал Соловьёв, были наслышаны. А потому и механизм на самоуничтожение следователя Соловьёва, «видевшего насквозь», «рывшего землю» и собственной рукой записывавшего такие показания подследствен ною, был запущен наверное в ходе допросов «с чаем и бутербродами».
В петербургском доме графини Елизаветы Робертовны де Корваль Дмитрий Быстролётов-Толстой жил и воспитывался с 1904 по 1914 год. Немудрено, что продолжатель дела графа Петра Андреевича Толстого, сподвижника Петра I, находящийся в родстве с «зеркалом русской революции» — графом Л. Н. Толстым, сразу сделал стремительную карьеру при большевиках в ГПУ. Рекомендацию ему дали: сам Артузов (Фрау-чи), руководивший внешней разведкой, и Миша Горб (Моисей Санелевич Розман) — помощник начальника ИНО ГПУ.
1 Кроме того, подпись Скирмунта стояла и под резолюцией от 18 апреля 1922 г., отправленной союзническими державами канцлеру Виргу но поводу тайно заключённого СССР и Германией Рапалльского договора. В резолюции недвусмысленно и жёстко расценивалась позиция Германии, «заключившей тайно, за спиной своих коллег договор с Россией» (Материалы Генуэзской конференции. Полный стенографический отчёт. Изд. 1922 г. С. 313). Скирмунт фигурировал в большой политике и в тридцатые годы, так что Быстролётов, арестованный 18 сентября 1938 года, упоминая в своих показаниях о Скирмунте— богатом помещике, в имении которого, неподалёку от Севастополя, родился Дмитрий Быстролётов, не сомневался, что «органы» вспомнят именно о Скирмунте — польском дипломате в Лондоне. Министр иностранных дел Великобритании Саймон после подписания 26 января 1934 года германо-польского пакта (расценённого советской стороной как «этап подготовки фашистской агрессии») официально просил Скирмунта передать правительству Польши «от себя лично и от правительства Её Величества глубокую благодарность» по этому поводу. Такие же поздравления Британия адресовала и Гитлеру.
Естественно, в этом следственном клубке ниточка Соловьёва, своей рукой записывавшего откровения Быстролётова о Елизавете де Корваль, ( кирмунте и якобы завербовавших Быстролётова мифических чешских офицерах полиции, — эта ниточка должна была подвести следователя под расстрел. Так впоследствии и произошло; через довольно непродолжительное время уже «бывший» следователь Соловьёв оказался среди «вредителей, пробравшихся в ряды ежовцев», — и пошёл по хорошо от-шжснному конвейеру... в небытие.
277
Друзьями Быстролётова-Толстого были Абрам Слуцкий — начальник ИНО ОГПУ с 1934 года, и капитан госбезопасности Феликс Гурский — ответственный сотрудник ИНО. Как с наивной прямотой пишет С. Милашев в высокопарно озаглавленном предисловии — «Слове о Дмитрии Александровиче Быетролё-тове (Толстом)»: «Ежов его обнимал и целовал»1.
«Соловьёв закурил. Несколько минут мы молчали. Я пил чай, ел бутерброды. Следователь думал.
— Всё ясно,— наконец изрёк он.— Всё совпало! От нас, Митюха, не уйдёшь. Ни в каком разрезе. Мы любим правду и копаемся долго, проверяем каждую малость и всё-таки доходим до цели. Советская контрразведка это класс! Понял? А? Ты сам себя разоблачил! Слушай: этот Скирмунт2 — граф и богач, а ты — его незаконный сын. Внебрачный. Понял? Вроде Пьера Безухова. Читал Толстого, а? Случалось? Так вот ты—-' обиженный сын, озлобился на отца и всех богачей и назло им I поступил в анархисты. Конечно, поначалу боролся с больше-: виками, а потом примкнул, в таком разрезе, к батьке Махно-, и стал расстреливать коммунистов! .1
Я опустил стакан.
— Чего молчишь? .
— Так всё неожиданно, гражданин следователь. Соловьёв довольно усмехнулся и стал опять удивительно
похож на толстую добрую жабу.
— Ловко?! Был в незаконных сынах у графа? Говори! Не стесняйся! Был или нет?
— Случалось, гражданин следователь.
— У батьки воевал? Коммунистов расстреливал?
— Всё бывало.
— Порядочек. Сейчас будешь расписываться, в этом разрезе!. Я всё подписал. Часа в три ночи сделали перерыв — как раз
на том месте, когда я вместе с бандой Махно бежал в Румы-
' Д. Быстролётов. Путешествие на край ночи. М., 1996. С. 8.
2 Для справки: Соловьев в данном случае не ошибался, так как Скирмунт — фамилия дворянского рода, древнейшая ветвь которого фигурирует в родовой книге Минской губернии и восходит к XVI веку. Другая столь же древняя ветвь отмечена в родовых книгах Гродненской, Вилен-ской и Ковспской губерний.
278
мию, где батька был позднее убит каким-то евреем, фамилию которого мы оба забыли.
— Тэк-с... Ну что ж дальше?
Но ни он, ни я не знали, что придумать. Смертельно захотелось спать.
— Гражданин следователь, прочтите что-нибудь из "Правды",— взмолился я,— а то засну. Почитайте. Давно я уже не слышал живого слова.
— Не положено, ну ладно...
И Соловьёв прочёл сообщение о том, что секретарь Троцкого Нин организовал в Испании банды анархистов, которые мешают действиям республиканской армии.
— Тэк-с...— глубокомысленно изрёк Соловьёв. — Ты был в Испании?
— Бывал. Чудесная страна и люди. Испанец, гражданин следователь, особый человек, он...
Соловьёв внезапно оживился.
— Это — он! Нин1! Нин завербовал тебя в анархисты через Пражский Студенческий союз и забросил сюда для взрыва Кремля!
У меня мигом прошёл сон.
— Нин... Д-д-да, конечно! Вспоминаю что-то в этом роде.
— Ну и гад! Ну и гад! — Соловьёв покачал головой.— Как приспособился! Посмотри мне в глаза! Говори в следующем разрезе: граф Скирмунт отец тебе или нет? И всё прочее-правда?
1 Нин Андрее — один из основателей Рабоче-Крсстьянской Партии марксистского единства (ПОУМ) в Испании (1935 г.), в прошлом личный секретарь Троцкого в Москве, до декабря 1936 года был министром юс-i иции в Каталонии. В мае 1937 года испанские коммунисты при помощи НКВД приступили к ликвидации ПОУМ. Слуцкий, руководивший в тот период ИНО НКВД, информировал резидентуру: «Всё наше внимание приковано к Каталонии и к беспощадной борьбе против троцкистских йандитов, фашистов и ПОУМ» (Е. Porctsky. Our own people. London. ()xford University Press. 1969. P. 211).
В июне 1937 года Нин был арестован, подвергнут пыткам, в конце концов с него живьем содрали кожу. Коммунисты объявили, что Нин погиб, попав в руки нацистской группы захвата (P. Preston. Spanish Civil War, 1936-1939. London. Weidenfeld & Nicolson. 1986. P. 137).
