Глава 5
Защита и адаптивное поведение
В предыдущей главе я определил общую структуру невроза как
результат репрессии одной части личности со стороны дру-
гой. Стремление репрессируемой части вернуться в сознание
приводит к невротической тревоге, усилению подавления и
развитию симптомов. Такое представление, преимущественно
выводимое из работы Фрейда «Запрещение, симптом и страх»,
содержит два допущения, которые следует обсудить.
Во-первых, допускается, что личность может быть разделена
на две части — контролирующее Эго, сосредоточенное на подде-
ржании собственной стабильности, и импульсивное Ид, стремя-
щееся к самовыражению. При таком подходе невроз может объ-
ясняться как тем, что импульсы невротика сильнее или опаснее,
чем у других людей, и поэтому ему труднее их контролировать,
так и тем, что невротик имеет более слабое Эго, и поэтому вытес-
няемому содержанию легче возвращаться; в том и другом случае
сила импульсов и стабильность Эго зависят от конституциональ-
ных или приобретаемых факторов. Психоаналитический подход
ассоциируется с объяснениями, касающимися влияния детского
опыта, однако сам Фрейд часто апеллировал к конституции и
полагал, что обсессивный невроз (имеющий непосредственное
отношение к теории сигналов тревоги) может являться следстви-
ем как врожденного избыточного садистического влечения, так
и преждевременного развития Эго, ведущего к тому, что у буду-
щего невротика в младенчестве и раннем детстве подавляются те
импульсы, которые здоровый ребенок проявляет свободно. И в
том, и в другом случае предполагается, что страдания невротика
возникают из-за того, что во взрослой жизни прорываются ин-
фантильные импульсы, совладать с которыми с помощью взрос-
лых средств эмоционального управления невозможно. Жена
становится для своего мужа объектом не только осознаваемых
72
взрослых чувств, которые она вызывает, но и неосознаваемых
ощущений, берущих начало из его детских отношений с матерью;
начальник для взрослого — это объект эмоций, связанных с его
отцом. Поэтому невротик — это человек, чье детство не закончи-
лось, и чьи возможности справляться с давлением взрослой жиз-
ни не соответствуют необходимости совладания с остаточными
детскими конфликтами. Он терпит поражение, у него возника-
ют симптомы при более низком уровне напряжения и неудач по
сравнению с людьми, чьи более удачное развитие или детство не
заставляют их тратить массу энергии для бесконечной борьбы с
вытесненными частями собственной личности.
Во-вторых, идея о том, что невроз является следствием конф-
ликта между контролирующим Эго и импульсивным Ид, основа-
на на допущении относительно природы Эго. Принято считать,
что в классическом фрейдизме принципиально антиэмоцио-
нальное и антиинстинктивное Эго чувствительно по отношению
к тому, что несет угрозу объективности, равновесию и самосо-
знанию. Однако, по выражению Хайнца Хартманна, ведущего
представителя психоаналитической эгопсихологии, этот «теоре-
тический идеал рациональной деятельности», подразумевающий
защитные реакции на все иррациональные переживания, по-ви-
димому, является не универсальной характеристикой человечес-
кого Я, а признаком собственно западной цивилизации и, в осо-
бенности, ее представителей. В социумах, чьи отношения к миру
определяются не разрозненными, получаемыми путем научного
познания представлениями, следствием чего в моральном отно-
шении является вечно оценивающее сознание, похоже, гораздо
меньше страшат эмоции или транс — психические состояния,
связанные с временным ослаблением самосознания. Согласно
профессору Ламбо (Lambo), у невестернизированных западных
африканцев по сравнению с европейцами невроз, депрессия и
суицид наблюдаются реже, и одновременно чаще отмечаются
случаи агрессии и кратковременной потери контроля.
Профессор Карстэрс (Carstars) описал практику, использу-
емую индийскими вдовами для погружения в транс, позволя-
ющий с помощью внутреннего диалога получить от умершего
73
мужа инструкции по текущим делам. Это не симуляция, — от-
мечает автор, — просто в определенный момент женщина, что-
бы выслушать волю хозяина, впадает в транс.
Хотя и в нашей культуре вдова часто хранит живой образ
умершего мужа и пытается продолжать то, что делал он, у за-
падной женщины такое полное возвращение в ответ на призыв
совершенно определенно вызывало бы сильнейшую тревогу, а
ее близким послужило бы сигналом о необходимости вмеша-
тельства психиатров.
Если кто-то высокомерно посчитает, что «западное Эго» яв-
ляется единственно нормальным, а у представителей других
обществ и цивилизаций оно примитивно или ущербно, то он
должен будет также признать, что невроз — не универсальное
явление, связанное прежде всего с таким типом Эго, который в
определенном обществе принимается за норму. В распростра-
ненных в этом обществе типах невроза отражается высокая пла-
та за ценность самодисциплины, моральной и интеллектуальной
целостности, непрерывности самосознания и объективности.
Защита
Признание того, что объяснить невротические феномены ис-
ключительно в терминах вытеснения невозможно, ведет к раз-
витию эгопсихологии, в которой основное внимание уделяется
не только самому симптому, тому, как он проявляется и сим-
волизируется, но и многочисленным техникам, применяемым
Эго при получении сигнала тревоги. Вместо идеи о том, что эго
имеет единственный способ работы с опасными эмоциями, от-
правляя их в бессознательное и оставляя их там, выдвигается
представление о существовании множества техник. Такая сме-
на теоретической ориентации отразилась в дополнениях к ра-
боте Фрейда «Запрещение, симптом и страх», где он пишет:
«По моему мнению, полезно вернуться к старому понятию
«защита», с тем, чтобы в явном виде закрепить это название
за теми техниками, которые Эго применяет в конфликтных
ситуациях, потенциально ведущих к неврозу, в то время как за
74
термином «вытеснение» остается значение одного из методов
защиты. Такой подход, вытекающий из наших исследований,
позволяет лучше представлять суть проблемы».
