Тема 3. Общая структура, виды и динамика глобальных проблем

Для понимания общей экспозиции и состояния глобальных проблем современности необходимо осознанно встать на ту точку зрения, из которой весь массив образовавшихся проблем предстает в виде открытой и динамической системы. Проще говоря, глобальные проблемы нужно воспринимать и соответственно реагировать на них как на относительно упорядоченное структурное образование¹.

Вполне естественно, что это утверждение может показаться странным, ведь, например, обнаружить внутренние связи между научно-техническим прогрессом, продовольственной проблемой и продолжительностью человеческой жизни, – дело достаточно нелегкое. Тем более, если взять в расчет локальные и региональные экономические факторы, характер политических институтов, наконец, социокультурную специфику отдельных стран.

На самом деле искомые связи могут быть найдены, адекватно описаны и взяты под социальный контроль в том случае, если исходная научная абстракция видит в (казалось бы) разрозненных и слабосогласованных элементах жизни современного человечества целостную и подвижную систему². Действительно, таковая нащупывается представителями глобалистики и другими специалистами в области мировых проблем, но с результатами, во многом отличными друг от друга. Вся сложность вопроса зиждется на несогласованности фокусов рассмотрения глобальных проблем, в различных методиках их анализа, и как следствие, выражается в фиксации различной конфигурации внутрисистемных элементов, включая главный – системообразующий. В таком случае, целесообразно остановиться на нескольких вариантах «прочтения» анатомии системы глобальных проблем. Этот шаг откроет перед нами возможность увидеть общий эскиз всей системы, а от него перейти к её унитарно-дифференцированной конкретизации.

Так, упомянутые представители «Римского клуба» – А.Кинг и Б.Шнайдер предложили рассматривать всю систему глобальных проблем через три наиболее болезненные тенденции современности. Во-первых, ими был отмечен рост вооружения по всему миру (отсюда – идея конверсии военных производств и перевод их мощностей в русло мирных задач). Во-вторых, подчеркнуто неравномерное развитие стран и регионов мира (отсюда их призыв к реализации альтернативной модели глобальной динамики, где бы не было места отсталости и застою). В-третьих, зафиксирована несбалансированность энергопотребления и состояния биосферы (отсюда идея реорганизации всей энергетики с целью предотвращения потепления климата)³. Но этих трех (или десяти, если использовать максимальный список, ими предложенный) тенденций, типичных для современного мира, всё же мало для того, чтобы иметь объемную картину происходящего. Нужен более взвешенный научный подход¹, который бы позволил выявить и определить всю конфигурацию рискогенных и деструктивных тенденций.

Для этого необходимо вспомнить о научных методиках (приемах), позволяющих произвести первичное упорядочение интересующего нас проблемного поля. Речь идет о классификации и типологизации как инструментах научного поиска. В настоящий момент признано, что именно классификация позволяет рассматривать огромное разнообразие предметов в определённой системе². При этом результаты любой классификации всегда относительны, поскольку описываемая система классов является статичным и относительно стабильным объектом³. В свою очередь, типологизация (типизация) – это научный приём, применяемый, как правило, к динамическим, т.е. нестабильным системам и объектам⁴. Отсюда, как нам кажется, проистекают реальные трудности в упорядочении всего массива существующих глобальных проблем. Рассмотрим возникающие варианты классификации чуть подробнее.

Обратим внимание на то, что А.Кинг и Б.Шнайдер по сути предлагают типическую характеристику ситуации, заявляя о милитаризации, энергообеспечении и экологии, наконец, об экономическом неравенстве как о своеобразных шаблонах понимания всей мировой динамики. Напротив, коллектив современных российских авторов – представителей политологии и теории международных отношений сводят всё многообразие проблем к следующим классам: проблемам ресурсов и среды обитания (проблема мирового энергетического баланса, глобальная проблема водных ресурсов, климат и экология, человеческий ресурс); проблемам неравномерности социально-экономического, военного и политического развития (социально-экономические проблемы «глобального Юга», наркоторговля, проблема нераспространения ядерного оружия, информационно-коммуникационные технологии). При этом особый класс проблем манифестируют проблемы, связанные с глобальными и локальными конфликтами; феномен международного терроризма; глобализация и проблемы глобального управления (регулирования)¹. Разумеется, приведенный перечень не является совершенным ни с точки зрения сущности современной мировой политики, ни с точки зрения взаимосвязи и взаимообусловленности всей системы актуальных глобальных проблем. Скорее данный подход отражает состояние и некоторые структурные перспективы международных правовых отношений, которые сами находятся в становлении и требуют отвечающей сверхпротиворечивым реалиям глобальной ойкумены институционализации.

Преодоление трудностей, возникающих при использовании этих методов в качестве изолированных, видится в совмещении обоих перспектив. Точнее, в объединении классифицирующей методики охвата проблем, реализуемой в схеме «от общего к особенному», с типологизирующей методикой, идущей по пути «от единичного к особенному»². Ниже мы попытаемся показать, что наиболее удачные попытки классификации глобальных проблем опираются именно на процедуру согласования обоих методов.

Итак, современные подходы в понимании структуры глобальных проблем можно представить в следующем виде. Одни авторы, представители социологического подхода в понимании глобальных проблем (А.Габю, Э.Фонтела), пытаются фиксировать их фактуру при помощи контент-анализа, метода Дельфи, анкетирования жителей различных стран и регионов планеты на предмет их озабоченности чем-либо. Результат – список из 28 глобальных проблем, куда входит большинство проблем современного развития, актуальных для тех или иных обществ. Однако, главный акцент, который делают представители данного подхода, состоит в установлении конфигурации и специфики проблем, характерных для жизни конкретного социума, типа его социокультурной организации. Например, для ЮАР, Норвегии, Венесуэлы, Украины... Конечно, здесь довлеет индуктивная (лат. inductio – наведение) методика³ освоения предмета, необходимая, но часто недостаточная для установления внутрисистемных связей. Разумеется, выявленные проблемы увязываются с целями этих обществ, а также с имеющими средствами (ресурсами) для их достижения. Но вне поля зрения остаются «идейно-ценностно-мотивационные основания» (Ю.В.Павленко), придающие конкретному обществу его реальный облик и формирующие направленность его коллективных действий.

Другая группа авторов, осуществляющая текущий мониторинг проблемных ситуаций по всему миру, как правило, опирается на открытые источники информации (Internet, телевидение, газеты, журналы и т.д.). В результате такого эмпирического знакомства со многими патовыми ситуациями, в которые попадает человечество, прорисовывается достаточно пестрая их картина. Так, в «Ежегоднике мировых проблем и человеческого потенциала», пространных обзорах Конгресса Соединенных Штатов Америки зафиксированы 286 разнообразных проблем мирового развития, а среди наиболее часто встречающихся отмечены 32 проблемы: продовольственная, ресурсная, экологическая, проблемы здравоохранения и образования, неравномерной экономической динамики и др. Если вспомнить о том, что Союз международных ассоциаций (Брюссель) в 1986 году опубликовал список 10 000 мировых проблем, то ситуация выглядит почти тупиковой. Но этот подход представлен и более взвешенными исследованиями, в частности, такой известной компанией как RAND, сформированной под эгидой ВВС США, но после окончания «холодной войны» заметно изменившей предметное поле научного поиска¹. Сегодня RAND Corporation публикует отчёты о проблемах здравоохранения, наркоторговли и борьбы с нею, глобальной экологии, мировых рынков и международной безопасности². Однако говорить о системном видении проблем и их адекватной классификации здесь не приходится, поскольку исследователи, как правило, фиксируют надводную часть айсберга, оставляя без внимания его скрытую и более масштабную часть.

Основные трудности, связанные с фиксацией системных связей в их реальной конфигурации, повторимся, кроются в индуктивном способе охвата имеющихся проблем. В связи с этим обратим внимание на то, что индуктивные обобщения выстраиваются по принципу: частные случаи «наводят на общее». Основные её схемы – перечислительная, математическая и неполная индукции характеризуются необозримостью числа сходных случаев, с определенной регулярностью дающих знать о себе фактов. Построение же полной индукции (случая полного совпадения отчета о фактах со всеми реальными случаями) всегда было делом весьма затруднительным, тем более в междисциплинарных исследованиях и подходах. Глобалистика тут не исключение, поскольку её главная задача – найти и описать всеобщую эколого-антропо-социо-техническую связь. Причем, как связь причинного и структурного характера. Но здесь следует указать, что индукция корректна в случае движения от частного к частному, в некоторых случаях, от частного к особенному, и только в исключительных случаях, от частного к общему³. Отсюда – слабые результаты этих подходов.

В некоторой степени подобный поверхностный и несистемный характер понимания мировой проблематики преодолен в разработках Мирового Банка, занятого не просто наблюдением и сбором фактов о негативных процессах и явлениях, но реальной помощью наиболее в ней нуждающихся. Так, в достаточно интригующей работе вице-президента Всемирного банка Жан-Франсуа Ришара «На переломе: Двадцать глобальных проблем – двадцать лет на их решение» (2002), предложена классификация, вбирающая в себя три класса мировых проблем. Следуя правилу реагирования на самые неотложные проблемы материальными и финансовыми инструментами Мировой Банк (в лице Ж.-Ф. Ришара и его команды) приходит к следующей констатации. Сегодня в мире наибольшую остроту вызывают:

1. 
   группа экологических проблем, включающая в себя проблемы:
   

• 
  глобального потепления
  
• 
  потери биоразнообразия и экосистем
  
• 
  истощение рыбных запасов
  
• 
  уничтожения лесов
  
• 
  нехватки чистой воды
  
• 
  сохранности и загрязнения прибрежных вод;
  

2. 
   экономические и социальные проблемы:
   

• 
  бедность
  
• 
  конфликты, терроризм
  
• 
  образование для всех
  
• 
  глобальные инфекционные заболевания
  
• 
  цифровой (информационный) разрыв между государствами
  
• 
  стихийные бедствия;
  

3) проблемы управления миром:

• 
  налогообложение для XXI в.
  
