Забота о себе

д.). Возражения же против внебрачных связей (не только у женщин, конечно, но

равно и у мужчин) вызваны стремлением избежать осложнений, связанных с

незаконными наследниками. Несколько упрощая, можно предположить, что

классические тексты рассматривают синтез матримониальных и сексуальных

отношений, исходя, в первую очередь, из соображений деторождения, и ни

природа половых актов сама по себе, ни сущность брака как таковая отнюдь не

исключают возможность получения удовольствий (по крайней мере, для мужчин)

вне рамок супружеской близости. Помимо проблемы незаконнорожденных детей и

необходимости учитывать этическое требование владения собой, не было причин,

обязывающих мужчину, хотя бы и женатого, связывать все свои сексуальные

удовольствия с собственной супругой,-- и только с ней.

Итак, за ригоризмом брачной морали, сложившейся, как мы уже знаем, на

протяжении первых веков нашей эры, встает явление, которое можно назвать

своего рода "осупружествлением" сексуальных связей,-- осупружествлением

прямым и, в то же время, обратным. Прямое осупружествление предполагает, что

природа половых отношений исключает возможность близости вне брака.

Обратимость же означает, что природа супружеских связей избавляет от

необходимости искать любовные удовольствия в другом месте. Следовательно,

сексуальная деятельность должна стремиться к растворению в браке, причем, с

полным основанием, а не только во имя обеспечения законного потомства. Такое

растворение -- или, скорее, движение к растворению, не лишенное некоторых

противоречий и возможных исключений,-- проявляется в выработке двух

принципов:

с одной стороны, сексуальные удовольствия как таковые не могут быть

признаны вне брака, тем самым на практике они не-

стороны, для жены, в силу специфики супружеских отношений, оскорбительна не

только утрата своего статуса, но и тот простой факт, что ее муж может

испытывать удовольствие с другой, а не с ней.

1. Разумеется, утверждения, в которых безоговорочно осуждаются любые

половые акты, совершенные вне узаконивающего их брака, встречаются редко.

Холостой мужчина, соблюдающий меру и уважительно относящийся к обычаям,

законам и правам других, может предаваться удовольствиям как хочет: и

действительно, при всей строгости морали, было бы весьма непросто принудить

его к полному воздержанию, поскольку он не связан брачными обязательствами.

Так, одна лишь "безупречность нрава", по словам Сенеки, вынуждала сына

Марции избегать готовых совратить его женщин, "когда ж испорченность

некоторых из них дошла до того, что они попытались соблазнить его, он был

так пристыжен, точно согрешил [quasi peccasset] уже тем, что

понравился"1. Еще пример: Дион Хрисостом был весьма строг к

проституции и порицал "сводников" прежде всего за то, что они "устраивают

любовные связи, в которых нет любви", "служат похоти, не вызванной

страстью", и силой принуждают людей к [разврату]; вместе с тем, искренне

желая уничтожения этого института в "добропорядочном полисе", он, однако, не

думает, будто "старые обычаи и пороки", издавна и глубоко поразившие

человека, можно искоренить в одночасье2. Марк Аврелий гордится

своей сексуальной сдержанностью: он не только "сберег юность свою и не стал

мужчиной до поры, но еще и прихватил этого времени"; подобные высказывания

определенно свидетельствуют о том, что его добродетель заключается не в

воздержании от удовольствий до брака, но в самообладании, достаточном, чтобы

дожидаться дольше, нежели это принято, возможности вкушать плотские

удовольствия3. Эпик-тетов идеал также предполагает отказ от

сексуальных отношений вне брака в пользу матримониальной близости, но у него

1 Сенека. Утешение к Марции, 24.

2 Дион. из Прусы. Речи, VII, 133 сл.

3 Марк Аврелий. Размышления, I, 17.

своей непорочностью: "Что касается любовных наслаждений, то лучше бы по

возможности приберечь невинность до брака; но в этой склонности не

переступай пределов дозволенного, не докучай тому, кто чинит иначе, не

поучай его и не провозглашай повсюду, что сам-то ты не таков"1.

Призывая соблюдать в половых сношениях крайнюю умеренность, Эпиктет

оправдывает ее не формой брака, соответствующими правами и обязанностями или

супружеским обетом; он объясняет ее долгом перед самим собой, потому что в

каждом из нас есть часть бога, и надлежит чтить начало, которое временно

обитает в теле, беречь его на всем протяжении нашего бренного существования.