Такие техники обычно называются защитными механизма-
ми, хотя термин «защита» более предпочтителен, так как не не-
сет в себе допущения о механическом действии или автомати-
ческом бессознательном применении защит. Защиты — в мень-
шей степени механизмы, чем техники, маневры, стратегии или
ухищрения, — а эти термины применимы как по отношению к
активной работе с внешними и внутренними угрозами, так и к
способам пассивного сопротивления, примером которого явля-
ется подавление. Хотя психологическое понятие защиты имеет
отношение прежде всего к техникам совладания с внутренними
угрозами, допустимо расширить его, включив техники, исполь-
зуемые для разрешения ситуаций вовне, ведущих к усилению
объектной тревоги, так как психоаналитическая теория всегда
утверждала, что Эго реагирует одинаково на внешний мир, на
подвергшиеся изоляции собственные компоненты. В формули-
ровке Анны Фрейд, «методы защиты определяются тремя ос-
новными типами тревоги, к которым чувствительно Эго: инс-
тинктивная тревога, объектная тревога и тревога сознания». Та-
кое расширительное понимание делает возможным соотносить
защиту и биологические паттерны адаптивного поведения.
Среди психоаналитических школ нет согласованного пред-
ставления о количестве и основаниях классификации защит.
Анна Фрейд предлагает список десяти специфических защит-
ных механизмов, а Фейрберн (Fairbairn)
1
в своей «Новой пси-
1
W.R.D. Fairbairn (1889-1964) был пионером расширения объектной теории,
переопределив психоаналитические положения в терминах стремления инди-
вида поддерживать контакт с объектом, в противоположность фрейдистской
теории инстинктов, построенной вокруг стремления к поиску инстинктивного
удовлетворения. Он утверждал, что в природе человека заложен поиск объек-
та, а не поиск удовлетворения, и что неврозы являются следствием попыток
контролировать и избавиться от амбивалентности по отношению к объекту
(в начале жизни, а затем бессознательно всю жизнь, таким объектом является
мать). При этом в качестве средств используются четыре базовых защитных
маневра, названные автором шизоидной, истерической, фобической и обцес-
сивной техниками, различающихся способом интернализации объекта.
75
хопатологии психозов и психоневрозов» (A Revised Psychopa-
thology of the Psychoses and Psychoneuroses) описывает четыре
общих техники. Хотя и Анна Фрейд, и Фейрберн соотносят
называемые ими механизмы с определенными неврозами, со-
гласовать их классификации оказывается невозможно: нельзя,
например, разделить десять механизмов, предлагаемых Анной
Фрейд, на четыре группы, соответствующие общим техникам
Фейрберна. Причиной является расхождение в том, что рас-
сматривается в качестве причины защиты. Для Анны Фрейд
это тревога, вызванная угрозой утраты чувства безопасности,
которое обеспечивается изначально неамбивалентной связью
с матерью. В результате и представления о функциях защиты
также расходятся. Для Анны Фрейд защита предотвращает
разрушение Эго, а для Фейрберна — поддерживает иллюзию
существования идеальной матери и отводит агрессию от этого
идеального образа. Но оба автора рассматривают как проявле-
ние невроза только тревогу вне широких связей с биологией.
Приняв предлагаемую мною в этой книге точку зрения, и
рассматривая тревогу как форму реакции, вызываемой изме-
нениями как во внешней среде, так и в тех компонентах Я, к
которым Эго относится как к чему-то внешнему, мы получаем
возможность классификации защит по их отношению к биоло-
гическим адаптивным реакциям.
Как мы уже видели, и животное, и человека заставляет на-
сторожиться что-то новое в окружении. Такая бдительность
подготавливает их к действию, и настороженность длится,
пока не будет выбрана соответствующая форма реакции. Если
впервые воспринимаемый объект воспринимается как опас-
ный или угрожающий, в распоряжении имеются три разных
типа самозащитных реакций: агрессия, бегство или подчине-
ния, последняя из которых является ответом более слабого су-
щества на угрожающее поведение доминантного представителя
его вида. Я полагаю, что психологические защиты аналогичны
трем формам биологической реакции, так как и тем, и другим
предшествует тревога, и те, и другие защищают целостность
индивида. Однако они различаются тем, что защиты призваны
76
обеспечивать прежде всего психологическую целостность, а не
физическое выживание. Одним из последствий великой пси-
хологической эволюции человека и его самосознания является
его готовность защищать свою психологическую целостность с
такой же силой, с какой животные отстаивают свою физичес-
кую целостность, и его способность чувствовать боль, депри-
вацию, опасность, угрозу в результате изменений окружающей
среды, имеющих чисто ментальный характер. Это доказывает,
что физическая реакция человека на психологический стресс
похожа на реакцию животного на физическую опасность. Со-
гласно С. Барнетту (S.A. Barnett),
У человека усиление кортикальной секреции адреналина в си-
туации конфликта возникает как при возможности поврежде-
ния или смерти; очевидно, что телесная реакция на унижение
схожа, в некоторых отношениях, с реакцией на ситуацию, угро-
жающую жизни или целостности организма.
Психологические защиты отличаются от биологических ре-
акций на физическое воздействие тем, как они определяются и
усложняются теми процессами интернализации, которые были
описаны в Главе 3. Вместо того, чтобы атаковать или спасаться
бегством от обстоятельств или людей, угрожающих психоло-
гическому благополучию, человек может подчиняться превос-
ходящей силе и затем интернализировать ее. Вследствие этого
реакции нападения, бегства или подчинения соответствуют не
актуальной ситуации, а интернальным психическим репрезен-
тациям, а индивид вовлекается в чисто психологический конф-
ликт со своим окружением. Продолжительность детства чело-
века усиливает тенденцию интернализации, но тот же процесс
может возникать в зрелости, например, если человек оказыва-
ется в концентрационном лагере или живет в тоталитарном об-
ществе.
Эти два фактора определяют бόльшую сложность психоло-
гических защит человека по сравнению с реакциями на угрозу
животных; защиты действуют в основном не на физическом,
а на символическом уровне. Тем не менее, в следующей части
этой главы я попытаюсь показать, что четыре защитные тех-
77
ники, описанные Фейрберном под названиями обсессивной,
фобической, шизоидной и истерической защиты являются пси-
хологическим развитием биологической реакции, нападения,
бегства и подчинения.