• 
  нормативное регулирование биотехнологий
  
• 
  построение глобальной финансовой структуры
  
• 
  незаконный оборот наркотиков
  
• 
  правила торговли, инвестирования и конкуренции
  
• 
  права и интеллектуальная собственность
  
• 
  правила элементарной торговли
  
• 
  нормы международного труда и миграции¹.
  

В данном подходе мы видим более-менее четкую ориентацию на фиксацию группы однородных и взаимосвязанных проблем. К примеру, глобальное управление включает в себя различные аспекты аудита, менеджмента и администрирования, которые обязаны опираться на единую международную правовую базу. Но таковая создаётся с заметным опозданием и не всегда отвечает той социальной турбулентности, которая имеет место на многих площадках мира.

Конечно, существуют и другие версии истолкования системы глобальных проблем. Скажем, группа современных российских авторов, представляющих Академию госслужбы при Президенте Российской Федерации (А.В.Возжеников, М.А.Выборнов, Д.В.Коростылев и др.) делают двойное ударение: с одной стороны, на проблемах-наследниках «холодной воны» (контрабанда ядерных материалов, насилие этнического и религиозного характера, организованная преступность); а с другой, на новейших проявлениях дестабилизации в мире (рост населения и его неконтролируемая миграция, конкуренция за использование природных ресурсов, варварское отношение к окружающей природной среде, растущая урбанизация, бедность и связанные с ней проблемы алкоголизма, наркомании, преступности, высокой заболеваемости и смертности населения)¹. Действительно, такая позиция правомочна, поскольку она подводит весьма определённые основания под оба класса описываемых проблем. Вместе с тем, в ней не просматривается возможности выделения в самостоятельную группу проблем, связанных с жизнедеятельностью современного человека. В частности, на этом настаивает футуролог В.С. Цаплин, усматривая в неадекватности мышления современных людей, в их поведенческих моделях предпосылку формирования всего объема противоречивых цивилизационных процессов². То же можно сказать о проблеме научно-технического прогресса, по непонятным причинам вынесенной «за скобки» некоторыми авторами. Такое положение дел тем более странно, ведь проблемы НТП и НТР (научно-технической революции) уже получили достаточно адекватное осмысление и оценку в советской и современной отечественной литературе³.

По нашему мнению, приведенные варианты классификации заметно уступают философско-методологическому (или дедуктивно-аналитическому) подходу, предложенному в начале 80-х советскими авторами В.В.Загладиным и И.Т.Фроловым, и дополненному в начале 90-х А.Н.Чумаковым. Первое, что бросается в глаза, так это намерение этих исследователей идти научным путем: восходить от абстрактного – к конкретному, при этом сохраняя приверженность ранее зафиксированному предмету глобалистики (см. тему 1). Кроме того, здесь мы встречаемся с попыткой выделения классов глобальных проблем, основанной на их предельной общности и особой актуальности. Применяемый указанными авторами метод известен под названием дедуктивного (лат. deductio – выведение), или метода познания, основывающегося на идее перехода от общего к частному, от посылок к следствиям. Разумеется, тут дедукция строится на интуиции о первичном синтезе глобальных проблем, об их исходной общей конфигурации. В расчет берется принцип наибольшей конфликтогенности, причем не только между системами «природа» / «человек» / «общество» / «техника», но и внутри самих этих систем. Понятно, что современное сообщество или глобальная цивилизация – это основной генератор проблем. Отсюда и проистекает реальная иерархия глобальных проблем.

Первую группу составляют проблемы интерсоциального взаимодействия, формат и содержание которых конституируются и прежней историей, и современными тенденциями мирового развития. Прежде всего – глобализацией как формой существования дискретного человечества в определенной логике (о чем я скажу подробнее в теме № 5). Вторая группа объединяет те проблемы, которые оформились в результате сложного взаимодействия человека и общества, диалектического сочленения этих двух величин. Наконец, третью группу образуют проблемы, возникшие в ходе реализации деятельности современного общества в рамках контактов с планетарной природной системой.

Разумеется, эту условную иерархию пронизывают вертикальные связи, объединяющие либо первую и вторую группы, либо все три группы сразу. Кроме того, глобальные проблемы имеют и горизонтальное измерение, т.е. связи, соединяющие их между собой в единую структурную композицию. Но она выглядит принципиально незавершенной, поскольку мир находится в состоянии системных трансформаций. Конечно, это обстоятельство говорит о неполноте полученных абстракций (классов и их объединения в систему), но общий ход мысли этих авторов нужно признать правильным, в виду системного фокуса понимания мироцелостности и присущих ей имманентных противоречий.

Итак, формализуем вслед за советскими и российскими авторами весь массив знаний о мировых проблемах в таблицу:

№ п/п	Группы глобальных проблем		Конкретные глобальные проблемы
1	Интерсоциальные проблемы		- предотвращение войны и сохранение мира; - преодоление отсталости и обеспечение экономического роста; - международный терроризм; - международный наркотрафик; - международная торговля людьми и человеческими органами; - проблема диалога культур и цивилизаций	Проблема НТП и обеспечения основных прав людей и свобод человечества	ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМА
2	Проблемы___в_системе_«человек_-_общество»'>Проблемы в системе «человек - общество»		- проблема народонаселения; - проблема образования; - проблема здравоохранения; - проблема адаптации человека к современным условиям; - развитие различных культур и их взаимодействие; - обеспечение социальной стабильности и борьба с антиобщественными явлениями; - проблема управления внутриличностным и внутрисоциальным хаосом
3	Проблемы в системе «общество - природа»	проблема взаимо-отношения общества с окружаю-щей средой (экологи-ческие проблемы)	- загрязнение окружающей среды (о(охрана почв, водного и воздушного бабассейнов); - проблема сохранения флоры и фауны; - сохранение генофонда; - проблема управления биосоциальным метаболизмом
		проблема освоения обществом природы	- природные ресурсы; - энергетическая проблема;
		новые глобальные проблемы	- освоение космоса; - освоение Мирового океана;

Таблица 1. Классификация глобальных проблем современности
Как видим, предлагающийся вариант классификации описывает вполне реальную ситуацию в мире. Тем не менее, он соотносителен времени, месту и действию их объективации в материи истории, в 80-е – 90-е г.г. прошлого столетия.

Нужно отметить, что как раз это время можно считать во многом переломным этапом в развитии всех ныне живущих обществ. Существующая характеристика этого этапа как переходного, весьма однозначна: человечество, ведомое западной цивилизацией с США во главе, вступило в мегатренд¹, т.е. переходный к собственно глобальной форме фазис развития дискретного человечества. Тем не менее, его поступь определяется новыми правилами игры: «мы превратились в общество... просто идущее от инцидента к инциденту (даже от кризиса к кризису)»¹. Тем самым можно сказать, что прессинг глобальных проблем – на этом переходном этапе – заметно вырос и усилился. Подобное мнение разделяет и сам А.Н.Чумаков, ныне пишущий о методичном воздействии глобализации на общую конфигурацию (=коррекцию в сторону усиления и усложнения) глобальных проблем².

В таком случае, приведенная выше таблица должна быть скорректирована в нескольких направлениях: с точки зрения дополнения всех трех классов проблем новейшими глобальными проблемами, появлением которых человечество обязано как постсоциалистической трансформацией значительной части мира, так и успехами в научно-технической сфере (в каждый из классов мы сделали соответствующую подстановку, обозначенную курсивом). Кроме того, в классифицирующей таблице обязан быть прописан сюжет, посвященный человеку как глобальной проблеме. Речь, конечно, идет не о человеке вообще, как некоторой предельной научной и философской абстракции, на которую можно «списать» все просчеты и ошибки глобального биосоцотехнического развития. Напротив, при характеристике субъекта-генератора глобальных проблем нужно учитывать конкретные типы мироотношения, сложившиеся в контексте становления различных цивилизационных систем, и в таком виде, выступающих способом «оформления» человеческого материала и поведенческих матриц. Поэтому здесь правильнее сделать ударение на конкретном антропологическом типе – «западоиде» (А.А.Зиновьев), сформированным всем ходом развития западной цивилизации, своими ментальными установками и деятельностью, методично подстегивающим ситуацию к динамическому углублению кризиса. В дальнейшем мы дадим развернутую транскрипцию бытия и деятельности такого человека. Сейчас же остановимся на каждом из классов подробнее.
2. Общая характеристика интерсоциального блока глобальных проблем.

В современной литературе, посвященной интерсоциальным проблемам, обсуждается многогранный характер тех взаимодействий, который уже сложился в более-менее устойчивую систему международно-правовых, хозяйственных и культурно-информационных отношений. Так, в широко известной книге американского литературоведа М.Хардта и итальянского философа А.Негри – «Империя», выделены фундаментальные черты современной имперской реальности. Под империей они предлагают понимать: а) системы пространственной всеобщности или власти над всем цивилизованным миром; б) порядок, который на деле исключает дальнейший ход истории путем закрепления существующего положения дел; в) власть, пронизывающую весь социальный мир по вертикали, т.е. до самих глубин существования людей как социальных существ¹. Проще говоря, созданный США и всем западным сообществом мировой порядок можно рассматривать как целостную и стабильную биосоциальную реальность.

