Ю. М. Кузнецова / Под ред. В. М. Астапова М.: Пер сэ



Pdf көрінісі
бет9/13
Дата20.05.2022
өлшемі0.61 Mb.
#458094
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
ТРЕВОГА И НЕВРОЗЫ


Глава 6 
Неврозы
Описанные в предыдущей главе защиты сами по себе не яв-
ляются невротическими. Каждый человек время от времени 
тревожится, и каждый время от времени использует защиты. 
Использование одной или другой из этих защит может рас-
сматриваться как невротическое, только если оно становится 
привычным и к ней прибегают в таких условиях, которые либо 
вообще не требуют защиты, либо подразумевают применение 
более адекватных и эффективных способов. Человек, который 
постоянно пытается разрешать ситуации с помощью обсессив-
ных действий, или постоянно избегающий опасности, или всег-
да уступающий другим, демонстрируют невротическое поведе-
ние, потому что это поведение делает невозможным спонтан-
ность и ограничивает возможность получения удовольствия 
и развития субъекта. Таких людей называют обладающими 
невротическими характерами, «симптомом» чего является пе-
реживание неадекватности собственных компульсивных черт. 
Однако в прямом смысле слова это не болезнь, так как то, на 
что они жалуются, является не симптомом, разрушающим в це-
лом здоровую личность, но только чертой этой личности, кото-
рую и сам человек, и его окружение принимают как некую осо-
бенность. Для людей с невротическими характерами возможно 
полностью отказаться от идеи о том, что с ними что-то не так, 
и отнестись как к нормальной, и даже привлекательной имен-
но к той черте характера, которая психиатром диагностируется 
как невротическая. Чаще всего это происходит с людьми, при-
бегающими к обсессивной или шизоидной защите; фобическая 
и истерическая защиты не дают своим носителям возможность 
испытывать чувство превосходства.


96
Невроз в истинном смысле наблюдается только когда за-
щита перестает работать. При этом желания, страхи, воспоми-
нания и фантазии, которые раньше благодаря защите не осоз-
навались, начинают проявляться, субъект переживает осозна-
ваемую тревогу и это способствует образованию симптомов. 
Поскольку защита создается ценой ограничения личности и 
поведения, ситуация с неврозом приобретает парадоксальный 
оттенок. С одной стороны, это явно заболевание, сопровож-
дающееся ростом тревоги и формированием симптомов, но с 
другой — прежде фиксированная личность приходит в состо-
янии подвижности и, благодаря этому, возникает возможность 
личностного роста и реинтеграции на более высоком уровне. 
Достижение такого позитивного исхода зависит от множества 
обстоятельств, одним из которых является то, довелось ли на-
чинающему невротику встречаться с психотерапевтом до раз-
вития невроза. Другое обстоятельство — отношение его семьи. 
Многие ухудшения в состоянии невротика связаны с убежден-
ностью его близких в том, что он сам должен постараться пре-
одолеть это состояние (совет по большей части невыполнимый, 
поскольку это значит просить его вернуться в прежнее состоя-
ние, которое для него является неприемлимым), или которые 
сами настолько тревожные, что его невротическая тревога уси-
ливается от осознания, что люди, в чьей поддержке он нужда-
ется, сами требуют заботы. 
Случай, когда человек, у которого развивается невроз, об-
ращается за психотерапевтической помощью до того, как его 
состояние стало хроническим, является нетипичным, поэтому 
чаще всего после возникновения отдельных симптомов рас-
стройства прогрессирует. Иногда симптомы являются состав-
ной частью спонтанного развития личности, как происходит в 
подростковом и юношеском возрасте, и исчезают при заверше-
нии кризиса. Иногда среда может оказаться более подвижной 
и податливой, чем считал пациент, благодаря чему ему удается 
перестроить свою жизнь таким образом, чтобы разрешить, вы-
звавший возникновение симптомов конфликт. Молодой чело-
век, чьи ночные кошмары описаны в Главе 2, не стал хроничес-


97
ким невротиком. Его родители, пока он проявлял повышенную 
агрессивность к ним, оказались способными сохранять терпе-
ние и спокойствие, а когда он стал готов к выбору карьеры, они 
не стали этому препятствовать.
Однако, несмотря на то, что существуют кратковременные 
неврозы, исчезающие по мере преодоления внутреннего или 
внешнего конфликта, некоторые люди становятся хронически-
ми невротиками. Это те неврозы, при которых различные про-
блемы заставляют избегать профессиональной помощи, и из-за 
них несчастных людей гораздо больше, чем могло бы быть. Из-
вестно, что на 2500 пациентов, обращающихся за помощью к 
врачу общей практики за год, только 175 получат консультации 
по поводу невротических заболеваний. Это составляет до десяти 
процентов всего взрослого населения, и кажется, что эти циф-
ры скорее занижены, чем завышены. Невроз не обязателен для 
регистрации, поэтому большое число невротиков никогда не ле-
чатся; хотя некоторые формы расстройства и не препятствуют 
профессиональной деятельности, несмотря на то, что обедняют 
личную жизнь, а другие проявляются в скрытой форме, и сам не-
вротик принимает их за естественные жизненные проблемы. 
Диагностика неврозов
Когда человек, у которого развился невроз, решает обратиться 
за медицинской помощью, он становится объектом медицин-
ского обследования. Целью диагностики является, разумеет-
ся, определение заболевания, которым страдает пациент. Хотя 
иногда процедура ограничивается анализом наблюдаемых 
признаков и симптомов, производимым в знакомой пациенту 
обстановке, полная диагностика включает в себя применение 
всех возможных средств. Это особенно важно в случае невроза, 
поскольку его симптомы могут симулироваться в подражание 
физическому заболеванию, и врачи, как и широкая публика, 
чаще принимают невроз за физическую болезнь, чем наоборот. 
Такая асимметрия возникает вследствие ощущения, что более 
приемлемо иметь физическую болезнь, чем невроз. Невроти-