Агрессия и обсессивная защита
Агрессия известна как лучшая форма защиты, и при использо-
вании ее для уменьшения тревоги нет оснований говорить о не-
вротической защите. Напротив, здоровое развитие включает в
себя усиление способности проявлять власть в отношении тех
ситуаций и людей, которые изначально вызывали тревогу. Я
имею в виду не только возрастающую сложность внешней сре-
ды, представленную растущим от младенчества к детству и от
детства к зрелости числом незнакомых и потенциально враж-
дебных людей, но также и биологические изменения, происхо-
дящие с самим индивидом. У тех, чьим привычным ответом яв-
ляется превосходство, тревогу сопровождают любопытство и
предвкушение, а взросление — это не только болезненное ощу-
щение удаления из иллюзорной безопасности детства, но также
и процесс открытия новых возможностей в окружающем мире
и новых собственных способностей. В Главе 1 мы упоминали
описанный И.Павловым рефлекс «что такое?», который пред-
ставляет собой, с одной стороны, такую защиту, без которой
жизнь подвергается постоянной опасности, а с другой — осно-
ву для любопытства и способности исследования неизвестно-
го. Этот же принцип применим и к невротическим феноменам.
Человек, страдающий от кошмаров и желающий понять смысл
происходящего с ним, исследует свою проблему, в которой
представлены остаточные детские конфликты, и его реакция на
невроз не является сама по себе невротичной. Невротик, обра-
щающийся за помощью к психотерапевту, может использовать
или не использовать агрессию в качестве реакции, но если он,
стремясь преодолеть свою проблему, использует терапию для
достижения нового уровня самопонимания, то он ее проявляет.
Если же он ожидает от своего терапевта защиты и руководства,
78
то к уже имеющемуся неврозу прибавляется невротическая ре-
акция подчинения авторитету.
Агрессивная позиция может использоваться как защита не
только против объектной тревоги, порождаемой ситуациями,
реально содержащими угрожающие элементы, но и против
субъективной, или невротической тревоги. Иллюстрацией мо-
жет служить факт того, что для детей не представляет затруд-
нения демонстрировать по отношению к другим или самим
себе такие действия, которые вызывают тревогу, но при этом
не совершать их и даже не считать их возможными. Таким пу-
тем они добиваются признания и самоуважения, что позволяет
преодолевать представляющуюся им необоснованной тревогу,
и одновременно приобретают ценный опыт познания истин-
ной природы физической опасности и своей собственной спо-
собности переносить тревогу.
Существует, однако, такая форма агрессии или превосходс-
тва, которую следует признать однозначно невротической. Это
компульсивный контроль над всем и всеми, являющийся ха-
рактеристикой пациентов с диагностированным обсессивным
неврозом. В то время как здоровые люди вступают в спонтан-
ные отношения, благодаря которым обеспечивается свободный
обмен эмоциями с окружающими, и выражение, как и воспри-
ятие привязанности или гнева не вызывает тревогу, обсессив-
ные личности пытаются контролировать свои эмоции и фикси-
ровать себя и других в предписанных позициях и отношениях.
Таким образом, они надеются избежать тревоги, устраняя не-
контролируемые элементы человеческих отношений. Если им
удаcтся достичь такой степени самоконтроля, чтобы никогда
не попадать во власть неожиданных чувств, и контроля дру-
гих — чтобы они не смогли бы совершать спонтанные и поэто-
му нежелательные действия, тогда, в соответствии с логикой
обсессивной защиты, неожиданное никогда не произойдет и
неизвестное никогда не возникнет — а поэтому никогда не воз-
никнет тревога. Так как, однако, эмоции по самой своей приро-
де спонтанны, непредсказуемы и непроизвольны, обсессивная
защита ведет к антагонизму по отношению к эмоциям, и чувс-
79
тва начинают восприниматься как раздражители, нарушающие
порядок, установленый невротиком в своем внутреннем мире.
В результате такие люди стремятся усвоить такую позицию по
отношению к своей собственной эмоциональности и эмоцио-
нальной жизни других, которая вызывает ассоциации с бюрок-
ратом, поставленным управлять потенциально враждебными
импульсами. Побуждения — собственные и других людей, —
вызывают у них настороженность, если не подозрение; они лег-
ко теряются при нарушении постоянства и интимности пред-
почитают формальные и ритуализированные аспекты взаимо-
отношений, поскольку последние могут быть схематизированы
и предсказуемы, а интимность не допускает классификации.
Столкнувшись с перспективой брака, субъект использующий
обсессивную защиту, будет уделять непропорционально боль-
шое внимание деталям церемонии бракосочетания, ее финан-
совым вопросам, интерьерам, оформлению страховки, потому
что все эти действия позволяют ему не сделать шаг в неизвест-
ное. Такая потребность в контроле и предсказуемости толкает
вступающего в брак к покупке книг о гармонии в браке.
Обсессивные личности часто интересуются психологией,
так как с ее помощью можно попытаться понять и благодаря
этому научиться контролировать себя и других. Они ищут пси-
хологические теории, игнорирующие интуитивное, основанные
на статистическом анализе, апеллирующие к идеям «нормаль-
ности» или идеала, поскольку их воодушевляют представле-
ния о том, что эмоции могут быть подчинены интеллекту и что
существует паттерн желательного поведения, который может
быть им освоен. Они как бы получают символическое разреше-
ние считать, что всегда можно находиться на безопасной осво-
енной территории.
Они также любят различные философские системы, даря-
щие иллюзию всепонимания и, таким образом, защищающие от
тревожащих столкновений с неизвестным.
В обыденной жизни обсессивная потребность всеобщего
контроля ведет к озабоченности вопросами аккуратности и оп-
рятности, которые ценятся не столько потому, что чему-либо
80
способствуют, сколько из-за того, что дают ощущение осве-
домленности, где что находится. Тревога с этой точки зрения,
связанная с ощущением непорядка, сигнализирует о том, что
что-то нарушено в знакомой предметной среде, либо кто-то без
разрешения вторгся на подконтрольную территорию.