279
— Правда! '
— То-то! — удовлетворённо сказал Соловьёв.— Чекист уме- j ет найти концы нити. Он держит следствие в руках. Знаешь ' про диалектику?—Я выдвигаю тебя на первую страницу "Пра- j вды", делаю тебе громкое дело, а ты поможешь мне: начальст- i во любит людей, работающих с напором, с энтузиазмом. Оно в ■ долгу не останется. Ну, понял теперь? Вот тебе и диалектика!
Под утро куча протоколов с разными датами (они доказы- ; вали длительность следствия, упорство шпиона и мастерские ! приёмы следователя) была написана и подписана. Сон прошёл, мы оба были довольны: получилась складная и красивая ис- ; тория.
"Соловьёв добьётся своего: вместе со мной попадёт в «Правду»",— подумал я.
Вдруг дверь распахнулась. Соловьёв вскочил, вытянулся и i щёлкнул каблуками:
— Товарищ народный комиссар, допрос арестованного шпиона Быстролётова ведёт следователь капитан госбезопасности Соловьёв.
Ежов подошёл к столу. Я изумился: так сильно он поседел и пожелтел за это время. Стал другим человеком.
— Признаётся?
— У меня все признаются. Работаю, в таком разрезе, товарищ народный комиссар!
— Правильно. В пользу скольких держав?
— Четырёх, товарищ народный комиссар.
— Мало.
Ежов косо посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, Узнал ли он? Маленький человечек со шрамом на лице — русский Марат, как он любил величать себя, — засеменил из комнаты...
— Сильно сдал Николай Иванович: поседел, пожелтел...
— Ты его знаешь?
Я рассказал о троекратном поцелуе. Соловьёв исподлобы взглянул на меня и ничего не ответил. Потом молча докончи; оформление дела и нажал кнопку звонка.
Через несколько дней встретил меня словами:
280
— Когда тебя расстреляют, гад?
Он долго смачивал под краном лоб и виски и плаксиво повторял:
— Когда тебя расстреляют? Мы сели.
— Ты у белых был?
— Нет.
— А у Махно?
— Нет.
— Какой подлец! Рассуждая в таком разрезе — обыкновенный подхалим! Откуда ты только свалился на мою шею?
Он машинально вынул было из стола мамин архив, потом вдруг вздрогнул, до отказа выдвинул ящик и с силой швырнул туда.
— Где ты жил за границей?
— Вы же знаете, гражданин следователь, в Праге. Окончил там университет.
— И кто там жил из наших белых?
— Эсеры.
Соловьёв долго и мрачно размышлял, то глядя в потолок, то рисуя на листе бумаги кружки и линии. Потом произнёс загробным голосом:
— Ты—эсер.
— Я?
— Гадина ты, Митюха. В этом разрезе, просто падло!.. Мы молчали.
— Кто ты?
— Эсер.
— На суде как будешь говорить, в таком разрезе?
— Эсер.
— Точно?
— Эсер!
— Это правда?
— Эсер.
— Смотри, как наловчился! Долбит, как дятел. Тж-с... Чай пить будешь?
— С лимоном, гражданин следователь. И с бутербродами.
281
— Падлюка. Советского рубля за чай с лимоном не стоишь!
И вот мы сидим и работаем. Вместе. Дружно. Но на этот раз Соловьёв пишет вяло — история получается короткая, серенькая, шаблонная: всё это он мог бы написать с самого начала, ведь начальство так и указало — оформить как студента. Но чувство прекрасного и яркого, любовь к экзотике и громким именам завлекли в дебри вдохновенного творчества: он припутал генерала Туркула и анархиста Нина, Испанию и Болгарию, князя и графа... Составить громкое дело не удалось. Прогреметь на весь Союз — тоже. Теперь Соловьёв угрюмо скрёб пером и записывал мои скучные показания: умерший ещё до моего приезда в Прагу студент, якобы бывший эсером, вербовал в эсеровскую организацию, созданную при Союзе студентов, граждан СССР. Союз студентов создали два офицера чехословацкой полиции — как их фамилии?— Я назвал два чешских похабных слова. "Эти офицеры" завербовали меня в чехословацкую разведку, и за тысячу крон в месяц я сообщал им публиковавшиеся в советских и чехословацких газетах цифры экспорта и импорта. Это я делал из злобы на Советскую власть; за то, что она отобрала у меня в Анапе лучший в городе дом на Пушкинской улице, дом № 51 (такого там нет). Я вербовал в террористическую организацию, а именно: в 1936 году передал в Анапе бомбы бывшей графине Елизавете Робертовне де Корваль1 (хотя она спилась и умерла на десять лет раньше).
' Сейчас уже невозможно выяснить, что побудило Быстролётова (Толстого) давать такие показания, которых от него никак не могли требовать. Откуда рядовому следователю Соловьёву было знать, что, фиксируя в деле имя Елизаветы де Корваль, он тем самым подписывал себе смертный приговор — абсолютно в любом случае. Это было имя одной из любовниц «товарища Ленина». Логика Быстролётова заключалась в обречённости и жажде мести — именно эти чувства и были причиной губительных «показаний». Скорее всею, им владело то же чувство, что и приговорёнными к смерти репрессированными советскими генералами. На Лубянке их ужасно боялись. Такой арестованный мстил всем,— нередко происходили характерные сцены: конвоируемый впивался взглядом в лицо первого встречного нквдэшника и кричал: «Это он! Он завербовал меня!» — Так мстили живые мертвецы, жертвы Революции, пожиравшей своих детей. Так мстил следователю Соловьёву и Быстролётов-Толстой.
282
Я передавал бомбы и мадам Ассиер (уехавшей с белыми за границу ещё в 1918 году). Вот и всё».
Так завершает свой рассказ Быстролётов. Но это, конечно, было не «всё»: следователя Соловьёва через несколько месяцев расстреляли — не без помощи «показаний» Быстролётова-Толстого.
В своих мемуарах Быстролётов-Толстой поместил очень важный эпизод, своего рода драматургически выраженный символ веры тех, кого в СССР называли коммунистами, — людей, чья жизнь целиком прошла, выражаясь словами самого Быстролётова, «на краю ночи». Речь пойдёт о разговоре заключённых, произошедшем вскоре после того, как рассказчик уже решил, сидя в камере Бутырки, до конца исполнить свой долг настоящего коммуниста.
«Я вдруг поймал на себе пристальный взгляд человека, равнодушно лежавшего в самом зловонном углу. Это был невзрачного вида маленький еврей.
— Ви таки можете здесь сесть! —негромко произнёс человек у параши. Он говорил с противным местечковым акцентом.— Ви член партии?
— Нет.
— Я слушал ваш рассказ. Как ви попали в разведку?
— Как специалист и советский человек.
— Какая это была работа?
— Грязная.
— И всё?
— Кровавая.
— И всё?
— Героическая. Мы совершали подлость и жестокость во имя будущего. Я горжусь. Мы делали зло ради добра.
Человек у параши обдумал мои слова.