Таким образом, скорее память о том, кто мы суть, нежели осознание связи с

другим, служит постоянным источником строгости: "Не хочешь ли ты помнить,

когда ты ешь -- как кто ты ешь и кого ты кормишь? Когда ты вступаешь в связь

-- как кто ты вступаешь? Когда -- в общение? Когда ты упражняешься, когда ты

разговариваешь, не знаешь ли ты, что бога ты кормишь, бога ты упражняешь?

<...> Даже при статуе бога ты не осмелился бы делать что-нибудь то,

что делаешь ты. А при самом боге внутри, и видящем все и слышащем, не

стыдишься ли ты, помышляя и делая это, ты, несознающий своей природы и

навлекающий на себя гнев бога?"2.

сексуальной деятельности, осуждая любые половые отношения, которые

происходят вне брака и не преследуют присущие ему цели. Соответствующее

место в трактате об aphrodisia, сохранившемся у Стобея, начинается с обычной

критики распутной жизни -- жизни, которая, не в силах должным образом

овладеть собой, вовлекается в нескончаемую погоню за редкими изысканными

наслаждениями и "постыдными отношениями". К этому банальному упреку Мусоний

прилагает в качестве своего рода положительного предписания определение

aphrodisia dikai,-- законных удовольствий, которым партнеры предаются в

браке, ради рождения детей (ta en gamoi kai epi genesei paid on

sunteloumena). Затем он четко фор-
________________

1 Epictet. Manuale, XXXIII, 8.

2 Эпиктет. Беседы, II, VIII, 2,14.
182
мулирует два вытекающих отсюда положения: либо внебрачная связь

возникает вследствие измены-moicheia и, стало быть, нет ничего более

противного закону (paranomotatai), нежели такого рода отношения; либо она не

сопряжена ни с какой изменой, но тем не менее "лишена того, что делало бы ее

сообразной закону" и потому постыдна, а в ее истоке лежит

разврат1. Супружество, таким образом, является условием

законности сексуальной деятельности.

Древнее представление о том, что слишком сильная страсть к

удовольствиям противоречит требованию господства над собой, отделено очень

важной гранью от принципа, признающего законными лишь те удовольствия,

которые получены в рамках матримониального института. Мусоний Руф эту грань

переходит и в результате приходит к выводам, вполне заслуживающим нашего

внимания, хотя многие из его современников, по всей видимости, нашли бы их

несколько парадоксальными. Он сам формулирует их, как бы упреждая возможные

возражения и кривотолки. Итак, подлежит ли какому либо осуждению физическая

близость между двумя людьми, свободными от брачных уз?-- "Вступая в связь с

гетерой или с незамужней женщиной, [холостой] мужчина не нарушает ничьих

прав, а также никого не лишает надежд на потомство". Но и в этом случае на

нем лежит вина, поскольку проступок он все же совершает, подобно тому, как

можно впасть в грех и несправедливость, не причинив вреда окружающим:

достаточно лишь замараться и, "точно свинья, довлеть собственной

грязи"2. Среди следствий этой концепции, устанавливающей

сущностную зависимость между браком и сексуальной деятельностью, необходимо

упомянуть также неприятие Мусонием контрацепции, практика которой,-- пишет

он в тексте, посвященном вопросу о том, всех ли детей следует растить,--

противоречит законам полисов, регулирующим численность населения; вредная

для индивидуумов (поскольку потомство это благо!), она посягает также и на

вселенский порядок, угодный богам: "Неужели мы не грешим против отеческих

богов и самого Юпитера, покровителя семьи, когда позволяем творить такие

дела? Ведь как ес-

1 Musonius Rufus. Reliquiae, XII.

2 Ibid.

183
ли кто плохо обойдется с гостем, то согрешит против Юпитера, бога

поступит с другом, то согрешит против Юпитера, бога дружбы, так же и тот,

кто бесчестно поступает со своим потомством, грешит против отеческих богов и

против Юпитера, покровителя семьи"1.