Такая потребность в контроле приводит к развитию чрез-
мерной интернализации. В то время как люди и предметы вне-
шнего мира, естественно, определяют границы влияния субъ-
екта, а словами и мыслями можно манипулировать, то переход
от действий с внешними объектами к управлению их менталь-
ными и вербальными репрезентациями обеспечивает обсес-
сивному субъекту иллюзорную власть над несравнимо более
обширной областью действительности. Невозможно иссле-
довать или контролировать все страны мира, но можно знать
названия всех стран и определять, в какой последовательности
следует их перечислять — в алфавитном порядке, по степени
их влиятельности или в соответствии с относительным разме-
ром территории.
Кроме того, обсессивная защита подразумевает стремление
к тому, чтобы управлять тревогой, которая сопутствует любым
человеческим взаимоотношениям, контролируя все спонтан-
ные проявления, как свои собственные, так и партнеров, как
если бы отношения представляли собой угрозу целостности
той территории, которую индивид ощущает полностью своей.
Животные, когда на их территорию нападают в буквальном
смысле, используют аналогичную защиту, изгоняя или под-
чиняя неприятеля. Если противник — это сознательная часть
собственного Я, такая атака представляет собой подавление, а
если это спонтанное поведение партнера, то средствами явля-
ются контроль, доминирование и отрицание реальной незави-
симости. Психоаналитическое лечение обсессивных субъектов
начинается с того, что они собирают всю доступную информа-
цию о теориях и техниках, а если терапевт говорит или делает
что-либо, что расходится с их представлением о должном тече-
нии процесса, это вызывает возмущение и даже агрессию.
Обе формы обсессивных атак — подавление, направленное
81
внутрь, и контроль, направленный вовне, независимо от эффек-
тивности использования в качестве защиты — оказываются в
высшей степени саморазрушительными, поскольку свобода от
тревоги достигается за счет утраты спонтанности и контакта с
эмоциональной составляющей жизни. В первом томе своей ав-
тобиографии, названном «Слова» (Words), Ж.Сартр (J.Sartre),
дает полное иронии описание того, как присваивающий слова
ребенок приобретает ощущение власти над миром, утрачивая
при этом с ним контакт, а складывающиеся стереотипы само-
сознания препятствуют реальному самопознанию. Неудиви-
тельно, что это сочинение обескуражило тех, кого более ранние
работы автора убедили в неизбежности отчуждения как усло-
вия человеческой жизни.
В предыдущих частях работы неоднократно использовалась
метафора территориального контроля. Ее описательный харак-
тер не мешает предположить существование реальной связи
между обсессивной защитой и территориальным поведением
животных. Самцы многих видов устанавливают границы своих
владений и энергично защищают их от вторжения других сам-
цов. При появлении противника самец-владелец атакует, чтобы
либо обратить его в бегство, либо добиться подчинения. Обсес-
сивная защита, как и невроз, значительно чаще наблюдаются у
мужчин, чем у женщин, и в этом можно усмотреть символичес-
кое отражение той власти, которую устанавливает в физичес-
ком пространстве самец животного.
Бегство, фобия и шизоидная защита
Смыслом бегства является дистанцирование от опасности. У
животных оно, как правило, вызывается угрожающим поведе-
нием явно превосходящего по силе представителя своего вида
или присутствием хищника, для которого животное является
естественной добычей. У людей бегство, очевидно, не являет-
ся безусловно невротической реакцией, так как может опре-
деляться адекватной оценкой собственной физической или
психологической несостоятельности перед лицом физической
82
опасности или при общении с более сильными (физически или
по статусу) людьми.
Простейший пример невротического бегства представля-
ет собой фобическая защита. Люди, использующие такой вид
защиты, привычно избегают ситуаций, вызывающих тревогу.
Они пытаются так организовать свою жизнь, чтобы гаранти-
рованно не сталкиваться с людьми или обстоятельствами, ко-
торыми нужно управлять или которым нужно подчиняться. У
людей, которые относятся к дому как к безопасной территории
или к родителям как к защитникам, фобическая защита ведет
к развитию отсутствия желания выходить из дома, расставать-
ся с усвоенными ролями ради освоения новых и даже пытаться
думать по-другому. В результате, использующий фобическую
защиту человек склонен к ограничениям в своей жизни и реа-
лизации единственной безопасной и хорошо знакомой роли —
быть опекаемым ребенком, никогда не уходящим далеко от
дома и родителей. Но так как силы, выталкивающие человека
из родительского дома и заставляющие оставить роль ребен-
ка, являются неотъемлемой характеристикой его природы, ис-
пользование фобической защиты препятствует взрослению и
заставляет человека избегать именно те ситуации, которые мог-
ли бы побудить его расстаться с безопасной позицией вечного
ребенка. Он ненавидит школу и не любит вечеринки и танцы,
очереди и общественный транспорт, — не только потому, что
все это происходит на чужой территории, но и потому, что тут
востребуются компоненты личности, характеризующиеся ак-
тивностью, инициативностью, взрослостью — то есть тем, что
он пытается в себе не замечать.
C другой стороны, у людей, воспринимающих дом как
тюрьму, а родителей — как тюремщиков, фобическая защита
превращается в нечто другое, и вышеописанные проявления
характеризуют только потенциальных агорафобиков (людей,
испытывающих страх открытого пространства). Для клаустро-
фобической защиты характерно, что именно дом и привычное
окружение вызывает тревогу и бегство, а ощущение безопас-
ности достигается только в открытом пространстве. «Не огра-
83
ничивайте меня» — это девиз клаустрофобика, испытывающе-
го ужас не только при физической замкнутости, но и в отноше-
нии всех социальных ролей, фиксирующих его положение без
возможности что-либо изменить. Как следствие, он избегает
подразумевающие рутину брак или постоянную работу.