— Делали зло ради добра... Ви делали зло там, я таки делал зло здесь. Беспартийный разведчик и партийный инженер из "Лесэкспорта" — ми равны: ми оба строили этот дом, его прекрасные комнаты и его вонючая уборная, куда нас посадили сейчас. Теперь у нас два выхода —или наплевать себе в лицо и стать фашистами, или идти вперёд по честной советской
283
дороге до конца. Ми не пропадём. У нас есть коммунистическая идеология. Не ЦК и люди оттуда, а мысли, что? Я вам таки говорю: мысли, идеи. Они нас поведут вперёд. Ви в первый день читали стихи Пушкина. Помните,— о залоге бессмертия? У Пушкина он означал только веру человека в сибе, а ми верим Коммунистической партии. Залог бессмертия у нас t не человеческий, а партийный. Это — Коммунизм. С ним в груди ми и стоим перед испытанием».
Может быть, Быстролётов-Толстой как талантливый рассказчик, что называется, литературно сконструировал эпизод, символично вложив исповедание «коммунистического залога бессмертия» в уста маленького картавого еврея у параши. Но несомненно одно: коммунистический символ веры, «залог бессмертия» был сущностью самого Быстролётова, задолго до того, как он попал в Бутырку, перешагнувшего границу добра и зла, убив в себе человечность и совесть.
Эту коммунистическую веру продемонстрировал Пятаков. В 1927 году он возглавлял советское торговое представительство в Париже. Там, во время встречи с Н. Валентиновым, бывшим соратником-партийцем, он изложил credo «бессмертных». Пятаков развил мысль, что диктатура пролетариата, догмат, сформулированный «бессмертным Лениным», есть только следствие, производное из самого главного: насилия над собой. «Мы должны пожертвовать и гордостью, и самолюбием, и всем прочим. Мы выбрасываем из головы все партией осужденные убеждения. Категория обыкновенных людей не может сделать мгновенного изменения, переворота, ампутации своих убеждений. Легко ли насильственное выкидывание из головы того, что вчера ещё считал правым, а сегодня, чтобы быть в полном согласии с партией, считать ложным? Разумеется, нет. Отказ от жизни, выстрел в лоб из револьвера— сущие пустяки перед другим проявлением воли, именно том, о котором я говорил». Пятаков продолжал изъяснение доктрины революции в умах, — доктрины, освобождающей от «химеры совести»: «Закон есть ограничение, есть запрещение, установление одного явления возможным, другого невозможным. Партия несёт идею претворения в жизнь того, что счита-
284
ется невозможным, неосуществимым и недопустимым. Для неё область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до нуля».
12 сентября 1936 года Пятаков был арестован. В качестве одного из главных обвиняемых фигурировал на процессе «Параллельного антисоветского троцкистского центра». 30 января 1937 года приговорён к расстрелу. Как настоящий коммунист, вступивший в когорту бессмертных, «сузив область невозможного до нуля», говорил другим бессмертным, выступавшим в роли судей: «просил предоставить ему любую форму реабилитации, в частности внёс предложение разрешить ему лично расстрелять всех приговорённых к расстрелу на процессе, в т. ч. и свою бывшую жену»...
В обвинительной речи Вышинский гремел: «Начнём, конечно, с Пятакова, —после Троцкого первого атамана этой бандитской шайки. Пятаков — не случайный человек среди троцкистов, всегда был и есть старый враг ленинизма, в 1915 году он выступает вместе с Бухариным с антиленинской платформой, кстати, обругав Ленина на ходу "талмудистом самоопределения". Пятаков выступает по поводу разоблачения бандитско-террористического объединённого троцкистско-зиновьевского центра. Пятаков рвёт и мечет по поводу подлой контрреволюционной деятельности, — деятельности, окутанной, как он писал, "невыносимым смрадом двурушничества, лжи и обмана". Что скажет Пятаков сейчас, чтобы заклеймить своё собственное моральное падение, свой собственный "смрад лжи, двурушничества и обмана"?»
Пятаков, самоотверженно исполняя волю Партии, «клеймил»:
«Не хватает слов, чтобы полностью выразить своё негодование и омерзение. Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух Советской страны, падаль опасную, могущую причинить смерть нашим вождям и уже причинившую смерть одному из самых лучших людей нашей страны — такому чудесному товарищу и руководителю, как С.М.Киров. Хорошо, что органы НКВД разобла-
285
чили эту банду. Хорошо, что её можно уничтожить. Честь и слава работникам НКВД».
Государственный обвинитель требовал для подсудимых по делу антисоветского троцкистского центра высшей меры — по статьям УК РСФСР: 581а — измена родине, 58 —шпионаж, 58 —террор, 58 —диверсия, 58п—образование тайных организаций:
«Об этих людях и им подобных писал в своё время Ленин, что это вызывающие законное чувство негодования, презрения и омерзения холуи и хамы. Вот эти холуи и хамы капитализма пытались втоптать в грязь великое и святое чувство нашей советской патриотической гордости, хотели наглумиться над нашей свободой, они перешли на сторону врага, на сторону агрессоров и агентов капитализма. Гнев нашего народа уничтожит, испепелит изменников и сотрёт их с лица земли... Ничтожные, заживо сгнившие, потерявшие последний остаток не только чести, но и разума, подлые людишки, собиравшиеся в поход против Советского государства мальбруки, плюгавые политики, мелкие политические шулера и крупные бандиты».
«Бессмертный» Вышинский содействовал скорейшему переходу Пятакова со товарищи в особый подвид «бессмертных». 30 января 1937 года приговор был приведён в исполнение. Через пятьдесят лет, в 1988 году новое поколение клана «бессмертных» реабилитировало Г.Л.Пятакова...
В следующем, 1938-м, в камеру тюремного заключения попал Дмитрий Быстролётов-Толстой, один из множества «бессмертных» среднего звена. Через десять лет после того как Быстролётов дал признательные показания, 10 июня 1948 года, проходил другой допрос. Их разделяли не только годы,— за это время началась и окончилась Вторая Мировая война. В 1948 году на Лубянке допрашивали Георгия Трегубова. В известном смысле этот допрос не менее интересен и важен, чем показания Толстого-Быстролётова. Повествование Трегубова замечательно и тем, что характеризует столько же рассказчика — члена НТС, сколько и следователя — майора госбезопасности с такой ярко русской фамилией: Смирнов.
286
«...Меня снова вызывают на допрос в знакомую комнату 693-А.
Допрос очень мирный. Пишутся длиннейшие и скучнейшие протоколы. "Разговор" о давно прошедших делах берлинской эмиграции, о церковном расколе, о митрополите Евлогии, о берлинском епископе Тихоне и о Высшем монархическом совете. Разговор походит скорее на непринуждённую беседу. И вдруг:
— Скажите, Трегубое, какое отношение имеет НТС к масонам?
Непонимающе смотрю на следователя.
— Не знаю. Никогда ничего не слышал об отношении нашей организации к масонам.
— Так... Совсем не слышали? А вы знаете, что очень многие в русской эмиграции считают, что вы — масонская организация?
— И что же? Вам не нравится, что нас считают за масонов? Ничего вам не могу ответить. О масонах... это что-то вроде духовного религиозно-мистического ордена, ставящего себе целью гуманитарно-политическое и религиозное преобразование человечества, вернее, его лучшей и избранной части.