98
ческие симптомы, выдаваемые за физические, как правило, не 
угрожают жизни, а физические признаки, сходные с признака-
ми невроза, могут представлять угрозу — например, при опу-
холи мозга первым симптомом является головная боль, клас-
сический невротический симптом, — и лечение физических 
заболеваний, в целом, более систематизировано и стандартизо-
вано, чем лечение неврозов.
Не только от физических заболеваний следует отличать не-
врозы; в расчет следует принимать психиатрические состояния: 
психозы и поведенческие нарушения, отличающиеся от невро-
зов и симптоматически, и в плане лечения и прогнозов. Следу-
ющие три раздела будут посвящены короткому анализу отли-
чительных признаков неврозов по сравнению с соматическими 
болезнями, психозами и поведенческими нарушениями.
Невроз и физические заболевания
Поскольку симптомы невроза могут напоминать признаки фи-
зического дистресса, первым шагом при диагностике невроза 
является поиск доказательств того, что данные признаки не 
являются симтомами органического заболевания. Например, 
повышением уровня тревожности сопровождается тиротокси-
коз или болезнь Грейвза, так как при нем нарушаются физиоло-
гические механизмы, обеспечивающие чувствительность при 
контакте со средой, а за другие физические проявления пси-
хогенной тревоги — сердцебиение или диарея, — могут нести 
ответственность сердечные или кишечные заболевания. Если у 
больного неврозом парализованы конечности, или у него нару-
шено зрение, или у него ком в горле, его жалобы на физическое 
состояние должны соответствовать не реальному функциони-
рованию организма, а имеющимся у пациента представлениям, 
как он работает в данный момент. Как уже отмечалось выше, 
для исключения физического заболевания важно, чтобы знания 
врача позволяли ему отличить то, что он видит сам, от того, что 
говорит ему пациент, и определить, что соматические жалобы 
истерика необоснованы. 


99
Так как медицинские знания и методы диагностики не со-
вершенны, доказательство психологического происхождения 
физических жалоб не может быть только негативным, то есть 
основанным на том, что все известные соматические заболева-
ния могут быть исключены. Требуется также позитивные до-
казательства того, что симптомы выполняют психологическую 
функцию. В принципе, это можно делать двумя способами: пос-
редством исследования обстоятельств первого проявления и 
усугубления признаков, а также выявляя отношение пациента 
к симптомам. Те из признаков, которые появляются в послед-
ний день каникул, утром перед уходом на работу или в школу, 
или когда в гости приходят родственники жены, скорее всего, 
являются симптомами невроза. Если пациент выражает явную 
беспечность по отношению к симптому, обнаружение которого 
должно было бы сильно его волновать, или если он описыва-
ет свой симптом с удовольствием, возникает впечатление, что 
пациент получает определенную выгоду от своего состояния. 
Хотя эти методы совершенно субъективны, практикующий 
врач часто достаточно компетентен в определении истеричес-
кого и невротического поведения и ему легче ошибиться в тех 
случаях, когда невротик демонстрирует соматическое заболе-
вание, чем на ошибочном признании соматического заболева-
ния неврозом. 
Невроз и психоз
Следующий шаг в диагностике неврозов — исключение воз-
можных психозов. Психозы являются психиатрическими забо-
леваниями и отличаются от неврозов тем, что при них в значи-
тельной степени нарушена способность к рефлексии, поэтому 
пациент не может осознать факта своей болезни и ведет себя 
так, как если бы его расстроенные мысли и чувства были бы в 
порядке. Нормальных людей и невротиков объединяет способ-
ность знать, какого рода мысли у них в голове, и различать реа-
листичное мышление и грезы, серьезную деятельность и игру, 
буквальное и метафорическое, чувство вины и вину. Другими 


100
словами, они могут оценить логический ход каждой мысли и 
действия и даже грезя наяву, понимают, что это всего лишь гре-
зы; если они чувствуют себя обязанным выполнять какой-то 
навязчивый ритуал и считают, что он необходим для избегания 
некой опасности, они при этом знают, что их действия лишены 
смысла и выполняются из суеверия. Если они находятся в де-
прессии и чувствуют себя так, как если бы совершили какое-то 
страшное преступление, они знают, что это только их настрое-
ние, и за ним ничего нет. У психотиков же такая способность 
к оценке мыслей, действий и чувств с точки зрения здравого 
смысла и определения их значимости и места в жизни боль-
ного утрачена. В результате кошмары и грезы превращаются в 
галлюцинации, а состояния депрессии или эйфория управляют 
поведением. Такая утрата понимания, конечно, представляет 
опасность и для пациента, и для общества, поскольку он может 
действовать на основе своих галлюцинаций. При мании вели-
чия человек ведет себя, как если бы он был кем-то другим, или 
присваивает право говорить от имени закона или даже приво-
дить в исполнение смертные приговоры, вынесенные им самим. 
В состоянии эйфории человек может тратить не принадлежа-
щие ему деньги; в состоянии депрессии — освобождать мир от 
зла, убивая себя; если такой человек считает, что его пищу от-
равляют, он может уморить себя голодом. Таким образом, раз-
личие между психозом и неврозом та же, что между нормой и 
ненормальностью, и для отнесения кого-то к категории невро-
тиков нужно убедиться, что он обладает способностью соотно-
сить свои проблемы с реальностью.
К вопросу о том, различаются ли психозы и неврозы по су-
ществу или только по выраженности, идет дискуссия. Хотя су-
ществует общее представление о том, что неврозы — это пси-
хологические нарушения, которые могут возникать у физичес-
ки здоровых людей. 
Мнения разделяются, когда речь заходит о так называемых 
функциональных психозах — маниакально-депрессивном и ши-
зо френии, так как до сих пор не установлено, возникают ли они 
вследствие каких-то биохимических, метаболических или ге-


101
нетических нарушений, или являются психологическими рас-
стройствами, и поэтому следует относиться к ним как к невро-
зам. Психиатры, придерживающиеся первой точки зрения, ссы-
лаются на обширную литературу, в которой психозы соотносятся 
со специфическими физическими особенностями, хотя ни один 
из обсуждаемых случаев не имеет общего и непосредственного 
подтверждения, как это обычно бывает в медицине, когда какое-
либо ранее загадочное заболевание в конце концов становится 
понятным. Психиатры, разделяющие второй взгляд, объясняют 
психозы либо выраженной травматической или эмоциональной 
депривацией, пережитой в раннем возрасте, либо использовани-
ем различных защитных техник. Так, согласно одной из теорий, 
предложенной в 1956 г. Дж.Бейтсоном (G.Beteson) и др. в работе 
«К теории шизофрении» (Towards a Theory of Schizophrenia), не-
возможность понимания при психозе не является базовым нару-
шением или дефектом, но может рассматриваться как защитный 
маневр, посредством которого психотик защищает себя от про-
тиворечий и неспособности выполнять требования, возникшей 
в детстве вследствие подавления активности по распознанию 
различий и нюансов в мыслях и чувствах. Согласно этому пред-
ставлению, психотик охраняет свою целостность и свою иден-
тичность, демонстративно принося их в жертву, — становясь 
никем, а также свою чувствительность, — делая ее недоступной 
для ощущений. В дальнейшем Лейнг (Laing), Эстерсон (Esterson) 
и Купер (Cooper) стали наиболее активными сторонниками дан-
ного представления о психозах.
Какую бы позицию мы ни занимали относительно сущности 
и проявлении психозов, практически важным различием меж-
ду ними и неврозами является то, что первые связаны с тоталь-
ными личностными нарушениями, а вторые — с локальными, 
ограниченными нарушениями, наблюдающимися у людей, чья 
нормальность не вызывает сомнений, и на чье сотрудничество 
в процессе терапии можно рассчитывать. Таким образом, не-
врозы представляют собой предмет психотерапии, так как не-
вротик способен вступать в «терапевтический альянс» с тера-
певтом, а нормальная и здоровая часть его личности способна 