С другой стороны, исследователями всё чаще подчеркивается переходность нынешнего исторического момента, следовательно, незавершенность и неустойчивость сложившихся социальных форм и конфигураций. Так, сторонники трендового представления о миросистеме фиксируют три ключевых момента, присущих феномену нынешнего социо-исторического перехода: во-первых, наблюдается перевод обществ на новый уровень исторической эволюции, а именно, метасистемной; во-вторых, именно сейчас вступил в действие «механизма» разделения и связывания исторических уровней и состояний; в-третьих, в сегодняшнем мире наличествуют разные результаты социокультурной эволюции цивилизационно-дискретного человечества². Несомненно, с этими констатациями следует согласиться, если в расчет принять ранее изложенную цивилизационную точку зрения на исторический процесс.

Вместе с тем, учет обеих позиций образует более прочный фундамент для понимания нынешней комбинации, формата и валентности всего массива глобальных проблем, в центре которого находятся наиболее болезненные проблемы интерсоциального плана.

Приступая к уяснению природы глобальных проблем, входящих в интерсоциальную группу (класс), нужно хотя бы в общем виде выработать представление о законах строения и эволюции социальных систем. В интересующем нас контексте следует говорить не только и не столько о законах общества, открытых и зафиксированных по отдельности этнологией и демографией, социологией и политологией, рядом экономических дисциплин, культурологией и имиджелогией, социальной антропологией и психологией, этикой и правом, и в таком приватном виде соотносящихся с реалиями конкретных подсистем, уровней, сфер и элементов социума. Для глобалистики скорее важен учет структурно-организационных и динамических принципов жизни социума как такового, взятых в фокусе общей, хотя и многомерной эволюции универсума. Отдельный человек, равно как и большие группы людей не могут жить под воздействием одного или нескольких произвольно избираемых³ законов социального бытия.

В этом отношении правомочно вести поиск «законов социальной комбинаторики» (А.А.Зиновьев) или пытаться соединить основополагающую абстракцию социума, которую пытались выработать О.Конт, Г.Спенсер, К.Маркс, Э.Дюркгейм, Н.Я.Данилевский, В.С.Соловьев, С.Л.Франк, Р.Мертон, Т.Парсонс, П.Сорокин, Т.Веблен, А.Шютц, Д.Белл, Ж.Эллюль и др. социальные мыслители, с разнообразными эмпирическими наблюдаемыми и фиксируемыми вариантами коллективной человеческой деятельности и коммуникации, возникшими на основе и под определяющим воздействием эволюции космо- и биосфер. И по большому счету, социальные законы должны быть распознаны через свою эмпирическую реализацию, а именно: как реальное соответствие различных форм человеческой деятельности друг другу в масштабе развивающегося универсума. Такая постановка вопроса уже имела место в социальной философии Н.Я.Данилевского, исходившего из того, что социальное бытие порождается благодаря культивированию четырех разрядов деятельности: 1) религиозной; 2) культурной (в узком значении), включающей в себя научное, художественное и техническое творчество; 3) политической; 4) социально-экономической¹. Но адекватный взгляд на соединение всех видов деятельности и их носителя – человека, в непротиворечивую социоприродную тотальность пока находится в стадии разработки. В частности, отечественный автор В.В.Кизима настаивает на общем подходе в решении социальных проблем, в виде поиска формулы «гармонизации всей системы человеческих отношений», в т.ч., в ситуации сверхактивного развития отношений человека, общества и природы как «единого топологического комплекса»².

Однако пониманию такого положения дел предшествовали, и в каком-то смысле сейчас конкурируют с ним, частные представления. Для понимания природы социума, а значит, законов его строения и развития уже приобрели такие его основополагающие абстракции или модели: натуралистическая (построенная на растительных, животных, географических, расовых, этнических, психо-витальных и собственно биологических идеях и подходах), реалистическая (основывающаяся на религиозных и метафизических принципах), деятельностная (опирающаяся на марксистские, техноцентрические, культуроцентрические презумпции), феноменологическая (созданная при помощи социально-феноменологической методологии) и персоналистическая (сформированная в русле персоналистских, экзистенциалистских, философско-антропологических идей)³. С точки зрения каждого из этих подходов социальное бытие имеет вполне определенные основания⁴, законы устроения⁵ и развития⁶.

Социально-философский синтез, если прямо говорить о решаемой здесь задаче, нацелен с одной стороны на объяснение устройства и функционирования социальных систем, равно как он направлен на понимание законов социально-значимой деятельности. Вместе эти процедуры образуют методологическую рамку освоения социального бытия, и, прежде всего, в аспектах его тотальности и целостности, плюс аспектах культурно-исторической и антропо-социальной дискретности. Но этот синтез также обязан вмещать проблему социального действия, в своё время поставленную немецким социологом М.Вебером как четырехвариантную (целе-рациональный, ценностно-рациональный, традиционный и аффективный типы действия)⁵ и сейчас переосмысленную в свете теории управления⁶. В веберовском взгляде на общество, тем не менее, наиболее интересна мысль о том, что каждое зрелое общественное объединение – вследствие согласия – формирует «целевой союз», а значит, конституирует общие правила жизни и «органы», отвечающие за функционирование этого союза.

В то же время, каждый из названных выше социально-философских подходов имеет собственную версию происхождения всех наличных социальных институтов, отношений и ценностей. Скажем, расовое, метафизическое или классовое понимание генезиса войны, её форм, методов и целей. Или, к примеру, фундирующие понимание всякого цивилизованного общества институты церкви, семьи, школы, науки и искусства, а также его политические и хозяйственные структуры. Именно с учетом ранее выработанных и подтвердивших свой эвристический потенциал социально-философских представлений, станет более понятной логика тех социальных и интерсоциальных процессов, благодаря которым возникают и развиваются глобальные проблемы. И в первую очередь, проблемы милитаризации обществ, входящих в современную миро-целостность, и связанных с нею вопросов предотвращения войн и достижения состояния всеобщего мира.

В общем плане, проблема войны-и-мира интегрирует в себе собственно природные (ресурсные), социальные (поселенческие, этнические, демографические, экономические, политические), культурные (технические, этико-правовые, ценностные) и антрополого-витальные (рациональные, волевые и духовные) аспекты человеческой деятельности. Именно поэтому, как фундаментальная проблема человеческого общежития, – война давно стала объектом пристального внимания. К ней, хотя и под различными углами зрения, обращались крупнейшие мыслители всех времен и народов – Сунь Цзы и Аристотель, Ибн Хальдун и Э.Роттердамский, Т.Мор и И.Кант, А.Смит и К.Маркс, Н.Федоров и Вл.Соловьев, М.Ганди и Л.Толстой, А. де Сент-Экзюпери и Р.Арон, А.Хомейни и С.Х.Наср и мн. другие. Желая понять природу данного феномена, они обращали внимание на экономические, политические, психологические, этнические и антропологические, наконец, на социокультурные аспекты последнего. Кроме того, в ряде случаев (А.Чижевский, Н.Кондратьев, П.Сорокин) мы встречаемся с попытками обобщить военный опыт человечества в виде циклических представлений о флуктуации войны¹.

Тем не менее, предлагающиеся определения войны² должны быть скорректированы в направлении признания за ней (войной) важнейшего, имманентно присущего практически всякому обществу, расположенному на общем векторе социальной эволюции, института (гипотеза Дж.Вастокаса). Между тем, нетривиальным нужно признать и другой взгляд, в соответствии с которым война – суть «механизм» разрешения конфликтов, неизбежных при дискретной и полицентрической логике развития истории¹. И если первый, монолинейный подход призывает нас видеть войны в столкновениях аграрных обществ 1-й и индустриальных обществ 2-й «волн», а теперь индустриальных обществ 2-й и постиндустриальных обществ 3-й «волн» социального развития², то второй, полилинейный подход усматривает источники и мотивы войны в природе тех или иных цивилизаций, находящихся на разных этапах своей социо-исторической и культурно-антропологической эволюции³. Оба подхода имеют свои объективно сильные и слабые стороны, однако, вторая позиция представляется более совершенной уже хотя бы потому, что сегодня войска Запада (США и их союзников по НАТО) присутствуют в 170 из 200 стран⁴, расположенных на политической карте мира.

Этот аргумент может показаться слабым на фоне общей количественной характеристики феномена войны. Первое, о чем говорит статистика, так это о том, что 9/ 10 всего времени, которое живет человечество, оно провело в войнах. Общие потери к сегодняшнему дню составили более 3,6 млрд. человек. Если взять в расчет европейский контекст, причем, с учётом как внешних, так и внутренних (религиозных, политических, гражданских) войн, то картина будет иной. С момента царствования Карла Великого до сер. XIX в. произошло 186 войн; между 1480 и 1964 годами – 284 войны; за период с 1898 года по ноябрь 1917 года имели место 52 случая военных действий; с ноября 1917 года по сентябрь 1945 года – 64 войны; с 1945 по 1975 гг. – 143 случая⁵. Подчеркнем, что по этому показателю Запад заметно опережает иные цивилизации.

Современное положение дел внутри западной цивилизации, а именно, отсутствие войн между государствами, органично принадлежащими западному сообществу, характеризуется ссылкой на «закон Майкла Дойла». Он гласит: война между либеральными демократиями в принципе невозможна, ибо они достигли необходимого международно-правового сознания в решении конфликтных вопросов в отношениях между собой¹. Иное дело, участие Запада в войнах на территории стран, чья политическая и культурная системы разительно отличаются от его собственной. Вспомним хотя бы войны в бывшей Югославии, Афганистане и Ираке, которые объединенный Запад и его не-западные сателлиты проводили либо под эгидой защиты прав национальных меньшинств, как то имело место в сербском крае Косово в одностороннем порядке, – по отношению к албанскому населению², либо под эгидой борьбы с т.н. исламским терроризмом³. Сейчас для многих стало понятно, что как двойные стандарты Запада по отношению к сербам, так и фальшивка с атакой террористов на США и ответной «контртеррористической операцией» в Азии, были ничем иным, как средствами сдерживания иных цивилизационных игроков⁴. Или: инструментами закрепления достигнутого одностороннего преимущества Запада после успешного завершения «холодной войны». Прежде всего, демонстрации своего имперского могущества перед Россией, Китаем, Индией и исламскими обществами.