Следователь меня внимательно и серьёзно слушает.
— Так, значит, по-вашему, масоны — это безобидная религиозно-мистическая организация и НТС не имеет к ней никакого отношения?
— Гражданин следователь, кому же, по вашему мнению, угрожают масоны?
Следователь садится на стол и вытаскивает из кармана "Беломор", добродушно протягивает мне.
— Масоны, Трегубов, — это организация крупной американской буржуазии, злейший враг прогрессивного человечества. Это — подлинный чёрный интернационал. Такой, каким когда-то были иезуиты и которые теперь выдохлись, облачённые в обветшалые и драные ризы католичества. Но так же, как средневековая католическо-феодальная реакция создала орден иезуитов в целях борьбы со всем прогрессивным в мире, так и теперь чувствующая свою гибель американская буржуазия —
287
самая могущественная из мировой буржуазии — создала свою всеобъемлющую и всеохватывающую организацию, нити которой опутывают весь мир. Эта организация, прикрываясь маской духовного возрождения человечества, борьбы со всем противным гуманизму, защиты прогресса от реакции, в действительности сама насквозь реакционна, ибо она стоит на непримиримых позициях к материализму.
"Браво, госиода масоны",—думаю я про себя.
— Дело в том, что вы или сознательно забыли или не знаете подлинных и основных целей масонства. Это организация прежде всего классовая. Организация, созданная буржуазией в целях подчинения себе трудящихся, усыпления их классовой бдительности и классового чутья. Добиваются они этого при помощи мистики и выспренних разглагольствований на темы о спасении человечества и о его нравственном и моральном совершенстве. Запомните, Трегубов, никакие мистические и духовно-религиозные ордена, будь они хоть семи пядей во лбу, ничем не могут помочь человечеству, пока окончательно не исчезнет капиталистическая база производства. А когда она будет уничтожена и человечество, по примеру Советского Союза, перейдёт сначала к экономическим формам социализма, а потом и к коммунизму, тогда даже и в теории не нужны будут никакие масоны, спасающие человечество и души людей от каких-то там моральных изъянов. При наличии общества, в котором отсутствует эксплуатация, никого ни от чего не надо будет спасать. И это будет потому, что исчезнет экономическая база капитализма, то есть первопричина всего зла.
— Да, масоны это трест,— продолжает следователь,— вот что такое масоны, Трегубов... Конечно, масоны — не политическая партия, но это нечто гораздо более опасное, это — закулисные двигатели, заправилы всей американской реакционной политики. Они так же закулисно заправляют республиканцами, как и демократами. Так вот учтите и поймите: ваш НТС — это мелкий козырь в руках американской реакции, то есть в конечном счёте, масонства.
Следователь явно доволен своей тирадой, и я вижу, что у него эрудиция работника областного масштаба.
288
Вся эта тирада мне сильно напоминает трескучие филиппики некоторых прогитлеровских личностей, подвизавшихся среди наиболее малограмотной в политическом отношении части русской эмиграции. Эти филиппики в своё время, особенно в Германии, направлялись но адресу всех тех, кто не желал считать, что виной всего являются евреи и их "боевая организация" — так называемые жидо-масоны. Минутами мне кажется, что я нахожусь на собрании РНСД в Берлине, примерно в 1936-1938 годах. Ещё раз меня поражает сходство безответственной демагогии крайне правого крыла русской эмиграции с умонастроениями Лубянки. Недостаёт только того, чтобы следователь ещё заявил, что НТС тайно заправляют евреи. Мне кажется, что над Лубянкой проносятся тени протоколов сионских мудрецов, почтенной газеты под названием "Жидовед", почтенных публикаций компании Маркова-второго и знаменитого в своё время издательства кн. Горчакова "Долой зло".
— Так вот,— ничтоже сумняшеся продолжает мой словоохотливый майор,— вы — бедная жертва американского масонства.
Я молчу.
— Масоны, они, конечно, сильны. Всей Америкой, можно сказать, заворачивают, по и мы не слабы и уж раскатаем мы этих американцев, вот так!.. — он приподнимает свой сапог.— Как прошли мы Манчжурию, Германию, Балканы и идём по Китаю, так и до Америки доберёмся, никуда они не денутся. Ваша армия вон какая была, а и то справились. Под Сталинградом был?—вдруг спрашивает следователь.
— Нет, не был.
— Вот то-то ты ничего и не знаешь. И американцы ничего не знают. Да и где им вообще. У них ведь демократия, всем бабы заправляют, людей у них нет, все друг на дружку, Пётр на Петрушку. А у нас — нажал на одну кнопку и всё разом пошло.
Я чувствую, что какой-то чертёнок подмывает меня вступить в дискуссию. Я скромно опускаю глаза и лицемерно вздыхаю.
289
— Конечно, гражданин следователь, что может быть лучше подлинного социализма? Я и сам, пожалуй, готов признать, что так красноречиво описанный Марксом прыжок из царства необходимости в царство свободы — вещь превосходная, но дело в том, что до сих пор ещё никому не удалось провести подлинного социализма в жизнь.
Следователь удивлённо смотрит на меня.
— Как никому не удалось? А СССР?
Тут наступает очередь для меня вытаращить глаза, и минуту мы, как два филина, один откормленный и толстый, другой истощённый, худой, но от этого не менее злой, смотрим, вытаращив глаза, друг на друга.
— На Западе частный капитализм, а у вас государственный. Против частного капитализма хоть бунтовать можно. А на государственный, вроде вашего, только Господу Богу жаловаться можно. А если Бог, как у вас, упразднён...
Следователь, кажется, поражён, что обнаглевший арестованный развёл матёрую антисоветскую агитацию. Но его тоже подмывает.
— Так, вы подождите, Трегубов... Пусть будет хоть государственный сверхкаиитализм. Но народ-то ведь у нас хорошо живёт.
Однако он тут же почему-то спохватывается:
— Ну, ладно. Давайте ближе к делу»'.
Но вернёмся в предвоенные годы, эпоху подготовки Мировой войны. Наивно думать, будто репрессии тридцатых годов были патологическими злодеяниями Советской власти. — Нет. Тридцать седьмой стал просто очередным и совершенно неизбежным этапом планов новой Мировой войны. Необходимо было устранить тех, кто в той или иной степени мог помешать делу Революции; естественно, среди приговорённых умереть в тридцать седьмом, было немало людей в погонах. В последнее время версия, что тридцать седьмой стал страшным годом именно для евреев, обрела статус «общеизвестного факта».
1 Ю. А. Трегубов. Какое отношение имеет НТС к масонам? // Восемь лет во власти Лубянки. Пережитое. Frankfurt/Main, 2001. С. 58-61.
290
Об этом увлечённо рассказывают дети репрессированных — «невинные жертвы» трагического тридцать седьмого'. Па деле же обилием еврейских имён и фамилий отмечен только самый высший эшелон репрессированных, а это объясняется той громадной долей евреев в руководстве и управленческом аппарате страны, которую они всегда составляли со времени переворота 1917 года. Причём обычно посты «заменявшихся» евреев-руководителей наследовали их .единоверцы.