102
осуществлять рефлексию сущности и причин его симптомов и 
его собственного участия в их преодолении. 
Невроз и поведенческие нарушения
Третья стадия диагностики невроза — его дифференциация от 
так называемых поведенческих или личностных расстройств. 
В то время как неврозы характеризуются тревожностью, ком-
плексами и симптомами, препятствующими личностным про-
явлениям, поведенческие расстройства характеризуются ак-
тивностью, свободной от тревоги или переживания внутренних 
конфликтов, позволяющей говорить о девиациях, анормально-
сти или эксцентричности, и ведущей к конфликту с обществом. 
Сексуальные извращенцы, наркоманы, алкоголики, психопаты, 
делинквенты и некоторые эксцентричные личности относятся 
психиатрами к категории страдающих от поведенческих рас-
стройств, хотя и не все из них считают себя больными. Обще-
ство также не полностью уверено в том, что к таким людям 
нужно относиться как к больным.
Концепция поведенческого расстройства, действительно, 
весьма специфична. Под болезнью вообще понимается состо-
яние, при котором страдание испытывает носитель. Хотя близ-
кие пациента с диагнозом анемия или пневмония могут быть 
расстроены и обеспокоены его болезнью, нет никаких сомнений 
в том, что основная часть страданий выпадает на долю больно-
го. То же справедливо в отношении психозов и неврозов. Если 
человек дезориентирован, находится в депрессии, страдает от 
импотенции или одержим навязчивыми идеями, главный стра-
далец — конечно же, сам пациент, и также несомненно, что он 
стремится скорее освободиться от своих симптомов, нежели 
удерживать их. Не существует серьезных аргументов в пользу 
того, что дезориентация, депрессия, импотенция или навязчи-
вые идеи — это психические состояния, которые должны иметь 
моральную оценку.
Когда же мы имеем дело с гомосексуалистами, делинквен-
тами, наркоманами или пьяницами, ни один из перечисленных 


103
признаков заболевания не работает. На самом деле: совсем не 
очевидно, что это гомосексуалист или пьяница страдает от 
гомосексуализма или алкоголизма, как не очевидно и то, что 
они хотели бы «вылечиться» от своей «болезни». И общество 
совсем не единодушно в своем отношении к людям с поведен-
ческими расстройствами, как к объектам терапевтической по-
мощи; их часто считают достойными осуждения и наказания, 
а не лечения. Действительно, такие люди выглядят на первый 
взгляд совершенно не похожими на физически больных, психо-
тиков или невротиков, так как имеют в первую очередь не ме-
дицинские, а социальные проблемы, оказывающие негативное 
воздействие скорее на окружающих, чем на самих носителей, и 
находясь в условиях, вызывающих скорее общественное пори-
цание, нежели взывающих к медицинской помощи.
Такое осуждение вызывается, в частности тем, что «симпто-
мы» поведенческих расстройств самим нарушителям приятны. 
Гомосексуалисты отстаивают свое право получать удовольствие 
нравящимся им способом, а алкоголики — право на удовольс-
твие пить, делинквенты также получают удовольствие или мате-
риальную выгоду от противоправных действий — хотя приятное 
или выгодное может вести к неприятным последствиям. Гомо-
сексуалисты не радуются тому, что у них не может быть детей, 
алкоголику не может нравиться похмелье или цирроз печени, 
а делинквенту — тюремное заключение. Склонность осуждать 
людей с поведенческими расстройствами определяется также 
тем, что их действия не только антисоциальны, но и произволь-
ны, по крайней мере, так выглядят. Идея о том, что кто-то полу-
чает удовольствие от действий, которые другие считают гадкими 
и отвратительными (как в случаях перверзий) или для которых 
эти другие слишком хорошо воспитаны (как в случаях делинк-
вентности), весьма вероятно, может возбуждать зависть, а затем 
и моральное осуждение, а не сочувствие. Жалость и стремление 
лечить может возникнуть, только если мы примем во внимание 
отсроченные эффекты поведенческих расстройств.
Однако и помимо того, что исходы поведенческих рас-
стройств могут вызывать сочувствие, есть причины рассмат-


104
ривать их как болезнь. Во-первых, тщательное клиническое 
обследование показывает, что страдающие поведенческими 
расстройствами не очень отличаются от тех, кто болен психи-
чески. Какие-то случаи можно, без сомнения, рассматривать 
и в рамках той модели неврозов, которая была описана выше. 
Например, мужская гомосексуальность может трактоваться 
как смесь бегства от женщин и подчинения мужчинам — и та-
кой защитный ход объясняется психологическим климатом, в 
котором прошло детство этих людей. Алкоголизм и наркома-
нии могут рассматриваться как способы фармакологической 
редукции невротической тревоги и депрессии или как формы 
бессознательного самолечения, которое является карикатур-
ным вариантом попыток некоторых терапевтов лечить тревогу 
седативными средствами, а депрессию — стимулирующими.
На самом деле, поведенческие расстройства походят на невро-
зы тем, что являются реакцией на невротическую тревогу и защи-
той против нее. Отличие же заключается в том, что здесь трево-
гу пытаются преодолеть с помощью безрассудных действий, а не 
сдерживать ее, и что проблемы дезадаптации в большей мере свя-
заны с попытками изменить внешний мир или состояние своего 
тела, чем с психологическими изменениями Я. Поведенческие рас-
стройства являются примером аллопластической дезадаптации, в 
то время как неврозы — это пример аутопластической дезадапта-
ции, если использовать термины, предложенные Ф.Александером 
(F.Alexander). Сходство этих форм косвенно подтверждается тем, 
что в обыденном употреблении слово «невротики» может отно-
ситься к представителям и той, и другой группы.
Другим основанием для того, чтобы рассматривать поведен-
ческие расстройства как болезнь, является их саморазруши-
тельность. Алкоголики и наркоманы активно разрушают собс-
твенное тело и сокращают перспективы собственной жизни, а 
делинквенты и психопаты в деструктивных действиях направ-
ляют вовне агрессивную энергию, которая неизбежно обраща-
ется на них самих.
Хотя существует крайне либеральная позиция, заключаю-
щаяся в том, что люди имеют право, если хотят, разрушать себя 