Более ярко бегство проявляется в психотической шизоф-
рении, при которой весь внешний мир представляется устра-
шающим, а отстраненность и отчуждение больного становятся
непреодолимыми. Реальная жизнь замещается существованием
в мире фантазий. Здесь также бегство, по крайней мере, частич-
но, совершается от каких-то аспектов Я, а в страшном внешнем
мире спроецированы те импульсы, с которыми шизофреник не в
состоянии справиться. Многие шизофреники уверены в том, что
их преследует устройство, непрерывно облучающее их вредо-
носными лучами и внушающее чужие мысли и чувства. Согласно
классической работе Виктора Тауска (V.Tausk), эта воздействую-
щая сила в действительности является собственным телом боль-
ного, отчуждение от которого делает невозможным восприятие
переживаний как принадлежащих самому человеку. Так как ши-
зофреники, в отличие от фобических больных, весь внешний мир
воспринимают как угрожающий, шизоидное бегство не является
способом избегания особых ситуаций, благодаря чему восста-
навливается ощущение безопасности, но представляет собой по-
пытку совсем уйти от физической реальности и существующих в
ней людей. Поскольку это невозможно, шизофреник не находит
выхода, но отрицает любую значимость для себя физического
мира и реальных людей, и живет в воображаемой реальности
собственной конструкции. Шизофрения, будучи психозом, не
является, строго говоря, предметом настоящего исследования,
но нужно учесть, что бегство от реальности в мир собственной
фантазии наблюдается также у так называемой шизоидной лич-
ности, чьи контакты с окружающими сведены к минимуму, обес-
печивающему только возможность предаваться своим мечтани-
ям без угрозы вторжения в их внутренний мир.
Бегство подразумевает не только движение от опасности, но
и движение к безопасности, и последнее наблюдается как при
84
фобической, так и при шизоидной защите. Фобическая лич-
ность, которую пугает открытое пространство, чувствует себя
уверенно в замкнутом пространстве и дома, и одним из симп-
томов фобии является фобическое убеждение в охранительной
энергии дома или определенных людей, обычно матери или суп-
руга (супруги). Подобное убеждение так же иррационально, как
и представления о вызывающих фобию ситуациях, и люди, от
которых фобическая личность зависима, никаким образом не
отбираются в соответствии со своей реальной силой или качес-
твом отношений с больным. В предисловии упоминалась моло-
дая женщина, которая не могла выйти из дома без сопровожде-
ния своего жениха, с которым пережила автокатастрофу. Хотя
этот инцидент прошел без телесных травм, он испытал панику,
и ей пришлось разрешать ситуацию самостоятельно, звонить в
полицию и оказывать первую помощь пострадавшим пассажи-
рам другой машины. Этот опыт, однако, не способствовал ни
избавлению ее от фобии, ни пересмотру представления о том,
что только жених способен ее защитить. Способность фобичес-
кой ситуации провоцировать тревогу зависит от приобретаемо-
го ею символического значения, возникающего вследствие про-
екции, тот же механизм действует и при формировании образа
безопасной ситуации или опекающего человека. В известном
смысле, фобическая защита представляет собой противополож-
ность обсессивной. Вместо того, чтобы контролировать все на
свете, фобическая личность ощущает себя отданной во власть
судьбы, вечно преследуемой злобными внешними силами, и
способна чувствовать себя в безопасности только под покро-
вительством превосходящей благосклонной силы. И вместо
того, чтобы защищать себя от тревоги за счет интернализации
внеш ней среды, то есть процедуры, ведущей к усилению чувства
ответственности, фобическая личность борется с тревогой пос-
редством самоуничижения, то есть ценой усиления инфантиль-
ного чувства беспомощности. Несомненно, фобическая защита
может быть названа самой наивной из защит, так как воспроиз-
водит элементарную биологическую реакцию — стремление по-
лучить защиту от угрожающей ситуации у матери, а фобию как
85
болезнь можно рассматривать как проявление конфликта между
потребностью роста и расставания с матерью, с одной стороны,
и желанием оставаться под ее защитой — с другой. При агора-
фобии потребность роста подвергается отрицанию и проекции,
поэтому те ситуации, которые предоставляют условия для уп-
рочения доверия к себе, представляются личности угрожающи-
ми. В то же время при клаустрофобии отрицается и проециру-
ется стремление оставаться под защитой, поэтому те ситуации,
которые в норме были бы приятными, так как дают ощущение
уюта и безопасности, воспринимаются как подавляющие.
Шизоидная защита может рассматриваться как переходная
форма между обсессивной и фобической. Подобно фобичес-
кой личности, шизоид относится к внешнему миру как к уг-
рожающему и находящемуся под его контролем, и проявляет
тенденцию к отчуждению от реальности; однако он утрачивает
уравновешивающую этот страх убежденность в том, что среди
внешних сил существуют благожелательно настроенные к нему.
Таким образом, окружающий мир для него абсолютно вражде-
бен, и единственным безопасным местом является сфера его
собственного воображения. Подозревая всех окружающих, он
вместо идеализации определенного персонажа из реального
окружения, которому приписывается функция защищающей
материнской фигуры, идеализирует самого себя, воображая
себя всемогущим и не нуждающимся в защите. В сильно выра-
женных случаях это приводит к мании величия, при которой
больные считают себя некими очень значительными лицами.
У Фрейда есть работа, посвященная анализу случая мужчины,
заявлявшего, что он — правитель Тасмании, а автор настоящей
книги работал с пациентом, считавшим себя императором Авс-
тралии. Процесс «самоидеализации» напоминает обсессивную
защиту своей зависимостью от механизма интернализации, а
также отношением к словам и мыслям как к реальности, чем на
самом деле характеризуются только их объективные референ-
ты. Однако шизоидная защита отличается от обсессивной тем,
что шизоидная личность не предпринимает попыток побудить
реальных людей играть придуманные роли, шизоид ограничи-
86
вает себя установлением власти на территории, которая явля-
ется полностью выдуманной им самим.