Поясним на примерах. В октябре 1937 года был арестован нарком оборонной промышленности Моисей Львович Рухимо-вич (приговорён к расстрелу 28.07.1938), на его место пришёл еврей, правда, с русской фамилией —Борис Львович Ванников, гот самый Ванников, который потом возглавил 1-е Главное управление при СНК СССР — суперминистерство, организовывавшее все исследования и работы по «советскому» ядерному оружию. Должность начальника Политуправления РККА и зам. наркома обороны, которую занимал Ян Борисович Гамарник (настоящее имя — Яков Пудикович), получил Лев Захарович Мехлис, в прошлом член партии «Рабочие Сиона». Вместо начальника Спецотдела ГУГБ НКВД Г. И. Бокия появился И. И. Шапиро, и т. д. и т. д.
Параллельно чистке высших эшелонов волна репрессий прокатилась по городам и весям советизированной России. Жертвами государственного террора стали десятки тысяч «советских граждан» — от председателя колхоза и директора завода до простой доярки, которая за нечаянное слово оказывалась «троцкисткой» со всеми вытекающими из этого последствиями. Но вот что характерно: чем менее высокие социальные слои населения СССР затрагивали репрессии, тем меньший — в геометрической прогрессии — процент в числе репрессированных приходился на евреев. Среди доярок таковых не было вообще...
Миф о противостоянии Сталина евреям искусно культивируется; по вполне определённым причинам его распространяют
' Большинство журналистов и писателей, сведущих в истории Советской России, распространяют ту же схему трактовки событий и на послевоенный период («дело врачей» -«невинные жертвы 1953-го»).
291
как противники Сталина и «сталинской тирании», так и те, кто не понимает и не хочет понимать смысл происходившего в СССР, провозглашая «великого Сталина» спасителем русской государственности.
Анри Барбюс в биографии Сталина—легенде о вожде «первой свободной страны», писал, что Сталину в его героической работе помогал только один секретарь — Поскрёбышев. Действительно, Поскрёбышев занимал важное место в структуре секретариата тов. Сталина. Но вопреки этой литературной версии, список «помощников» Сталина был обширен. Перечень личных секретарей вождя как-то не очень соответствует легенде о «борьбе тов. Сталина с евреями».
Поскрёбышев был главным личным секретарём Сталина и являлся заведующим Секретным отделом ЦК. Штат личных секретарей Сталина официально именовался «помощниками секретаря ЦК»; эти люди и были объединены в Секретный отдел ЦК. Поскрёбышев был женат на родственнице Троцкого,— контроль за работой и жизнью «главного винтика» Страны Советов был надёжным. Многие годы личным секретарём Сталина по кадровым вопросам являлся старый большевик и старый алкоголик В.Селитский (с декабря 1917-го по октябрь 1919 года —в Наркомате Внутренних дел, редактор «Вестника, НКВД»...). Другой личный секретарь Сталина Б. Двинский отвечал за контроль над ОГПУ. За финансы и внешнюю торговлю отвечал Гришин. Радек занимался внешней политикой и прессой (потом это место занял Макс Литвинов — Мейер Баллах); Л. Мехлис и Н. Ежов тоже входили в число личных секретарей Сталина.
Но самой характерной в этом ряду секретарей Сталина, «боровшегося с сионистами в СССР», была фигура Каннера— любимого личного секретаря вождя. Г. Каннер попал к Сталину странным образом — совсем молоденьким. Сталин очень любил Каннера, так что хотя тот не имел даже среднего образования, вождь, полюбивший еврейского юношу, сделал его своим личным секретарём по тяжёлой промышленности. Десять лет тов. Сталин любил своего секретаря по тяжёлой промышленности — тов. Каннера, как вдруг Каннер попросил
292
i ов. Сталина отпустить его учиться в Промакадемию. Это ста-н) настоящей сенсацией в Секретном отделе ЦК. Но несмотря на смелый шаг Каннера, вождь не перестал его любить. Кан-нер окончил Промакадемию и получил один из самых ответственных постов в Наркомате тяжелой промышленности, прекратившись в своего рода кронпринца новой советской аристократии. Однако в конце концов Сталин пересгал любить Каннера, и Каннера... репрессировали, а затем и расстреляли.— По Мехлиса не репрессировали и не расстреляли, а похоронили в Кремлёвской стене. Каннер и Мехлис эффектно олицетворяют «антиеврейскую» политику тов. Сталина, причём отнюдь не только в Секретном отделе ЦК.
Итак, тотальный террор явился весьма действенным средством подготовки страны к войне. Как происходила смена караула номенклатуры Советской власти? Понять это поможет пример, имеющий отношение к теме настоящего исследования. Приговор маршалу Тухачевскому был подписан ещё в 1935 году. Всё остальное являлось делом техники, тем более, ничего особенного выдумывать не требовалось: на протяжении нескольких лет Тухачевский, Якир, Уборевич, Рудзутак и иже с ними только лишь усердно выполняли директивы, полученные сверху. В своё время, в тридцать седьмом, эти люди стали козлами отпущения, тысячи других были уничтожены с той же целью: для обеспечения успешного начала II Мировой войны.
Одно из обвинений, предъявленных Тухачевскому, гласило: «Тухачевский передал немецкому генералу Боккельбергу, приезжавшему с официальной военной миссией в Москву в мае 1933-го, сведения о мощностях ряда заводов». Неизменно сопровождавший Боккельберга во время визита полковник Сухорукое в отчётах компетентным органам сообщал: «В мае 1933 года в СССР приезжала группа офицеров Рейхсвера для ознакомления с некоторыми заводами военной промышленности. В главе группы стоял генерал Боккельберг — начальник вооружения Рейхсвера. Это был ответный визит после осмотра Тухачевским военных предприятий военной промышленности Германии. Программа показа была согласована с Правительством
293
и утверждена Наркомвоенмором. В числе объектов показа предусматривалось посещение 1-го авиазавода, 8-го артиллерийского завода и Тульского оружейного завода. Сопровождали группу Боккельберга представители Главного артиллерийского управления РККА и работники внешних сношений... По окончании визита был составлен отчёт»1.
Картина была бы неполной без упоминания об отчёте пом. начальника Отдела внешних сношений РККА Шрота, в котором военный чиновник сообщал «о поездке генерала Боккельберга в Тулу, Харьков, Днепрогэс и Севастополь с 17-го по
24 мая 1934 года». Документ помечен грифом «Совершенно секретно». Шрот действовал оперативно. Отчёт датирован
25 мая; это означало, что документ был представлен руководству немедленно но возвращении из поездки. Приведём только самые характерные места из довольно обширного отчёта.