105
или свою жизнь, общество в целом придерживается другого 
мнения. Вплоть до недавнего времени суицид, саморазрушаю-
щее действие, был преступлением, и исторически это объяс-
няется тем, что для Церкви самоубийство является преступ-
лением против естественного закона и, следовательно, грехом. 
Секуляризация общества делает следование каноническому 
праву анахронизмом, но тот факт, что суицид не является уже 
преступлением, не значит, что он стал безразличным для обще-
ства действием; суицид остается феноменом, привлекающим 
общественное внимание, и безразлично, считают ли отдельные 
члены общества его грехом, преступлением или симптомом, 
или относят его в ведение Церкви, закона или медицины. Ана-
логично и люди с поведенческими расстройствами беспокоят 
общество, и при отсутствии эффективных средств, которыми 
духовенство ли, закон ли могли бы им помогать, заниматься 
ими должны будут психиатры, и мнение о том, что это боль-
ные люди, подкрепляемое теоретическими доказательствами, 
создает не нравоучительное или карательное, а терапевтичес-
кое отношение к ним. Однако, поскольку поведенческие рас-
стройства превратились в социальную проблему, чего никак 
нельзя сказать о неврозах в узком смысле слова, их лечение 
вряд ли полностью передадут медикам, и мы едва ли увидим 
реализацию утопии, описанной С.Батлером (S.Butler «The Way 
of All Flesh»), где он пишет об «обществе, где все преступники 
считаются больными».
Невроз, несчастливость и аномия
Есть еще два состояния, которые напоминают невроз, хотя со-
ответствующие термины не являются медицинскими. Одно из 
них — это отсутствие счастья. Хотя невротик страдает и поэто-
му можно говорить, что он несчастлив, обратное утверждение о 
том, что все несчастливые люди — невротики, неверно. В этом 
отношении несчастливость напоминает тревогу или депрессию. 
Такое состояние может возникать вследствие какого-то вы-
теснения, или являться адекватной и неизбежной реакцией на 


106
изменение условий жизни. Представление о том, что идеально 
здоровый человек всегда счастлив, наверное, еще более абсур-
дна, чем представление о том, что такой человек никогда не вол-
нуется; оно игнорирует такие очевидные факторы социальной 
жизни, как бедность и война, а также факт того, что психическое 
здоровье не имеет иммунитета к разочарованиям любви или не-
успеха в карьере. Оно также предполагает, что счастье одного 
человека не зависит от состояния окружающих его людей. На 
самом деле, за исключением тех редких нарциссических лично-
стей, которые в качестве своего жизненного девиза могут про-
цитировать слова песни: «Какое мне дело до вас до всех, а вам 
до меня!», счастье зависит в равной степени от состояния тех, о 
ком человек заботится, от успеха в делах, от исполнения планов, 
важных для идентичности человека, от стабильности его лич-
ности и здоровья. Фрейд однажды заметил, что цель психоана-
лиза заключается в превращении невротического страдания в 
обыкновенное несчастье. Несмотря на явный пессимизм, доля 
истины здесь все-таки есть: страдания невротика представляют 
собой приватные, ориентированные на себя переживания, ко-
торые предохраняют его от той боли и разочарования, которые 
неизбежны при активном образе жизни.
Другим состоянием является переживание своей неукоре-
ненности, известное в социологии под названием аномии. Этот 
термин впервые использовал Э.Дюркгейм (E.Durkheim) для 
описания состояния свободы от сдерживающих традицион-
ных конвенциональных социальных ролей и ценностей, кото-
рое, как он полагал, ответственно за определенную форму су-
ицида. Сейчас этот термин использует, в частности, Д.Райсман 
(D.Reisman) в работе «Толпа одиноких» (The Lonely Crowd) для 
описания состояния дезадаптации и нарушения социальных 
соглашений. В таком широком смысле аномия наблюдается не 
только у тех, чьи жизни были перевернуты резкими социальны-
ми изменениями, но и у тех, кто активно отвергает конвенцио-
нальный образ жизни. Конформисты из числа психиатров мо-
гут быть склонны считать всех нонконформистов невротика-
ми, но такое суждение имеет ценностное обоснование и ставит 


107
знак равенства между психическим здоровьем и конформнос-
тью, то есть тем образом жизни, который нравится им самим. 
Логическим выводом из такого представления будет переход 
психиатра из категории терапевтов в категорию охранителей 
социального порядка. Аномичные личности могут быть оди-
нокими и чувствовать свою непринадлежность чему бы то ни 
было, но они не обязательно невротичны, так как это состояние 
детерминируется не психологически, а социально. Беженцы 
и эмигранты, не сумевшие из-за недостатка времени или воз-
можностей вписаться в общество, одинокие старики, жертвы 
несовершенной социальной системы могут становиться оди-
нокими и несчастными и даже совершать самоубийство; и если 
они это делают, то это скорее призыв к помощи, чем проявле-
ние неосознаваемых конфликтов. Конечно, невроз может при-
водит к аномии, особенно если речь идет о шизоидных и фоби-
ческих формах защиты, так как связанное с ними отчуждение 
на самом деле влечет за собой реальную социальную изоляцию. 
Человек, страдающий фобиями, и никогда не выходящий из 
своего дома, шизоидная личность, с подозрением относящая-
ся к любым попыткам завязать с нею дружеские отношения, с 
течением времени утрачивают связи с друзьями и близкими и 
становятся одинокими так же, как и люди, испытывающие про-
блемы преимущественно социального характера.
Классификация неврозов
Когда установлено, что тревога и другие симптомы, наблюдаю-
щиеся у пациента, имеют невротический характер, следует ре-
шить, с каким именно типом невроза мы имеем дело в данном 
случае. Сам термин «невроз» не является исчерпывающим диа-
гнозом, поскольку он всего лишь фиксирует, что пациент болен, 
а не одинок или несчастлив, и что обследовавшие его психиатры 
обоснованно уверены в том, что его заболевание не физическое 
и не относится к компетенции «большой психиатрии». 
Следующий шаг заключается в определении вида невроза. К 
сожалению, однозначной стандартизированной процедуры, ко-