Хотя и фобическая, и шизоидная защиты являются формами
бегства от опасности, те угрозы личностной целостности, ко-
торые провоцируют их возникновение, действуют, по-видимо-
му, разными путями. Фобии возникают у людей, чье воспита-
ние проходило под знаком гиперопеки со стороны родителей,
которые провоцировали тревогу, описывая угрожающий вне-
шний мир, или воспринимая рост уверенности ребенка в себе
как признаки утраты собственного авторитета, но при этом не
подавляли человеческого достоинства и спонтанности своих
отпрысков, пока те были детьми. Шизоиды, по-видимому, вос-
питываются родителями, которые весьма мало, если вообще
обращали внимание на то, что ребенок — это личность; литера-
тура, посвященная шизофрении, переполнена сообщениями о
«шизофреногенных» (провоцирующих шизофрению) матерях,
иногда отцах, которые относились к своим детям как к авто-
матам или куклам, существующим только для того, чтобы под-
чиняться родителям. Эти родители, кажется, и не подозрева-
ют, что у ребенка есть собственные мысли, чувства и желания.
Результатом такого различия в условиях воспитания является
формирование у фобических личностей способности подде-
рживать отношения, пока они находятся в подчиненном поло-
жении, и возникновение тревоги в ситуациях, которые могли
бы способствовать развитию самодостаточности. У шизоидов
способность к контактам отсутствует в принципе, и любая
инициатива со стороны окружающих вызывает только подоз-
рение. Они ведут себя так, будто их окружают не представители
их вида, а хищники, всегда готовые к нападению.
Подчинение и истерическая защита
Хотя мнение о том, что представители одного вида время от
времени сражаются друг с другом за территорию или пару, до-
статочно распространено. Исследования этологического на-
правления зоопсихологии, проведенные в естественных, а не в
87
лабораторных условиях, показали, что на самом деле внутриви-
довая борьба — явление достаточно редкое. Согласно Тинбер-
гену (Tinbergen), проявление силы в поединках животных обыч-
но ограничиваются угрозами и обманными действиями, более
сильное животное принимает устрашающие позы, скалит зубы,
зрительно увеличивает размеры своего тела, топорща уши, еро-
ша шерсть и поднимая хвост, а более слабое демонстрирует
подчинение, уменьшаясь в размерах, для чего припадает к зем-
ле, опускает хвост и прижимает уши. «В итоге подчиненный из-
гоняется, а победившая сторона достигает своего без особого
ущерба» (С.Барнетт). «И в настоящем бою проигравший волк, —
пишет Лоренц (Lorenz), — просит и получает пощаду».
Много похожего можно наблюдать, когда мерятся силой пред-
ставители человеческого рода. Когда мы уверены в себе, полны
собственного достоинства, испытываем ощущения своей влас-
ти, то мы пытаемся навязать свою волю другим, мы повышаем
голос, выпрямляемся во весь рост и вообще делаем все, чтобы
усилить производимое на окружающих впечатление. Если же нас
переполняют другие ощущения — смущение, подобострастие,
желание смягчить гнев кого-то, кто сильнее нас, мы склоняем
голову, говорим тише или преклоняем колени — метафорически
или вполне физически. Обладая самосознанием, человек может
имитировать, в случае необходимости, и бόльшую самоуверен-
ность, и бόльшую униженность, чем переживает на самом деле,
и это только делает соревнование и борьбу за власть более тон-
кой, а применение физической силы, и тем более, смертельный
исход — все реже наблюдающимися явлениями.
Уверенная поза является формой агрессии или демонстра-
ции превосходства и не может считаться невротической, а вот
имитация уверенности в ряде случаев — может. Точно так же,
подчинение вообще не невротично; это единственно возмож-
ная реакция в ситуации, когда субъект по своим физическим,
психологическим или социальным характеристикам занима-
ет подчиненную позицию и не может выбирать, но вынужден
«поджать хвост». Столкновение воль при этом не приводит к
окончательной победе одного из участников конфликта, как
88
это происходит в мире животных, так как цели, преследуемые
людьми, сложны и неоднозначны; в результате конфликты по-
рождают компромиссы, в которых обе стороны кое-что вы-
игрывают и получают возможность не терять лицо. Также во-
обще не всегда понятно, какая из сторон доминирует, так как
физические, психологические и социальные факторы, опреде-
ляющие положение в социуме, сильно варьируют. Если робкий
и болезненный школьный учитель должен отстаивать свой ав-
торитет при столкновении с самоуверенным восемнадцатилет-
ним хулиганом, непонятно, кому будет принадлежать победа и
кто почувствует себя маленьким по завершении общения.
Однако, длительность биологического детства человека,
которое еще удлиняется благодаря социальным санкциям, поз-
воляющим родителям сохранять полноту финансового и пра-
вового контроля над физически взрослыми детьми, создает
ситуацию, когда внутрисемейные столкновения воль (включая
эдипову конкуренцию между отцом и сыном, матерью и до-
черью) могут быть разрешены благодаря привычной детской
подчиненности, находящей свое продолжение и во взрослой
жизни и создающей основу истерической защиты. Склонность
детей играть подчиненную роль особенно усилилась в виктори-
анскую эпоху, когда многие родители привлекали Бога в качес-
тве источника своего авторитета и использовали религиозную
обрядность в целях подавления детской воли.
Реакция подчинения в ситуации конкуренции порождает
невротическую пассивность. В ситуациях, когда адекватным
является уверенное и энергичное поведение, невротически
пассивный человек выглядит слабым, заискивающим, неуспеш-
ным. У таких людей тревога порождается не только ситуацией
актуального соревнования, но и опытом предшествующей кон-
куренции.
Крайняя форма невротической пассивности, выражающая-
ся не только в социальной неуспешности, но и в сексуальной
неполноценности, наблюдается у мужчин, которые с детства
усвоили подчиненную позицию как реакцию на активность,
маскулинность, доминантность со стороны матери, и, таким
89
образом, пассивны по отношению к женщинам, что препятс-
твует гетеросексуальной активности. Принятие подчиненной
роли может также заставить пассивного мужчину жениться на
активной доминантной женщине, с которой возможно воспро-
изводить привычные с детства ситуации; такие браки можно
считать успешными только с натяжкой.