«16.5 группа генерала Боккельберга в составе: ген. Боккельберга, полковника Гаргмана, подполковника Томаса, капитана Кребса, инж. Поллерта в сопровождении ном. нач. Отдела внешних сношений тов. Шрота выехала из Москвы и прибыла 17.5 в 8°° в Тулу. В Туле осмотрели "Оружейный завод", причём главнейшее внимание ими было обращено на технологический процесс производства... При осмотре пулемётного цеха Боккельберг просил передать моему командованию о его желании получить наш лёгкий пулемёт "Депярёва", взамен чего они согласны дать нам их лёгкий пулемёт "Дрейзе". Завод произвёл на них очень хорошее впечатление... Боккельберг спросил Банникова (директора завода), сколько выстрелов выдерживает ствол нашего пулемёта при непрерывной стрельбе. Директор завода ответил— 100 тысяч выстрелов. Боккельберг выразил своё недоумение, отметив, что этого быть не может, так как, по имеющимся сведениям, во всех армиях пулемётные стволы не выдерживают больше 20 тысяч выстрелов. Впоследствии недоразумение было выяснено, и Боккельбергу было
'Справка о проверке обвинений, предъявленных в 1937г. судебными и партийными органами т.т. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родине, терроре и военном заговоре //Военные Архивы России. Вып. 1-й. М„ 1993. С.66-67.
294
сообщено, что наш пулемётный ствол выдерживает 15 тысяч выстрелов.
Во время завтрака, устроенного в честь прибытия гостей, Боккельберг отметил, что мы можем гордиться тем, что сумели поставить образцово производство оружия... Боккельберг на приёме изрядно перепил, вёл себя весьма непристойно, упав в конце концов под стол...
В Харькове немцам показали Тракторный завод. Новейшее американское оборудование и станки привлекли их внимание, инж. Поллерт технологические процессы тщательно записывал в свою записную книжку. Боккельберг спрашивал, строит ли завод танки, на что ему ответили, что танков на заводе не производят. Размах производства и громадная территория цехов ошеломили гостей... После осмотра завода поехали на Днепрогэс. Боккельберг и другие неоднократно говорили, что "для того, чтобы решиться на постройку такого гигантского сооружения, необходимо иметь железную волю и такие же нервы"...
В Севастополь прибыли 20.5... Группа была принята Командующим Морскими Силами Кожановым и Начальником штаба Душёновым. Разговор носил официальный характер...»
Примечательны выводы рапорта «тов. Шрота»:
«Осмотренные группой предприятия произвели несомненно выгодное для нас впечатление... Боккельберг открыто завидовал СССР...
Группу Боккельберга интересовали более всего технологические процессы, химический состав стали и материалы, объём производства в мирное время и в период мобилизации. Сведения по последним вопросам им не сообщали и тактично отмалчивались. У группы создалось впечатление широкого показа, хотя они и рассчитывали на осмотр более секретных видов вооружения (танки, новейшие моторы и проч.), но группа претензий на более широкий показ не заявила. В пути им были созданы самые благоприятные условия, всюду их принимали весьма любезно и предупредительно».
Лаконичные пояснения относительно «любезных и предупредительных» приёмов группы ген. Боккельберга тов. Шрот дал в 5-м пунше выводов рапорта, сообщив о том, что
295
Боккельберг, Томас, Кребс и Поллерт чрезмерно выпивали,— по выражению полковника Гартмана, — «напивались до потери сознания и как свиньи» (ЦГАСА. Ф. 33987. Оп.З. Д. 497. Л. 143-148. Подлинник).
Как видим, сопровождающие выполнили свои задачи отлично. Посещения оборонных заводов чередовались «любезными приёмами» — генеральскими пьянками на высшем уровне (в Туле выпили так, что Боккельберг совершенно не помнил, как они ездили в Ясную Поляну, а Кребс потерял свою секретную записную книжку, которая, естественно, оказалась у сотрудников НКВД). —Итак, немцы получали строго санкционированную информацию — и не более того.
В свою очередь генерал Боккельберг в докладе о поездке в СССР сообщал: «Совместная работа с Красной Армией и советской военной промышленностью, учитывая грандиозность советских планов, крайне желательна не только по военно-политическим соображениям, но и по военно-техническим».
Для организации обвинения Тухачевского как шпиона в принципе не надо было ничего придумывать — нужно было только сместить акценты, чтобы совместная титаническая работа по созданию условий Мировой войны, необходимой для дальнейшего осуществления Революции, предстала шпионской, контрреволюционной, троцкистской деятельностью определённого ряда лиц. Так и было сделано. К июню 1941-го многие из коммунистов, самоотверженно трудившихся не щадя сил для достижения «светлого будущего», навсегда замолчали — они, ликвидированные «враги народа», уже никак не могли помешать (ни справа, ни слева) тому, что должно было произойти в военные годы Второй Мировой.
Между прочим, одной из сокровенных причин предвоенной чистки в Красной Армии было уничтожение некоторых лиц из тех, кто принимал участие в создании нацистских вооружённых сил. Они должны были унести то, что знали, в могилу... В 1992 году была издана часть рассекреченных архивов, книга получила довольно точное название: «Фашистский меч ковался в СССР». Документы потрясают даже профессиональных исследователей истории XX века: мир стал наковальней,
на которой молот и свастика должны были выковать новый мировой порядок.
В тридцать седьмом был расстрелян Тухачевский — как шпион немецкой, японской и польской разведок. А в пятьдесят пятом по обвинению в шпионаже был уничтожен Берия. И в том и в другом случае обвинения были и правдой и неправдой. Правда — по букве закона — заключалась в действительных фактах, но эти факты истолковывались нужным образом. Неправда же состояла в том, что эти люди не служили польской, японской или немецкой разведке, эти люди не служили, в конце концов, даже советской Компартии, в любви к которой они клялись перед расстрелом. Они служили тем надгосударствеп-ным силам, которым подчинены правительства и которые вершат сатанинское дело Мировой Революции. На жертвенном алтаре Революции многие из них и окончили свои дни. Тухачевский слишком много знал. В определённом смысле он стал мешать—и был убран из игры.
В 1961 году Генштаб СА и ВМФ СССР дал следующее заключение о военной деятельности Тухачевского и лиц, проходивших по тому делу: «Внимательно следя за подготовкой и развитием армий капиталистических государств, Тухачевский вносил немало разумных предложений по планированию войны, по улучшению нашего стратегического развёртывания... Вопросам стратегического развёртывания и планам войны М. Н. Тухачевский придавал большое значение. Он в основном правильно оценивал силы и средства противников и возможности наших вооружённых сил...»
Советская власть всегда особо ценила теоретические разработки М. Н. Тухачевского, особенно в области гражданской войны. Возглавив 27 августа 1921 года академию РККА, Тухачевский «внёс свежую струю в работу академии и Высших военно-академических курсов, в утверждение ленинских взглядов па пути строительства и подготовки Красной Армии» («Академия Генерального Штаба: История Военной орденов Ленина и Суворова I степени академии Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР имени К. Е. Ворошилова». М., 1976. С. 35 -36).
В своё время на расширенном заседании учёного совета
297
академии Генштаба Тухачевский прочёл лекцию, в основу которой легли тезисы его работы «Стратегия национальная и классовая». Вот что вещал с кафедры маршал-каратель: «Русские генералы не сумели понять Гражданскую войну, не сумели овладеть её формами... Мы видим перед собой не "малую" войну, а большую планомерную войну, чуть ли не миллионных армий, проникнутых единой идеей... В рядах этой армии среди её преданных, рождённых Гражданской войной военачальников начинает складываться определённая доктрина этой войны, а вместе с ней и теоретическое обоснование... Изучение основ и законов гражданской войны — это вопрос коммунистической программы. Лишь на базе марксизма можно обосновать теорию гражданской войны, то есть создать классовую стратегию»1.