108
торую следовало бы иметь, в настоящее время не существует, 
так как, являясь отраслью медицины, раздираемой теоретичес-
кими спорами, психиатрия не имеет не только общих представ-
лений о причинно-следственных связях, но и выработанных 
диагностических положений. В результате пациенты, обраща-
ясь к разным психиатрам или в разные психиатрические кли-
ники, коллекционируют противоречащие друг другу диагнозы, 
отражающие скорее пристрастия обследовавших их специа-
листов, нежели реальное состояние больного. Мне довелось 
видеть молодого человека, побывавшего за шесть лет в трех 
психиатрических клиниках, и получившего диагнозы: «психо-
патологическая личность» — в первом учреждении, «шизоф-
рения» — во втором и «невротическая реактивная депрессия с 
обсессивными страхами» — в третьем. Первая клиника специ-
ализировалась на лечении личностных психопатологий, во вто-
рой занимались разработкой методов диагностики и лечения 
шизофрении, которые позволили бы заниматься болезнью еще 
до очевидного проявления ее симптомов (как сказал бы циник, 
при их отсутствии), профилем третьей клиники была психоте-
рапия.
Следующая сложность вытекает из факта крайней индиви-
дуализированности невротических симптомов, которые, к тому 
же, не такого рода, чтобы пациент мог их спокойно и отстра-
ненно перечислять незнакомому человеку. Поэтому психиатры 
с разными личностными особенностями и использующие раз-
ные техники опроса могут извлекать из историй своих пациен-
тов разные сведения, проблемы и симтоматику, и, следователь-
но, ставить разные диагнозы.
После этого неудивителен тот скепсис, который многие пси-
хиатры и психотерапевты выражают по отношению к диагнос-
тическим категориям, особенно к таким свернутым, как «исте-
рия» или «обсессивный невроз», предпочитая им так называе-
мые «динамичные формулировки». Типичным представителем 
последних является, например, «невротическая реактивная 
депрессия с обсессивными тенденциями»; эта формулировка 
информирует коллег о том, что пациент находится в депрессии, 


109
что это не психотическая депрессия, что, вероятно, она вызва-
на каким-либо событием, и что выявлена склонность пациента 
к использованию обсессивной защиты.
Оставляя в стороне эти сложности, можно говорить о необ-
ходимости выделения в рамках общей категории «невроз» не-
скольких частных подкатегорий, хотя бы для того, чтобы пси-
хиатрам было что писать в начале истории болезни; краткая 
классификация необходима также для статистических целей. 
Эта процедура имеет и эвристическую ценность, ввиду того, 
что дает возможность сложную феноменологию неврозов ог-
раничить набором идеальных и легко распознаваемых «клини-
ческих картин», по отношению к которым случай конкретного 
клиента будет определяться как более или менее похожий.
Учитывая изложенный в данной работе материал, общую ка-
тегорию «невроз» можно было бы разделить на четыре частных: 
невроз обсессивный, шизоидный, фобический и истерический. 
Однако это не так. Я лично считаю, что такая классификация те-
оретически возможна и практически полезна, однако не факт, 
что это убеждение соответствует диагностическим принципам 
отдельных психиатров или школ. Не соответствует это и Меж-
дународной классификации болезней Американской психиат-
рической ассоциации (The International Classification of Diseases 
or the American Psychiatric Association ). Хотя обсессивный не-
вроз, фобия (или фобические расстройства) и истерия являются 
используемыми всеми диагностическими терминами, понятие 
«шизоидный невроз» никогда не применяется, в то время как 
два других — «невротическая тревога» (или «состояние трево-
ги») и «невротическая депрессия», — употребляются часто.
Отсутствие категории, соответствующей предлагаемой «ши-
зоидный невроз» означает, что пациенты, которые были бы оп-
ределены как шизоидные невротики, получают другие диагнозы. 
В психоаналитической литературе широко употребим термин 
«шизоидно-обсессивный», а истерические и фобические рас-
стройства часто интерпретируются как имеющие в основе ши-
зоидную патологию. Причина отнесения пациентов, использу-
ющих шизоидную защиту, к другим диагностическим группам 


110
имеет исторический характер. Термин «шизоид» ввел Э.Блэйер 
(E.Bleuer) для описания личности (а не симптомов) пациентов, 
похожих на шизофреников своей отстраненностью, отчужден-
ностью и взаимной непроницаемостью интеллектуальных и 
эмоциональных процессов, но при этом не дезориентированных, 
не имеющих галлюцинаций и, очевидно, остающихся по эту сто-
рону границы, разделяющей норму и ненормальность. Следова-
тельно, именно личность такого пациента, а не симптомы при-
влекает внимание психиатров, поэтому и речь идет о шизоидной 
личности или характере, а не о шизоидном неврозе. В последнее 
время, однако, в основном благодаря работам В.Фейрбейрна 
(Fairbairn) и М.Клейн (M.Klein), специфическое расщепление, 
или диссоциация, личности таких больных (на что, собственно, 
и указывает сам термин «шизоид») все чаще рассматривается 
как защитный маневр, используемый пациентами, которым не 
ставится диагноз «шизоидная личность». В результате шизоид-
ная защита выявляется у людей, которые, будучи без сомнения 
невротиками, не создают впечатление потенциальных шизоф-
реников, и таких пациентов, активно применяющих шизоидную 
защиту, по-видимому, имеет смысл называть шизоидными не-
вротиками. Эти больные жалуются на застенчивость, робость, 
проблемы с идентичностью, ощущение бессмысленности, — и 
все эти симптомы возникают вследствие обостренной чувстви-
тельности к противоречиям между идеальным образом Я и ба-
нальным впечатлением, которое они производят в реальности.
Невроз тревоги 
Невроз тревоги — термин, используемый для описания всех паци-
ентов, чьи симптомы связаны преимущественно с тревогой, хотя 
большинство психиатров считают фобии, при которых тревога 
провоцируется специфическими ситуациями, либо отдельной 
клинической категорией, либо формой обсессивного невроза.
Пациенты, страдающие от невроза тревоги, жалуются на 
волнение, напряженность, раздражительность, возбужден-
ность, взвинченность и т.д.; они постоянно находятся (или за-


111
являют о том, что постоянно находятся) в тревоге. Их тревога 
«плавающая» в том смысле, что может вызываться (в отличие 
от случаев фобий) различными обстоятельствами и составляет 
фон их обыденной жизни. 
Разумеется, единственного универсального объяснения та-
кого общего симптома дать невозможно, в частности, потому, 
что невротическая тревога является всего лишь усиленной и 
пролонгированной во времени формой обычной эмоции. Иног-
да может сложиться впечатление, что жалобы тревожных людей 
частично объясняются ошибочным представлением об отсутс-
твии тревоги у нормального человека и тревожности как призна-
ке ненормальности. Однако, клинический и интроспективный 
анализ симптома «тревоги», переживаемого невротиками, дают 
основания для выделения в нем двух компонентов: сигнальная 
тревога, возникающая как следствие внешнего воздействия или 
ощущения того, что защиты не срабатывают, и эмоциональная, 
которая является либо реакцией на воздействие, либо сопро-
вождает возвращение вытесненных образований, когда защиты 
перестают действовать. Этот второй элемент является, строго 
говоря, формой не тревоги, а какой-то другой эмоции, не очень 
понятной и пугающей больных. Часто случается, что пациент, 
жалующийся исключительно на тревогу, на самом деле впадает 
в гнев, неистовство или состояние сексуального возбуждения.
То, что человек считает себя тревожным, является дока-
зательством не того, что он действительно таков, а только его 
мнения или желания считать себя таким. Поскольку психиатры 
и психоаналитики стремятся интерпретировать все функцио-
нальные симптомы, как проявление или следствие тревоги, и 
поэтому, как мы видели в Главе 1, используют слово «тревога» 
для описания всех видов психических расстройств или стра-
даний, нетрудно встретить пациента, который говорит о своей 
тревоге, но не проявляет признаков этого состояния ни в одном 
из возможных значений термина. Недавно я консультировал 
мужчину, жаловавшегося на мучительную тревогу, преследую-
щую его на протяжении десяти лет, и имеющего за плечами со-
тню часов психотерапевтических занятий по этому поводу. Так 