Пассивные мужчины часто описываются как люди женс-
твенные или скрытые гомосексуалисты, но «женственность»
представляется более подходящим определением, поскольку
усвоенный образ и проявляемая беспомощность более харак-
терны для невротичных, нежели для здоровых женщин, а скры-
тая гомосексуальность в процессе психотерапии не выявляет-
ся. Подчинение как защита, используемая мужчинами, должна
быть в общем признана истерической, если такое применение
слова, производного от греческого термина, обозначающего
матку, не вызывает сопротивление при отнесении его к пред-
ставителям сильного пола.
В некотором отношении, однако, истерическая защита или
защита посредством покорности, гораздо четче проявляется
у мужчин, чем у женщин, хотя у вторых картина осложняется
традиционными представлениями о женщинах как о «естест-
венно» пассивных и подчиненных и теми предположениями, в
соответствии с которыми некоторые женщины в присутствии
мужчин, не видя причин для уступки, все-таки им подчиняют-
ся. Это побудило некоторых психологов, в том числе Фрейда,
трактовать женскую адаптивность и реактивность в терминах
пассивности и мазохизма. Однако, если и отвергнуть идею о
том, что женщина — существо по сути своей подчиненное и
истеричное, следует признать, что существует класс женщин,
считающих себя в принципе побежденными и последователь-
но занимающих подчиненную позицию и по отношению к муж-
чинами, и по отношению к другим женщинам, и чьи характе-
ристики аналогичны описанным выше для пассивных мужчин.
Такие женщины позволяют мужчинам обращаться с собой как
с половой тряпкой, или в лучшем случае — как с куклой, и не-
способны отстаивать права на самостоятельность (я знаю мо-
90
лодую женщину, которая согласилась на стерилизацию только
потому, что ее муж не любит детей) и отказываются от любой
конкуренции с другими женщинами. Они позволяют властво-
вать над собой, считающим их собственностью, родителям или
эгоистичным мужьям и готовы все переносить и все прощать.
Как и в случае с инертными мужчинами, невротическая подчи-
ненность у женщин определяется не столько текущей трево-
гой, вызываемой необходимостью соответствовать ожиданиям
мужчин или при конкуренции с женщинами, сколько резуль-
татом предшествующих актов подчинения в детстве, которые
унижали чувство собственного достоинства и вынуждали иг-
норировать все возможности независимого поведения. В итоге,
любая ситуация взрослой жизни, требующая такого поведения,
воспринимается не с естественным волнением, но как сигнал
опасности, связанной с подавленной враждебностью. Если, как
это иногда случается в процессе психотерапии, прежде покор-
ная женщина внезапно начнет отстаивать свои права, это ста-
новится катастрофой для тех, кто привык к ее послушанию.
Усвоение истерической защиты не устраняет агрессию и не
уничтожает уверенность в себе, но загоняет их вовнутрь, и у
людей, интенсивно использующих такую защиту, вытесненное
проявляется в сильно искаженных формах. Если процесс пре-
рывистый, то наблюдаются кратковременные и бесплодные
«истерические» приступы гнева, или возникает новая форма са-
мой роли подчиненного, посредством которой осуществляется
контроль над окружающими, которым внушается чувство вины,
или же признание себя проигравшим, что служит оправданием
применения скрытых методов манипулирования окружающи-
ми. В последнем случае в тех ситуациях, где уважающий себя
человек ведет себя прямо и открыто, используемая невротиком
ложь оставляет впечатление неприглядности и непорядочнос-
ти, вызываемой истерическим поведением, — впечатление, вы-
раженное французским неврологом Лерми (L’hermitte) в форму-
лировке: «истерия — мать обмана и мошенничества». Хорошо
известна такая форма истерической лжи, как истерическая кон-
версия симптомов при симуляции физического заболевания.
91
Исходя из осознаваемых представлений о том, что он сам слаб и
жалок, никому не интересен, истерик может пытаться привлечь
внимание к себе, преувеличивая свою слабость и используя
идею болезни как орудие для управления другими или призыва
к милосердию. В таких ситуациях, где уверенный в себе чело-
век от чего-либо открыто отказывается или дает свое согласие,
истерик становится больным и, благодаря этому, неспособным
что-то решать. Если человека обвиняют в симуляции или при-
творстве, то прежде всего для понимания каждого случая необ-
ходимо принять во внимание те обстоятельства, которые заста-
вили его прибегнуть к такому унизительному способу выхода из
затруднительного положения. Обвинение, чаще всего, бывает
несправедливо еще и потому, что мы не знаем всех мотивов, ко-
торыми руководствуется истерик в своем поведении.
Мы упоминали, что применения техники подчиненного по-
ложения может использоваться истериком для контроля над
теми, кого он считает сильнее себя, и которым он не в силах
открыто навязывать свою волю или общаться на равных. Такой
способ реакции подчинения мы обозначаем как следствие не-
удач в детской борьбе за любовь, внимание и власть. Пережи-
вание таких неудач ведет к двум психологическим проблемам:
практической и эмоциональной. Первая связана с тем, как че-
ловеку выживать в мире, где каждый видится более сильным
и имеющим больше прав, чем он сам. Вторая проблема — как
удерживать в подавленном состоянии враждебность и чувство
обиды, порождаемые необходимостью играть роль подчинен-
ного. Истерические симптомы помогают и в практическом, и в
эмоциональном плане, что позволяет беспомощность превра-
щать в инструмент давления, а с другой стороны, выводят из
строя все механизмы, с помощью которых агрессивный человек
открыто может дать выход своей враждебности. Так, во время
лечения одна пациентка психоаналитика чувствовала униже-
ние при окончании каждого сеанса, поскольку эти моменты
демонстрировали отсутствие власти над психотерапевтом. По
завершении одного такого сеанса у нее парализовало обе ноги.