Это означало,— как откровенно писал несколько позже «красный маршал», детально, на десятках страниц, доказывая догмат необходимости войны, — что «войну приходится вести в основном не с бандами, а со всем местным населением»2,— то есть против России.
Столь же положительно оценивает Генштаб и деятельность соратника «красного маршала» — Уборевича. «Уборевич как командующий приграничным округом непрерывно следил за изменением политической обстановки в соседних государствах, проявляя неустанную заботу о разработке наиболее целесообразных планов вооружённой защиты Советского государства... Он правильно оценивал возможные силы противника, особенности теагра военных действий, роль новых родов войск и значение первоначального мощного удара наших войск»7'.
Удивительное дело: Советский Генштаб выносит оправдательный приговор Тухачевскому — человеку, который отличил-
'Цит. по: В.М.Иванов. Маршал М.Н.Тухачевский. М.: Воениздат, 1985. С. 233-234.
2 Лекция опубликована в «Война и революция». 1926. № 7-9.
3 Справка о проверке обвинений, предъявленных в 1937 г. судебными и партийными органами т.т. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родине, терроре и военном заговоре //Военные Архивы России. Вып. 1-й. М., 1993. С.70-71.
298
ся в военном отношении только в масшгаоных карательных операциях против населения собственной, условно говоря, страны.— Не следует забывать, что Тухачевский был евреем, поэтому ни к кронштадтским морякам, ни тем более к тамбовским крестьянам он не испытывал никаких чувств, кроме безжалостной ненависти. Между прочим, Тухачевскому никогда не ставились в вину осуществлённые им злодеяния. Естественно, не упоминает о действительных преступлениях Тухачевского и Сталин, потому что он был полностью солидарен с «красным маршалом — героем гражданской». Не упоминает об этих деяниях по уничтожению русского крестьянства ни советский Генштаб, ни Главная Военная Прокуратура, ни КГБ, пи Военная Комиссия, рассмотревшая 31 января 1957 года заключение Генерального прокурора СССР по делу Тухачевского и отменившая обвини тельный приговор. В том же году полностью реабилитировал Тухачевского по партийной линии Комитет Партийного контроля при ЦК КПСС. Впрочем, эти решения Советской власти сами но себе не способны удивить. Но вот что странно: восторженную оценку Тухачевскому даст... маршал Жуков. Не будем голословны. В своих «Воспоминаниях» полководец Великой Отечественной пишет: «О Тухачевском мы слышали .много хорошего, и бойцы радовались, что ими будет руководить такой талантливый полководец».— Поясним: Георгий Жуков, будучи в то время командиром кавалерийского эскадрона, принимал самое непосредственное участие в карательной операции против тамбовских повстанцев-крестьян, проводившейся иод командованием славного — для Жукова—Тухачевского.
В конце апреля 1921 года Тухачевского назначили командующим войсками Тамбовской губернии, в задачу которых входило подавление мощного крестьянского восстания. Кстати сказать, назначение произошло довольно необычным образом.
Зам. Троцкого Эфраим Маркович Склянский писал Ленину: «Я считал бы желательным послать Тухачевского на подавление Тамбовского восстания». Ответ Ленина был многозначительным: «Предлагаю назначить его без огласки в центре, без публикации». Политбюро ЦК РКП(б) решением от 27 апреля
299
постановило: «Назначить единоличным командующим войсками в Тамбовском округе Тухачевского, сделав его ответственным за ликвидацию банд Антонова. Дать для ликвидации месячный срок. Не допускать никакого вмешательства в его дела». — После карательной операции в Кронштадте Тухачевскому доверяли.
Маршал Жуков вспоминал этапы героического боевого пути: «Впервые я увидел Тухачевского на станции Жердевка, куда он приехал в штаб нашей 14-й отдельной кавалерийской бригады... Перед отъездом он сказал: "Владимир Ильич Ленин считает необходимым как можно быстрее ликвидировать кулацкие мятежи и их вооружённые банды. На вас возложена ответственная задача. Надо всё сделать, чтобы выполнить её как можно быстрее и лучше"».— К концу мая в Тамбове, Борисоглебске, Кирсанове и других городах губернии в срочном порядке были созданы концлагеря на пятнадцать тысяч человек. «С назначением Тухачевского и Антонова-Овсеенко борьба с бандами пошла по хорошо продуманному плану. Заместителем Тухачевского был Уборевич».
Прервём на минуту увлекательный рассказ Жукова о героях Гражданской войны — «славных красных командирах». Процитируем приказ, который точно иллюстрирует те методы, которые советский маршал ничтоже сумняшеся называет «хорошо продуманным планом»\ Этот приказ № 171 от 11 июня 1921 г. подписали: командующий войсками Тухачевский, председатель полномочной комиссии Антонов-Овсеенко, председатель Тамбовского губисполкома Лавров, секретарь губкома партии Васильев. Мы приведём самые важные положения приказа:
«Полномочная комиссия ВЦИК приказывает:
1. Граждан, отказывающихся назвать своё имя, расстреливать на месте—без суда.
2. Объявлять об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.
3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать без суда на месте старшего работника в семье.
1 Г.К.Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1992. С. 114. .
300
Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитские, старшего работника в семье расстреливать на месте без суда, семья подлежит аресту и высылке, имущество конфискуется.
В случае бегства семьи имущество распределять между верными Советской власти крестьянами, оставленные дома разбирать или сжигать».
Последний пункт этого страшного документа гласил: «Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно».
Карательная операция на исконно русской земле проводилась действительно беспощадно. Вот одно из донесений, ежедневно поступавших к Тухачевскому и Антонову-Овсеенко:
«26 июня, при занятии с. Тулогуново... были взяты заложники. Населению предложено немедленно выдать бандитов и оружие. По истечении двухчасового срока на глазах населения было расстреляно пять заложников. Расстрел произвёл на население сильнейшее впечатление».
Всё это происходило в полном соответствии с «социалистической законностью»: 23 июня 1921 года Тухачевский и Антонов-Овсеенко подписали приказ № 116, обобщающий методы борьбы против русского крестьянства. Процитируем этот выдающийся документ советской военной мысли:
«Намечаются волости, и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отделения, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волости оцепляются, берутся 60-100 наиболее видных лиц в качестве заложников и вводится осадное положение. Въезд и выезд на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на котором прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК № 130 и № 171 и приговор для волости. Жителям даётся два часа на выдачу бандитов, оружия, а также бандитских семей; население ставится в известность, что в случае отказа заложники будут расстреляны. Если население бандитов не указало, заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники...»
301
Завершается этот приказ так: «По окончании чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и насаждается милиция. Настоящее принять к неуклонному выполнению».