В свою очередь, нужно обратить внимание на такой немаловажный фактор современных мировых процессов, «завязанных» на войну, как производство и торговля вооружениями. Вспомним, что во время «холодной воны» (1946 – 1989) основными производителями и экспортерами оружия были США и СССР, хотя и в неравной степени. В 1977 году, т.е. в разгар «холодной войны» мировые затраты на вооружение составляли более одного млрд. долларов ежедневно; после завершения противостояния двух блоков затраты на вооружение несколько снизились (это прежде всего коснулось бывших республик СССР и соцлагеря) и составили 5 % от совокупного мирового дохода (эта цифра, между прочим, превышает показатели промышленного производства всей Африки)⁵. Сегодня, по данным Стокгольмского международного института исследований мира совокупные военные расходы растут непрерывно, и значительно быстрее, чем в эпоху «холодной войны» (на 6 % в совокупности, и на 2,5 – 3 % в год)¹. Эти показатели подросли за счет новой, «глобальной гонки вооружений», инициированной США, нынешний военный бюджет которых составляет примерно половину всех мировых расходов на оборону² и равен (в показателях 2010 года) 668 млрд $³. Методичное инновационно-технологическое усиление Запада со США во главе, заставило некоторые страны вооружаться «впрок»: к ним относятся государства Ближнего Востока, Грузия, Малайзия, Вьетнам. При этом Запад, производящий и продающий в «третий мир» огромное количество обычных вооружений, даже при учете фактора модернизации их армий, преследует цель «принуждения к миру».

Конечно, такой количественный, хотя и дифференцированный взгляд на проблему не позволяет установить природу многих войн, равно как распознать противоположную тенденцию жизни обществ, стремящихся к миру и согласию. В этом плане любопытно обратить внимание на содержание и цели военных доктрин ведущих современных государств⁴ и военно-политических блоков. К примеру, такие государства как США, Великобритания и в меньшей степени Россия, имеют наступательные военные доктрины, а, скажем, Китай предпочитает опираться на «оборонную доктрину». Однако их принципы и цели заметно отличаются друг от друга. Возьмем для примера «Стратегию национальной безопасности США» и «Стратегическую концепцию НАТО», в которых просматриваются любопытные детали. В первом случае мы видим ранжирование интересов (ценностей и целей) сверхдержавы:

Группа А: интересы выживания (survival interests):

• 
  обеспечивающие территориальную целостность и суверенитет;
  
• 
  безопасность и процветание США;
  
• 
  независимость и сохранность существующих институтов власти.
  

Группа Б: критически важные интересы (critical interests). Эта группа интересов важна постольку, поскольку она поддерживает интересы выживания. В сферу данных интересов включены интересы:

- обеспечивающие безопасность важнейших глобальных систем – энергетической, коммуникационной, транспортной и системы здравоохранения;

- недопущение появления враждебных сил, способных контролировать важнейшие воздушные и морские линии коммуникации;

- предотвращение появления страны или группы стран, способных противостоять США в глобальном масштабе, а также противников, способных доминировать в ключевых регионах мира;

- обеспечение безопасности союзников;

- предотвращение распространения оружия массового поражения среди реальных и потенциальных противников США.

Группа С: существенные интересы (significant interests). Соблюдение этих интересов оказывает влияние на благосостояние США и формирование международной обстановки в целях продвижения своих национальных интересов и ценностей. Эта группа интересов связывается с необходимостью:

- развития и структуризации межгосударственных норм, благоприятное развитие рыночной экономики, демократии и способов соблюдения прав человека;

- борьбы с международным терроризмом, нелегальным оборотом наркотиков и преступности;

- предотвращением незаконной миграции, геноцида и массовых убийств;

- обеспечение безопасного и свободного продвижения американских граждан за рубежом¹.

В контексте рассматриваемой глобальной (интерсоциальной) проблемы войны-и-мира этот документ, принятый во время первого президентства Дж.Буша-мл. (2002), даёт все основания видеть во внешней политике США нацеленность именно на военные действия, как на наиболее эффективный инструмент решения собственных ресурсных, социально-экономических и собственно политических проблем. Аргументом, подтверждением этой позиции может служить мысль З.Бжезинского, бывшего советника по национальной безопасности президента США Дж.Картера, профессора университета им. Дж. Хопкинса и большого «друга» Украины: «три великие обязанности в имперской геостратегии (здесь: США – Д.М.) заключаются в предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости от общей безопасности, сохранении покорности подчиненных и обеспечении их защиты и недопущении объединения варваров»². Конечно, подобное высказывание можно оставить без внимания, как это делают политики всего мира, желающие видеть в Америке могущественного «стратегического партнера». Однако сами США не скрывают своего отношения к другим государствам мира, часть из которых квалифицированы как «вассалы», а часть как «варвары» в контексте «нового мирового порядка».

В свою очередь НАТО или Североатлантический альянс (Nort Atlantic Treaty Organization), который стал инициативой именно США (Вашингтонский договор от 4 апреля 1949 года), вот уже более 60 лет предстает в виде международного военно-политического института, обеспечивающего общую безопасность как его государств-членов (сегодня это: Бельгия, Болгария, Великобритания, Венгрия, Германия, Голландия, Греция, Дания, Исландия, Испания, Италия, Канада, Латвия, Литва, Люксембург, Норвегия, Польша, Португалия, Румыния, Словакия, Словения, США, Турция, Чешская республика, Франция, Эстония), так и экономически-и-политически зависимых от Запада государств и территорий. В частности, речь идёт об идее «расширения» НАТО на Восток. Не секрет, что юное (по меркам) истории государство Украина рассматривается Брюсселем как «стратегический партнер»¹.

При этом договор формально базируется на уважении к целям и принципам ООН, т.е. на желании «жить в мире со всеми народами и правительствами»². Однако, если встать на точку зрения международного права, то данное обстоятельство выглядит несколько иначе. Проблема состоит в том, что статья 5 указанного Договора, в которой сформулирован основной принцип деятельности НАТО, гласит: «Стороны соглашаются, что вооруженная атака против одной или более из них в Европе или Северной Америке будет рассматриваться как атака против них всех»³. Однако дальнейшая ссылка на 51 статью устава ООН, которая предусматривает право коллективной самозащиты различными региональными организациями, может считаться некорректной, поскольку согласно уставу ООН только Совет Безопасности может санкционировать меры (в т.ч. и военные⁴) по обузданию любых форм насилия. К сожалению, события последних лет (Югославия, Афганистан, Ирак) показали, что НАТО в своем видении ситуации может не считаться с Уставом ООН, полагаясь на свою всё возрастающую мощь и «растущее» международное признание.

Конечно, при учете динамики глобальных проблем в последние годы, НАТО вынужден был сменить некоторые декорации (напр., генерировать ряд программ и мероприятий, посвященных решению проблем метереологии, океанографии, экологии)⁵, но его деятельность, тем не менее, не коснулась трансформации сущности международного военного блока, которая определяется Стратегической концепцией альянса (1999). В ней, в частности, определен пункт по расширению масштаба военных операций, т.е. легитимирован выход за пределы традиционной зоны ответственности блока (Северная Америка и Канада, Атлантика, Европа, Средиземноморье) в Азию (Афганистан, Ирак, Пакистан) и Африку (Судан), а сегодня, в Восточную Европу и Кавказ. Обоснованием подобного шага служит борьба с международным терроризмом¹. Сегодня – с пиратством. Однако, если вспомнить, что НАТО в 1966 году покидала Франция (из-за Суэцкого кризиса), плюс учесть нежелание некоторых членов нести ношу войны в Ираке (2003), делает эту организацию явно неуниверсальной.

Тем не менее, западная цивилизация под лозунгами общего блага и безопасности в очередной раз переходит Рубикон, что вообще чревато дальнейшими осложнениями международной обстановки. Для того чтобы понять логику этих действий достаточно вспомнить причины и фактуру первой и второй мировых войн. Формально первая мировая война (1914 – 1918) актуализировала исторические, геополитические и экономические противоречия между германо-австрийским, славянским и блоком т.н. западных демократий. Достаточно кровопролитная и затратная война² привела к переделу мира по Версальской системе. При этом главы государств Германии, США, Бельгии, Франции, Великобритании, Италии, Японии, Польши и Чехословакии 27 августа 1928 года в пакте Бриана-Келлога официально заявили об осуждении метода обращения к войне для урегулирования международных конфликтов и отказе (!) в своих взаимоотношениях от войны в качестве национальной политики. В свою очередь советское предложение, высказанное на конференции по разоружению в 1933 году, а именно: распространить это воспрещение на не-западное пространство было отклонено. В конце концов, в международном праве возобладала позиция Великобритании о запрете «применения силы» только в Европе. Следовательно, остальной мир потенциально стал ареной новых войн.

Если прибегнуть к исторической справке, в общем, так оно и произошло. В 1931 году Япония без предупреждения захватила территорию бывшей Маньчжурии и одну из провинций Китая, а в 1935 году Италия начала войну за овладение территорией Эфиопии. Но самое, пожалуй, важное: Германия, руководствовавшаяся идеей реванша³, в 1938 году осуществила беспрецедентный аншлюс (присоединение территории Австрии, в 1939 году – Чехословакии, а в 1940 году оккупировала государственные территории Норвегии, Дании, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга). Затем жертвами Третьего Рейха, в его устойчивой ориентации на мировое господство, стали Польша, Франция и Греция, наконец, СССР. При этом последовало формирование фашистской оси: Берлин – Рим – Токио, вокруг которой и развернулся театр действий Второй мировой.