что плотские удовольствия сами по себе суть скверна, и только законная форма

брака (с возможным потомством) делает его приемлемым. Ведь Климент

Александрийский, несомненно, использовал этот пассаж Мусония во второй книге

Педагога2. Но хотя сам Мусоний, подобно большинству древних

моралистов, за исключением киников, действительно считал, что публичная

практика такого рода постыдна, все же было б очевидным и грубым искажением

его доктрины приписывать ему точку зрения, согласно которой секс это зло, а

институт брака учрежден затем, чтобы его реабилитировать и ввести в строгие

рамки необходимости. Если Мусоний находит предосудительной любую внебрачную

близость, то не потому, что считает, будто благодаря супружеским узам

половые отношения избавляются от присущего им оттенка греховности, но потому

только, что для человеческого существа, рационального и социального, половой

акт по своей природе вписан в рамки брака и нацелен на произведение

законного потомства. Половой акт, супружеские узы, потомство, семья, полис,

более того, человеческое сообщество...-- в этом ряду связанных между собой

элементов бытие человека обретает рациональную форму. Искать удовольствий

вне брака и ради иных целей означает в действительности посягать на самое

сущность рода людского. Скверна не в половом акте как таковом, но в

"разврате", отделяющем его от брака, в котором соитие только и способно

найти свою естественную форму и рациональную цель. В этой перспективе брак

оказывается единственным законным основанием сексуальной близости между

людьми и использования человеком aphrodisia.

______________

1 Ibid. XV. Нунан (Noonan) цитирует и комментирует этот текст в

Contraception et manage(P. 66-- 67).

2 Климент Александрийский. Педагог, 11, 10.
184
2. Такая сущностная принадлежность сексуальных отношений и удовольствий

к [сфере] законного брака объясняет и новую проблематизацию измены, и

наметившуюся взаимную потребность в сохранении физической верности.

Известно, что прелюбодеяние подлежало юридическому осуждению и

моральному порицанию как несправедливость, содеянная мужчиной по отношению к

человеку, жену которого он совратил. Следовательно, внебрачные связи

предосудительны в той и только в той мере, в какой участницей их выступает

замужняя женщина,-- женат ли мужчина, в данном случае значения не имеет.

Иными словами, обман и ущерб касались двух мужчин: того, кто овладел

женщиной, и того, кто обладал ею на .законных основаниях1.

Понимание измены исключительно как посягательства на права мужа было

настолько распространенным, что встречается даже у такого взыскательного

моралиста, как Эпиктет . В беседе о том, что "человек рожден для честности

[pistis]", принимает участие и некий philologos,-- "один из слывущих

просвещенными", который некогда был "застигнут в прелюбодеянии". [В

оправдание] он ссылается на учение Архедема об общности жен. Эпиктетовы

возражения касаются двух пунктов. Прелюбодействуя, человек прежде всего

нарушает начало честности, для которой он был рожден,-- говорит Эпиктет, не

сводя, впрочем, эту "честность" к институту брака (более того, формальный

союз здесь не самое главное) и описывая ее как связь мужчины со своими

родными, друзьями и согражданами. С этой точки зрения прелюбодеяние порочно,

ибо разрывает ткань мужских взаимоотношений, вынуждающих каждого не только

уважать другого, но и сознавать самого себя: "Но если <...> отбросив

эту честность, для которой мы рождены, коварно домогаемся жены соседа,-- что

мы делаем? Да что иное, как утрачиваем и уничтожаем? Кого? Честного,

совестливого, благочестивого. Только ли это? А добрососедство разве не

уничтожаем, дружбу не уничтожаем, полис не уничтожаем?"3.

Прелюбодеяние -- это покушение на самое человеческую сущность, и свою, и

других мужчин.
____________

1 М. Foucault. L'usage des plaisirs.-- Chap. III.

2 Эпиктет. Беседы, II, IV, 2-- 3.

3 Там же.

вопреки ей, некоторые рассуждения, посвященные браку, содержат намного более

строгие (в обоих смыслах) требования, все чаще использующие принцип

симметрии между мужчиной и женщиной, оправдывая его тем уважением, которое

питают друг к другу супруги, связанные тесными узами. Касаясь такого рода

"спасительных истин", известных в общих чертах, но на деле усвоенных плохо и

потому не оказывающих воздействия на наши поступки, Сенека напоминает

адресату о •строгой симметричности дружеских обязательств и долга

супружеской верности: "Ты знаешь, что дружбу нужно чтить свято, но не

делаешь этого. Знаешь, и что бесчестно требовать от жены целомудрия, а

самому совращать чужих жен. Знаешь, и что ни ей нельзя иметь дело с

любовником, ни тебе с наложницей,-- а сам не поступаешь так"1.