Это не просто позволило ей дольше, чем было предусмотрено,
92
оставаться на кушетке, но и создать впечатление больной на-
столько, что ее нельзя было оставить без помощи, благодаря
этому она также избавилась от возможности пнуть ногой или
ударить своего психоаналитика. В конце другого сеанса та же
пациентка потеряла голос (истерическая афония). В данном
случае опять психоаналитика заставляли почувствовать себя
бессердечным, позволяющим уходить человеку с серьезными
нарушениями; в то же время потеря голоса освободила ее от
возможности выразить свое возмущение. Это было также фор-
мой бойкота: если он не хочет говорить с ней, то она не хочет —
не может — говорить вообще.
Сексуальные расстройства, от которых страдают истеричные
женщины, также выполняют двойную функцию, хотя аналитик
не может наблюдать это непосредственно. Убеждение в своей
фригидности и в том, что мужчины сильнее и важнее женщин,
позволяет им воздерживаться от того, чего, как они уверены,
в их жизни никогда не было и не будет, и получать власть над
мужчинами посредством этого самого воздержания. Одновре-
менно такая позиция предотвращает опасность спонтанного
выражения чувств, при котором бы возникло искушение дать
волю и враждебности, и любви. Символически это отражает
также полное поражение в эдиповой конкуренции с матерью и,
как следствие, невозможность обладания собственным мужем.
Инфантильное ощущение проигрыша возрастает по достиже-
нии девушкой зрелости, что совпадает со средними годами ее
матери; посредством акта сексуального отречения, несмотря на
реальные возможности конкуренции, девушки избегают прояв-
ления материнской зависти и ревности. В современном обще-
стве, настраивающем женщину на карьерный успех, такое при-
нятие поражения от матери часто маскируется представлением
о преимуществах маскулинной роли. В английском языке нет
слова, находящегося в таком же отношении к понятию «мужес-
твенность», как «женоподобие» и «женственность»; при этом
многие успешные деловые женщины выдают неестественность
своей маскулинности, демонстрируя своеобразные, не свойс-
твенные настоящим мужчинам резкость и решительность.
93
В этом смысле истерическая защита, в чем убеждает не
столько литература, сколько практика, заключается в привле-
чении внимания, что объясняется спецификой детских пережи-
ваний, создающих предрасположенность к истерии. Согласно
положению Фрейда, истерические женщины страдают завис-
тью к пенису, а более поздняя литература содержит указание
на важность доминирования со стороны и страха к доэдиповой
«фаллической» матери. Обе формулировки предполагают, что
будущая истеричка чувствовала себя под властью более силь-
ных личностей, и могут быть сведены к одной, если исполь-
зовать понятие чувства поражения и принятие подчиненной
роли, что переживается жертвой на сознательном уровне как
беспомощность и неадекватность, а на неосознаваемом уров-
не — как зависть и возмущение. В моей практике все истери-
ки — и мужчины, и женщины, — в детстве имели опыт глубоких
переживаний собственной незначимости, а их родители были
преимущественно озабочены своими собственными проблема-
ми. Их передавали няням очень рано, если не с самого рожде-
ния, поскорее отправляли в закрытые школы или монастыри,
и часто не забирали даже на каникулы, развозили по бабушкам
или одиноким тетушкам, которым было скучно без ребенка в
доме, и забирали обратно, когда их присутствие надоедало. У
девочек не было и тени сомнения в том, что их братья гораздо
более значимы, и что в реальный мир, принадлежащий мужчи-
нам, им входа нет. В отличие от сверхопекаемых фобических
личностей и шизоидов, воспитывавшихся в условиях ригид-
ных родительских установок, игнорирующих чувства детей,
истериками в детстве помыкали и пренебрегали, хотя их часто
баловали, подкупая дорогими подарками, но в эмоциональном
отношении отрицая и отвергая как личность.
В трех предыдущих разделах мы попытались найти связи
между обсессивной, фобической, шизоидной и истерической
формами защиты и тремя биологическими реакциями: агрес-
сией, бегством и подчинением. При этом в целях наглядности
картина была упрощена, и сейчас настало время это обсудить.
Во-первых, описание защит выглядит так, как если бы они су-
94
ществовали изолированно друг от друга, то есть одна защита
исключала бы наличие других. Однако это не так. На первый
взгляд «чистые» обсессивные или истерические личности при
более тщательном рассмотрении проявляют признаки других
защит. Психоаналитики, имеющие с ограниченным кругом па-
циентов близкий контакт, позволяющий узнать их достаточно
хорошо, часто довольно скептически относятся к диагности-
ческим ярлыкам, но психиатры, работающие с пациентами и
обязанные формулировать диагноз, прогноз и давать рекомен-
дации по лечению, иногда на основе единственной беседы, как
правило, не испытывают затруднений при определении, какая
из перечисленных защит является доминирующей.
Во-вторых, каждая защита была описана так, как если бы она
определялась бы единственной биологической реакцией. Это
тоже не так: обсессивная защита подразумевает не только власть
над собой и окружающими, но и подчинение по отношению к
интернализованному авторитету, который отдает команды по
управлению эмоциями. Фобическая защита не исчерпывается
бегством во внутренний мир, но включает в себя подчинение ин-
тернализованной заповеди: «Не взрослей!». Шизоидная защита
позволяет расти и расцветать властности в сфере фантазии; в ис-
терической защите присутствует вытесненное противостояние
авторитету и попытка выйти из-под его контроля. Таким обра-
зом, описанные защиты должны рассматриваться не как простые
психологические эквиваленты частных изолированных биологи-
ческих реакций, но как сложные стратегии, в которых отдельные
реактивные компоненты агрессии, бегства или подчинения име-
ют центральное значение. Командующие армиями не могут про-
водить кампании, отдавая приказы только об атаках или только
об отступлениях; та или иная тактика приобретает значимость
только в рамках общей стратегии, и атака одного подразделения
может прикрывать отступление другого, а сдача одной позиции
позволяет защитить другую. Но, как некоторые генералы пред-
почитают одну из стратегий, так и невротик отстаивает целост-
ность своей личности в борьбе с воображаемыми или реальны-
ми угрозами, тяготея к характерному способу защиты.
|