Вообще, Вторая мировая война вошла в историю человечества как наиболее масштабная: в ней приняли участие 72 государства, было мобилизовано около 110 млн. военных. Объектом атак здесь становится не только противник, но также мирное население и хозяйственная инфраструктура. Отсюда колоссальные потери – 62 млн. человек, из них – 19,9 млн. советских граждан¹. Данные потери несопоставимы с материальными и человеческими потерями союзников по антигитлеровской коалиции, открывшими второй фронт в июне 1944 года². Справедливым представляется мнение, в соответствии с которым победа СССР над Германией в этой кровопролитной войне, обеспечила Великобритании и США³ дальнейший дрейф в сторону реализации идеи мирового господства. Недаром 05.03.1946 года в г.Фултоне (США) премьер-министр Великобритании У. Черчилль, произнес свою знаменитую речь, ставшую своеобразным прологом к «холодной войне» (1946 – 1989 гг.). Тем самым, ещё недавние союзники по антигитлеровской коалиции (США, Великобритания и СССР) де факто дезавуировали свои Ялтинско-Потсдамские договоренности и стали идеологическими противниками в вопросе о послевоенном устройстве и развитии мира. После свержения фашизма, мир стал полем противостояния не только двух социально-экономических систем – капитализма и социализма, но двух версий организации истории – либерально-прогрессисткой и коммуно-прогрессистской.

Истоки «холодной войны» правильнее связывать с августовскими событиями 1945 года, т.е. временем атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки авиацией США. Устрашение их новым президентом Г.Труменом – СССР относилось к первым новациям «холодной войны», за которыми последовали и другие: это принятие на декабрьской сессии Совета НАТО (1954) решения по разработке военных планов с применением атомного оружия, и Карибский кризис между США и СССР начала 60-х, и развязанная США Вьетнамская война (1963 – 1973) против распространения азиатского коммунизма, и противостояние двух сверхдержав в Афганистане (1979 – 1989). Вместе с тем, мы едва ли поймем природу «холодной войны», если не учтем того обстоятельства, что возникновение НАТО вызвало к жизни альтернативу в лице Варшавского договора (14.05.1955). Заявленные в договоре дружба, сотрудничество и взаимная помощь между Болгарией, Венгрией, ГДР, Польшей, Румынией, СССР, Чехословакией и Албанией⁴, реализовывались как проект коллективной безопасности стран-участниц. Организация Варшавского договора обязалась действовать в соответствии с условиями и уставом ООН, следуя принципам взаимного уважения независимости, суверенитета и невмешательства во внутренние дела друг друга и других государств. На деле же, что характерно как для действий НАТО, так и организации Варшавского договора, этими обязательствами часто пренебрегали. «Пражская весна» 1968 года может служить здесь яркой иллюстрацией¹. Но тут следует сделать важную оговорку: специфика «холодной войны» будет едва ли понятна, если не взять в расчет её информационную составляющую. Государства, принадлежащие к западной цивилизации, перед тем как нанести смертельный удар системе социализма, самым активным образом изучали сильные и слабые истории тоталитарных режимов. Это позволило выработать адекватное информационное оружие (т.н. «голоса», пресса, рок музыка и т.д.), которое эффективно воздействовало на вражескую мировоззренческую и ментальную «территории». Эффект этого воздействия, к сожалению, мы ощущаем и сейчас.

Тем не менее, окончание «холодной войны» (которое ассоциируют с выводом войск СССР из ГДР и упразднением Берлинской стены как её основного символа) не принесло человечеству желаемой разрядки напряженности. После самоликвидации Варшавского договора и переориентации подавляющего большинства стран соцлагеря на западные политические, экономические и культурные стандарты, количество конфликтов в мире не уменьшилось². Они приобрели подчеркнуто региональный масштаб, но с явно глобальным резонансом. Вспомним, хотя бы вооруженные конфликты, разгоревшиеся на территории бывшего СССР – Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия, Чечня, и бывшей Югославии – Босния и Герцеговина, Косово, Македония³. Но самое, пожалуй, главное состоит в том, что природа современных войн стала иной, в т.ч. из-за ухода в небытие одного из полюсов силы (СССР), стремительного оформления «нового мирового порядка» под эгидой победителя в «холодной войне», и, как следствие, безальтернативная трансформация всей политической системы мира.

Уже 90-е годы ХХ и начало ХХI века характеризуются:

• 
  этническими и конфессиональными войнами, предполагающими этническое и религиозное возрождение на отдельных территориях (Нагорно-Карабахский конфликт, конфликт между Абхазией и Грузией, арабо-израильское и индо-пакистанское противостояние, Чеченский узел и т.д.);
  
• 
  экономическими (геоэкономическими) войнами, т.е. разнообразные экономические санкции, неэквивалентный обмен товарами и услугами, валютные экспансии, энергетические блокады, борьба за рынки сбыта, транспортные коридоры и т.д. (Куба, Иран, Балканы, Северная Корея, Россия, Беларусь, Украина, Бразилия и т.д.);
  
• 
  информационными войнами или массированное продвижение односторонне выгодной информации с одновременным замалчиванием ценностно неудобной интерпретации текущих событий (через Internet, кинематограф, радио, печать, музыку, телевидение, диски, массовые акции, лейблы и т.д.);
  
• 
  гео-стратегическими войнами, связанными с овладением ресурсной базы планеты (акции Запада направленные на Ирак, Россию, Кубу, Венесуэлу и т.д.).
  

В связи с тем, что экономические войны во многом стали доминирующими, обратим внимание на украинский контекст. Существующие реалии прямо говорят об этом: поскольку «маяки» социально-экономического и культурного развития по-прежнему определяют не украинское правительство, а международные финансовые организации², то территорию нашего государства можно считать реальным плацдармом современных войн. Это мнение следует подкрепить профессиональной оценкой происходящего: «Продолжение курса «радикальных экономических реформ» – это путь к национальной катастрофе и утрате независимости. Собственно навязывание Украине разрушительной стратегии МВФ является одним из самых значительных вызовов её безопасности»³. Комментарии здесь излишни.

В условиях современного глобального противостояния, подчеркнем, набирают силу информационные войны. Крайне важно понять, что в качестве объекта воздействия здесь выступает общественное и индивидуальное сознание, часто не готовые к проявлению подобного вида оружию. О чем идет речь? По мнению российских специалистов В.А.Лисичкина и Л.А.Шелепина¹, речь должна идти о войне США за мировое господство при помощи особых «информационных вирусов», методов т.н. «большой лжи» и активизации у людей «стадного инстинкта», изготовления и внедрения специальных мифологических конструкций, воздействия на мышление через символы, и наконец, благодаря перманентному brain washing (англ., – промывание мозгов). Набор этих, как правило, бесконтактных методов, по мнению современных служителей бога Марса, должен положить к их ногам весь мир.

В общем, мир также находится под угрозой ядерной войны: с одной стороны, наличие большой группы ядерных стран – США, России, Великобритании, Франции, Китая, Индии, Пакистана и Израиля, а с другой, стремительный прирост стран, находящихся на пороге создания ядерного оружия², а с третьей, несовершенство международного права в этой области, делает мир уязвимым.

Но вернемся к проблеме войны-и-мира как таковой и попытаемся разобраться в вопросе о том, устранимы ли войны из жизни людей в принципе. Итак, при решении проблемы войны (упреждения либо сведение на нет военных конфликтов локального, регионального и глобального уровней) имеет смысл учитывать две диаметрально противоположные позиции: полемологическую (от греч. πολήμως – война, вражда; и λογος – слово, учение), точку зрения объективной неизбежности войн или т.н. реалистический подход, и пацифистскую (от англ. pacific – мирный), точку зрения несовместимости разума и воли людей с военными действиями или т.н. идеалистический подход.

В первом случае, мы имеем дело с желанием узаконить войну как единственный (при отсутствии прочих) инструмент решения этнических, конфессиональных, экономических, политических и других противоречий. Америка, например, готова вести «вечную войну ради вечного мира»³. Проще говоря, стратегический аргумент ius ad bellum (право на войну) востребуется теми, кто берет на себя смелость – в единственном или множественном лице – отстаивать справедливость как таковую. Отсюда понятие «справедливой войны» у сторонников реализма⁴. Между прочим, Нобелевская премия мира в 2009 году была вручена президенту США Бараку Обаме, стороннику «справедливой» войны в Афганистане (!). Но и другой, тактический аргумент реалистов – in bello (военное право, предметом которого являются сами военные действия, их качество и эффективность) можно считать ограниченным, если вспомнить о «гуманных» войнах США и разработках, ведущихся в этом направлении (применимости новейших технологий, в т.ч. психотропного оружия)¹. От этих двусмысленностей мы уходим, если прислушаться к мудрости современной российской поэтессы:

Одна война сменить другую,

Одна чума сменить другую

Спешат, меняя имена, –

Теперь войну зовут подарком

Свобод, которые придуркам

Даёт напавшая страна.

Теперь война – как стиль общенья,

Как дух эпохи Просвещенья,

Как свет, не знающий границ,

Как Божий дар, как цвет культуры,

Чьи бомбы умные – не дуры,

А просто ангелы больниц...

И даже полагать наивно,

Что это кончится спортивно –

Победой человека над...

Нет человечества другого,

Чем то, которое готово

Переназвать свой личный ад².