112
как он, рассказывая о своих мучениях «идеальному незнаком-
цу», выглядел совершенно довольным, я позднее навел справки 
и выяснил, что его убеждение в собственной тревожности было 
основано на ощущении постоянного дискомфорта в области 
живота. Этот дискомфорт, который он и три его психотерапевта 
называли «тревогой», ни разу в жизни не помешал ему заснуть, 
переваривать пищу, вести машину или играть в теннис. Таким 
образом, хотя у человека, испытывающего (или воображающего, 
что он испытывает) постоянную боль, наверное и в самом деле 
что-то не так, и хотя три разных специалиста имели основания 
полагать, что где-то в глубине скрывается тревога, от тревоги 
этот человек не страдал. Он так считал, и это давало ему закон-
ный повод для поиска психиатрической помощи и получения 
поддержки, необходимой по совершенно другим причинам.
Может показаться странным, что кто-то желает думать о 
себе, как о страдающем от тревоги, но для этого могут быть, по 
крайней мере, две причины. Во-первых, склонность к пережи-
ванию тревоги можно считать проявлением особой чувстви-
тельности и утонченности, которых лишены простые смертные. 
В избранных кругах может предпочитаться термин «angst», и 
страдать им — признак не только чувствительности, но и дань, 
приносимая «Эпохе тревоги», в которой мы якобы живем. Таких 
людей не заденет сентенция доктора Д.Джонсона (D.Johnson) о 
том, что происходящие в мире события не интересуют ни од-
ного человека настолько, чтобы он из-за них проснулся бы на 
час раньше или съел бы на унцию меньше. Во-вторых, человек 
может хотеть считать себя страдающим от тревоги, чтобы скло-
нять окружающих к оказанию ему поддержки в неприятных си-
туациях. Этот ход основан на мнении о том, что тревога — это 
не только неприятное, но и разрушительное переживание, и 
считать, что тревожный человек сможет справиться со стрес-
сом, так же жестоко и рискованно, как заставлять человека со 
сломанными ногами участвовать в гонках. Люди, получающие 
выгоду от идеи о том, что тревога — признак болезни, описыва-
ют, как правило, свою тревогу как «невыносимую», и при этом 
умело избегают ситуаций, в которых могли бы выяснить, каков 


113
на самом деле их порог переносимости тревоги. Так как защиты 
складываются в детстве, невротики склонны к общей недооцен-
ке своей возможности переносить тревогу; они принимают без 
доказательств, что их Эго все еще настолько же хрупкое, каким 
было на момент травмы, впервые спровоцировавшей защиту.
В предыдущем абзаце мы обсуждали истерические манипуля-
ции с идеей тревоги, а не тревогу саму по себе, но ведь не все тре-
вожные невротики таковы. Напротив, хроническая, постоянная 
тревога — совершенно реальный и тяжелый симптом и, посколь-
ку физиологически тревога является проявлением состояния по-
вышенной настороженности, вся жизнь ее жертв протекает при 
таком высоком возбуждении, которое здоровые люди испытыва-
ют только время от времени. В результате, переживающие невро-
тическую тревогу страдают от физических симптомов двух видов: 
тех, которые являются физическим сопровождением тревоги, и 
тех, которые являются последствием непрерывного стресса. 
При тревоге, как при страхе, возникает состояние повышен-
ной физиологической активности. Учащается сердцебиение 
и дыхание, напрягаются мышцы, обостряются зрение и слух. 
Организм готовится к отражению нападения, но нападения не 
происходит. В результате физические ощущения тревоги сами 
переживаются как симптомы. У испуганного человека нет вре-
мени для того, чтобы осознать или учесть детали своего со-
стояния; болезненно тревожный обостренно осознает, что его 
сердце колотится, дыхание учащено, он напряжен, а повышен-
ная острота его зрения и слуха делает его раздражительным и 
буквально сверхчувствительным. Эти физические симптомы 
могут быть причиной, а не следствием тревоги, и многие по-на-
стоящему тревожные пациенты жалуются, в первую очередь, на 
неприятное сердцебиение, проблемы с дыханием, мышечные 
боли. В прежнее время, случаи невроза тревоги нередко диа-
гностировались как сердечные заболевания, и такой диагноз 
приводил к повышению тревоги, и, вследствие этого, к неоп-
равданной инвалидизации.
Кроме страданий от физических проявлений тревоги паци-
енты с неврозом тревоги склонны к хроническому утомлению 


114
и истощению. Необходимость поддерживать длительное время 
психологическое состояние, призванное справляться с кратков-
ременными опасностями, сама по себе истощает, а усугубляет 
положение тот факт, что тревога и глубокий сон несовмести-
мы. Более того, в отличие от страха и нормальной бдительнос-
ти, невротическая тревога не имеет адекватных путей отвода, 
и, следовательно, невротик расходует энергию на подавление 
потребности действовать, частично определяющей его тревогу. 
В результате люди с невротической тревогой склонны к напря-
жению, возникающему как из-за необходимости контролиро-
вать тревогу, так и из-за ее наличия. 
Теоретически, невроз тревоги можно рассматривать как ре-
зультат неудачного применения защитных техник, описанных в 
предыдущей главе, и она, предположительно, возникает до ос-
воения этих техник, как это наблюдается в тревожных состо-
яниях детского и подросткового возраста, или после того, как 
техники становятся неэффективными из-за изменений в обра-
зе жизни пациента. Поэтому часто невроз тревоги развивается 
после ухода из дома или школы, после окончания универси-
тета, после свадьбы, после рождения первого ребенка, после 
движения вверх по служебной лестнице или после выхода на 
пенсию — то есть, после таких изменений в условиях жизни, 
которые делают привычные паттерны поведения и защиты не-
адекватными или неприменимыми. В психотерапевтической 
практике много случаев, демонстрирующих ситуацию, когда 
фаза, на которой тревога была единственным симптомом, за-
вершается формированием другого невроза.
Невротическая депрессия
Невротическая депрессия уже обсуждалась в Главе 3, где опи-
сывалось два вида депрессии: меланхолическая депрессия, при 
которой пациенты чувствуют вину, страдают от угрызений со-
вести и ведут себя так, как если бы совершили ужасное престу-
пление, и депрессия как более общее переживание подавленной 
витальности, возникающее при чрезмерном сдерживании. Пер-