сформулирует Мусоний в пространном рассуждении из трактата Peri aphrodisia,

посвященном доказательству того, что только брак может превратить половые

отношения в естественную законную связь2. Он рассматривает так

называемую "проблему служанки": рабыня как сексуальный объект считалась

настолько несомненной принадлежностью дома, что казалось едва ли возможным

запретить пользоваться ею женатому мужчине. Однако Мусоний как раз и хочет

ввести такой запрет,-- если даже, замечает он, рабыня не замужем (заключаем

отсюда, что семья рабов пользовалась в доме правом на некоторое уважение).

Обоснованию его требования служит принцип симметрии, точнее, весьма сложная

игра между симметрией в порядке права и превосходством в порядке

обязанности. С одной стороны, допустима ли связь мужа со служанкой, если он

не признает за своей супругой права вступать в отношения со слугой? Правом,

которое не признается за одной из сторон, не может обладать и другая

сторона. И если Мусоний считает законным и естественным, что в руководстве

семьей у мужчины больше прав, чем у женщины, то в сексуальных отношениях и

удовольствиях он сторонник строгой симметрии. С другой сто-
______________

1 Сенека. Нравственные письма, XCIV, 26.

2 Musonius Rufus. Reliquiae, XII.

186
роны, такая симметрия прав дополняется необходимостью четко обозначить

ведущую роль мужчины в вопросе о моральном превосходстве. Действительно,

если муж, вступая в отношения со служанкой, позволяет себе то, что считает

недопустимым в отношениях жены с рабом, значит женщина способна владеть

собой и управлять своими страстями лучше мужчины, и та, кому назначено быть

ведомой, оказывается сильнее своего предводителя. Поэтому, коль скоро

мужчина хочет и в самом деле первенствовать, ему нужно отказался от всего

того, что запрещено женщине. Это стоическое искусство брака, столь строгую

модель которого создал Мусоний, нуждается в совершенно определенной форме

верности, которая в равной степени обязывала б и жену и мужа: не

довольствуясь запретом на действия, ущемляющие права других мужчин, не

ограничиваясь защитой супруги в ее привилегированном качестве хозяйки дома и

матери от угрозы бесчестья, она представляет супружеский союз как систему,

строго уравновешивающую обязательства сторон в использовании удовольствий.

Предложенное Мусонием полное осупружествление сексуальной практики, и

требование строгой монополии, закрепляющее aphrodisia за браком,

представляют собой несомненное исключение: отсюда кажется, будто искусство

матримониальной жизни целиком стоит на формальном принципе, законе двойного

запрета. Но требование верности, предполагающее известное изменение

модальности поведения и образа действий, проникает и в тексты, авторы

которых не склонны провозглашать излишне суровые правила и озабочены не

столько выработкой тех или иных запретов, сколько укреплением супружеских уз

и сохранением присущих им личностных отношений, любви и взаимоуважения между

мужем и женой. Такого рода верность определяется не законом, но, скорее,

стилем отношений с супругой,-- образом совместной жизни, манерой обращения,

принятой в семье. Полный, насколько это возможно, отказ от внебрачных связей

призван был засвидетельствовать стремление мужа к отношениям нежным и

искренним, требующим умения и, вместе с тем, чуткости; тогда как от жены

ожидали определенной тонкости и даже терпимости в обстоятельствах, с

которыми она обязана была мириться, если уж не могла их совершенно

игнорировать.

переводом Псевдо-Аристотелевой Экономики,, традиционная точка зрения на

положение супруги дополнена призывом к благоразумию и уступчивости. С одной

стороны, автор предписывает мужу заботиться о жене, которая приходит в его

дом "как бы союзницей в рождении детей", и не лишать ее причитающейся

"чести"1. Но он требует также, чтобы супруги удерживали друг

друга от низких, бесчестных поступков и советует мужу относиться к жене "с

уважением, с большой воздержанностью и скромностью" (cum. honestate et cum

multa modestia et timore), избегая как "беспечности", так и "суровости" (пес

neglegens пес severus),-- чувств, которые бывают "между проституткой и

любовником"; "разумный" же муж со своей женой, напротив, справедлив и

"доверчив", а супруга отвечает ему любовью вкупе с подобающей "боязнью",

почтительностью и скромностью2... Отмечая такую верность, автор

текста прямо указывает, что жена должна уступать супругу, когда речь идет о

его ошибках и не таить зла, если он "сгоряча в чем-то был несправедлив к

ней" (si quid vir animae passione ad i psam peccaverit): "Пусть совсем не

жалуется, будто это сделал он, а припишет это болезни и неведению, и

случайным заблуждениям", и чем большее внимание она выкажет в таких случаях,

"тем благодарнее будет тот, за кем ухаживали, после избавления от

болезни"3.

супругам, не прибегая, однако, к формально симметрическим и ригористическим

требованиям: так, если супружескую верность текст вменяет жене в обязанность

как нечто само собою разумеющееся, то, понятно, что и муж, который ищет

удовольствий на стороне, также совершает проступок, впрочем, не слишком

серьезный, хотя, пожалуй, и широко распространенный. И как бы то ни было,

проблему эту семья должна решать сама в своем кругу, исходя из того, какие

чувства связывают супругов, а не из их прав и прерогатив. Мужа Плутарх

призывает воздерживаться от внебрачных связей не только из опасения уронить

достоинство законной супруги, но

1 /Аристотель/. Экономика, III, 2.

2 Там же, III, 3.

3 Там же, III, 1.

188
и дабы не оскорбить и не огорчить ее. Подобно тому, как кошки свирепеют

и бесятся от запаха благовоний,-- говорит Плутарх,-- женщины впадают в

ярость и бешенство от измен своих мужей, потому-то и "несправедливо"

(adikon) причинять им столько горя и страданий ради "мимолетной прихоти";

лучше приближаться к ним непорочным, "чистым" от чужих прикосновений, как

подходят к пчелам, которые "негодуют и бросаются на того, кто только что

имел дело с женщиной"1. В то же время, женщинам он ставит в

пример персидских цариц, которые принимали участие в трапезах вместе, с

мужьями, но уходили, когда те, захмелев, приглашали музыкантш и наложниц:

такая терпимость пристала супруге, и если ее "обыкновенный" муж "иной

раз и согрешит" с гетерой или рабыней, она должна не браниться и

возмущаться, но счесть, что только из уважения к ней супруг сделал

участницей "непристойной разнузданной пьянки" другую2. Таким

образом, супружеский союз, основанный на любви и уважении, гораздо

взыскательней относится к сексуальной деятельности и много строже к

различным формам внебрачной близости, нежели брак как уставная структура.

Требуя от партнеров симметрической верности, он, вместе с тем, создает некое

пространство "полюбовного соглашения", в рамках которого преданность мужа и

благоразумие жены дополняют друг друга, а внебрачные удовольствия мужчины в

этом случае рассматриваются уже не в качестве допустимого осуществления

статусного превосходства, но как своего рода слабость, требующая

преодоления, в частности, еще и потому, что жена относится к ней терпимо,

идет на уступки, которые, не нанося ущерба чести, быть может,

свидетельствуют о любви.

1 Плутарх. Наставление супругам, 44, 144с-- d.

2 Там же, 16, 140b.

3. УДОВОЛЬСТВИЯ В БРАКЕ

Представление о браке как о единственном типе связи, допускающем

aphrodisia, порождает (или должно порождать) ряд вопросов, касающихся места,

роли, формы, предназначения половых актов в игре любовных или уставных

отношений между мужчиной и женщиной.

отведено достойное место, отношение к экономике супружеских удовольствий

отличается крайней сдержанностью. Эта строгая мораль, которой, впрочем,

придерживаются немногие, оставляет за браком монополию на плотские

наслаждения, но не указывает, какие из них допустимы, а каких надлежит

избегать.

И все же два общих принципа упоминаются часто. Первый из них признает,

что супружеские узы, подвластные Афродите, не чужды и Эроту, любовь которого

иные философы пытались было связать лишь с мальчиками. Мусоний, полагавший,

что брак для философа не только не препятствие, но и, напротив, долг,

превозносил величие и достоинство матримониума, напоминая, какие

могущественные боги ему покровительствуют: Гера, прозванная "заступницей

супругов", Афродита, ибо "плотскую связь мужа с женой" именуют Aphrodision

ergon, и, наконец, Эрот (и действительно, где он более уместен, как не в

"законном союзе мужчины и женщины?"). Действуя сообща, три эти силы призваны

"соединить супругов во имя порожденья потомства"1. Плутарх