В свою очередь, линия сторонников мира сформировалась благодаря мощной традиции теоретизирования над проблемой установления мира политико-правовым путём. Эта традиция прежде всего представлена именами Э.Роттердамского, Я.А.Каменского, У.Пена, Ш.И. де Сен-Пьера, Ж.-Ж.Руссо, И.Канта, И.-Г.Фихте, И.-Г.Гердера, В.Ф.Малиновского³. В связи с позицией этих авторов следует напомнить, что войны – это всегда различные по форме, но единые (независимо от их пространственно-временных и собственно социальных характеристик) по содержанию события, где стрела, меч, слон, пуля, бомба, нервно-паралитический газ, атомный заряд, сверхточное космическое вооружение – имеют одну конкретную цель: уничтожить этнического, религиозного, классового, национального, гражданского или идеологического противника. Но сама война, в свете высказанных просветителями идей, равно как и идей крупнейших ученых и мыслителей ХХ века (А.Эйнштейна, Ф.Жолио-Кюри, Б.Рассела, Н.Бора и др.)⁴ должна оцениваться: а) как игра с «нулевой суммой», т.е. в итоге которой нет, и не может быть победителей и побежденных; б) как `очевидный и неоправданный шаг в моральной деградации человечества, в его переходе в состояние нового, изысканного варварства.

Но если И.Кант полагал, что «великая в своём искусстве природа, в механическом процессе которой обнаруживается целесообразность того, чтобы осуществить согласие людей через разногласие даже против их воли» есть гарантия наступления вечного мира¹, Н.Ф.Федоров видел причину войн в неродственности людей в искусственном (юридико-экономическом, сословном и межгосударственном) их разделении, а мирное состояние связывал с пробуждением чувства сыновства и претворением всеми проекта всеобщего воскрешения², то А.Швейцер верил в возникновение «духа истинной человечности»³, который блокировал бы и развязывание, и оправдание любых, пусть даже малых войн.

Ещё более выпукло эту идею представляет та же Ю.Мориц:
А голубь мира – дивная вещица,

Ей сносу нет, и спросу нет с неё,

И в запечённом виде эта птица

Вам аплодирует крылами за враньё!..⁴

Но складывание национальных государств в «государство народов» (И.Кант), во «всемирную республику» (И.-Г.Фихте), в «царство мира» (Дж.Пристли), в «миролюбивый союз государств» (Сен-Пьер), наконец, в «глобальное открытое общество» (Дж.Сорос) сопряжено с непростым согласованием мировоззренческих, методологических (правовых и этических) и сугубо практических (институциональных) принципов. Пока т.н. мировое сообщество не может похвастать позитивным опытом их согласования. Скорее наоборот, набирает силу тенденция свихнувшегося на капитале современного мира, ищущего прибыли там, где её не должно быть, ведь недаром в американском обществе кристаллизовалась формула: «война – это беспроигрышная инвестиция»¹.

Однако на этом пути, если взять исторический отрезок в два столетия, уже сделаны некоторые шаги: I (1899) и II (1907) Гаагские конференции мира, продуцировавшие идею создания международного правового органа и несколько ограничившие применимость существующих в начале ХХ века вооружений; Версальский мирный договор (1919), в котором изложены принципы послевоенного мирного устройства; Парижский пакт о мирном разрешении международных конфликтов (1928); Ялтинская и Потсдамская конференции (1945), на которых была разработана архитектура послевоенного мира; соглашение между СССР и США (1971) выработало решение по уменьшению опасности ядерной войны; полномасштабный договор по предотвращению ядерной войны (1975); заключительное Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975); договор ОСВ-2 (1979) внесли некоторую разрядку в международные отношения. Но после событий в Югославии в 1999 году и 11 сентября 2001 года образ действий правительства США демонстрирует международно-правовой нигилизм. Однако дело в том, что Устав ООН утверждает преимущество международного права над национальными правовыми системами². Следовательно, США и НАТО обязаны сообразовывать свои планы относительно «государств-изгоев»: Ирака, Ирана, Северной Кореи, Кубы, похоже, Белоруссии или в другой терминологии, государств, принадлежащих «оси зла», с международно-правовым опытом. В противном случае современный мир рискует перейти в режим неконтролируемых изменений. В таком случае как никогда актуальна позиция И.Канта: мир – это вовсе «не бессодержательная идея, но задача», которую должны перманентно решать люди, если они вообще хотят называться людьми.

Острота и противоречивость современного мира в полной мере отображается в проблеме социального и экономического неравенства (в терминологии приведенной выше таблицы – проблема преодоления отсталости и обеспечения экономического роста) стран и народов. Данная проблема, как и только что обозначенная, остается одной из самых болевых точек на «теле» человечества. Вспомним хотя бы недавнюю трагедию на Гаити, которая потрясает как своими масштабами, так и вопиющей бедностью этого государства, в принципе неспособного без посторонней и часто небескорыстной поддержки решать вопросы элементарного социально-экономического самообеспечения и безопасности. Или, скажем, подсчеты британских журналистов, в соответствии с которыми среднестатистическая английская кошка съедает больше животного белка, чем житель Африки. В этом контексте наш мир представляет собой шлейф рецидивов малоэффективных и экологически ущербных производств, безработицы, бедности, преступности и насилия.

Показательно что это неравенство имеет два уровня – интерсоциальный и внутрисоциальный. Наиболее очевидна дифференцированность современного мира на постиндустриальный центр, индустриальную зону и доиндустриальную периферию. По большому счету, современный мир условно рассечен на вертикальное и горизонтальное измерения. В пределах самого постиндустриального ядра оформились два противоположных и противостоящих друг другу класса – с одной стороны, класс владельцев и распорядителей знаний и технологий, с другой – подавляющий класс неспособных найти достойного места в структуре информационного хозяйства и вынужденных влачить достаточно жалкое существование. Но эта формула распространяется и на две остальных зоны, поскольку является универсальной. В полном и аутентичном виде она звучит: «В следующем (т.е. ХХI столетии – Д.М.) для функционирования мировой экономики будет достаточно 20 процентов населения. «Большой рабочей силы не потребуется», – полагает Вашингтон Сай-Сип. Пятой части всех ищущих работу хватит для производства товаров первой необходимости и предоставления всех дорогостоящих услуг, какие мировое сообщество может себе позволить. Эти 20 процентов в какой бы то ни было стране будут активно участвовать в жизни общества, зарабатывать и потреблять. И к ним, пожалуй, можно добавить ещё примерно один процент тех, кто, например, унаследует большие деньги»¹. Проще говоря, модель общества 1/5 или 20:80 и по вертикали (от самого развитого – до наименее развитого), и по горизонтали (местные олигархи и безмолвствующее большинство) является приоритетной моделью «развития» социальных систем.

Если воспользоваться данными Всемирного банка, то обнаруживается: соотношение доходов 5% «верхнего» этажа человечества с доходами 5% «нижней» его части равняется 78:1 (1988 год); 114:1 (1993 год)². В этом контексте пример Украины выглядит также впечатляюще³. И всё же, общая экспозиция, следуя данным ООН, не в пользу основной части человечества: в «богатых» странах сегодня проживает 15 % населения земного шара; в «бедных» – 78 %; в странах с переходной экономикой – 7 %. При этом, на одном полюсе находятся 1,2 млрд. человек, дневной доход которых составляет 1 $, а на другом т.н. «золотой миллиард», доходы которого находятся в коридоре от 80 до 100 $. Кроме того, в современной глобалистике осуществляется мониторинг среднедушевого ВВП. Так, на 2000 год «на дне» находились Бенгладеш (930 $), Бирма (1080$), Гана (1110 $); близко к ним расположены бывшие республики СССР, включая Украину (3685 $); на «вершине» расположены Швейцария (21 600 $), Дания (22 055 $), Норвегия (22 300 $), Канада (22 400 $), США (27 270 $)¹. При этом средняя продолжительность жизни в западных странах составляет 78 лет, в то время как в бедных только 52 года².

Данная картина является отражением как экономических, так и политических процессов, развернувшихся в мире, напомним, в эпоху модерна. Но мы едва ли поймем эту ситуацию, если не учтем следующую шутку (а на самом деле обобщенное представление американцев), брошенную одним из самых известных американских экономистов и социологов Дж.К.Гэлбрейтом: у врат рая святой апостол Петр будет требовать от людей свидетельство их вклада в валовый национальный продукт³. На самом деле здесь сформулирована установка на легитимность богатого, а никакого другого общества.

Другой и не менее важный аспект образовавшегося социально-экономического разрыва связан с произошедшим в конце ХХ века «технологическим разрывом» или переходом части обществ в иное, по сравнению с индустриальным, пространственно-временное и субъектно-деятельностное измерение. «Разработчики новых технологий, а точнее – владельцы организационных и исследовательских технологий разработки таких принципов – и являются наиболее влиятельными субъектами современной мировой экономики, в наибольшей степени контролирующими рынки своей продукции и практически избавленными от внешней конкуренции»⁴. Этот фактор имеет и далекоидущие социальные последствия. Далее (в следующей теме) более подробно будет обрисована специфика этого вопроса, но здесь стоит обратить внимание на одну немаловажную деталь.

Отталкиваясь от столь противоречивого положения дел, российский экономист и социолог В.Л.Иноземцев с большим скепсисом видит перспективы его, современного мира, изменения, которые должен инициировать, прежде всего, сам Запад: «у западного мира сегодня нет достаточных сил, средств и ресурсов для одновременного выравнивания обеих важнейших диспропорций, сопровождающих становление постэкономического типа хозяйства»⁵. С другой стороны, рассчитывать на собственные организационные, технологические, финансово-экономические и другие ресурсы весьма разнородному не-Западу просто не приходится. То же справедливо для дихотомии «Север» – «Юг», которая отражает реальную социально-экономическую и технико-технологическую расстановку сил в мире. Поэтому, «самостоятельное вхождение каких-либо стран в круг постэкономически устроенных держав в современных условиях невозможно»¹. И в случае элементарной помощи отдельными государствами Запада (Севера) – Востоку (Югу) никак не снижают остроты проблемы. Скажем, Франция вносила инициативу по отчислению 0,1 % прибылей ведущих государств мира, а также транснациональных корпораций в пользу бедных и отсталых регионов мира. Однако это благое намерение (этой суммы хватило бы для решения проблемы голода) не было услышано и реализовано. Тоже можно сказать относительно списания долгов «бедных» стран. Отсюда следует неутешительный вывод о продолжении дрейфа человечества, при слабой регуляторной политике со стороны ООН и других международных институтов, в направлении дальнейшей дифференциации и поляризации.