115
вый и второй из признаков меланхолической депрессии могут 
быть основанием для диагноза невротической депрессии. Он 
похож на диагноз невроза тревоги тем, что просто указывает 
на основной симптом пациента, у которого нет ни физическо-
го заболевания, ни психоза. В случае невротической депрессии 
последнее имеет особое практическое значение, потому что 
депрессия является основным симптомом одного из функцио-
нальных психозов — маниакально-депрессивного, — при ко-
тором постоянно присутствует риск суицида. Согласно «Учеб-
нику психиатрии» Гендерсона и Гиллеспи (Henderson, Gillespie. 
Textbook of Psychiatry), случаи, диагностируемые как невроти-
ческая депрессия, могут быть отнесены к категориям истериче-
ского или умеренно выраженного маниакально-депрессивного 
психоза. Однако, как я писал в Главе 3, переживания тревоги, 
вины и депрессии настолько плохо дифференцируемы, что жа-
лобы на депрессию могут возникать при других видах невро-
зов. 
Обсессивный невроз
Особенности обсессивного невроза уже обсуждались в Главе 3, 
где описано, как интернализация жестких авторитарных роди-
тельских образов приводит к конфликту между Суперэго и дру-
гими частями личности, и как на основе этого конфликта раз-
вивается невротическая вина, возникают обсессивные мысли и 
ритуалы. Я также рассказывал в Главе 5 о типе личности, кото-
рый формируется у людей, привычно использующих обсессив-
ную защиту. Обсессивный невроз наблюдается, как правило, на 
фоне обсессивных черт личности, хотя корреляция не абсолют-
на. Согласно Поллитту (1960), в 34% из 115 случаев обсессивно-
го невроза до расстройства характерных обсессивных черт не 
наблюдалось, при этом обсессивные личности склонны также к 
депрессии, которую, таким образом, можно рассматривать как 
интенсивную форму обсессивного чувства вины.
Симптомы обсессивного невроза могут быть двух видов: 
компульсивные, или навязчивые мысли и образы, и компуль-


116
сивные действия или ритуалы. Компульсивные мысли отли-
чаются от нормального мышления своей чуждостью системе 
осознаваемых отношений и ценностей пациента, они пережи-
ваются как насильственно вторгающиеся в естественное те-
чение его мыслей и чувств. Фрейд в своей работе «Об одном 
случае обсессивного невроза» (Notes upon a case of Obsessional 
Neurosis) описывает молодого человека, мучимого навязчи-
вым образом, — крысы, вгрызающейся в анусы его невесты 
и отца, — при том, что к невесте он относился с величайшим 
уважением, а его почтенный отец несколько лет как скончался. 
Этот пример ярко демонстрирует наиболее характерные осо-
бенности обсессивных мыслей: они эксцентичны, абсурдны, 
тягостны и грубы, поразительно контрастны по отношению к 
чистому, упорядоченному, логическому и возвышенному созна-
нию человека. Некоторые пациенты одержимы мыслями о том, 
что они могут внезапно, помимо желания, сделать что-либо 
возмутительное или отвратительное. Я уже упоминал о страхе 
разразиться богохульствами в церкви. Еще одним примером 
может служить случай молодой женщины, которая не могла 
есть за одним столом со своим мужем — ее мучало предчувс-
твие того, что однажды она вонзит свою вилку ему в руку. Эта 
мысль не была выражением враждебности по отношению к 
мужу, которого она нежно любила.
Некоторые обсессивные больные, сделав что-то, сомне-
ваются в том, сделали ли они это. Такие пациенты, например, 
проверяют и перепроверяют, выключили ли они газ, заперли 
ли дверь, оплатили ли счета, хотя легко могут восстановить в 
памяти соответствующие действия. Такие навязчивые сомне-
ния иногда могут становиться настолько сильными и разру-
шительными, что буквально парализуют жизнь больного. Для 
обсессивных мыслей и сомнений характерно, что их довольно 
просто интерпретировать как доказательство гораздо большей 
амбивалентности, чем может позволить себе думать сам паци-
ент. Навязчивая идея является выражением некоторого вытес-
ненного импульса в замаскированной форме или представляет 
попытку защититься от разрушительного воздействия такого 


117
импульса. Однако, было бы ошибкой полагать, что амбивален-
тность всегда направлена непосредственно на объект обсессив-
ной идеи. Женщина, представляющая себя вонзающей вилку в 
руку мужа, относится амбивалентно не к мужу как таковому, а 
к представителю целой категории мужчин, которые и вызыва-
ют у нее амбивалентные чувства. 
Компульсивные действия обычно сами по себе являются 
тривиальными, а их болезненность определяется тем, что паци-
ент чувствует необходимость повторять их, переживая в случае 
невозможности повторения тревогу. Они похожи на личные 
суеверия. Одежда, предметы на столе или доске должны нахо-
диться в особом, обычно симметричном порядке. Мыться надо 
в соответствии с особым алгоритмом, а когда уходишь из дома, 
к каким-то предметам надо прикоснуться, а каких-то избегать. 
Распространенная у детей привычка не наступать на трещины в 
мостовой часто указывается в качестве типичного навязчивого 
действия, хотя большинство детей, делавших это, повзрослев, 
не заболевают обсессивным неврозом. Еще одним вариантом 
проявления компульсивности может быть навязчивый счет. 
Таким людям, прежде чем принять решение, нужно сколько-то 
раз пересчитать, им нужно считать ступени на каждой лестни-
це, по которой они поднимаются, или им нужно избегать опре-
деленных чисел и поэтому прибегать к иносказаниям, называя 
результаты каких-то вычислений, где эти числа (не обязатель-
но тринадцать) присутствуют. Такие действия бессмысленны, 
и пациенты понимают их бессмысленность, но, тем не менее, 
чувствуют, что только таким образом можно предотвратить не-
кое зло, и если они этого не сделают, то с ними, их родителями, 
супругами или детьми может произойти нечто ужасное — что 
именно, обычно не формулируется. Совершая такие действия, 
напоминающие действия, продиктованные суеверием, больные 
пытаются защититься от иррациональных страхов с помощью 
настолько же иррациональных поступков, и логика здесь ма-
гическая, а не научная или обыденная. Такие действия следу-
ет рассматривать как перверзии защитных техник управления, 
описанных в Главе 5; чувствуя себя подверженными нападению 