Почему мы приводим здесь эти документы, относящиеся по времени к началу двадцатых годов? — По той простой причине, что эти этапы исторических деяний Советской власти послужили одной из подлинных причин массового перехода солдат так называемой «Рабоче-Крестьянской» Красной Армии на сторону немцев в первые месяцы войны 1941 года,— и потому тоже, чтобы отчётливо понимать, каков был боевой путь человека с русской фамилией «Жуков»,— впоследствии он станет «маршалом Великой Отечественной». Но самая главная причина, побуждающая говорить об этом: карательная война лротив тамбовских крестьян была эпизодом Великой Отечественной войны, разразившейся в России отнюдь не 22 июня 1941 года. И в этой Отечественной войне на Тамбовщине в 1921 году против русского народа воевали: каратель — «Красный маршал Тухачевский» и каратель — командир взвода Жуков, гордо носивший красные революционные штаны,— как он и объяснял своим бойцам — цвета крови, пролитой за дело Революции.
Начиная свою карьеру красного командира в карательной операции на Тамбовщине, Жуков появился в Красной Армии в качестве командира взвода. Как это было, поведал сам Г.К.Жуков: «Разыскав 2-й взвод, я зашёл к Агапову, временно исполнявшему должность командира взвода. Агапов рассказал мне о каждом бойце. Затем приказал собрать людей. Поздоровавшись со взводом, я сказал:
— Вот что, товарищи. Меня назначили вашим командиром. Хочу посмотреть коней, боевое снаряжение и лично с каждым познакомиться.
Во время осмотра некоторые бойцы демонстративно разглядывали мои красные пианы. Я заметил это и сказал:
— Меня уже предупреждал командир полка Андреев, что вы не любите красные штаны. У меня, знаете ли, других нет. Ношу то, что дала Советская власть! И я у неё в долгу! Что касается красного цвета, то это, как известно, революционный
302
цвет и символизирует он борьбу трудового народа за свою свободу и независимость»1.— О том, цвета чьей крови были i алифе Г. Жукова, свидетельствует «оперативно-секретный» приказ Тухачевского (от 12 июня 1921 года, за № 0116):
«Для немедленной чистки приказываю:
1.Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространилось полностью по всему лесу, уничтожая всё. что в нём пряталось.
2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места погребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.
3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ.
4. О принятых мерах донести».
20 июня помощник начштаба РККА, будущий маршал, В. М. Шапошников сообщал Тухачевскому об отправке пяти химических команд и химических отрядов. Соответствующее распоряжение подписал инспектор артиллерии Республики Шейдеман.
Первая газовая атака из-за задержки с противогазами была проведена только 13 июля. Кстати сказать, военная необходимость в газовой атаке к этому времени отпала — восстание было уже фактически подавлено. В тамбовских лесах скрывалось чуть больше тысячи повстанцев, которым противостояла 120-i ысячная группировка войск. Тем не менее, газовая атака была проведена. 16 июля Тухачевский доложил Ленину о полной победе. Однако химическая война против тамбовских крестьян продолжалась. 3 августа командир батареи Белгородских артиллерийских курсов докладывал: «Батарея 2-го августа в 8°° выступила из с.Инжавино в с.Карай-Салтыково, из которого выступила в с. Кинец. Заняв позицию, в 1600 батарея открыла огонь по острову, что на озере в 15-ти верстах северо-западнее с. Кинец».— На остров бежали крестьяне окрестных сёл, спасаясь от карателей. «Выпущено 59 химических снарядов,
1 Г.К.Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1992. С. 110-111.
303
65 шрапнелей, 49 гранат. После выполнения задачи батарея в 2000 возвратилась в с. Инжавино».
Через двадцать лет сыновьям людей, переживших этот ад, предстояло сделать выбор: что защищать на полях сражений: родную русскую землю, Родину — или Советскую власть? Командир взвода Жуков в своих «Воспоминаниях» гордо пишет, что сделал свой выбор — он защищал Советскую власть ив 1921 году на Тамбовщине, и в 1939-м на Халхин-Голе, и в 1945-м на Зееловских высотах, обрекая десятки тысяч русских солдат на верную смерть в лобовых атаках лишь потому, что Берлин должен был пасть в «красный день» коммунистического календаря — 1 мая 1945 года. Советскую власть защищал маршал Жуков и после войны — на страницах своих «Воспоминаний и размышлений». Эти «Воспоминания» прославленный маршал Жуков завершил удивительно искренним исповеданием коммунистической веры.
«Великая Отечественная война явилась крупнейшим военным столкновением социализма с наиболее реакционной и агрессивной силой империализма — фашизмом. Это была всенародная битва против злобного классового врага, посягнувшего на самое дорогое, что только есть у советских людей, — на завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, на Советскую власть.
Прямо скажу, мы не могли бы победить врага, если бы у нас не было такой опытной и авторитетной партии, как партия Ленина, социалистического общественного и государственного строя.
Историческая всенародная победа в Отечественной войне ярко показала преимущества социалистического общественного строя, великую жизненную силу и нерушимость СССР.
Ничто не могло сломить волю советского человека, победную поступь Социализма.
Величие исторической победы Советского Союза в борьбе с фашистской Германией состоит в том, что советский народ отстоял не только своё социалистическое государство. Он самоотверженно боролся за пролетарскую, интернациональную цель...
304
В итоге победы Советских Вооружённых Сил над германским фашизмом и японским милитаризмом прогрессивные народы ряда государств Европы и Азии, сплотившись под знаменем марксизма-ленинизма, разгромили реакцию в своих странах и образовали социалистические государства. Ныне они вместе с СССР составляют нерушимый братский союз социалистического содружества, мощь которого является падёжной гарантией против любых политических и военных авантюр.
Величайшие жертвы, понесённые нашим народом в Великой Отечественной войне, оказались не напрасными. В результате победы создалось новое соотношение сил в мире'.
На XXIV съезде КПСС коллективный разум партии разработал величественную Программу мира.
Выдвинутая КПСС Программа предполагает чётко определённую, продуманную, логически увязанную систему действий. Это хорошо подготовленное фронтальное наступление на главных направлениях современной мировой политики.
Как повернулась бы жизнь, не свершись Октябрьская революция?
Перебирая все вехи жизни, главной считаю ту, от которой мы все ведём отсчёт.—Революция!
И когда пришёл час защитить это главное завоевание, мы знали, за что сражаемся». — Вот ключ к пониманию блестящей карьеры и «немеркнущей славы» маршала Жукова.
Маршал Жуков пишет: «Прошли годы. Забылись трудности гражданской войны. Но никогда не изгладится из памяти то, что каждым из нас (то есть: Тухачевским, Уборевичем, Антоновым-Овсеенко, Жуковым.— //. С.) руководила твёрдая вера в справедливость идей, которые провозгласила Ленинская Партия в дни Октября!»2
Эти три строчки жуковских «размышлений» совершенно отчётливо указывают на то, что Жуков вполне осознанно служил делу Мировой Революции. В двух предложениях, хотя и в форме штампов коммунистической фразеологии семидесятых годов XX века, чётко сформулирован принцип организованных смут и революций всех времён.
2 Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1992. С. 118.
305
Достарыңызбен бөлісу: |