Следующей важной проблемой мирового развития является международный терроризм. Сегодня большинство людей знают или слышали о террористических актах в Великобритании, США, Испании, России (Чечня, Буденовск, Беслан, Москва), Турции, Ираке... Но мало кто задумывается о природе данного феномена, ставшего планетарным и резонансным явлением современной жизни. Концептуально терроризм может быть определен как: а) угроза применения насилия в политических целях отдельными лицами или группами лиц, действующими против существующего в стране режима; б) противоправное использование сил против людей и их собственности, безопасности, в т.ч. в целях давления на власть, её устрашения, а также против гражданского общества и его институтов; в) система мер, применяемых организованными группами и политическими силами в контексте силового изменения баланса существующих в регионе, стране или мире сил. Тем не менее, целесообразно не смешивать эти понятия, отражающие различные, хотя иногда и совпадающие стороны феномена терроризма².

В современной глобалистике терроризм (несмотря на все его разнообразные формы и ипостаси) принято подвергать тщательной классификации. Так, по сферам общественной жизни выделяют следующие виды терроризма: а) политический; б) социальный; в) национальный; г) территориально-сепаратистский; д) мировоззренческий; и е) уголовный. Разумеется, каждый из них имеет определенную специфику, генерируемую, главным образом, идеологическими, идейно-мировоззренческими, экономическими и бытовыми факторами. Так, организация «Тамильские тигры», действующая в Шри-Ланке, строит свою деятельность на отрицании политического режима и существующей конфессиональной традиции, предлагая взамен собственное видение устройства общества и его перспектив. Тоже можно сказать о деятельности таких организаций как «Аль-Каида», ЭТА, «Исламское движение Восточного Туркестана».

Думается, что наиболее важной в деле понимания масштабов террористической деятельности, служит классификация в зависимости от территории его распространения. В соответствии с этим основанием фиксируют: 1) внутренний (локальный); 2) государственный (региональный); и 3) международный. Такая классификация помимо своего главного предназначения, интересна ещё и тем, что она отражает эволюцию терроризма как такового. И здесь мы видим то обстоятельство, в соответствии с которым деятельность курдов в Турции или антитеррористическая война Израиля с Ливаном (точнее, с «Хезболлой») – это варианты локально-регионального масштаба, чего не скажешь об «Аль-Каиде», которая распространяет свою активность на многие страны и континенты. Данная организация, как показали реальные события, строится по сетевому принципу, т.е. имеет мобильную структуру и может функционировать в условиях различных политических режимов. Испания, Великобритания и Россия – вот далеко неполный перечень стран, куда проникла террористическая сеть и где она уже осуществила вопиющие акты террора. Однако мир помнит и о государственном терроризме, который основан на: 1) привлечении негосударственных экстремистских организаций для репрессий скрытого характера («Ку-клус-Клан» в США); 2) принудительном преобразовании общества путем направления правительственных усилий на создание принципиально иного образа жизни («красный террор» большевистской власти и «белый террор» как ответ на него); 3) геноциде или преднамеренном истреблении той или иной социальной общности (геноцид армян, греков и ассирийцев в Османской империи в период с 1915 по 1923 гг.).

Тем не менее, терроризм как сложное социальное (интерсоциальное) явление, как способ «эффективной» политической борьбы за последние годы претерпел качественные изменения. Если ранее террористические организации прибегали к запугиванию отдельных лиц или групп лиц¹, то сейчас объектом террористических атак могут быть тысячи и десятки тысяч людей, государственная инфраструктура, международные транспортные и энергетические магистрали. Об этом, к примеру, свидетельствуют данные МАГАТЭ (Международного агентства по ядерной энергетике): в период с 1993 по 1995 годы на атомных объектах заметно возросли пропажи радиоактивных материалов (их число составило 827!)². Причем, большинство инцидентов произошло в Европе. Террористический параллельный мир вооружается и готовится к новым схваткам. В контексте поиска безопасности многими государствами или группами государств, эта тенденция в ближайшее время, похоже, будет усиливаться. Аденский залив и действующие здесь сомалийские пираты давно являются головной болью для ЕС, США, России, Украины и других государств мира.

С другой стороны, международный терроризм характеризуется и количественными показателями. Сегодня, отмечают эксперты, в 70 странах мира насчитывается более 500 террористических организаций и группировок¹. Многие из них связаны друг с другом и образуют мощный анти-американский или шире – анти-западный фронт. Так, на Ближнем Востоке протагонисты Запада и Израиля (Палестина, Ливан, Сирия) активно используют радикальные группировки для установления некоторого баланса сил в регионе. Тоже справедливо для Ирана и Ирака, находящих ресурсы для организованного сопротивления коллективной западной анти-террористической операции в Азии. Говоря об эффективности последней, инспирированной президентом США Дж. Бушем-младшим после 11 сентября 2001 года, следует обратить внимание на непропорциональность «ответа» – «вызову», которая выражается в количестве потерь: потери мирного населения в Афганистане и Ираке в 200 (!) раз превышают число жертв 11 сентября 2001 года².

Одной из главных причин живучести и динамичности феномена терроризма является его, терроризма, идеологическое обеспечение. В условиях явного кризиса современной политической системы мира, в основе которой лежит девальвированная идея национального государства, мощные террористические организации выдвигают альтернативные проекты развития человечества, либо его части. Для примера возьмем исламскую цивилизацию³, где в качестве сверхактивного идеологического инструмента используется исламизм. Последний, по мнению А.В.Малашенко, характеризуется множеством оттенков – фундаментализм (неофундаментализм), интегризм, политический ислам, ваххабизм (неоваххабизм), традиционализм (неотрадиционализм), нативизм, джихадизм, джихадистский исламизм и ревайвализм⁴. Каждый из этих идеологических ракурсов видит мир исламизированным на локальном, региональном и глобальном уровнях. Однако именно последний, глобальный проект несет в себе наибольшую угрозу: «не в силах подчинить себе враждебный «истинному исламу» мир, исламисты способны систематически «наказывать» противников, наносить им полновесные удары. Главной формой «наказания» избран «террор»⁵. Сегодня, что хорошо известно, его осуществляют шахиды, верящие в праведность своей жертвы во имя утверждения теократического порядка.

Кроме того, существует и более дифференцированное представление о причинах современного терроризма. Так, российский ученый В.А.Соснин полагает, что у терроризма есть четыре основные причины:

1) тяжелые условия жизни: голод, неравенство и болезни, процветающие в странах «третьего мира»;

2) базовая потребность в безопасности, субъективная оценка условий существования как опасных для жизни (своей собственной, семьи и своего сообщества);

3) потребность в независимости, способности самостоятельно принимать решения относительно собственной жизни, свободы и счастья;

4) потребность в общественном уважении, в признании своей этнической, культурной и религиозной идентичности¹. Конечно, такая точка зрения может быть воспринята как оправдание терроризма, но учет социально-психологических факторов – на фоне идеологии – даёт более адекватное представление о природе данного феномена.

Несомненный интерес также представляют классификации терроризма, опирающиеся на специфику методов и средств его осуществления. Именно трансформация методов позволяет развиваться и оформляться терроризму в современном мире весьма активно. В первом случае, мы имеем дело с физическими и информационно-психологическими методами террора (прямое и дистантное воздействие на жертв); во втором, с использованием как традиционных (стрелковое оружие, взрывчатка, отравление и т.д.), так и нетрадиционных средств насилия (ядерного, химического, биологического, компьютерного, космического). И всё же, в интриге современных мировых процессов наибольшую озабоченность, в т.ч., с развитием информационных технологий в экономической и политической сферах, вызывает кибертерроризм. Не секрет, что в наши дни появились субъекты этой деятельности – хакеры и новички, способные за счет размытых границ киберпространства, относительной анонимности и неуязвимости, доступности подавляющего большинства сетей для контакта, атаковать «заказанную» жертву. Этой жертвой может стать политический центр и Пентагон, любой банк или биржа мира, учреждение или неугодное лицо.

У современного терроризма, несомненно, есть и экономическая сторона. В этом смысле терроризм тесно сопряжен с трафиком оружия, наркотиков, товаров и людей, отмыванием «грязных денег» и др. преступных операций. Но он же – в определенном смысле – является активатором «экономической» деятельности. Вспомним, что в Чечне в 90-е годы прошлого века наиболее крупные группировки контролировали добычу и транспортировку нефти, контрабандную торговлю оружием и наркотиками, специализировались на похищении людей и их торговле. Другим, не менее значимым направлением этой деятельности, является лоббирование своих интересов в государственных структурах. Здесь можно сослаться на опыт итальянской мафии (недавний скандал с вывозом мусора из городов) и колумбийских картелей, кровно заинтересованных в продавливании своего «бизнеса» через властный аппарат страны.

Переходя к рассмотрению следующей группы проблем – наркотрафика, торговли людьми и человеческими органами, нужно сразу отметить их сверхактуальный характер. Достаточно сказать, что в 1997 году в структуре ООН был создан специальный орган – Управление по наркотикам и преступности (UN Office on Drugs and Crime), в компетенцию которого входит контроль текущей ситуации и формирование общественного мнения по данной проблеме. В свою очередь, на ХХ конгрессе ООН (апрель 2000), посвященном проблемам преступности, отмечалось, что торговля людьми – это самый быстро развивающийся в мире бизнес.

Однако если вспомнить историю, то интерес к наркотикам народы мира испытывали всегда. Становление «наркоцивилизации» (И.В.Бестужев-Лада) охватило Средиземноморье, Африку, Азию, Океанию, Латинскую и Северную Америку. Но именно внутри западной цивилизации в ХХ веке происходит смещение смыслов, им изначально приписываемых (религиозное или релаксирующее). В том числе потому, что ряд социальных процессов (в т.ч. движение контр-культуры 60 - 70-х гг. ХХ века) вывели тему наркотиков, их производства и употребления, на иной уровень. Сейчас термин «наркотическое средство» имеет: а) медицинское; б) юридическое; в) социальное значения. Последнее наиболее злободневно, поскольку наркозависимые люди (ищущие стимулирующего, угнетающего или галлюциногенного состояния) производятся современным обществом. Достаточно указать на то, что этот процесс трехчастен: вначале идет первичная, затем вторичная, и, наконец, третичная наркотизация человека¹, в результате которых он оказывается в «капкане». Речь идет об опийном маке, кокаиновом кусте и каннабисе (конопле), как трех основных растений, из которых промышленным путем производят все остальные виды наркотических веществ. Причем, данная социологическая схема инвариантна для многих обществ, включая те, где наркотики находятся под запретом.

Глобальный же контекст этой проблемы обнаруживает себя в масштабах производства наркотических средств, плюс их транзита к месту назначения, которым (потребителем) выступает главным образом Запад. Итак, основные объемы наркотиков производят в «Золотом треугольнике» (Таиланд, Бирма и Лаос), «Золотом Полумесяце» (исламские государства Среднего Востока, Пакистан, Афганистан, Иран), в Андском субрегионе (Колумбия, Боливия и Перу). К этим географическим ареалам мира следует добавить получившее независимость Косово, которое характеризуется и как перевалочный пункт азиатских наркотиков, и как самостоятельный субъект наркопроизводства и наркоторговли². Однако, поражает другое: специалистами ООН подсчитано, что легальные поступления, вырученные за счет торговли наркотиками, приносят их владельцам 65 млн. $ ежеминутно (!). А ежегодный мировой объем продаж наркотиков по всему миру оценивается в 400 млрд. $.

Говоря о медицинской стороне дела, нужно подчеркнуть: воздействие наркотических веществ на центральную нервную систему может стать причиной изменений функционирования всей структуры человеческого организма. Кроме того, одно из важнейших свойств наркотиков – это быстрая зависимость от них рецепиента. В таком случае мы сталкиваемся с явно асоциальным, нередко деструктивным поведением.

На сегодняшний день ООН располагает Конвенцией против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, положения которой разделяют 182 государства мира.

Что же касается проблемы торговли «живым» товаром и человеческими органами, то мировое сообщество, как и отдельные государства только подходят к её полноценному изучению. Нужно заметить, что отечественный автор С.Л.Удовик, обращает внимание на «прописку» этих криминальных действий на территории бывшего СССР. Продажа детей и женщин, с одной стороны, и торговля «самым популярным среди организованной преступности товаром» – органами человека, с другой, последовательно вошли в нашу жизнь из-за резкого обвала её, жизни, качества в 90-е годы. Так, по оценкам специалистов 500 тыс. украинок присутствуют в турецких, греческих и немецких борделях именно в качестве «живого» товара¹. Меры же государств, пресекающих этот «бизнес» пока неэффективны.

Переходя к рассмотрению проблемы диалога культур и цивилизаций, следует отметить её универсальный характер, и, вместе с тем, весьма малую продуктивность в её решении. Дело в том, что две западноцентристские концепции современной истории – «конца истории» Ф.Фукуямы и «столкновения цивилизаций» С.Хантингтона, в которых дана упрощенная модель современного мира по типу «Запад и остальной мир», опровергаются самим ходом событий последних двух десятилетий. Моноидеологизм, предложенный Западом собственно и привел к милитаризации мира, неравенству стран и континентов, всплеску террористической активности, наркотрафику и торговле людьми. На самом деле, не только эти, но и проблемы, о которых пойдет речь ниже, нуждаются в обсуждении и решении с позиций идеологий, основанных на постулате многообразия. Отсюда возникает идея диалога², как инструмента для построения новой парадигмы глобальных отношений.

Однако диалог предполагает «не просто любое пространство и тему общения, а позиционное оформление равноправно-партнерских отношений субъектов, субъективно подходящих к обсуждению проблемных ситуаций в пространстве диалога и проявляющих свою индивидуальность, развивающуюся в их решении»³ (курсив – Э.С.). Отсюда закономерен вопрос: существуют ли в нынешней ситуации предпосылки для полноценного диалога цивилизаций, коль скоро и унитарная (В.Л.Иноземцев с его идеей «расколотой цивилизации»), и плюральная (идея С.Эйзенштадта о «множестве современностей» в эпоху глобализации) версии исторического процесса демонстрируют явный скепсис в этом вопросе.

Как это не парадоксально, но сегодня эти предпосылки нужно искать на пути создания ситуативных союзов для решения конкретных глобальных проблем – экологического, экономического, технологического, продовольственного плана¹. Иначе говоря, дискретное человечество готово обсуждать и решать негативные стороны современной жизни. Выработка же более общих, стратегических и по своей сути, позитивных вопросов развития мирового сообщества цивилизаций, пока характеризуется большой неопределенностью существующей этико-нормативной базы. Дело в том, что межцивилизационные отношения сегодня имеют международное измерение и любой политический акт (скажем, осуществленный государством – представителем латиноамериканской цивилизации) имеет международный резонанс. Институт ООН, который накануне III тысячелетия призвал цивилизации к диалогу и сотрудничеству, сейчас нуждается в серьезном реформировании. Эксперты полагают, что идеи, которые были положены в основу функционирования Лиги Наций как предтечи ООН, а затем и самого ООН², не были полностью проведены в жизнь на протяжении почти ста лет. Объективных и субъективных причин затормозивших этот процесс здесь предостаточно. Сбой в работе нормативных принципов объясняется как цивилизационными различиями, так и двойными стандартами, которые использует западная цивилизация в контактах с не-западным миром. К примеру, кажущиеся универсальными внутри западной цивилизации права человека не являются таковыми в Китае, государствах-представителях исламской цивилизации, отчасти в других цивилизационных мирах. Пункт с двойными стандартами наиболее важен, поскольку Запад так и не научился воспринимать реальное многообразие как благо. Напротив, его мировоззренческие представления, методично опрокидываемые как на природу, так и на историю (мир иных обществ и культурных укладов) отличаются неустранимым стереотипом: многообразие есть угроза.

Каков же теоретический, а затем и практический путь в направлении диалога, предметом которого, повторимся, являются негативные и позитивные аспекты жизнеустройства и развития мирового сообщества?

В основу новой, диалоговой парадигмы, как считают специалисты, должны быть положены принципы равноправия, переосмысления образа «врага», децентрализации власти, заинтересованности в жизни «других» и личной ответственности каждого (участника мирового процесса и диалога)¹. Конечно, как практические, нормоцентрирующие шаги они обладают определенной, хотя и гипотетической эффективностью в плане оптимизации (выравнивания) межцивилизационных отношений. Но если их подвергнуть детализации, то оказывается, что предлагаемый путь сам нуждается в дополнительном осмыслении. Ведь из фактов очень сложно выводить нормы. Так, если прибегнуть к расшифровке понятия ответственности, то, несомненно, речь должна идти не только об индивидуальном её уровне, сколько о коллективном. Тип и форма этой ответственности вообще выходит за рамки того, что может быть вменено отдельной личности, она знаменует собой иное – масштабно-планетарное выражение солидарной ответственности за текущие и грядущие изменения. И поскольку современное человечество, ведомое в будущее западной цивилизацией генерирует события (факты), которым нельзя сообщить обратный ход, актуальность глобальной ответственности несомненно возрастает с каждым днем.

При всей нынешней неопределенности в этом вопросе, думается, правильно будет акцентировать внимание на адекватной и справедливой дистрибуции (лат. destributus – распределенный) ответственности между всеми участниками процесса. Это распределение кажется справедливым в том случае, если Запад откровенно признает те фундаментальные опасности и риски (военные, колониальные, технологические, экономические, экологические и антропологические), которые он распространяет по миру с 1500 года, и возьмет на себя ответственность за судьбу целого раньше, чем все остальные. Доля же ответственности иных цивилизаций должна быть пропорциональна их нынешнему вкладу в соответствующие процессы. Проще говоря, паритетная ответственность – в такой ситуации, – выглядит как попрание жизневоспроизводства на основе принципа справедливости. В частности, по мнению румынского ученого Т.Серджиу, для организации справедливого мира необходимо провозглашение «права на развитие» всех обществ, так или иначе соотнесенных с современностью, и составляющих полицивилизационное поле человечества². Принятие этого права всеми должно неминуемо привести к пересмотру социально-экономических процессов, реорганизации большинства международных учреждений для соблюдения возможности развития всех и каждого субъекта исторического процесса.

Кроме того, существуют и конкретные предложения, направленные на налаживание социокультурного партнерства цивилизаций. Так содержательную определенность имеют следующие глобальные проекты:

1) разработка глобального прогноза ООН «Будущее цивилизаций»;

2) создание научно-образовательного портала «Новая парадигма»;

3) разработка Всемирного научного наследия (наряду с природным и культурным, уже осуществляемым ЮНЕСКО);

4) организация образовательных систем нового типа для достижения целей тысячелетия;

5) развитие цивилизационного туризма;

6) создание просветительской организации «Светочи добра», призванной популяризировать и распространять ценности гуманистической этики¹. Не следует, однако, думать, что эти проекты исчерпывают возможные формы и методы сотрудничества цивилизаций, но они исходят из реализма сложившейся ситуации. И если следовать этому реализму, то назрела необходимость в мобилизации здоровых сил для поиска формулы межцивилизационной гармонии.