118
со стороны непонятных и необъяснимых с точки зрения зако-
нов разума сил, обсессивные личности отвечают на такую уг-
розу, формируя аналогичный магический, или «контр-магичес-
кий», стиль реагирования.
Фобии
Фобии обсуждались в Главе 1, где я ссылался на них как на 
очевидный пример невроза тревоги и указал объекты и ситуа-
ции, которые чаще всего провоцируют фобическую тревогу, а в 
Главе 5 я представил описание фобической защиты. Также мы 
говорили уже в этой главе о том, что одни психиатры рассма-
тривают фобические симптомы как проявление тревожного, 
а другие — обсессивного невроза. Однако, фобия отличается 
от невроза тревоги тем, что фобическая тревога вызывается 
определенными объектами или ситуациями, в то время как во 
втором случае тревога генерализована и свободна. Отличие же 
от обсессивного невроза заключается в том, что при последнем 
акцентируются особые повторяющиеся действия, соверше-
ние которых должно предотвратить некие неопределенные, но 
страшные угрозы. Хотя ни фобические, ни обсессивные лично-
сти на самом деле не знают, что вызывает их тревогу, первые 
считают, что им это известно, но чувствуют себя неспособными 
противодействовать, а вторые считают, что им известно, как им 
справляться, но не знают, с чем. Другими словами, хотя фобия 
и обсессивный невроз похожи тем, что их симптомами являют-
ся защиты против тревоги, проявляющейся как невротическая 
тревога, они различаются тем, что в одном случае защита ис-
пользуется для избегания, а в другом — для контроля.
Истерия
Невроз тревоги, обсессивный невроз и фобия — термины с яс-
ным происхождением (первые два понятия предложены Фрей-
дом), попросту фиксирующие основной симптом того состоя-
ния, которое эти слова обозначают. Они всего лишь удобные 


119
описательные маркеры, и ничего большего за ними не стоит. 
С истерией, однако, все по-другому. Со времен античной Гре-
ции это слово вмещает в себя некую научную концепцию, до 
сих пор еще не полностью изжитую, о том, что это специфи-
ческое заболевание, подобное тифозной лихорадке или рассе-
янному склерозу. Другим отличием от прочих психиатрических 
терминов является наличие уничижительного оттенка: назвать 
кого-то истериком — практически сказать, что тот способен на 
кривляние, симуляцию и притворство. Эти две причины сде-
лали термин «истерия» крайне неудобным, и в 1952 г. Амери-
канская психиатрическая ассоциация исключила его из своей 
«Стандартной номенклатуры болезней» (Standard Nomencla-
ture of Diseases), поместив вместо него термин «конверсио-
нальный симптом». Однако в 1955 г. он оказался в «Междуна-
родной классификации болезней» (International Classification of 
Diseases) (хотя и в развернутой форме: «истерическая реакция 
без признаков реактивной тревоги»), которую использует «На-
циональная служба здоровья» (National Health Service).
Так или иначе, идея истерии живуча, и этот диагноз частень-
ко появляется в историях болезни. Наиболее близким к точно-
му определению истерии будет такое, при котором требуется 
соблюдение условий: а) пациент жалуется на физические симп-
томы, которые не проявляются в каких-либо объективных при-
знаках; б) симптомы соответствуют представлениям пациента 
о работе тела, а не реальным данным анатомии и физиологии; 
в) пациент не тревожен, сопротивляется идее о психогенном 
происхождении симптомов и избегает любой возможности вы-
явить наличие у него психологических и личностных проблем.
Истерические проявления, такие как паралич рук или ног, 
потеря зрения или речи, судорожные припадки или обмороки 
со времен Фрейда описываются как конверсионные симптомы 
на том основании, что они возникают вследствие превраще-
ния (конверсии) идеи в физический симптом, в результате чего 
пациент (а чаще пациентка) отвлекается от болезненной идеи, 
воспоминания, эмоции или конфликта, вместо которых фор-
мируется физическое нарушение, оправдывающее поиск меди-


120
цинской помощи. В предыдущей главе я предположил, что этот 
процесс конверсии является средством, с помощью которого 
пациент, чувствующий беспомощность в прямом отстаивании 
своих интересов, может занять подчиненную позицию и, таким 
образом, разоружить окружающих, привлечь внимание, на ко-
торое, по своему глубокому убеждению, он не имеет права. Ин-
тересно, что, хотя психоанализ и психопатология начинались с 
исследований именно истерии, механизм действия истеричес-
кой конверсии остается полной загадкой, как и то, почему не-
которые люди могут им пользоваться, а другие — нет. Однако 
отнесение истерии к психологическим расстройствам является 
признанным фактом.
Процесс конверсии определяет враждебность, с которой к ис-
терику, вопреки Фрейду, нередко относятся как их близкие, так и 
их врачи. Те и другие чувствуют, что симптомы являются не тем, 
чем кажутся, а больной хочет не того, о чем просит; врач к тому 
же ощущает, что должен работать с симптомом, представляю-
щим собой карикатуру или симуляцию тех нарушений, которые 
он умеет лечить. Поэтому окружающие чувствуют себя в ложном 
положении людей, которых просят помочь кому-то, кто не мо-
жет или не хочет сказать, в чем же дело, и склонны реагировать 
на это раздражением. Со своей стороны, истерики оказываются 
объектом осознаваемого или бессознательного шарлатанства со 
стороны терапевтов, готовых признать соматический характер 
их расстройств. Истерик, добравшийся до кушетки аналитика, 
почти всегда рассказывает историю о своем лечении у предста-
вителей околомедицинских практик самого разного профиля — 
например, остеопатов, акупунктурщиков или сциентистов. 
Данное положение дополнительно осложняется тем, что 
большинство истерических пациентов, как правило, составля-
ют женщины, а большинство врачей, как правило, — мужчи-
ны. Вследствие этого требование внимания и драматическая, 
актерская манера предъявления симптомов создает у лечаще-
го истерическую женщину врача ощущение общего эмоцио-
нального давления, имеющего, как он часто подозревает (и по 
большей части, справедливо) сексуальный характер. Ж.Брейер 


121
(J.Breuer), соавтор «Исследований истерии» (The Studies on 
Hysteria), переориентировавших Фрейда с нейрологии на пси-
хоанализ, ушел со сцены, когда осознал, до какой степени исте-
рия является сексуальным расстройством. 
Идея о том, что истерия — это сексуальное расстройство, 
имплицитно присутствует в самом названии, происходящем от 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет